3. Отголоски в крови
Ночь сгустилась над горами, как тушь, разлитая по небу.
Сяо стоял на карнизе старого замка, откуда некогда взлетали стражи Моракса, и смотрел вниз, в абсолютную тьму. Каменные зубцы под его руками были покрыты инеем. Он не чувствовал холода — тело было чужим, как и все человеческое, что в нём когда-то было.
Внутри — только задача. Только цель. И голос.
Айра.
Он не звал её и не искал. Но связь Алария теперь пульсировала между ними — как заклятие, как клеймо, как незримая нить, что тянется сквозь пространство.
Сначала — шорох.
Потом — взрыв боли.
И наконец, её голос.
«Я хочу, чтобы ты исчез навсегда.»
Он прикрыл глаза. Нет ни раздражения, ни обиды. Только холодная расчетливость, как клинок, выточенный веками.
— Но я уже в тебе, Айра. Мы теперь — одно целое, — произнёс он мысленно, и голос отозвался эхом в ней.
Где-то вдалеке она сжала челюсти. Он это почувствовал — как чувствуют боль чужой раны, если она слишком глубока.
Неприятно. Неудобно. Но — терпимо. Он не хотел её возвращать. Не из желания искупить, не из желания спасти.
И тем более — не из жалости. Жалость была ему чужда.
Нет. Это было необходимо.
Айра была... ключом.
К чему именно — даже он не мог назвать вслух.
Он должен был воскресить её даже ценой её ненависти или ярости.
Пусть даже она возненавидит его до последнего вздоха.
«Ты — сосуд. Я — направляющий. Остальное не имеет значения,» — подумал он.
Но когда её боль разрывалась в его груди — неожиданно, как укус пепельной змеи, — он сжал зубы.
Он не ожидал, что связь будет столь остра. Аларий... Проклятый дух, проклятая кровь. Он всё испортил.
Он снова закрыл глаза. Не для сна — для изоляции. Он не мог позволить её чувствам проникать глубже.
Сейчас — нельзя. Не в этот момент.
Потому что он готовился.
К чему — даже ночь боялась спрашивать.
Он собирал внутри себя тьму, как древний колодец собирает дождь.
Он шёл к чему-то. Шёл долго, сквозь столетия, имена, смерти.
И Айра теперь — часть этого пути. Невольная. Нежеланная.
Но неотъемлемая.
«Пусть ненавидит. Главное, чтобы выжила.»
В другом конце замка, где в полутьме догорал факел, стояла Аделин, давняя знакомая вампира.
Пальцы её касались древней стены, на которой был вырезан символ Алария.
Она чувствовала — связь между ними двоими ожила. Слишком рано. Слишком неосторожно.
— Ты сошёл с плана, — тихо сказала она в темноту.
Из теней вышел Сяо. Молча. Как призрак, с холодом в глазах.
— Ты знал, что она может сойти с ума от связи, — продолжала девушка. — Что если она разорвёт канал, она умрёт. Да нет, вы оба умрете. Это неважно?
Сяо наклонил голову, как будто вслушивался в ветер.
— Она не умрёт, — отрезал он. — Она ненавидит меня слишком сильно. Это удержит её живой дольше, чем жалость.
— Ты используешь её.
— Я использую силу Алария. Она — лишь оболочка. Если она выдержит, она станет мечом. Если сломается — я найду другой путь. Но времени больше нет.
Аделин прищурилась.
— Ты знаешь, что ты становишься таким, как он?
Сяо молча подошёл ближе. Его глаза — бесконечно холодные.
— Не забывай, кто ты, Аделин. Твоя роль — не осуждать. А следить, чтобы Люмин не умерла раньше времени.
— Ты её боишься... — прошептала та.
Он не ответил. Только повернулся и исчез в воздухе, оставляя после себя шлейф темной энергии.
.......
Ночь была холодной, несмотря на укрытие. Хижина знахарки всё ещё держалась на деревянных костях, с травами, свисающими с потолка, и углями, тлеющими в печи. Она дала мне настой — горький, пахнущий болотом и болью. Сказала: «Это притупит связь. На время. Ты должна отдохнуть.»
Я не спала. Я лежала на старой, скрипучей постели под шерстяным покрывалом и чувствовала, как внутри гудит ярость. Как будто вся моя кровь — кипящий металл. Я помнила, как он смотрел на меня. Как сказал: «Теперь ты жива. Но ты будешь меня ненавидеть.»
Он был прав. Я ненавижу.
За то, что вернул меня в этот мир. За то, что заставил вновь дышать, когда всё во мне было уже мёртвым.
«Ты не имел права,» — прошептала я в тишину, сжимая край одеяла.
Пальцы дрожали. Боль в груди отголоском отзывалась на движение. Слишком много вопросов. Слишком мало ответов. И всё, что у меня есть — это огонь. Месть.
Я разрушу его. Пусть всё обрушится, но он падёт первым.
Я уже представила это — как вонзаю клинок в его сердце, как смотрю в глаза, в которых нет ничего, кроме высокомерного спокойствия. Он думает, что выше боли. Думает, что мне всё ещё нужна его жалость.
Глупец.
И тут...
Внутри — будто дрожь.
Словно кто-то провёл пальцем по внутренней стенке моего сознания. Волна холода.
Мысль. Не моя. Чужая. Холодная.
«Ты хочешь моей смерти, но не знаешь, кого убиваешь.»
Я села резко. Лоб — влажный от пота. Сердце стучит, как у зверя, загнанного в угол.
Это был он. Сяо.
«Прекрати.» Я сжала голову руками. «Вон из моей головы.»
«Ты можешь закрыть глаза. Но не уши души.»
Он говорил как будто из глубины. Его голос не был голосом. Он был тенью мысли.
Как будто сама кровь отзывалась на него.
«Зачем ты это делаешь? Ты возродил меня — и теперь следишь за мной? Или это тоже часть твоей игры?»
Молчание.
А потом:
«Ты ищешь правду. Но не готова её принять.»
Я вскочила, опрокинув глиняную чашу на пол. Она разбилась, и знахарка — дремавшая у печи — подняла голову.
— Всё хорошо? — спросила она хрипло, но я не ответила. Я была уже у двери, босиком, на сырой земле.
Небо было затянуто тучами, луны не видно. Только тишина, пронзённая дыханием леса. Я стояла в этом мраке и чувствовала его внутри себя.
Он не говорил больше. Но я знала — он слышит.
«Ты не сломаешь меня, Сяо.»
«Ты и представить не можешь, что я пережила. Ты не знаешь, кем я была. Но узнаешь. Перед самой смертью.»