Безжалостный надзиратель

Лиса

Попытка сексуального селфи номер двадцать, и у меня все еще нет победителя, который бы мне полностью понравился, в фотопленке моего телефона.

— Просто сделай это, — бормочу я, споря сама с собой. — Спонтанность — это хорошо. Ему это понравится. Будь крутой.

Я хожу по кругу уже пять минут, ни к чему не приходя, пока вышагиваю по своей спальне.

Моя школьная форма висит на дверце шкафа на забавном латунном крючке в форме солнца, клетчатая юбка в школьных цветах, зеленом и белом, и черный пиджак с вышитым золотом гербом насмехаются надо мной.

В школе меня называют жестокими прозвищами, потому что я предпочитаю носить форму на пару размеров больше, чтобы скрыть свое тело, в отличие от девочек, которые носят юбки настолько короткие, что их задницы почти видно, а пиджаки облегают их миниатюрные талии. Других учеников называют «крутыми», потому что они нарушают правила ношения формы и носят дизайнерскую одежду, а меня — нет, потому что в их глазах мое бунтарство не заслуживает внимания.

По крайней мере, большую часть времени я для них невидимка.

Сузив глаза на униформу, я поворачиваюсь спиной, где буйство красок на другой стороне комнаты заставляет меня улыбнуться. Стена представляет собой пастельную радугу рисунков на тему выпечки с забавными высказываниями, такими как «Ипеки мир счастливым» и «Счастье по-домашнему».

— Так, сосредоточься и отправляй фотографию, — инструктирую я.

Мой желудок протестует волной бабочек. Все мои позитивные мысли улетучиваются.

Не могу поверить, что проигрываю спор против самой себя. Я резко выдыхаю, сдувая свои надутые щеки вместе с нервами. Сбившийся с пути рыжий локон попадает мне в глаза и нетерпеливым движением я смахиваю его в сторону.

Мне потребовались недели, чтобы набраться смелости для этого шага с Уайетом, симпатичным спасателем в летнем пансионате, куда меня отправили родители. У нас было что— то вроде интрижки. Ну, ладно. Не совсем.

Это было похоже на флирт. Что-то близкое к этому. Мы были на пути к флирту.

По крайней мере, так уверяла меня моя подруга Мэйзи между занятиями йогой и изысканными закусками у костра.

Воздух с шипением вырывается из моих легких в мягком, плоском смехе, который распирает мою грудь.

А ты? Мечтай. Он был просто вежлив. Как сотрудник отеля, он, вероятно, должен был быть таким, как нужно гостям. Даже проявлять романтический интерес.

Я тряхнула головой, чтобы разогнать унылый внутренний голос. Уайетт вел себя не только как хороший парень, и я — чертова богиня, с которой он был бы рад быть.

Забудьте о короткой фигуре девушки с задницей, на которую трудно найти джинсы, о растяжках на бедрах и груди от пубертатного роста и о воспоминаниях о покупках лифчиков, когда мои подруги еще играли в игрушки.

— Богиня, — повторяю я, позволяя этому утверждению дать мне мысленное объятие, необходимое для восстановления моей уверенности.

Мой язык высовывается из уголка рта, когда я не решаюсь нажать на значок сообщения его контакте, где сохранила его имя с волнами. Как будто я забуду о том, как он выглядел в своих красных плавках спасателя с глубоким золотистым загаром. Может, мне стоит сначала написать сообщение на Facebook или в Instagram, чтобы проверить, правильно ли я сохранила его номер?

Я качаю головой. — Будь смелее.

Это мой шанс сохранить нашу крошечную искру до того, как она погаснет. Я должна действовать быстро. Я вернулась в Риджвью за неделю до начала занятий в школе Силвер-Лейк, а Уайетт уехал домой в Колорадо-Спрингс. Дорога вниз займет меньше двух часов, если все получится, но я забегаю вперед.

Сначала я должна взять себя в руки и отправить фотографию.

Я решила. Выпускной год — это мой год. Мне восемнадцать, и пора перестать прятать себя от мира.

Мама может нести свою чушь, пока не покраснеет, но я больше не буду ее слушать.

Из-за закрытой двери раздается вой, а затем приглушенное царапанье.

— Не сегодня, приятель, иди в свою кровать, — говорю я своему ротвейлеру. Это огромная собака, которая обычно ходит за мной по всему дому. Он снова скулит. — В кровать, Константин.

Пес издает звук, похожий на выдох, когда его когти щелкают по коридору.

Я крепче сжимаю мобильный телефон. Фотография, которую я сделала, хороша. Не самая лучшая, но, как и сотни фотографий в секретной папке, это та версия девушки, которой я хочу быть.

Уверенной в себе, сексуальной, владеющей своим извилистым телом.

Несбыточная мечта.

Я дергаю за желтый кардиган из тонкой вязки, который я натянула поверх кружевного ромпера, едва прикрывающего мою грудь. Он создан, чтобы красиво драпироваться на изящных телах с длинными конечностями и грудью гораздо более плоской, чем у меня. Вместо этого ромпер облегает мои большие бедра и поднимается вверх. Слава богу, что есть фотографии, где я могу притвориться, что не пытаюсь выбрать материал, который моя задница съедает каждые две секунды.

Мама не знает, что у меня есть этот ромпер или некоторые другие вещи, спрятанные в шкафу. Мне приходится менять места, где я прячусь, потому что она известный шпион.

На фото — я смотрю на экран телефона спящим взглядом, ресницы трепещут над моими сине-зелеными глазами. Мои темно-рыжие локоны стратегически уложены, чтобы придать прическе бомбовый объем, ниспадают по шее и через одно плечо, когда я наклоняюсь вперед, чтобы продемонстрировать свое декольте. Мои пухлые губы сжаты в «утиные». Ничего не могу с собой поделать, «утиные губы» мой конек, когда я ставлю себя на место в надежде запечатлеть что— то естественное и непринужденное. Это я, и в то же время... нет.

Мой взгляд скользит к зеркалу, и мои плечи опускаются, как только я критически оглядываю свое отражение.

Зеркала и камеры телефонов, должно быть, заключили сделку с дьяволом.

Почему-то отражение и фотографии никогда не совпадают. Может быть, девушка, которой я являюсь в своей секретной папке с фотографиями, существует только в цифровом формате.

Прищурившись, я наклоняюсь ближе. Это...? Да. Это мука в моих волосах. Я погружаю пальцы в свои кудри с возмущенным вздохом и вытряхиваю их, пока смотрю на фотографию. Потрясающе.

Я думала, что очистила себя после выпечки клюквенных пирогов, которые пыталась довести до совершенства, когда вернулась домой из школы, но, должно быть, я что-то упустила. Что еще нового? При моей любви к выпечке я почти всегда перепачкана каким-нибудь ингредиентом.

Итак, попытка номер двадцать один.

На этот раз я вырезаю часть своего лица из кадра и пытаюсь изобразить жеманную ухмылку. Сделав снимок, я выхожу из позы и сажусь на подлокотник мягкого кресла с цветочным принтом у окна, положив на сиденье один из моих бесконечных блокнотов с рецептами.

— Неплохо. — Я наклоняю голову и поджимаю губы. Следующая дилемма приходит мне в голову, и мои глаза расширяются. — Дерьмо.

Я уже набралась смелости с фотографией, но должна ли я сказать что-нибудь или просто отправить фотографию? Что обычно говорят люди, когда отправляют селфи, показывающие их уровень жажды, своему возлюбленному? О боже, я все испорчу. Я так плоха в этом!

Свет фар, светящих в окно, отвлекает меня от минутной паники, когда темно— серебристый внедорожник подъезжает к соседнему дому. Дом Чона. Я — счастливая утка, у которой в соседях не только директор школы, но и его злобный сын, Чон Чонгук. Большую часть времени он игнорирует мое существование, но в те дни, когда это не так, он становится чемпионом крестового похода против меня и моих любимых свитеров.

— О, чертовски здорово, — бормочу я, пригнувшись в кресле, чтобы он не заглянул в мое окно и не подумал, что я подкрадываюсь к нему.

Не хочу рисковать, чтобы Чонгук увидел меня в этом комбинезоне. Никаких бесплатных шоу для этого засранца.

Фары отключаются, когда он паркуется у гаража. Их дом выглядит так, будто он стоит на Голливудских холмах с его разросшимися мощеными террасами, огромными арочными окнами и терракотовой черепичной крышей. Он выделяется на фоне других домов, таких как мой, которые напоминают горные домики и шале с каменными колоннами и темными акцентами. Почти все в нашем городе соответствует той же горной атмосфере. Наш район довольно высококлассный для Риджвью, но дом Чонгука — самый большой на улице.

Перегнувшись через спинку кресла, я заглядываю за прозрачные лавандовые занавески и наблюдаю, как он захлопывает дверь Lexus GX с сумкой футбольных мячей, перекинутой через плечо. От этого его бицепс напрягается, натягивая его зеленую спортивную футболку.

Почему злые парни всегда так выглядят? Он — замаскированный демон с ангельским лицом, поразительными серыми глазами, распущенными светло-каштановыми волосами и опасной, ослепительной улыбкой, с помощью которой он срывает трусики со своих поклонниц. Не то чтобы я знала, как выглядит его очаровательная улыбка вблизи. Я получаю жестокие ухмылки в свой адрес только тогда, когда имею несчастье привлечь его внимание.

Рухнув обратно в кресло, я прикусила губу и выкинула Чон Чонгука из головы. Я девушка с миссией флирта. Он не испортит это для меня.

Пока я постукиваю ногтями по телефону и в задумчивости дергаю губами из стороны в сторону, в моей голове прокручиваются различные варианты. Эй, милый? Я качаю головой. Нет, это уже слишком. Надеюсь, у тебя хороший день? Я стону, проводя рукой по лицу.

— Почему слова такие трудные?

Чучело морского льва на кровати не отвечает. Я ужасна в этом деле. Средний балл 4,0 и все мои навыки выпечки, но я ни хрена не могу флиртовать. Как будто я дефектная, мне не хватает одного или двух социальных навыков, потому что я слушала все то, что мама всегда предупреждала меня о парнях, и бежала в другую сторону, когда один заговаривал со мной.

Кроме одного. Но это ничем хорошим не закончилось.

Я склоняю голову набок, когда мне приходит в голову мысль, пока я погрязаю в жалости к себе. Что бы Чонгук сказал в этой ситуации, если бы собирался заговорить с девушкой, которую хочет?

Мой взгляд устремлен на окно, где горит свет в его спальне. Я знаю, что это его комната, только потому, что он отказывается переодеваться с закрытыми шторами, самовлюбленный эксгибиционист. Возможно, за эти годы я пару раз мельком видела его голую грудь. У него есть пресс, и это совершенно несправедливо.

Понизив голос до более низкого регистра и изображая из себя мачо, я бросаю лукавый взгляд на своего чучела морского льва и говорю: — Детка, ты озаряешь небо своей милой улыбкой.

Проходит несколько тактов тишины, прежде чем я издаю звук, как умирающее животное в своем унижении. Я еще больше погружаюсь в сиденье, желая, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Слава Богу, никто не стал свидетелем этого крушения поезда.

— Я безнадежна!

Со вздохом я поднимаюсь и печатаю скучаю по твоей улыбке. Я жую губу. Неплохо. Может быть, эмодзи? Но опять же, эмодзи меняют смысл с каждым днем.

— Нет.

Я нажимаю на кнопку удаления, стирая сообщение буква за буквой. Разочарование смешивается с тяжелым пузырем в моей груди. Он раздувается, пока не душит меня. Прежде чем закончить удаление сообщения, я позволяю телефону выскользнуть из моей руки и упасть на колени, потирая глаза. Тушь, которую я нанесла, наверняка размазалась, но мне все равно. Я не могу сделать это правильно, так почему это имеет значение?

Безобидный звук, издаваемый компьютером, заставляет меня замереть. О нет. О нет, нет, нет. Черт.

Ужас пронзает меня, когда я пытаюсь перевернуть телефон. Доказательства моей неуклюжей ошибки смотрят на меня, пробивая мой желудок и заставляя его падать быстрее, чем бетонные башмаки тащат кого-то на дно океана.

Лиса: Скучаю по тебе [Фотоприложение]

Сообщение отправлено. Не существует способа отменить отправку сообщений, потому что технологические боги любят посмеяться над нами, несчастными, которые посылают постыдное дерьмо и жалеют об этом в ту же минуту, когда оно отправляется. Может, мне повезет, и он этого не увидит.

Хотя откуда мне знать? Уайетт никогда не производил на меня впечатление человека, который оставляет уведомления о прочтении сообщений включенными. Он может посмотреть на текст, и я никогда не узнаю.

— Черт, — говорю я резким шепотом.

Что, если Уайетт откроет его и возненавидит? Я уже вижу три проблемы с моей фотографией. Больше всего на свете мне хочется вернуть ее назад. Вычеркнуть ее из жизни. Спрятать ее в моей секретной папке.

Я пытаюсь сделать медленный медитативный вдох через нос, как всегда учила Мэйзи, но он застревает в горле, а пульс стучит в ушах.

В голове проносится миллион мыслей. Картинки тоже. Спасибо бурному воображению. Я вижу Уайетта с его давней подружкой, когда он читает мое сообщение. В моей голове они смеются, а я чувствую себя самой большой идиоткой в мире.

Сжимая телефон потными ладонями, я ищу информацию в Интернете, сканируя статьи и результаты с нетерпеливой сосредоточенностью.

Означает ли пульсирующее покалывание в ладонях, что я испытываю всплеск адреналина?

Как отменить отправку текстового сообщения?

Можно ли удалить фотографию с чужого телефона до того, как ее увидит кто— то другой?

В разгар моих бесплодных поисков в верхней части экрана на несколько секунд появляется баннер с уведомлением, а затем исчезает. Волна эмодзи заключает в скобки его имя.

Мое сердце замирает.

Он ответил на сообщение.