Глава 5
Тернер сидел в баре, сжимая в руке стакан с виски, который опустошил за несколько секунд, чувствуя, как алкоголь постепенно разогревает его тело, но не даёт успокоиться мыслям. Он устало огляделся по сторонам, скользнув взглядом по каждому уголку. Люди, сидящие в баре, выглядели так, будто забыли, что такое порядок. Некоторые валялись на полу, другие — на столах, а один заблудившийся парень даже уткнулся в барную стойку, словно пытаясь слиться с её холодным деревом. Повсюду валялась битая посуда, а на полу разливалась кровь, смешиваясь с алкоголем и грязью, будто сам бар утратил всякое приличие.
Час назад
Коннор ехал на машине в сторону бара «У Дэна», пытаясь сосредоточиться на дороге, но мысли о племяннице не давали покоя. Алиса была для него чем-то большим, чем просто родственница. Она была его светом в этом тёмном, запутанном мире, и даже мысль о том, что с ней может случиться что-то плохое, заставляла его сердце сжиматься. Он знал, что рисковать не мог. Джонни говорил, что Алиса в заложниках, и его слова, несмотря на всю их жестокость, всё равно заставили его спешить. Он боялся, что если не успеет вовремя, Алиса не дождётся его. Она могла стать одной из тех, кого заберут, как обычно забирают — тихо и без следа.
Подъехав к бару, Коннор заметил его с первого взгляда. Место выглядело приятно — красивая вывеска, новые шторы, и внешнее оформление тоже не подкачало. Казалось, что это был именно тот бар, куда приходят, чтобы пообщаться, расслабиться и забыться. Но что-то было не так. Внешний вид не мог скрыть атмосферу, которая царила внутри. Он закурил сигарету, наблюдая за огнями вывески. Она освещала его лицо в тусклом свете, и он задумался, что будет, если всё, что он здесь увидит, окажется хуже, чем он мог себе представить.
Он зашёл в бар. Как только он переступил порог, в ноздри ударил резкий запах дешёвого алкоголя и запахи сигарет, сливающиеся в невыносимо знакомое сочетание. Бар был оформлен с хорошим вкусом, но его внутреннее состояние было явно не на высоте. Где-то в углу кто-то хихикал, не в силах остановиться, а всё пространство было наполнено грубой, почти агрессивной энергетикой, как будто все здесь забыли, как это — расслабляться. Это место не давало ощущения уюта. Это был мир для тех, кто что-то скрывает. А может, для тех, кто просто не имеет чего терять.
Он заметил троих мужчин за столом. Они о чём-то оживлённо спорили, и это привлекло его внимание. Но сейчас ему не было дела до других людей. Он двигался прямо к барной стойке, ощущая, как напряжение растёт с каждым шагом. Он сел на свободный стул, не поднимая глаз, и почувствовал, как в груди его начинает сжиматься не только беспокойство о племяннице, но и раздражение, которое он с трудом сдерживал.
— Что будете пить? — спросил бармен, вытирая стаканы. Его голос был вежливым, но с каким-то холодным интересом, как будто он уже привык к таким типам, как Коннор. Он следил за каждым его движением.
— Что-нибудь покрепче, приятель, — ответил Коннор, не отрывая взгляд от экрана телевизора, где шли новости о суде над Джонни. Коннор почувствовал, как его живот сжался при упоминании имени Джонни.
Бармен налил ему стакан виски, и Коннор взял его, не выпуская из руки. Он осушил его за пару секунд, не успев почувствовать вкус. В голове была только мысль: «Нужно действовать. Нужно спасти её».
— Тяжёлый день? — спросил он, наблюдая за Тернером.
— Всё будет в порядке, приятель. Просто ещё не вечер, — ответил Коннор, и его голос прозвучал немного жестче, чем он того хотел. Он не знал, успеет ли найти Алису вовремя, но не мог позволить себе думать о неудаче. Алиса не могла ждать.
Но тут внимание Коннора привлекли люди, сидящие за одним столом. Он не сразу понял, что привлекло его внимание — это были не слова, а скорее интуиция, что-то в их манере общения, что-то знакомое, что сразу дало понять — это те самые ребята, которые ему были нужны. Он прислушался к разговору, и когда услышал имена Джонни и Сэла, на душе стало легче. Он успокоился, сразу осознав, что теперь всё в порядке, что именно эти люди поскажут ему, где Алиса.
— ...в бочке с рассолом, — сказал один из парней, жестикулируя руками, словно пытаясь передать всем тяжесть произошедшего. Руки его двигались с таким возбуждением, что казалось, он пытался изобразить нечто более драматичное, чем это было на самом деле.
— Чего? — переспросил другой парень, явно не понимая, что его собеседник имеет в виду. Он не уловил тонкую иронию в словах своего друга, и на его лице застыло выражение полного недоумения.
— Того! Ты что, глухой, Робин? — со злостью спросил собеседник, размахивая руками в сторону. Его лицо было искажено раздражением, будто он не мог поверить, что Робин, с его опытом, не понимает очевидного. — В бочке, говорю! Ты что, не слышал, что случилось?
Робин, почувствовав себя немного неловко, прищурился и покачал головой, словно пытаясь переварить то, что только что услышал.
— Ерунда, Дональд, я тебе не верю, — сказал он, отпивая несколько глотков пива, как будто пытаясь стереть с языка тяжёлые слова, которые не могли быть правдой. — Как подобное могло случиться? Это слишком... дико. В бочке, серьёзно?
— Придурок не хотел платить, — ответил Дон, его голос стал чуть жёстче. Он перевёл взгляд на Робина, как если бы его слова были последним объяснением, которое он собирался давать. — Ну, вы же сами понимаете, как поступает Джонни, когда не получает того, что ему причитается. Он сразу же даёт команду похитить жертву, пытать её, резать, как захочется, и только после того, как жертва всё расскажет, убить её и выкинуть труп куда подальше. Это стандартная схема. Или вы думаете, что я буду вам врать, чтобы выглядеть крутым? Это просто его стиль. Уверен, он бы поступил так с каждым.
Голос Дона стал тяжёлым, почти невидимой угрозой в его интонации. Робин, слушая его, как будто осознал всю серьёзность того, что говорил его приятель. Он замолчал, потягивая пиво, в его глазах мелькала тень сомнения.
— Я всё-таки не могу понять, почему именно бочка? — снова произнёс Робин, чувствуя, как слова странным образом тянутся из него, словно он искал какой-то смысл в этом нелепом рассказе. Он в очередной раз попытался рационализировать произошедшее, будто искать объяснение, которое позволит ему принять это.
— Парень сам был виноват во всём, — продолжил Дон, чуть покачав головой, будто сожалел, что Робин не может понять всех нюансов. Он взял свой бокал пива, прикурил сигарету и сделал глубокий вдох, затем перевёл взгляд на свою руку. Коннор заметил символ семьи Блейк на его запястье. Это был момент, когда Дон чуть замедлил свою речь, показывая, что он по-настоящему знал, о чём говорит. — Сначала Джонни дал ему шанс, всё как положено — честь по чести, — произнёс он с таким сарказмом, что слова звучали почти как насмешка. — Он начал со стандартных «наездов» на лавочку: сломать мебель, повыбивать окна, устраивать пару неприятностей... ну, вы же понимаете, как это бывает. Всё по правилам, пока не дошло до бочки.
Коннор почувствовал, как обстановка за столом изменилась. Эти парни точно знали, о чём говорят, и всё, что они обсуждали, не было просто очередной байкой — это было реальное прошлое, в котором не было места доброте или жалости. Всё было проще: кто не платит — тот мертв.
Дон, задумчиво сделав очередную затяжку сигареты, прервал свою речь, глядя в пустоту перед собой. Он не торопился, его голос звучал чуть медленнее, чем обычно, словно он позволял каждому слову проникнуть в воздух.
— А этот баран продолжал упираться, — продолжал он, вдыхая дым. — Растопырил пальцы, как будто это могло его как-то спасти, и начал нести всякую ахинею. Мол, его не запугать всей этой ерундой, понимаешь? И говорит, откуда он родом, что там у них, ребята конкретные, всё такое. Он прямо заговорил, как какой-то герой. В общем, договорился до того, что стал угрожать: мол, если мы не отвяжемся, в один прекрасный день тебя привезут к дому в засоленной бочке. Я тебе серьёзно говорю, это были не просто слова. Да уж, Джонни — не тот человек, которому стоит подкидывать такие идеи. У него хватает на это решимости.
Робин, сидящий напротив, слегка подался вперёд, его взгляд был пристально сосредоточен. Он взял паузу, выслушав, и лишь потом сказал, не скрывая иронии:
— Что и говорить, — его голос звучал немного более ровно, чем обычно. — Джонни Блейк — мужик крутой, но по сравнению со своим отцом он просто сопливый мальчишка. Вон, Римлянин с ним тоже разговаривал. Это всё уже не то, понимаешь? Но надо отдать ему должное, ты слышал, что он приказал сделать с Римлянином? Это было нечто. Я бы не хотел оказаться на месте того парня.
Дон усмехнулся, поднимал взгляд, явно оценив его слова, но не стал отвечать сразу. Он ещё немного прокашлялся, а потом с новой силой продолжил.
— Джонни — конченый мерзавец, — его голос стал чуть тише, словно он говорил о чём-то слишком личном. — Ты не представляешь, как далеко он готов был зайти. Однажды он проигрался до трусов, но вместо того чтобы сдаться, остался должен почти десяти штук. Ты когда-нибудь видел, как люди сливаются в таких играх? Всё или ничего, понимаешь?
Робин, усмехнувшись, перебил его:
— Это ты о том случае с тачкой, да? — спросил он, не сдержав интереса. Он знал об этом инциденте, но не знал всех подробностей. — Так вот, если не ошибаюсь, это было как раз на той ставке, да?
— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе эту чёртову историю, или что? — Дон резко повернул голову к Робину, его лицо приобрело выражение лёгкой раздражённости. — Хорошо, слушай. Вот этот Джонни, который из-за каких-то своих штук оказался в бездне долгов, садится за стол и решает, что не будет бегать как щенок. Он снова принимает риск. Занимает ещё десять кусков, и, поверь, на кону теперь всё. Всё, что у него есть. Сажает всю ставку, до последнего медяка, и что вы думаете? Он отыгрывается. Я сам такого в жизни не видел.
Третий собеседник, который до этого молчал, поднял брови и с удивлением в голосе спросил:
— Да ты что? — его глаза сверкали. — Вот это да, повезло ему! Но, черт, так везёт, что аж дух захватывает!
Дон, снова потянувшись за сигаретой, взглянул на него с почти издевательским выражением лица:
— Значит, повезло, думаешь? — его голос звучал спокойнее, почти философски. — Ну, да, он отыгрался, но расплатился не до конца. Он ушёл, не отдав знакомому сотню баксов. Ты представляешь это?
Третий собеседник откинулся назад, нервно почёсывая затылок:
— Черт, вот это да... — сказал он, покачав головой. — Кажется, я начинаю понимать, куда ты клонишь...
Дон посмотрел на него с лёгкой усмешкой, после чего продолжил:
— Так вот, этот знакомый не стал ждать, когда Джонни соизволит вернуть деньги. Он приходит к нему домой и требует свою сотню баксов немедленно. Но у Джонни уже нет ни гроша. Банк откроется только завтра, и он может только надеяться, что у него появятся деньги. Но вместо того чтобы просто признаться, он решает действовать по-своему. Он приказывает своим парням привязать знакомого за ногу к своему кадиллаку и таскать его туда-обратно по восемнадцатой улице, пока тот не превратится в котлету. И всё это ради ста баксов. Да уж, Джонни всегда умеет удивить.
Третий собеседник, сотрясая головой, спросил:
— И это всё из-за сотни баксов? — его голос дрожал от шока. — Да это же просто кошмар... Но ты знаешь, на той неделе Сэл тоже одну историю рассказал...
— Сэл? — переспросил Робин, удивленно приподнимая бровь, его глаза искоса окинули третьего собеседника. — Сэл Блейк? Тот, кто должен был занять место главного в семье вместо Джонни?
Третий собеседник, явно раздражённый таким отношением, нервно постучал пальцами по столу, его жесты стали резкими, как будто он сдерживал внутренний всплеск эмоций. Он взглянул на каждого из них, а его глаза горели нетерпением. — Эй, хорош! Я вас не перебивал, а теперь хоть немного дайте рассказать! Он вновь окинул их взглядом, будто это была последняя возможность для него хоть как-то закончить свой рассказ.
Дон, не обращая внимания на возмущение, сделал ещё один глоток пива, откинулся на стуле и устало махнул рукой.— Ладно, расслабься. Рассказывай свою историю.
Третий собеседник чуть скривил рот, на мгновение прикрыл глаза, как будто пытаясь вернуть себе спокойствие. — Так вот, вы же знаете бывшую подругу Джонни? Она была как огонь — яркая, сложная, с характером, вечно в центре событий.
— Лоретту? — спросил Дон, явно напрягаясь и прокручивая в голове каждый момент, когда эта девушка мелькала в их жизни.— Конечно, мы её знаем. Но она не из тех, кого легко забыть.
Робин, выдыхая дым от сигареты, решил добавить свои пять копеек, его голос был слегка насмешливым, как всегда, когда дело касалось Лоретты. — К ней так просто не подкатишь, это уж точно. Она... Она не из тех, кто позволит кому-то решать, что с ней делать.
Третий собеседник не стал углубляться в детали, его нетерпение снова прорвалось наружу. Он откинулся на стуле, почувствовав, как напряжение немного ослабло, и продолжил, его голос стал более уверенным: — Крутая девица, знаю. Но вы же не понимаете, Лоретта работала в какой-то брокерской конторе в самом центре города, не помню, как её называли, но я точно помню, что она всегда опаздывала. Не помню, чтобы она хотя бы раз пришла вовремя.
Робин снова открыл рот, но тут его взгляд остановился на пустой бутылке. Он взглянул на Дона, и голос его стал более задушевным, как будто он искал способ отвлечься от разговора. — Надо ещё по одной выпить. У меня уже язык развязался, а то всё в голове путается.
Третий собеседник не выдержал, его раздражение снова взяло верх. Он постучал кулаком по столу, взгляд его стал острым, как нож. — Чёрт возьми, ребята! Вы двое болтаете весь вечер, а когда я начинаю, то меня не слушаете. Это не смешно!
Дон лишь равнодушно посмотрел на него, продолжая следить за Коннором, который вдруг сильно заинтересовался их разговором, взгляд его стал немного настороженным. Дон слегка повернулся к своему собеседнику. — Ладно-ладно, продолжай. Мы не психуем, успокойся. Просто... ты знаешь, как оно бывает.
Третий собеседник снова вздохнул и продолжил, его голос стал чуть более ровным, но в нем всё ещё чувствовалась некоторая горечь. — Так вот, однажды начальник наорал на Лоретту. Он был как ястреб — всегда нахмуренный и готовый напасть. И что вы думаете? Она, не думая, пошла и рассказала Джонни. Вы же понимаете, на девушку Джонни Блейка повышать голос не принято. Если ты не хочешь оказаться в инвалидном кресле, тебе лучше не рисковать. Помните, как Майк с молотком покончил с коленями Джо? Так вот, Джонни отправился в эту контору, чтобы поговорить с этим мужиком. Простой разговор, без всякой агрессии. Ну, он пришёл, и знаете, что? Этот «крутой» бизнесмен оказался настоящим инвалидом.
Третий собеседник окинул взглядом своих слушателей, пауза затянулась, и он почувствовал, как все взгляды устремились к нему, ожидая развязки. Он улыбнулся, но улыбка была сухой. — Кто-то бы пожалел этого мужика, может, даже поспособствовал бы ему в какой-то момент. Но не Джонни Блейк. Он как посмотрел на него, и всё — был инвалид сидящий — стал лежащий. Так вот это было.
Робин тут же посмотрел на Дона, потом на третьего собеседника. Но его взгляд в тот момент был пронзающим, он почувствовал, как напряжение в комнате возросло. Дон резко встал и повернулся к Коннору, который всё это время смотрел на них. Дон буквально взорвался, как вулкан, и закричал: — Эй, ты! Какого черта ты на нас пялишься? Ты что, не понимаешь, что мы тут не для тебя разговариваем?
— Это ты мне? — спросил Коннор, едва скрывая улыбку. Его взгляд был равнодушным, но в глазах читалась уверенность, почти презрение. Он медленно двигался к столу собеседников, его шаги были размеренными, как у человека, привыкшего контролировать ситуацию. В его манерах не было ни малейшей спешки. Он знал, что его присутствие заставит остальных чувствовать себя неловко.
— От него же за версту легавым пахнет! — сказал Робин, присматриваясь к Тернеру. Его голос был полон насмешки, и он явно пытался поддразнить, но взгляд всё равно выдавал осторожность, как у того, кто не решается действовать первым.
— Не-а, — возразил Дон, его взгляд остался, прикован к Тернеру. Он наблюдал, как тот приближается, медленно, не теряя достоинства. — Для легавого он слишком слащаво выглядит. Скорее всего, этот парень не тот, за кого себя выдает.
Дон говорил с лёгким скепсисом, но в его голосе уже звучала нота настороженности. Он видел в Конноре что-то, что не укладывалось в привычный для него образ преступников. Это заставляло его задуматься, но пока он не решился проявить открытое беспокойство.
— Погодите-ка, — сказал третий, на мгновение, задумавшись, словно что-то вдруг пришло в голову. Он оглядел стол, как будто пытаясь вспомнить детали из прошлого. — Я однажды видел его. Это же тот парень, который убил Римлянина по приказу Джонни. Точно, он был тогда в его особняке. Так что, приятель, ты проблемы решаешь, да?
Он скосил взгляд на Тернера, присматриваясь к его реакции, пытаясь понять, насколько серьезно тот относится к своему делу.
— Можно сказать и так, — ответил Тернер, беря с другого стола пустой стул. Он поставил его рядом с Доном, небрежно, как будто каждый его жест был заранее продуман. Сел на стул с той лёгкостью, как будто этот момент был заранее запланирован, как будто для него не было ничего неожиданного в том, что он оказался в этом месте.
— Я тебе что, садиться рядом с нами предлагал? — выпалил Дон, его голос звучал хрипло, с примесью ярости. Он заметил спокойствие Коннора и почувствовал, как раздражение, которое тот вызывал, стало перерастать в открытую агрессию.
— Не предложил. И что? — ответил Коннор с лёгкой насмешкой в голосе, его глаза оставались холодными и уверенными. Он знал, что его слова будут раздражать Дона, и это, похоже, доставляло ему определённое удовольствие. Он не собирался оправдываться перед кем-то. Он был здесь по своим правилам, и ничего не могло его сбить с курса. — Бармен! Принеси бутылку рома для меня и моих новых друзей.
Бармен, услышав приказ, молча положил бутылку рома и рюмки на поднос. Его движения были быстрыми, но сдержанными, как у человека, привыкшего работать в такой обстановке. Он принёс всё к столу, а затем, избегая ненужных разговоров, удалился обратно на своё место. Его глаза в этот момент были скрыты за полукрытым фартуком, но ощущение того, что его внимательные взгляды всё равно следят за происходящим, оставалось.
В комнате на мгновение воцарилась тишина, тяжёлый воздух с запахом рома и табачного дыма наполнил пространство. Каждый человек за столом чувствовал, что сейчас что-то важное может произойти, но никто не был уверен, что именно.
Наступила гробовая тишина. В этот момент вся комната, казалось, замерла. Собеседники с опаской смотрели на Коннора, как будто пытаясь понять, что он за человек, что скрывается за этим взглядом. Его лицо было спокойным, но глаза не отрывались от стакана с выпивкой, и, возможно, это было его единственным истинным интересом в этот момент. Он не думал о них. Он не думал ни о чем, кроме темного напитка, в котором отражались огоньки светильников.
— Определенно... — нарушил тишину Дон, наливая напиток в рюмки, его голос звучал как отголосок застывшего напряжения. — Ты, смотри, ничего, выпивкой угостил.
— Ну, точно не из полиции, — поддакивал Робин, усмехаясь, беря рюмку в руки, с удовольствием чувствуя, как алкоголь уже начинает слегка разогревать его внутренности. — Ребята, вы когда-нибудь видели полицейского, который раскошелился на выпивку? Я вот — нет.
Коннор остался молчалив, словно не замечая их слов. Он только смотрел на стакан, и его взгляд был пустым, но глубоко сосредоточенным, будто внутри него бушевал какой-то ураган. Дон, ощутив эту тягучую тишину, снова взял на себя роль ведущего.
— Ну и... — сказал он, после того как все выпили и закурил сигарету, добавив дыму еще больше тяжести в атмосферу. — На кого ты работаешь?
Коннор перевел взгляд на Дона. Его глаза, почти без выражения, встретились с его. Он снова был невозмутим, но в его голосе прозвучала скрытая угроза, которая не могла остаться незамеченной.
— Да так... — ответил он, медленно выдыхая воздух. — Думаю, на тех же людей, что и вы. Но не будем об этом. Я вот тут краем уха слышал, что вы истории рассказываете. У меня тоже есть одна, хотите послушать?
Третий собеседник, почти не сдерживая любопытства, поднял взгляд к потолку, делая вид, что обдумывает предложение, но на самом деле ему уже не терпелось услышать, о чем речь.
— Ну конечно! — произнес он чуть громче, поднимаясь в сидении, как бы готовясь к большому шоу. — Вот теперь все захотели услышать твою историю...
— Закрой пасть, — прервал его Робин, ощутив, что момент действительно важный. И все трое стали внимательными, словно поймали его взгляд, готовые слушать каждое слово.
Коннор, посмотрев на них, позволил себе слегка улыбнуться. Он не спешил. Он знал, что его слова будут важны. И когда он начал, его голос был низким, медленным, насыщенным каждой подробностью, как если бы он вытащил на свет самые темные уголки своей жизни.
— Так вот... — начал он, и его глаза слегка сузились. — У меня есть брат. Он держит магазин. Такой, не особенно большой, но поприличнее тех, что стоят на этой улице. Но это не главное. Главное — он держит этот магазин. У него есть дочь — просто замечательная девочка. Хорошо воспитанная, куколка. Отец в ней души не чает, она — его смысл жизни. Но вот однажды случилась беда... Девочка заболела. Причем заболела так, что потребовалась операция. А вот с деньгами было туго. Все эти магазины — они приносят немного, сами понимаете. Брат горд, и не стал просить у меня помощи. Я бы с радостью дал, без вопросов. Но нет... Этот дурак решил что-то там доказать себе. И что он сделал?
Коннор замолчал на несколько секунд, медленно поднимая стакан с ромом. Он снова сделал глоток, наслаждаясь вкусом и чувствуя, как он растекается по телу, подогревая его. Потом он продолжил, его слова звучали с каждым разом все более уверенно, как будто все, что он говорил, было лишь частью одного долгого плана.
— Он пошел и взял деньги в долг у настоящих мерзавцев. Я говорю о тех убогих подлецах, о тех скотах, на которых даже плюнуть противно. Но у этих ублюдков всегда есть план, как поступить с теми, кто долго не возвращает долги. Поэтому брату ничего не оставалось, как обратиться ко мне — человеку, который не первый раз в таких ситуациях. Я навестил всех, кого мог: Римлянина, Джонни, Сэла и еще несколько уродов. То я заставлял их, то просил назвать мне имена и места, где скрывают девочку. И вот что я скажу... Джонни и Сэл отделались легко. Но Римлянин... Он был хитрым. Он держал львов в яме под своим домом. Так вот, не думаю, что его там оставили живым. Думаю, львы его просто съели. Остальные пытались сопротивляться, стреляли, но в итоге просто смотрели, как их кишки вываливаются на пол. Но были и такие умники, которые решили сыграть в героев и вытащили стволы... — сказал Коннор, и его взгляд снова пересекся с барменом, который достал пистолет из-за барной стойки. — Мне даже не хочется говорить, что с ними стало. Но, друзья, дошло ли до вас, о чем я говорю?
Дон молчал, его руки потели, он чувствовал, как в комнате становилось еще тише, и внутри все сжималось от осознания того, что услышанное — это не просто рассказ, а нечто гораздо более страшное.
— Не дураки, — сказал Дон после паузы, и его голос дрожал, словно он только что осознал, что на самом деле оказалось на кону.
Коннор лишь прикрыл глаза и глубоко вдохнул, будто наслаждаясь каждым глотком воздуха, проникающим в его легкие. Запах был резким, почти болезненно острым, и, казалось, каждое молекулы наполняли его тело энергией. Он чуть прищурил глаза и на мгновение замер, будто вглядываясь в саму суть того, что происходило вокруг.
— Что за черт, ты что, фыркаешь тут? — спросил Робин, поднимая брови и с легким раздражением собираясь встать из-за стола. Его движения были быстрыми, но явно напряженными, он не мог понять, что происходило с его спутниками.
— Впервые чувствую такой острый запах и наслаждаюсь им, — ответил Коннор с полу весёлой улыбкой, открывая глаза и смотря на собеседников
— Запах? — возмутился Дон, его голос дрожал, а руки крепко сжали рукоятку пистолета. Он достал его из кармана, почти не осознавая, что делает. — Какой запах? Что ты несешь?
— Этот запах слаще, чем только что скрученные кубинские сигары... — ответил Коннор, продолжая смотреть на них, его голос становился всё более ледяным, почти как угроза. — Знаете, чем тут пахнет? Страхом.
И с этими словами не давая им времени на ответ, Коннор резко вскочил. Его движения были настолько быстрыми, что они казались почти неестественными. Схватив Робина и третьего собеседника, он буквально разорвал их шеи. Молниеносно. Ни крик, ни шок, ни мучение — только жестокая точность его действий. Дон едва успел отреагировать, как был отброшен в стену с такой силой, что звук удара был похож на раскаты грома.
Коннор не останавливался. Мгновенно появившись за барменом, он также скрутил ему шею, не позволяя тому даже понять, что происходит. Каждый его шаг был частью убийственного танца, каждый жест — механическим движением, отточенным годами борьбы. Он вернулся к Дону, схватил его за пиджак, будто человек, который решает, кому жить, а кому умереть, и сжал его до боли. Глядя в глаза Дону, он спросил, не тая угрозы:
— Где девочка, которую вы держите по приказу Джонни? Она ещё жива?
Дон, сидя на полу и потрясенно глядя на Тернера, был совершенно охвачен паникой. Он едва мог выговорить слова, дыхание его было тяжёлым и прерывистым.
Страх, который охватил его, был таким сильным, что он почувствовал, как его штаны стали мокрыми. Это было не просто испуг — это была полная паника, перед лицом неминуемой смерти.
— Жива. Она в подвале этого бара. Но мы держим её не только по приказу Джонни, а ещё по приказу одной девушки, которая заплатила нам за сохранность её жизни, — его слова сливались в одну мольбу. Он чувствовал, как из каждой жилы текут потоки страха, как тело всё больше сжимается в попытке выжить.
— Женщина? Что за женщина? Что ты несешь? — голос Коннора стал хриплым от нарастающего гнева. Его глаза сверкали, как лезвие ножа, каждое слово было выжато с максимальной яростью.
— Я не помню, как она выглядит, помню только, что должен подчиняться её приказу и не навредить девочке. Но она жива, она жива, слышишь? Пожалуйста, отпусти меня... — Дон снова почти задохнулся, и его слова звучали как признание в преступлении. Он не знал, что может ему помочь. Ужас поглотил его целиком.
«Странно всё это», — подумал Коннор, сворачивая Дону шею, но его мысли не останавливались. Он не чувствовал удовлетворения от убийства. Наоборот, холодное беспокойство сжимало его сердце. — «Либо этот парень солгал мне перед смертью, и никакой женщины не было, либо она есть и хорошо им заплатила, либо... Эта женщина вампир. Но при чем тут Алиса? Ладно, подумаю над этой загадкой позже...»
Тернер медленно спускался по старым, скрипучим ступенькам, каждое слово молитвы казалось ему тяжёлым грузом. Его голос, тихий и наполненный напряжением, звучал в пустоте, отражаясь от стен, как будто он искал утешение в этих древних словах. Он подсвечивал фонариком каждую ступеньку, словно пытаясь не забыть ни одной детали пути, как если бы этот момент мог быть последним.
— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царство Твое; да будет воля Твоя и на небесах, как и на земле; хлеб наш насущный дай нам сегодня; и прости нам грехи наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого...
Его слова звучали глухо, как будто они были обращены не только к высшим силам, но и к самому себе. Коннор перекрестился, завершив молитву, и спустился с последней ступеньки. Но внезапно его взгляд зацепил надпись, кроваво-красную, как шрам на его душе:
«Коннор, прошлое иногда имеет привычку возвращаться.»
Он ощутил, как холодок прошёл по спине. Слова заполнили его разум, и сердце сжалось от неожиданности. Это был не тот знак, который он хотел бы увидеть, не тот, который он ожидал. Но прежде чем он успел справиться с этой мыслью, он услышал своё имя. Быстро обернувшись, он увидел в уголке ту, ради которой боролся всё это время — Алису. Он почувствовал, как его сердце, которое долгое время было, словно в пустоте, наполнилось радостью. Он поспешил к ней, ощущая, как его шаги становятся более быстрыми, как воздух становится легче.
Когда он подошёл к ней, он заметил, что её руки были связаны, и в этот момент что-то в его душе дрогнуло. Он смахнул с её лица волосы, чтобы увидеть её глаза. Она улыбнулась, и в её взгляде был свет, которого не было в этом тёмном месте.
— Дядя Коннор... — услышал он её голос, и в этот момент в его груди как будто забилось новое сердце. Его собственная племянница, девочка, ради которой он был готов пойти на всё, была жива. И это было всё, что имело значение.
Коннор не раздумывал, он быстро принял решение. Он помог Алисе снять верёвки с рук, и затем, не сдерживая эмоций, опустился на колени перед ней. Он обнял её, и в этот момент весь мир, казавшийся до этого таким мрачным и жестоким, словно исчез. В его объятиях она была в безопасности. Он ощущал её тепло, её жизнь. Это была его победа.
— Не бойся, милая, всё позади, я отвезу тебя домой к папе, — сказал Коннор, его голос был мягким, но уверенным, как никогда. Он взял Алису на руки, чувствуя её лёгкость, как маленький ангел, и с каждым шагом, который он делал, тёмное место, где они находились, казалось всё дальше и дальше.
Они направились к выходу, но когда оказались в зале, где лежали тела бандитов, Коннор почувствовал, как его сердце на мгновение остановилось. Он поспешно закрыл Алисе глаза. Он не мог бы себя простить, если бы она увидела то, что было перед ними. Он открыл её глаза лишь тогда, когда они покинули этот ад и оказались на улице, в мире, где смерть не могла так легко настигнуть их.
В машине Алиса смотрела в окно, словно пытаясь понять, что произошло. И тут она нарушила тишину, её голос был тихим, но в нём звучала какая-то неприкрытая детская тревога.
— Дядя Коннор, можно задать вопрос? — спросила она, прижимая подбородок к холодному стеклу, наблюдая, как город постепенно исчезает за спиной.
— Конечно, моя хорошая, — ответил Коннор, улыбаясь ей. Он аккуратно усадил её на сиденье, застегнув ремень безопасности, и взглянул на неё через зеркало. Его глаза были полны решимости и любви.
— Мы скоро будем дома? — спросила Алиса, её голос был тихим, но в нём чувствовалась лёгкая тревога. Она, казалось, искала в этих словах утешение, как если бы дом был не просто местом, а символом безопасности, веры в то, что всё будет хорошо.
— Да, очень скоро, — сказал он, его голос стал мягким и успокаивающим, как музыка. Он немного ускорил ход машины, не в силах терпеть больше, чем нужно, и в этот момент, несмотря на весь ужас, который они пережили, он знал одно — всё будет хорошо. — Твой папа, наверное, весь на нервах. — Он сам улыбнулся этой мысли, ободрённый её простым вопросом.
Машина тронулась с места, и Коннор чувствовал, как его сердце успокаивается. Он посмотрел на Алису, и в этот момент понял, что теперь его жизнь снова имеет смысл. Всё остальное было второстепенным. Она была жива. И больше ничего не имело значения.
Путь был неблизким, и только через час они выехали из города, направляясь в сторону дома Джеймса, который жил в одном из отдалённых поселков. Алиса, убаюканная мягким покачиванием машины, уже успела погрузиться в сон. Коннор не спешил её будить. Он часто смотрел на неё, как она мирно спала, и в его сердце вновь возникала боль. В этой маленькой девочке была такая явная схожесть с Хелен, что сердце терзалось. Когда он пытался забыть о её призраке, который постоянно мучил его во снах, вспомнив тот невыносимый момент, когда вампир лишил её жизни, он едва мог дышать. Эти кошмары не отпускали его, с каждым разом они становились всё ярче, как будто он снова переживал её смерть, снова ощущал её холод, её страх. Он вздохнул, и в его груди сжалось.
Время тянулось, и через несколько часов машина остановилась у дома. Коннор тихо вышел из автомобиля, осторожно, почти бесшумно, как будто боясь нарушить покой Алисы, которая всё ещё спала, и взял её на руки. Он был осторожен, как никогда, стараясь не потревожить её сон, будто на этих последних мгновениях покоя держалась вся её безопасность. Подойдя к дому, он постучал ногой в дверь — всего лишь несколько лёгких ударов, и вот, спустя мгновение, дверь открылась. Джеймс, заметно взволнованный, стоял на пороге. Он был немногословен, но его глаза светились благодарностью. Он знал, что Алиса в безопасности, и это мгновение было для него важным.
— Она в порядке, — произнес Коннор, и Джеймс, услышав эти слова, сделал шаг назад, приглашая его войти. Сердце Джеймса, похоже, облегчённо затихло, но переживания не исчезли.
Когда Коннор аккуратно поставил Алису на землю, она сразу проснулась. В её глазах, которые медленно открывались, смешались удивление и радость. Услышав знакомый голос, она не смогла сдержать своей радости и, бросив всё, побежала к Джеймсу.
— Папочка, папочка! — произнесла она, сквозь слёзы улыбаясь и стремясь попасть в его объятия. Она была такой маленькой и такой хрупкой, но её слёзы — это слёзы облегчения, слёзы того, что кошмар закончился. Она не могла бы быть в безопасности в этот момент без его тепла, без того, кто всегда был рядом.
Джеймс взял её в руки и ответил с нежностью, которая пронзала сердце:
— Всё хорошо, доченька, этот кошмар закончился, — его голос звучал мягко, словно успокаивающий ветер в ночи. Он расцеловал её в обе щеки, чувствуя её дрожь, и, взяв за руку, отвёл её в комнату. Там, под тёплым светом лампы, он сидел с ней, пока она не уснула, тихо шепча ей на ушко слова любви. В его глазах не было страха, только глубокая привязанность и желание защитить.
Коннор стоял в дверях и молча наблюдал за этой картиной, сердце сжималось от одиночества и от горьких воспоминаний. Всё было так, как должно было быть. Но было и чувство чуждости. И хотя его присутствие казалось излишним, он не мог просто уйти. Он решил остаться.
Он вернулся к машине, достал недопитую бутылку рома, которая оставалась ещё с дороги, и снова вернулся в дом. Когда он закрывал дверь за собой, он вдруг осознал, что это место стало для него одновременно чужим и знакомым. Сидя в ожидании, он подумал, что, возможно, всё, что было, не вернуть. Но, может быть, что-то из этого странного и болезненного времени всё-таки останется — хотя бы в этих тихих вечерах, когда ему не нужно ничего говорить, когда время замедляется, и молчание становится главной опорой.
Через полчаса Джеймс вернулся к Коннору. Когда он вошел в комнату и заметил бутылку на столе, его интуиция сразу подсказала, о чём речь. Он глубоко вздохнул и, не говоря ни слова, достал два стакана, поставил их на стол и сел напротив брата. За окном уже давно начался дождь, чьи капли монотонно барабанили по стеклу, будто подчеркивая тяжесть момента. В воздухе витала тишина, и было ясно, что они оба не хотели спешить с разговорами.
— Спасибо тебе, Коннор, что вернул мне мою дочь. Если бы не ты, не знаю, что было бы. Возможно, нас обоих бы и убили, — сказал Джеймс, его голос был тихим, но полным искренности. Он не знал, как начать этот разговор, не знал, с каких слов подступиться к этой болящей теме.
Коннор не ответил сразу. Он знал, как больно Джеймсу было вспоминать всё, что произошло, и как ему тяжело было быть рядом с ним, не зная, как это всё исправить.
— Мы пережили много потерь, Джеймс, — произнес он, наконец, поднимая взгляд. Его слова были неспешными. — Мы оба потеряли людей, которых любили. Но, как бы банально это ни звучало, смерть — это часть жизни, и она не спрашивает, справедливо ли это. Даже когда смерть приходит через убийство. Джеймс, я благодарен тебе за то, что ты доверился мне и рассказал, что случилось с Алисой. Я помог тебе не потому, что мог, а потому, что я хотел помочь. Мне не нужно много денег, не нужно шикарного дома, не нужно толп женщин в постели. Мне нужно только одно — искупление. Искупление за тот грех, в котором я целиком виноват. Но, Джеймс... за эти несколько дней я убил не один десяток людей.
Джеймс замер. Он не знал, как реагировать. Каждое слово Коннора звучало тяжело, как приговор. Он взял стакан, но не стал пить, чувствуя, как тяжесть ложится ему на грудь.
— Они этого заслуживали, Коннор? Ты был так разгневан? — его голос был почти шепотом, как будто он боялся произнести лишние слова.
Коннор не сразу ответил. Он опустил взгляд, как если бы искал внутри себя ответ. Долгое молчание повисло в воздухе, и только звук дождя, стучащего по стеклу, нарушал тишину.
— Крайне. Сильнее не бывало, — наконец сказал он, его голос стал тверже, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Я был готов пойти на все ради Алисы, даже пожертвовать собой, потому что ноша, которую я несу в своем сердце, слишком велика. Но я должен её нести. Всё это — ради Хелен, Джеймс. Я всё сделал ради неё.
Джеймс побледнел. Он чувствовал, как тяжело ему было слышать это. Тема Хелен всегда была больной для него, и эти слова вновь открыли старую рану, которой он так долго пытался избежать. Он дышал глубже, но на этот раз его дыхание не было спокойным. Он почувствовал, как в груди что-то сжалось, но, несмотря на боль, он нашел в себе силы простить брата. Он мог бы обвинить его, но это было бы бессмысленно. Иначе он не обратился бы к нему за помощью.
— Тебе нужно мое прощение, Коннор? — спросил Джеймс, его голос звучал твердо, но в нём был и след усталости. — После нашей схватки я сказал, что прощаю тебя. Сейчас я готов это повторить. Потому что это правильно. Я уверен, Хелен бы этого хотела. Я верю в это. Но ты говорил о тех, кого ты убил. Были ли они злом? Я не сомневаюсь в этом. Но подумай: убив их в припадке ярости, был ли злом ты? Ты уникален, Коннор. Твои поступки нельзя судить однозначно. Разве волк, убивающий слабых и больных в стаде, является злом? Но задумайся, кто ты: зверь или человек? Кем ты хочешь себя видеть?
Дождь усилился, его шум стал почти оглушительным. Коннор сидел в тишине, его взгляд был устремлен в окно, но он не видел ни дождя, ни неба. Он был где-то далеко, в своих мыслях. Каждое слово Джеймса отзывалось в его душе, но ответы были заперты в его сердце, и он не знал, как их достать.
Когда бутылка опустела, и Коннор встал, собираясь уходить, он подошел к двери и протянул Джеймсу руку для прощания. Но Джеймс улыбнулся, положил руки на плечи брата и крепко обнял его, как в юности. Это был жест не только прощения, но и подтверждения того, что, несмотря на всё, они всё равно братья.
Коннор вышел на улицу. Дождь лил, как из ведра, но он не двигался с места. Он стоял, позволяя каплям стекать по его лицу, сливаясь с тем, что было скрыто внутри. Он смотрел в небо, как будто пытаясь найти ответы среди облаков, но потом опустил взгляд на землю. Тихо, едва слышно, он прошептал слова, в которые, как он надеялся, сможет поверить:
— Я не зверь...