Осенью лишаются крови

Первое изменение, которое Антон замечает в себе — его сердце почти перестаёт биться. Это пугает его, но затем он вспоминает слова Арсения, который успокаивал его, говоря, что это нормально.

Днём Шастун действительно чувствует себя слабым. Ему не хочется ничего делать. Да он и не может. Но Арсений не заставляет его напрягаться или что-то делать. Он лишь иногда заходит проведать Антона, приносит ему еду — пока что обычную — и уходит.

— Ну, — произносит мужчина, второй раз за день входя в комнату, — как самочувствие?

Антону сейчас немного лучше, ведь наступила ночь. Днём он успел выспаться, поэтому теперь может нормально поддерживать диалог с Арсением.

— Даже не знаю... Сойдёт, — бормочет он, укутываясь в одеяло.

— Не раскисай, Антош, — Арсений усмехается, наблюдая за растёкшимся на кровати Антоном, и садится ближе. — Хочешь, я поговорю с тобой о чём-то?

— Когда я уже полностью превращусь? Это же ужас! Я будто болею, — отвечает Шастун, игнорируя его вопрос.

— Ничего не происходит быстро.

Антон почему-то замечает, что в полутемной комнате Арсений выглядит одновременно пугающе и завораживающе. Его светло-голубые глаза буквально прожигают, а губы, которыми Арсений что-то лениво рассказывает, притягивают его взгляд. Антону хочется смотреть на него, и он ничего не может с этим поделать.

Он вдруг вспоминает, как Попов делал ему приятно, и эти мысли заставляют его покраснеть. Шастун ещё сильнее желает ускорить своё обращение, чтобы никогда больше не смущаться, размышляя о подобных вещах.

Кажется, Арсений сразу это замечает. Он что-то рассказывал, видимо, чтобы Антону не было так скучно и одиноко, пока тот обессиленно лежит в кровати, но, заметив смущение Антона, обрывается на полуслове.

— И о чём же ты думаешь, пока я тут перед тобой распинаюсь? — шепчет Попов, не отрывая взгляда.

Антон вздрагивает.

— Да так…

— Ты всё так же слаб? — спрашивает Арсений, пододвигаясь ближе.

— Да… — заторможенно отвечает Антон, всё ещё не привыкший к тому, как легко и неожиданно Арсений сокращает между ними дистанцию. — Вроде как…

— Давай проверим.

Антон напрягается ещё сильнее и смущается, вспоминая, что после прошлого «Давай проверим» дело зашло гораздо дальше поцелуев.

Но Арсений, не обращая особого внимания на его реакцию, продолжает:

— Прикоснись ко мне.

Антон понимает, что если Попов что-то задумал, то не отступит. Поэтому, спустя короткую паузу, он касается тыльной стороны ладони Арсения, лежащей рядом с ним на кровати.

— Выше.

Антон тяжело вздыхает, но послушно касается чуть выше. Когда он хочет убрать руку, она неожиданно начинает сильно болеть. Антон морщится и прячет руку обратно под одеяло.

— Да, ещё слаб, — констатирует Арсений.

Антон понимает, что его тело пока не готово к нагрузкам. Даже к таким.

---

Шастун просыпается следующим утром и сразу чувствует себя иначе. Его тело, словно неподъёмное, кажется ещё слабее, чем вчера. Ощущение будто плотная усталость окутала его каждую клетку. Но помимо этого, он чувствует странное жжение под кожей — как лёгкий зуд, пробегающий по всему телу. Антон пытается приподняться, но даже простые движения даются ему с трудом, и голова начинает кружиться.

Когда его взгляд случайно падает на его руку, он замечает, что кожа стала почти прозрачной, в ней проглядываются тонкие сосуды. Пальцы выглядят непривычно длинными и тонкими, и Антона охватывает холод, словно тело утратило тепло. Его сердце снова бьётся настолько медленно, что он едва ощущает его пульсацию.

Ещё один неприятный симптом — внезапное усиление чувств. Шторы плотно задвинуты, но даже малейшие полоски света, пробивающиеся сквозь ткань, заставляют его щуриться. Он слышит звук шагов в коридоре, которые бы раньше едва ли заметил. Пахнет чем-то, что раньше бы показалось слабым — может, пылью или влажностью комнаты, — но сейчас этот запах буквально заполняет его голову, отчего та начинает слегка кружиться.

Антон садится на кровати, закрывая лицо руками, и пытается успокоиться. Ему кажется, что его тело постепенно отторгает всё человеческое — тепло, еду, даже свет. Он понимает, что это не болезнь, а часть процесса, через который он должен пройти, но осознание этого лишь усиливает его тревогу.

В этот момент дверь тихо скрипит, и в комнату заходит Арсений, осторожно неся небольшой поднос с едой.

— Как ты, Антош? — мягко спрашивает он, замечая, что Антон проснулся.

Антон медленно поднимает взгляд, и в его глазах Арсений замечает лёгкий оттенок красного — то, что раньше никогда не было в них.

— Честно говоря, чувствую себя… странно. Всё кажется другим. И тело… оно будто не моё, — Антон слегка морщится, чувствуя, как некомфортно и тяжело даже просто разговаривать.

Арсений внимательно смотрит на него, потом осторожно ставит поднос рядом.

— Ты на правильном пути, — лишь говорит ему Арсений, — Просто знай, что я рядом.

Антон игнорирует его слова.

Попов присаживается рядом и внимательно всматривается в лицо Антона, словно пытаясь уловить каждую мельчайшую перемену.

— Итак, как ты себя чувствуешь? — мягко спрашивает он, но в его голосе сквозит лёгкое напряжение, как будто он уже предчувствует что-то.

Антон вдруг поднимает взгляд, и в его глазах больше нет той прежней неуверенности. Теперь они смотрят на Арсения холодно и чуть высокомерно, будто оценивая его со стороны.

— Как будто всё внутри меня… разрывается, — отвечает Антон резко, не утруждая себя привычной мягкостью. — Всё время это мерзкое жжение, этот холод… Ты даже не представляешь, как это бесит.

Арсений чуть хмурится, замечая резкий тон Антона, но сохраняет спокойствие.

— Это естественно, Антон. Ты проходишь через трансформацию. Твоё тело просто адаптируется.

Антон фыркает и, чуть отстранившись, скрещивает руки на груди.

— Правда? А ты уверен, что вообще понимаешь, что это такое? Я думал, что это будет… не знаю… проще, — его голос звучит раздражённо, с нотками едва сдерживаемого презрения. Видно, что ему уже начинает надоедать это состояние слабости и зависимость от Арсения.

Попов спокойно наблюдает за ним, затем снова немного придвигается, говоря тихо, но твёрдо:

— Тебе нужно сохранять спокойствие. Эта злость — часть процесса. Чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее твоя новая природа будет проявляться неуправляемо.

Но Антон, похоже, даже не думает успокаиваться. В нём просыпается странное чувство силы и превосходства. Ему вдруг становится безразлично, что говорит Арсений. Внутри разгорается дерзкое желание ответить так, чтобы показать свою новообретённую уверенность и не зависящую от него волю.

— Зачем мне твоё успокоение? — резко бросает он, и даже сам удивляется остроте своих слов. — Ты что, боишься, что я стану… сильнее? Или просто не веришь, что я справлюсь?

Он замечает, что его голос звучит теперь иначе. Раньше он бы извинился или как минимум смутился, понимая, что ведёт себя грубо. Но сейчас эти эмоции будто не касаются его. Он больше не хочет казаться мягким или угодливым; ему внезапно хочется говорить и делать то, что он считает нужным, как будто внутри него пробуждается что-то чуждое и властное.

Арсений внимательно смотрит на него, и в его взгляде появляется что-то вроде понимания.

— Да… Похоже, твой характер меняется, Антон, — тихо говорит он, слегка кивая, будто про себя, — и, видимо, это лишь начало.

---

Арсений наблюдал за Антоном, и с каждым днём его радовало, как заметно тот меняется в лучшую сторону. Он видел, как у Антона возвращаются силы, как движения становятся быстрыми и уверенными, а взгляд приобретает остроту. С каждым днём Антон становился всё меньше похож на прежнего себя. Но, несмотря на явное улучшение, Арсений понимал, что Шастун ещё не до конца привык к новому телу и способностям.

Антон испытывал трудности с самыми простыми вещами. Его руки, казалось, стали сильнее и чуть длиннее, а кожа — холоднее и твёрже. Иногда он даже не сразу осознавал, как резко и неосторожно использует силу, которой раньше не было. Однажды Арсений застал его за попыткой просто поднять чашку — и тут же услышал характерный хруст керамики, когда Антон случайно сжал её слишком сильно.

Иногда Арсению приходилось помогать ему удерживать равновесие, когда тот вдруг терял контроль над движениями, словно его тело само подсказывало ему, что он ещё не до конца привык к своей новой природе. Это напоминало ему о том, что, несмотря на внешние улучшения, процесс превращения Антона ещё далеко не завершён. Арсений часто видел, как тот сжимал руки в кулаки, словно от злости, как ненадолго уходил в себя, стараясь собраться с мыслями.

— Ты привыкнешь, — спокойно говорил ему Арсений, в очередной раз поддерживая его за руку, когда Антон споткнулся, не рассчитав собственные шаги. — Просто не спеши. Здесь нужно время и терпение.

Антон только молча кивал, явно раздражённый своими неуклюжими движениями, которые то и дело казались ему нелепыми. Арсений чувствовал это раздражение, но знал, что такая переменчивость тоже часть процесса. Взглянув на Антона ещё раз, он видел, что с каждым днём тот становится всё решительнее, всё более жёстким и даже непреклонным. Весь прежний стеснительный Антон будто исчезал на глазах, уступая место кому-то совсем другому, более резкому и уверенному.

Однажды, после того как Антон снова с трудом поднял предмет и едва не сломал его из-за чрезмерного напряжения, он тихо проговорил, опуская взгляд:

— Не уверен, что смогу когда-нибудь к этому привыкнуть. Всё слишком… неестественно.

Арсений приподнял его голову за подбородок, посмотрел прямо в глаза и с лёгкой улыбкой ответил:

— Ты справишься. Веришь мне?

Он знал, что слова эти, возможно, не звучали для Антона как утешение. Но он также видел, как тот меняется, и это напоминало ему, что процесс обращения затрагивает не только физическое состояние. Характер Антона тоже менялся, и с этим Арсений не мог не считаться. Он наблюдал за ним, подмечая, как прежняя робость уступает место жёсткости, как в Антоне пробуждается сила, которая заставляет его самого быть на шаг впереди и контролировать ход его изменений.

Арсений понимал, что перемены ещё не окончены, но знал: этот Антон, в котором так удачно смешивались решимость и сила, скоро сможет справиться со своей новой природой.

---

С момента укуса Антона проходит две недели. Шастун неплохо справляется. Конечно, случаются срывы, скандалы, дурацкие споры с Арсением, и всё прочее, но Антон быстро собирается и продолжает привыкать к себе новому.

Всё идет гладко, пока к ним в двери не стучат.

Арсений сидит на кухне с Антоном. Шастун, скорее всего, думает, что Арсений тоже пришел перекусить — ведь от одной крови все равно сыт не будешь — но Попов на самом деле следит, чтобы парень не проткнул себя ножом или вилкой. Или чтобы не разбил очередную кружку. Конечно, любая рана быстро затягивается, но рисковать Антоном Арсений не хочет.

Попов слышит чужие шаги за дверью секунд за десять до того, как в неё стучат. Антон, похоже, тоже, ведь поворачивает голову в сторону выхода как раз в тот момент, когда раздается стук.

Старая дверь тихо скрипит, когда Арсений её открывает. Он почти не успевает подготовиться, а за порогом — Марта. Всё её тело перепачкано кровью, и её худощавая фигура дрожит на холоде. Арсений ощущает, как сердце сжимается от мгновенного страха. Он не ожидал её увидеть — тем более в таком состоянии.

Она поднимает глаза на брата, но тут же теряет силы и оседает на колени, оставляя на пороге алые пятна. Арсений ловит её, поддерживая её обмякшее тело, и, стараясь справиться с охватившим его ужасом, пытается внешне сохранить спокойствие. Антон, услышав звуки, подходит ближе, его глаза расширяются от удивления. Он замечает, что Марта буквально истекает кровью, и бросает обеспокоенный взгляд на Арсения.

Холодный осенний воздух струится в комнату, наполняя её сыростью и запахом мокрой земли. Снаружи сгущаются сумерки, а ветви деревьев бьются о стекло, будто вторя тревожному моменту. В доме царит тишина, нарушаемая лишь скрипом половиц под ногами Арсения, когда он поднимает сестру и осторожно несет её в одну из комнат. Антон, не скрывая удивления, наблюдает за ним. Их взгляды встречаются — настороженные, серьёзные — прежде чем Арсений скрывается в полумраке комнаты, где мягкий свет настольной лампы освещает потускневшую кровать.

Марта с трудом дышит, её дыхание обрывается на хрипах, и кажется, что каждое усилие дается ей с трудом. На её щеках проступают тонкие дорожки слёз. Едва слышно она шепчет, прежде чем совсем погрузиться в бессознательное состояние:

— Я не смогла…

Тело сестры едва держится на его плечах, но, преодолевая беспокойство, он несёт её в свою комнату. Попов укладывает Марту на кровать и, наконец, осматривает: её одежда пропитана кровью, тёмные пятна растекаются по ткани и, кажется, принадлежат не только ей. Арсений знает запах крови своей сестры и сразу понимает — на ней не только её кровь. Лицо Марты бледное, упрямые пряди волос падают на лоб, на шее видны мелкие царапины и синяки, а её тонкие пальцы сжаты, как будто она боролась до последнего.

Рядом стоит Антон, напряжённый и молчаливый, явно встревоженный, но старается не вмешиваться в этот момент. Он бросает настороженный взгляд на Арсения и, наконец, решается:

— Ты знаешь, что с ней случилось?

Арсений медленно выпрямляется, не отрывая взгляда от сестры. Он едва понимает, что происходит, но глухое подозрение вспыхивает в его мыслях.

— Нет, — отвечает он, голос твёрже, чем он ожидал, — но, возможно, к этому причастен Заяц.

При мысли о детективе Арсений сжимает кулаки, и что-то тёмное, почти звериное, шевелится в его взгляде. Он знает Максима как человека, способного переступать черту, но не представляет, в какую опасность тот мог втянуть его сестру. Злость поднимается в нём, и он борется с желанием сорваться на Антона — не тот виноват, а этот детектив, чьё имя теперь вызывает ярость и тревогу.

Что она имела в виду?

«Я не смогла…» — слова Марты, отдавшиеся в его памяти, рождают мучительные вопросы.

— Что же с тобой сделали? — шепчет Арсений, вглядываясь в закрытые глаза сестры.