Глава 9
«Беги!»
Лалиса резко села на кровати, хватая ртом воздух, как тонущая женщина.
Покрытая холодным потом, отчаянно трясущаяся... Это не походило на другие ее кошмары.
Этот она знала слишком хорошо.
— Ш-ш-ш, эй, дорогая, с тобой все хорошо, эй... — голос Чона раздавался над ее ухом.
Мозолистые и теплые ладони растирали ее руки, двигаясь вверх-вниз.
Она отрешенно осознала, что плачет, но не могла остановиться, не могла даже чувствовать слезы, катившиеся по лицу. Она слишком онемела.
— Лиса, ты в порядке, ты в безопасности.
Она покачала головой, стараясь прогнать туман, панику, отвращение.
Ладонь Чона накрыла ее затылок, гладя по волосам.
— Я рядом, ты не одна, — успокаивал он, запутываясь пальцами в ее локонах. — Сделай глубокий вдох, милая, пожалуйста.
Она даже не осознавала, что часто дышит и задыхается, поэтом его слова сбили ее с толку. Она вдыхала слишком много кислорода, ее легкие горели от этого.
Темная комната накренилась. Она ощутила тошноту.
— Лалиса, очнись, дорогая, пожалуйста, — умолял Чон, крепко держа ее за руки, плечи, шею. — Ложись обратно, ну же. Приляг.
Она не противилась ему, когда он потянул ее вниз. Но она очутилась не на матрасе.
Вместо этого он стал баюкать ее на своей груди, развернув ровно настолько, чтобы она могла лежать на нем как на подушке.
— Ш-ш-ш, все хорошо, — пробормотал он ей в макушку. — Ты в безопасности.
Прижавшись мокрой щекой к его рубашке, она сосредоточилась на сильном биении сердца под ее правым ухом.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук...
— Ч-Чонгук?
— Да, это я, — сказал он, и она почувствовала вибрации в его груди. — Я рядом.
С ее губ сорвалось новое рыдание.
— Я так испугалась...
— Я знаю, ш-ш-ш, я знаю, — шептал он.
Поначалу ей показалось, что ей это померещилось от сенсорной перегрузки, но потом он сделал это вновь...
Чон поцеловал ее в макушку, гладя по волосам.
Одной рукой накрыв ее голову, другой он рисовал узоры на ее спине, успокаивая и давая опору.
Он начал тихо напевать, и Лалиса закрыла глаза.
***
Тепло. Ей было охеренно тепло...
Ее волосы неприятно прильнули к шее, ноги запутались в одеяле — она явно пыталась избежать жара. Но он окружал ее.
Поерзав на подушке, она издала тихий протестующий звук, зародившийся в горле.
Что-то крепче сжалось вокруг нее, притягивая ближе.
Даже в полусне она узнала движение и выгнула спину, прижимаясь к...
Чону.
Распахнув глаза, она полностью проснулась.
Тихие выдохи окутывали изгиб ее шеи. Его рука обнимала ее, плотно прижимая спиной к груди, талией к животу, бедрами к...
Ой.
Лалиса слегка сдвинулась, но вместо того чтобы помочь себе, она интимно познакомилась с тем, что навряд ли было пряжкой его ремня.
Дыхание, обдававшее ее шею, сбилось, и Чон застонал во сне.
«Черт, черт, черт...»
Ну, ему определенно нечего стесняться. Проклятье.
— Чон, — прошептала она, стараясь разбудить его без лишней драмы. — Чон?
— Мгм, — он прижался губами к ее плечу, явно все еще пребывая в стране снов.
Лалиса задрожала от контакта. Это ощущалось приятнее, чем ей хотелось признавать.
— Чонгук, проснись.
Его рука напряглась вокруг ее талии, и на одно краткое мгновение она почувствовала себя хрупкой, маленькой, защищенной.
— Чонгук... Чонгук, — не унималась она, отказываясь признавать свою реакцию на каждое маленькое движение. — Чон.
Он завозился возле ее шеи, чуточку приподняв голову.
— Чиво...?
Раз... Два...
— Черт возьми, — он отпустил ее так, словно его шарахнуло током. — Лиса, я...
Он откатился, едва не грохнувшись с кровати.
— Все хорошо, — сказала она сквозь ком в горле. — Честно.
— Я бы никогда... Я не... — он прочистил горло. — Должно быть, мне что-то снилось или...
Она повернула голову, чтобы посмотреть на него в сером свете грозового неба.
— Все нормально, Чон. Я не обиделась, — она тихонько рассмеялась, стараясь развеять напряжение. — Вот если бы у тебя не возникло этой... ситуации, я, может, и обиделась бы.
Смущение Чона было буквально осязаемым.
— Почувствовала, да?
— Теперь я знаю, почему ты такой самодовольный засранец, — поддразнила она. — В штанах-то у тебя настоящий молот.
Он застонал и закрыл лицо ладонями.
— Будь прокляты одноместные кровати.
Она захихикала, наблюдая, как он заливается четырьмя разными оттенками румянца.
Затем она вспомнила, как они вообще оказались в такой близости, и...
— Эй, — позвала она, словно протрезвев. — Прошлой ночью...
Он перевел взгляд, посмотрев ей в глаза.
— Ага.
Ей больше нечего было сказать.
— Спасибо, — сказала она, потянувшись к его запястью. — Я не могла...
— Ш-ш-ш, все хорошо, — сказал он, взяв ее за руку и нежно сжав. — Ты бы сделала то же самое для меня.
Он прав. Она сделала бы для него что угодно.
«Не друзья».
«Нечто большее».
«Большее, чем просто слова».
***
Дождь лил стеной, затопляя двор и срывая листья с веток.
Они ни за что не сумели бы путешествовать в такую погоду.
Лалиса впивалась ногтями в бедро, глядя на зловещие штормовые облака.
В ловушке. Они заперты в ловушке.
День тянулся еле как, сколько бы она ни помогала Констанции и девочкам с домашними делами. В итоге она полчаса играла в куколки с Мэри, пока Джеремайя не заявил, что игра слишком шумная.
Контроль. Контроль над каждым шагом. Постоянное неодобрение.
Лалиса улыбнулась маленькой девочке и шепотом предложила пораскрашивать.
Сыновья попросили Чона помочь им с чисткой арсенала оружия, и он согласился, кивнув Лалисе перед уходом.
Она говорила себе, что он по-прежнему в пределах слышимости. Она по-прежнему в безопасности.
Но взгляд Джеремайи был тяжелым и горячим от презрения.
Он приближался к точке кипения по неизвестным для всех причинам.
Лалиса видела признаки. Он становился суетливым. Раздражался из-за всего подряд. Завтрак слишком горячий, обед слишком холодный. Звуки радости от кого бы то ни было заглушались резким словом и сердитым взглядом.
На мгновение Лалиса почувствовала себя так, будто ей снова четырнадцать. Она сжимала кулаки и желала, чтобы он уже взорвался. Набросился бы на нее, и покончить с этим. Она могла справиться. Она терпела побои и похуже.
Их сумки были набиты вещами, которые она сумела стащить, пока никто не смотрел — свежая питьевая вода на два дня, хлеб, банка арахисового масла, консервированное мясо, пули для винтовки Чона. Она упаковала сумки утром и спрятала на улице, прямо под ступенями крыльца, защищавшими от дождя.
Карманный нож, данный ей Чоном, по-прежнему хранился в ее носке — увесистое напоминание, что если дело предпримет наихудший оборот, она прольет кровь.
Лалиса присоединилась к Констанции на кухне, помогая готовить ужин. Они болтали о семье, жизни до того, как фрики лишили их ежедневной рутины, и мир начал рушиться.
Констанция рассмеялась над шуткой Лалисы, и что-то позади них грохнуло, заставив их обеих подпрыгнуть.
Это была Библия, которую Джеремайя уронил на стол.
— Много шума от двух женщин, — рявкнул он.
Констанция в его присутствии съежилась.
— Мы просто разговаривали.
— Может, готовка шла бы быстрее, если бы вы не чесали языками, а?
Руки женщины задрожали, и Лалиса шагнула ближе к ней.
Джеремайя следил за ней темными глазами.
— Думаю, я хочу стручковой фасоли к ужину, — сказал он Констанции. — Спустись и принеси пару банок.
Это не было просьбой.
Констанция подчинилась, оставив Джеремайю и Лалису одних.
Итак, вот оно. Вот как это начиналось.
Впервые с тех пор, как они пришли в это убежище, она ощутила спокойствие. Кости превратились в сталь. Это все равно что смотреть в око урагана.
— Знаешь, я тут усиленно обдумывал кое-что... — он лениво пошел вперед. — То, как ты просто не вписываешься...
Она шире расставила ноги, принимая почти боевую стойку. Он заметил.
— Ты всего лишь лгунья, — хрипло прошептал он. — Обманщица.
Чон... Где Чон?
— Книга Притчей Соломоновых 13:5 «Праведник ненавидит ложное слово, а нечестивый срамит и бесчестит себя», — он приближался к ней, презрительно цедя: — И я вижу тебя насквозь, девка.
Сердце грохотало в ее ушах. Ноги дрожали.
«Беги, беги, беги...»
— Как только ты вошла в этот дом, я сразу понял, какая ты, — продолжал он. — Иезавель (прим. библейский персонаж, чье имя стало нарицательным для порочных женщин), — его взгляд опустился на ее груди. — Посланная, чтобы сбивать хороших мужчин с пути Божьего.
Он вторгался в ее пространство, загоняя в ловушку.
— На своем веку я повидал кучу таких, как ты, — сказал он, скользя гневным взглядом по ее телу. — Все женщины подобны тебе... им дарована грешная форма, созданная дьяволом, чтобы сбивать с пути твоих братьев.
— Своих дочерей вы тоже видите в таком свете?
Вопрос сам собой слетел с ее губ, и каждое слово сочилось неприязнью.
— Ах ты мелкая пи*да, я тебе... — он схватил ее за руку, едва не сбив с ног, и она заорала.
Потянувшись назад, она схватила первое, что подвернулось под руку — разделочную доску — и замахнулась на него. Доска ударила его по виску, и кровь залила левый глаз из рассеченной брови.
— ЧОН! — закричала она, вырываясь из его хватки.
Она снова замахнулась доской, в этот раз ударив его по подбородку.
— Тупая сука!
— ЧОНГУК!
Тяжелые шаги понеслись вверх по лестнице из погреба и обогнули угол.
Щелкнул взведенный курок.
— Отпусти ее, иначе я разнесу твои мозги по всей кухне.
Голос Чона звучал ровно, спокойно... точно он раздавал кому-то указания, а не угрожал жизни человека.
Из-за этого от его заявления в жилах стыла кровь.
Он всадил бы в Джеремайю пулю и даже не моргнул бы.
Другой мужчина отпустил ее, и Лалиса привалилась к кухонному шкафчику, с глухим стуком выронив доску.
Джеремайя попытался рассмеяться. Это была ужасающая улыбка окровавленных зубов.
— Возникло недопонимание, — сказал он. — Она — нервное создание, а я просто вспугнул ее, вот и все.
— Черта с два, — выплюнула она, спотыкаясь и спеша убраться от него подальше. — Он схватил меня, угрожал...
— Угрожал? Нее, дорогая, я не угрожал... клянусь, я просто тянулся к...
Чон прижал дуло револьвера ко лбу Джеремайи.
— Ты прикоснулся к ней, да или нет?
Семья начала собираться на кухне, младшие дети звали папочку и мамочку. Старшие дети стояли с каменными лицами, они были слишком взрослыми, чтобы поверить в любые сказочки, которые рассказывал их отец.
Джеремайя заикался, кровь и слюна капали с его подбородка.
— Я, ну, я... Она ударила меня по лицу! Я вынужден был ее остановить!
Чон не отводил взгляда от мужчины.
— Лалиса?
— Он схватил меня за руку.
«И собирался сделать вещи намного хуже этого». Последнее осталось невысказанным, но Чон знал. Конечно, он знал.
Маленькая девочка, Мэри, начала плакать.
Чон подался ближе, прошептав.
— Я не стану убивать тебя перед твоими детьми. Они этого не заслуживают.
Одним стремительным взмахом руки он ударил Джеремайя по виску рукояткой револьвера, отчего тот рухнул на пол.
— Уходим, Лиса, уходим, — приказал Чон, уже проталкивая ее сквозь группу.
Она метнулась через весь дом, вылетев за дверь-сетку. Она скатилась по ступеням крылья, поскользнулась в грязи, но удержала равновесие.
— Лиса?
«Моя винтовка?»
— Слева!
«Под креслом, слева от тебя».
Присев, она схватила лямки их сумок и вытащила из-под крыльца.
— Чонгук!
«Лови».
Грязь чавкнула под его ботинками, но он нагнал ее за считанные секунды.
Лалиса протянула руку назад, к нему. Их пальцы затанцевали вместе и сцепились.
— Бежим, бежим, — сказал он ей, и его голос приглушался проливным дождем. — Пригнись.
Первая линия периметра. Он нашел место, где она была привязана выше, чем в других местах, и позволяла им проскочить снизу.
Прогремел выстрел дробовика, и Лалиса закричала.
— Беги, давай, Лалиса!
«Беги вперед, я тебя прикрою».
Она схватила его за рукав куртки и не отпускала.
— Ну же!
«Не уйду без тебя».
Прогремел очередной выстрел, и они изменили направление. У движущихся мишеней под проливным дождем больше шансов.
Чон поскользнулся в большой луже грязи, и Лалиса поддержала его, помогая не потерять равновесие.
«Вместе. Мы бежим вместе».
Они не переставали бежать, пока не очутились в милях от линии внешнего периметра. В милях от хижины.
В милях от бомбы, которая наконец-то рванула.
***
Дождь прекратился, но это лишь подстегивало ее.
Она уже пять миль шла первой, отказываясь даже смотреть на Чона, словно воплощая греческий миф в жизнь.
— Ты разве не устала? — спросил Чон.
Должно быть, время уже приближалось к полуночи, и единственный свет, направлявший их, лился от полной луны, которая иногда выглядывала из-за облаков.
— Неа.
Она слишком злилась, чтобы устать. Испытывала слишком сильное отвращение. Слишком сильный позор.
Такое ощущение, будто все ее нутро залили дегтем. Густым, кипящим, никогда не растворяющимся.
— Ладно, а я устал, — сказал Чон, замедляя шаги. — Манобан...
Она продолжала шагать. Если она остановится, придется думать. Придется чувствовать.
И если она будет честной, то наверняка врежет Чону кулаком по лицу.
— Ну же, Лиса...
— Я не устала.
— Нее, конечно, ты не устала. Ты слишком взбешена на меня, чтобы устать.
Это заставило ее остановиться.
Она развернулась к нему, ее грудь вздымалась.
Чон уже спускал свой рюкзак на землю.
— Валяй. Скажи это.
Ярость обжигала ее горло как кислота.
— Я тебе говорила. Я тебе говорила! — она пошла вперед, топая ногами. — Я знала, что с ним что-то не так. Я говорила тебе, что я это знала, а ты отшутился. Ты назвал меня «дорогушей» и только притворялся, будто слушаешь, когда на деле тебе было насрать.
Она ожидала, что он станет спорить. Но Чон просто стоял там, выслушивая ее.
— Я назвала тебе свои аргументы. Я сказала тебе, что у меня возникло дурное предчувствие с самой первой секунды нашей встречи, но нет, ты не мог отказаться от горячей еды и удобного, бл*дь, матраса.
Чон положил руки на бедра и повесил голову в лунном свете.
— И чтобы ты поверил мне, понадобилось, чтобы он схватил меня, назвал пи*дой и пригрозил изнасиловать!
Каждый вдох царапал ее трахею.
— У меня были кошмары! Откровенные ПТСР-флэшбеки от дерьма, которое я постаралась забыть много лет назад, и все из-за того, что я оказалась в ловушке в том проклятом доме с этим монстром!
Она едва различала движение головы Чона, поднявшейся и опустившейся в кивке.
— Ты загнал меня туда, ты убедил меня остаться, ты заставил меня усомниться в себе, и посмотри, что произошло в итоге!
Слезы капали с ее ресниц, стекая по щекам. Ее ярость стихла до всепоглощающего горя. Она стояла там, промокшая до нитки, и рыдала, закрыв лицо ладонями.
Наконец, переведя дыхание, она вытерла лицо и подняла взгляд.
— Ты права, — тихо сказал Чон. — Я не увидел этого, пока не стало слишком поздно.
Она прищурилась, глядя на него в темноте.
— Я заставил тебя подвергнуть себя риску, — продолжал он. — Твоя интуиция ясно и четко говорила тебе, что он опасен, а я не прислушался. Ты обладала пониманием ситуации, о которой я не имел ни малейшего представления, но я проигнорировал это, потому что сосредоточился на том, что мне казалось более важным, — он сделал шаг в ее сторону, и хоть она его не видела, она ощущала на себе его взгляд. — Я пренебрег твоими инстинктами. Я убеждал тебя в обратном. И этому не существует оправдания.
Лалиса была изумлена. Потрясена до глубины души.
— Прости, Лалиса, — сказал он искренне. — Я больше никогда так с тобой не поступлю. Никогда.
Она открыла рот, чтобы заговорить, но тут поблизости хрустнуло несколько веточек.
Фрики.
— Чон, — ахнула она.
Он уже бросился к ней, притягивая ее поближе к себе.
— Я не вижу...
— Ш-ш-ш, ш-ш-ш... — они оба задержали дыхание, прислушиваясь. — Я насчитал пятерых, может, шестерых.
— Черт, — она выдохнула. Ее ноги тряслись от желания бежать.
Чон тихо потянулся к револьверу. Он в темноте схватил ее руку и вложил оружие в ладонь.
— Помнишь, что я тебе говорил?
Она кивнула.
— Взвести курок. Прицелиться, выстрелить, не пугаться.
— Так точно, — он сказал. Его ладонь опустилась на ее голову, один раз погладив.
— У тебя есть нож?
Она услышала, как он щелкнул механизмом винтовки.
— Не очень хочется подбираться к ним настолько близко.
Они слаженно повернулись спина к спине.
Ее голос дрогнул, когда она спросила:
— Что, если выстрелы привлекут больше фриков?
— Видимо, будем разбираться с проблемами по мере поступления.
Она вслепую потянулась назад, скользнув пальцами по его спине.
— Чон.
— Все хорошо, я рядом.
Первый фрик вывалился навстречу, шатаясь в лунном свете.
— Прицелься ровно, немного последи за мишенью и...
Она выстрелила из револьвера, угодив фрику в плечо. Это замедлило его лишь на мгновение.
— Чонгук...
— Попробуй еще раз.
Второй фрик появился из кустов, и Чон прицелился. Один выстрел, и существо упало.
Она сделала второй выстрел, и каким-то чудом попала ему между глаз. Фрик повалился на землю.
— Вот так, Манобан.
Чон прицелился в третьего стональщика. Контрольный в голову.
Всматриваясь во тьму, она заставила себя делать глубокие вдохи.
Четвертый вырвался из-за деревьев, издавая отвратительные стоны при броске.
Последить за мишенью. Прицелиться. Выстрелить.
Ходячий труп вновь превратился в кучу мертвой плоти.
Позади себя она услышала борьбу.
Фрик неожиданно напал на Чона, но тот сумел взмахнуть винтовкой и заблокировать атаку. Однако это существо схватилось за оружие и тянулось к лицу Чона.
Все сомнение ушло из ее тела.
Лалиса подняла револьвер, прицелилась и нажала на курок.
Голова фрика разлетелась на куски как прогнивший арбуз, и он рухнул на землю.
— Ты в порядке? — спросила она.
— О да, черт возьми, — ответил он, и в его голосе слышалась улыбка.
В общей сложности их оказалось семь — последний был старее и медленнее других и показался через минуту после того, как они разделались с шестым.
Лалиса устранила его без раздумий.
Закинув рюкзак за плечо, Чон усмехнулся.
— Рад знать, что ты спасешь мою задницу даже тогда, когда ты взбешена на меня.
Она щелкнула курком, переводя револьвер в безопасное для ношения положение, и передала обратно Чону.
— Уже не настолько злюсь.
Пальцы Чона легонько задели ее руку, когда он забирал оружие.
— Я же говорил, что ты на такое не способна.
Закатив глаза, она зашагала дальше.
— Придурок.
***
— Манобан?
Голос Чона выдернул ее из беспокойного сна.
Ночью они нашли полуразрушенный сарай и устроились под остатками крыши, чтобы отдохнуть. Лалиса не помнила, как заснула, но ее голова рывком поднялась с его плеча, когда он вновь произнес ее имя.
— Эй, ты проснулась?
Она кивнула, продирая глаза.
— Да, проснулась. Что...
— Вот, — сказал он, протягивая ей что-то. Его револьвер.
— Что происходит?
Серый свет утра намекал на время... пять утра, если бы ее попросили угадать.
Чон отодвинулся, и она мгновенно ощутила утрату тепла.
— Мне надо, чтобы ты послушала ладно?
Лалиса моргнула, ее нутро сжалось.
— Чонгук?
Его лицо было смертельно серьезным.
— Я перезарядил его для тебя, — сказал он, жестом показывая на оружие. — Если я не вернусь через два часа, отправляйся в путь, ладно?
Она покачала головой, понимание ускользало от нее.
— О чем ты говоришь?
— Я оставлю свои вещи. Возьми их. Там карта и еще запас пуль...
— Чон.
— Двигайся на запад и найди междуштатное шоссе, ясно? Держись в стороне от него, если можешь...
— Чонгук, я не...
— Не жди. Два часа, и все.
— Что ты делаешь?
Чон накрыл ладонью ее щеку, погладил по до сих пор влажным волосам.
— Прошлой ночью я говорил серьезно.
Его большой палец плавными движениями гладил ее висок.
«Надеюсь, это не прощание».
«Но если это оно...»
«Выживи. Выживи ради меня».
Лалиса снова моргнула, не в силах поверить.
А потом Чон встал и выбрался из их импровизированного убежища.
— Чонгук... — ее голос надломился, не прозвучав во всю силу.
Он уже ушел.
***
Серые предрассветные сумерки сменились розово-золотым рассветом, а потом мир вновь сделался освещенным.
Урон от бури был очевиден в поваленных деревьях и разбросанных веках. Поле, среди которого они находились, было заросшим, и вовсе не выглядело так, будто по нему недавно бродили фрики.
Она была одна
Два часа... Он сказал ей — два часа.
Если ее оценка верна, у нее осталось тридцать минут.
Осталось полчаса в мире с Чоном. Полчаса, чтобы подготовиться к миру, к выживанию без него.
Линейных связей больше не существовало в этом изломанном мире.
Дело не в том, как долго люди знали друг друга, сколько дней вычеркнуто в календаре... Дело в практическом опыте.
Как часто они протягивали руку помощи? От скольких фриков они отбились бок о бок? Сколько раз Смерть переходила им дорожку, но в итоге сворачивала налево, а не направо?
Полторы недели выживания в стране зомби равнялись долгим месяцам выстраивания отношений.
Лалиса не знала, сумеет ли она пережить потерю.
Не знала, захочет ли она ее пережить.
Револьвер давил на ее ладонь так, точно весил сто килограмм.
Вдалеке она услышала шум двигателя и на мгновение забыла, где находится. Шум двигателя был нормальным для прежнего мира. Ожидаемым.
Но в поле? Где вокруг никого нет?
Звук становился громче, и сердце подскочило к ее горлу. Самые ужасные объяснения проносились в ее голове.
Вскочив на ноги, она закинула свой рюкзак за плечо, затем схватила вещи Чона, приготовившись бежать.
Затем...
— Думаю, это мой личный рекорд!
У нее отвисла челюсть.
— Чон??
Выйдя из сарая, она прищурилась от яркого утреннего солнца.
Он выбрался из Джипа Вранглера с брезентовой крышей и открыл заднюю пассажирскую дверь.
Она уронила все их вещи в одну кучу, слишком ошарашенная и ослабевшая, чтобы держать это все.
— Что думаешь? — крикнул он, широко улыбаясь ей так, точно пару часов назад вовсе не произносил безмолвного, душераздирающего прощания. — Знаю, далеко не самая красивая малышка, но она нас покатает.
Лалиса просто таращилась.
— Привод на четыре колеса, противобуксовочная система. Куча места для хранения. И мы можем сложить сиденья и...
— Чон!
Он умолк, повернувшись к ней.
Слова... столько слов царапало ее горло. Она хотела наорать на него за то, что он вот так ее напугал, заставил думать о мире без него, умолчал об этом...
Она разразилась хихиканьем.
Ответная улыбка Чона была ярче самого солнца.
— Это идеально, — сказала она, чуть ли не вприпрыжку побежав к джипу. — Боже мой.
Она продолжала смеяться, осматривая салон внутри. Там оказалось чище, чем она ожидала.
— Ты где это нашел?
— Парковка супермаркета, — он прислонился к дверце. — Сумел проскользнуть внутрь и прихватить жратвы, если ты проголодалась.
Она улыбнулась ему, затем помедлила.
— Подожди... На пути нам не встречалось никаких магазинов...
Он опустил голову, и она знала. Он пробрался в один из огражденных забором городов. В те, что кишели фриками... в один из городов зомби.
— Ах ты безбашенный сукин сын, — пробормотала она, качая головой. — Ты серьезно?
Его пальцы отбивали стаккато на двери.
— Никогда больше не зависеть от чьей-то милости ради укрытия, — твердо сказал он. — Я тебе это обещал.
Так вот что он имел в виду...
Ее грудь сдавило.
— Ты мог погибнуть.
— Мог, — кивнул он. — Но не погиб же.
Боль и страх от кучи «а что, если бы» были слишком сильными, но она сосредоточилась на настоящем. На осязаемом.
— Надеюсь, ты слил достаточно бензина для этой штуки.
Он усмехнулся, и по ее спине пробежали мурашки.
— О да, не волнуйся.
И впервые за четыре дня она действительно не волновалась.