40.
— На, ешь, — Левенте сурово сунул Марко пакет. — Лентяй.
— Ты сам меня сюда притащил, — Марко голодно раскрыл пакет и достал стекляную банку с супом. Вторую банку, но уже с говядиной и картофелем. — Помоями кормят.
— Я видел, что ты ел вчера. Не так плохо, — Левенте мрачно глядел на вкушающего суп Марко. Надолго замолчал, но глаз зеленых и уставших не отводил.
— Что? — не выдержал Марко. — Не хватило на обед для себя?
— Нет. Я ел.
— Говори.
— Город гудит о какой-то драке в баре на другом конце Констанцы.
Марко недовольно скривился, ожидая продолжения.
— Разные люди говорят об одном и том же: «Я видел, что у него горели красные глаза в темноте!» и «У мужика голова на соплях болталась, а он живой бежал по улице!».
Марко отставил банку с супом и откинул одеяло. Левенте, надавив на плечо, сказал:
— Куда намылился? Ты на каникулах. Я сам схожу разузнаю.
— Жду сведений. Вечером.
— Командир, — цокнул Левенте. — Я пошел, ешь, карандаш.
Марко хмуро проводил Левенте глазами и продолжил есть. Он провел в госпитале сутки, но время там, зачарованное, тянулось язвительно медленно. Временами Марко думал, что коматозникам пребывание столь тяжким не находилось. Вспомнив, он крикнул:
— Принеси книг! Батори!
Марко подождал, глядя на дверь в палату, но товарищ не показался. Тогда охотник раздраженно лег и закрыл глаза.
Его снедали мысли все то время, и в этом-то водовороте из ненависти к себе и навязчивой тревоге он вдруг захлебнулся, поняв, что пред самим собой он абсолютный слабак, проигравший. Враг не тот, кто нападал из темноты, а тот, кто себя ненавидел и жизни рядом с самим собой в тишине не признавал.
Марко думал о Магдалине. Ежечасно мозги зудели об этой причине, ежеминутно он порывался сбежать из лечебницы и искать. Взорвать город, уничтожить, чтобы найти. Разрушить страну до руин, чтобы найти. Устроить пепелище вместо цивилизации, чтобы найти.
Он знал, что стоило ждать того, кто ее отнял. А еще, что необходимым было найти тело Агаты Болбочану. Марко верил, что с успешным поиском этой девушки он найдет стригоя в балахонах. Каждый раз Марко решительно вскакивал с постели, срывая иглы капельниц из вен, но слабость, влекущая осесть наземь, возвращала с небес. Медсестры многократно вводили иглы обратно и сетовали на неугомонный нрав охотника, получая порцию грубостей в ответ.
Левенте вошел в "Парфе" и осмотрелся. Бар не показался уникальным: дубовые круглые столы с высокими стульями обступали барную стойку, лежащую посреди помещения; за ней в деревянных стеллажах сверкали под лампой бутылки разных сортов алкоголя и начищенные бокалы. Поставщики пива пригнали несколько бочек с хмельным, которые бармен и водитель тащили за дверь с табличкой «bucătărie» — «кухня».
Черная обшивка стен и криво крашеные ржавые трубы под потолком создавали ощущение тесноты — темные цвета сужали пространство. Меж стеллажей за баром на гвоздях повисли плиты из дерева, покрытые грифельной черной краской, где расписано каллиграфично было меню.
Перечень напитков и яств поразил Левенте изобилием, и бар уже не слыл для него тривиальным: ассортимент полнился всеми видами морепродуктов, добываемых в Черном море. У бара имелось с дюжину высоких стульев, на один из которых Левенте сел и обратился к бармену:
— Дружище, я буду midii la grătar и вон то ваше пиво, которое в бочке несут.
— Ожидай, минут пятнадцать, — кивнул тот и пропал за дверью в кухню.
Левенте огляделся снова, и понял, что бар не пользовался популярностью у местных пивных пьяниц — никто не заходил после и никто не занимал стула еще до его визита.
Слухов мало хватило, чтобы полностью собрать картину происшествия, шедшего ночью; Левенте знал лишь, что по окружающим бар улицам квартиранты наблюдали затор из автомобилей у самых дверей "Парфе" и красноглазых людей, теряющихся внутри улиц. Те бежали из бара прочь; внутри, по слухам, стоял мрак, но слышалась суматоха.
«А перед суматохой видели мужчину с болтающейся на соплях головой, который скрылся в этом баре», — подумал Левенте. — «Связано ли это с Магдалиной? Как нам тебя найти, душка, а? Такой большой город, а ты неясно ли жива вообще..».
В бар вошел мужчина в пальто и шляпе и сел через два стула от Левенте. Заказал пива и уставился на интерьер, будто впервые видел.
— Мидии и пиво, — оповестил бармен и подал блюдо с восемью мидиями с соусом и в зеленых раковинах. Рядом лежала половинка лимона. Он пожелал приятного аппетита: — Poftă bună.
— Да, спасибо, — сказал Левенте и глянул искоса на второго посетителя. — Впервые?
— Нет, я постоялец.
— Мне так не показалось.
— Отчего же?
— Завсегдатаи не разглядывают то, что знакомо.
— Тут вчера какая-то драка была, я смотрю, нет ли чего примечательного.
— Например, ошметка мозгов?
— Ха, — усмехнулся мужчина в шляпе, — да, что-то подобное.
— А что тут случилось? Я даже не слышал, только прибыл из столицы.
— Говорят, советские солдаты с местными националистами общий язык не нашли. Коммунисты эти треклятые, чтоб их! Развалится, зуб даю, этот коммунизм! Бесклассовое общество, смешно!
— Серьезно они тут «общий язык не нашли»?
— Знать бы. Твое здоровье, приятель, — мужчина в шляпе поднял бокал, — за румынский народ.
— За народ, — Левенте ударил кружкой о тянущуюся кружку. Выпили. — Хорошее пиво, а?
— Лучшее в городе. Я в этом баре, кажется, вырос, — рассмеялся мужчина, сняв, наконец, шляпу.
— Левенте.
— Децебал.
Пожав руки, мужчины уставились в свои кружки. Левенте думал, как грамотно задать интересующие его вопросы. Децебал глядел на пену, похрустывающую на янтарной глади пенного.
— Я видел кровь на тротуаре у входа, — начал Левенте, взяв раковину, куда он предварительно налил лимонного соку. — Ну и злобу же вызывает политика. Я сам-то пацифист. Скрещу пальцы, чтоб война кончилась, а нам вернули наши земли.
— Согласен. СССР что-то многовато отняли. И Бессарабию прибрали, и Северную Буковину. А компартия теперь в силенках поприбавила после оккупации. Дышать спокойно не дают. Чую, отрубят голову они Михаю и посадят кого своего.
— Да, да.. То немцы, то советы. Хотелось бы закрыть глаза да жить, но как уж тут заживешь, когда в баре спокойно не выпьешь – морду набьют иноземцы. А что народ молвит?
— А что молвить будет? Ахает да на всех подряд помои льет.
— Нет, я про стычку вчерашнюю. Интересно. С вокзала шел, слышал, что тут ужасы какие-то происходили. Мол, люди без голов по улице ходят.
— Ты мимо психлечебницы, видимо, круги наяривал, — хохотнул Децебал. — Не слышал. Знаю, что постреляли тут солдаты в наших, а, коли стрельба, то и полицаи да жандармы набегут.
— А я-то наслушался.. — улыбнулся Левенте, покачав головой. — Могут разве люди без головы ходить, а?
— Что за россказни, — рассмеялся Децебал.
Они выпили за мир в мире и замолчали. Децебал вскоре, не став допивать, покинул «Парфе», а Левенте взялся за бармена, натирающего бокалы белой ветошью.
— И что, друг, даже ты ничего не расскажешь?
— Не моя смена была. Не знаю. Со сменщиком не виделся.
— А кровь-то кто отмыл?
— А с чего ты взял, что была она?
— Знаю.
— Ну, сменщик и отмыл. А что?
— Да интересно, сколько было. Много поди, а?
— Слушай, доедай и уходи.
— Ц, — цокнул Левенте, — что за народ у вас в Констанце недружелюбный! — Левенте сунул оплату за счет и встал. — Ладно, не вы, так они. Auf Wiedersehen*!
Левенте вышел из бара с невыполненной задачей, что, однако, не огорчило. Он перебежал проезжую часть, хрустя обильно выпавшим ночью снегом, и вошел в дом напротив «Парфе». В первой квартире жили три студентки местной школы торговли — Școala Superioară de Comerț din Constanța — к которым Левенте, помахав жетоном детектива, вломился в гостиную и потребовал чаю.
Черноглазая дива с плотной, хорошо пышной грудью, на которую Левенте Батори старался не засматриваться, угостила визитера прошеным чаем с ромашкой. Остальные две дамы, постеснявшись мужчины, накинули халаты поверх сорочек и расселись по креслам. На их шеях он приметил нитки с дольками чеснока, словно кулоны.
— Хорошо вчерашний день прошел у вас, дамы? Как спалось?
— Когда уж спать, — проворчала пышногрудая девушка. — Ночью в «Парфе» нечистая сила буйствовала. Днем только и отсыпаться. Еще и на учебу. Мы сегодня пропустили, таких ужасов насмотрелись!
— Да? А что за сила?
— Там.. — Девушки переглянулись. — Domnule детектив, вы верите в стригоев и мороев? В вампиров?
— Что за вздор!
— Так и думала. Тогда считайте, что ничего не произошло.
— Хорошо, я понял. Моя вера вас пусть не тревожит, милая.. Как вас зовут?
— Меня зовут Николета.
— Называйте меня Левенте, дамы. Так и что же, вы видели стригоев? Откуда вы про них знаете?
— Как можно не знать про них? То же, что ирландец не будет знать про лепрекона. — Николета встала с кресла и подошла к окну, к которому подозвала и Левенте. — Смотрите, отсюда все видно. Я временами курю табак. Денег на дорогие сигареты нет, потому делаю самокрутки из нарезанного табака и газеты. Вчера мы накрыли с девочками немного выпили, потом подошла сюда вот покурить. Пока крутила, наблюдала. И тут на улицу смотрю, а там мужик бежит весь в крови, голова у него раз, — она махнула рукой вниз, — и завалилась почти полностью на спину.
— Это как?
— Почти отрезанная была. Я так перепугалась, что не описать без бранных.
— Не стоит, я понял. Дамам не идет. А потом? Вы же не закрыли шторы и спать улеглись?
— Нет. Потом подъехали автомобили, — она ткнула пальцем на дорогу, — и перекрыли вход. Оттуда вышло очень много мужчин. Может, человек двадцать. Свет в баре выключился, и они надели какие-то маски. Вошли, долго никого не было. Потом оттуда начали выбегать разные люди. И те, на автомобилях, и те, кто сидел там до них. Очень уж много крови я видела. Каждый выходил в крови.
— А тот, с головой, куда делся?
— Не знаю. Он забежал в бар. Я же говорю: это нечистое! Не может человек с почти отрезанной головой передвигаться, право слово!
— И что потом? Чем все кончилось?
— Несколько мужчин в масках вышли и уехали. Их было пятеро. Остальные так и остались внутри. Спустя, наверное, час, приехал катафалк из морга на соседней улице. Он прямо, знаете, впритык ко входу подъехал, я не видела, сколько тел туда уложили. Катафалк уехал, а улицу местные официанты и бармен с хозяином отмыли до рассвета.
— И как вы себя чувствуете? — Левенте указал рукой на кресла. — Присядем?
— Дурно. В этом баре всегда какие-то жуткие люди сидят. Вампиры! — воскликнула Николета, нервно начав перебирать черные волосы, заплетенные в две длинные косы.
— Почему вы так решили?
— Они приходят только ночью, и я никогда не замечала еду у них в тарелках. Да и на вид они крайне подозрительные люди. Кожа у них светлая слишком. Смотрите на мою, — Николета протянула предплечье, — светлая, да? А у них она еще белее! Как мука!
— А я видела клыки! — воскликнула вторая студентка. — Клянусь, у того парня было два острых клыка!
— Я лично не замечала, хотя разговаривала с одним из посетителей, — вспоминала Николета. — Может, небольшие, но вполне вписывающиеся в норму.
— Вы говорили с ними? Со стригоями?
— Да, попросила помочь донести пиво до дома. Мать отправила денег на житье, и мы решили отметить начало учебного года. Взяла шесть литров, по два для каждой из нас, да тяжело нести было. Я бы в жизни не подумала, что шла с вампиром! Он был бледным, но в остальном — обычный человек, клянусь. Солнце тоже его вдруг жечь не начало.
— А что-то интересное было еще той ночью?
— А разве этого не хватает?
— Да нет, вы более чем утолили мой интерес. Ну, я вынужден откланяться, дамы. Николета, вы проводите меня?
— Конечно.
В прихожей Левенте обулся и надел свое старенькое, но тепло любимое рыжее пальто. На полке с зеркалом стояла фотография большой группы студентов на фоне школы торговли. Левенте глянул на Николету.
— Вы знали Агату Болбочану?
— Ту, про которую в газетах писали?
— Да, про нее.
— К сожалению, нет. Она училась в другой группе, но мы были с одного потока. В этом году я заканчиваю четвертый курс и получаю диплом, а она так и осталась на третьем. Красивая была. Очень жаль.
— У вас есть сведения? Хоть какие-то?
— Так вы по делу побоища в баре или Агаты?
— Как проницательно, — улыбнулся Левенте. — Хотите, покурим?
— На улице?
— Да.
— Только если вы угостите меня сигаретой.
— Разумеется.
— Хорошо. Минуту, я не одета.
Левенте спустился на улицу и оглядел бар напротив. Тихий притаившийся монстр, недра которого служили пристанищем для мертвых, но продолжающих мыслить. Левенте думал доселе, что враг таился далеко за городами, среди плюща и крон дубов, прячущих от света, но теперь думал о тех, кто ничем не отличен был от него самого.
Некоторые, преимущественно морои, могли заселять брошенные усадьбы, мертвые стригои нередко занимали руины замков и целые деревни. Левенте вдруг понял, что напасть куда большим ярмом давила на плечи человеческой расы. Мертвые полнили города значительно в большем объеме, нежели он знал.
Жили в городах они, Левенте знал, но пути его соприкасались с мертвыми стригоями, о которых ходила молва. Те не скрывали себя ввиду неимения ума, оттого слухи остро витали по всей стране. Сколькие на самом же деле обитали среди масс и не оставляли за собой следа пиршеств, о ком не писано было в газетах? Умные, они скрывались.
Глядел он на «Парфе» и руки его, охваченные тремором, сжались туго в кулаки. Левенте ощутил себя столь маленьким, столь неготовым, что обуял ужас. Охотнику представилось тогда, как перед ногами раскрывалась пропасть; черная, она простиралась, захватывая всю Землю. На клочке той улице, где стоял, он ощутил себя одиноким, кому на спину ложилась тень ответственности. А бездна та пугала, в ней сидело зло. Он смотрел в ее недра.
Охотники одни, их жизни хрупки и малочисленны, а противопоставлены им сонмища, армии мертвых, которых в сущности весомо больше. Планета накренялась от их веса, груз нечистой их материи не желаем был нутром земли. Левенте сознал, какой мошкой на самом деле был он сам, Марко или Больдо. У зла того, сидящего в пропасти под ногами, не было конца и не было края.
Не заметил он в раздумьях, когда вышла Николета и встала рядом.
— Меня теперь тоже пугает это место, — сказал она. Левенте опустил взгляд на ее невысокую фигуру и кивнул.
— Вам бы найти квартирку подальше, — он протянул ей сигарету и чиркнул спичкой. Наваждение он отмахнул. — Хуже не будет. Есть варианты?
— Мы смотрели в газетах. Ищем. Все упирается в леи.
— Понимаю. Итак?
— Агата была на хорошем счету, часто участвовала в мероприятиях по школе и конкурсах по дисциплинам. Я считала ее красивой, очень умной девушкой. Она хорошо рисовала и разбиралась в поэзии. Кажется, она даже где-то участвовала со своими стихами. В общем, такой только восхищаться. Или завидовать. У нее был жених, но я не знаю, как его зовут. Высокий такой, очень красивый юноша. Он всегда провожал ее до школы, а после лекций встречал. Она и колечко носила золотое с, кажется, гелиодором. После первого курса, в сорок первом, она проводила его на войну и померкла. Много кто провожал, тяжелое время..
— Так, предысторию имеем.
— В ноябре сорок третьего, кажется, она последний раз была на лекциях. Второй курс еле как ходила. Похудела. Ну, понятное дело: жених-то ее умер на фронте. В сорок втором, кажется. Знаете, вам лучше обратиться к ее группе. Там была ее подруга, не знаю, как зовут. Из нашего потока там всего две группы, не пропустите. Выпускная.
— Очень ценные сведения, Николета. Я благодарю вас.
— Даже не возьмете номер? — хитро улыбнулась девушка.
— В обычных обстоятельствах взял бы, но не сейчас, — серьезно ответил Левенте. — Да и не хочу я вас обижать.
— Чем вы можете меня обидеть?
Левенте мягко улыбнулся ей и, кивнув, ушел. Пожалуй, он тоже устал. В машине он закурил, двигаясь до школы — места, где нашлись бы ответы. Пропавшая Агата дала бы сведений о пропавшей Магдалине. Левенте остановил авто через улицу от нужного здания, где зашел за пачкой табака.
Он, подняв ворот пальто на скулы, пошагал до школы торговли. Гулять теперь и пьянствовать, веселиться пред лицом тяжелой работы ему мало хотелось — он шел вперед, хмурый и задумчивый; взгляд на мир вокруг стал более серым и мрачным, холод стал чаще терзать ум и порой на него, шута и скомороха извечно возбужденного, падала чернильная тень. Он тоже был сломлен, тоже оплакивал по-своему утрату и тоже чувствовал все, но не упоминал.
Внутри Левенте давно хотел спать.
Срезая путь, он повернул в коридор между двумя жилыми домами. Думал о том, какие данные озвучил бы Марко и радовался, пока позади беззвучно ступала нога мертвого. Левенте упал на грудь — сзади его ударили ножом в поясницу правее позвоночного столба. Клинок попал в брюшную полость и рассек тонкий кишечник, выпустив наружу химус из съеденной в обед мамалыги.
Левенте перевернулся на спину и узнал того, кто стал его убийцей.
— Децебал, дружище, — саркастично улыбнулся он.
— Что ты вынюхиваешь?
— Тебя это как касается?
— Охотники братьев моих положили ночью. Сам как думаешь?
— Ага, понял. А я тут причем?
— Ты тоже охотник, — Децебал одернул полу пальто, оторвав пуговицы. — Я твой бренчащий меч и трение кола под одеждой сразу услышал, паскуда.
— Это мое единственное пальто! — вскрикнул раздраженно Левенте. — Я не местный охотник, дружище. Меня не было в вашем баре, ты на меня за что напал?
— Мне какое дело? Меньше вас — больше нас. Вы-то нас и ради потехи режете, ироды.
— Поднимаешь демографию, а?
— Где же вы такие говорливые беретесь?
— Если бы я молчал, то мир был бы скучнее, приятель.
Децебал сморщился от улыбающегося лица Левенте: ему казалось, что тот смеялся над ним. Улыбка среди спорящих всегда потрясающий вид оружия, который задевал бы эго каждого. Децебал припал к шее Левенте и, вцепившись зубами, сделал первый глоток.
Охотник не бездействовал, он воистину был силен — Децебал признал данность, однако кишечное кровотечение и поврежденная шейная вена значительно поубавили способности к выживанию.
Децебала рот наполнялся сам, оставалось лишь глотать. После перенесенной декапитации, хоть и частичной, он до сих пор чувствовал слабость; каждый же очередной глоток восполнял силы и подкреплял физическую мощь.
Вампир расслабленно пил, когда его пронзил кинжал, который Левенте выудил осторожно из кармана на бедре. Ударить в сердце не располагало положение лежащих, потому Левенте ударил сбоку от кадыка и, схватив рукой ухо, принялся быстро прорезать трахею поверх ночью зажившего шрама. На лицо из отрезаемой головы хлынула кровь. Снова вампир лишался головы.
— Я вашу.. — пыхтел Левенте, толкая Децебала на спину, — ..численность сам поубавлю, понял? — Он ударил в сердце и плюнул на лицо вампира. — Грязный ублюдок.
Левенте тяжело завалился на бок и отполз от тела. Одышка тянула диафрагму, которая, опускаясь вниз на кишечник, толкала кровь сильнее. На землю струилась она, как ручей, и стелилась лужами, растекалась, отнимая жизнь. Будучи вытекшей, она уже не держала организм; кости вмиг теряли значение, клетки мозга предавались некрозу, окостеневали мышцы. Левенте подумал тогда, какой важной была кровь и как хотел он собрать всю ее с земли и влить обратно.
Заткнув ножевое ранение обрывком ткани собственной рубахи, Левенте вынул из карманов любимого пальто ключи и бросил его на тело Децебала. Мороз обволок кожу — температура упала еще ниже, а кровопотеря и недостаток кислорода в тканях проявились акроцианозом: посинели губы и уши.
Левенте обтерся краем выброшенного пальто и вышел к дороге, где поднял руку водителям такси. На черной рубашке не разглядеть вышло бы кровавые пятна, но его вид все еще был угнетающим и пугал прохожих. В окне остановившегося автомобиля Левенте мельком заметил, как плохо выглядел. Адрес он назвал их пристанища — квартиру Болбочану.
На бежевую обшивку салона натекло много, Левенте потерял сознание — коллапс, вызванный быстрым снижением давления. Кровотечение поглощало свет перед глазами, оно убивало охотника. В себя его привел водитель авто, который выволакивал тело из салона. Вместо человеческого милосердия человек проявил страх за материальное; он достал из кармана бумажник, обуславливая запачканным салоном, и уехал, бросив Левенте на тротуаре близь дома.
Он глядел на небо и не понимал, что происходило. Мысли походили на воду или ветер, которые не удавалось удержать руками. В унисон с биением сердца перед глазами темнело, точно потухало солнце и вновь загоралось. Он пытался что-то сказать, чего-то попросить. Найдя силы добраться до квартиры, Левенте преодолел несколько тяжелых десятков метров.
Он заперся и упал плашмя прямо за дверью. Это были его последние силы.
_________
*Auf Wiedersehen — нем. До свидания.