8.
В городе палило солнце, слышался плеск воды за окном и пахло солью. Балкон был открыт, и в квартиру веяло свежестью; под крышей пели птицы, изредка заглядывающие в квартиру молодого художника. Те птицы - воровки, и они таскали со столика на балконе недоеденный обед: куски хлеба, рагу из свинины и что-то избирательно из салата с рукколой. Василе Димитреску жил на четвертом этаже, прямо под крышей; иногда, когда разливались суровые дожди, с потолка шла вода.
Василе был художником, и тем майским вечером его натурой стала любимая девушка и невеста родом из Галаца; черноглазая брюнетка с тонкой шеей и плотной грудью, а соски - ровные коричневые круги. Она позировала топлес, подняв на античный лад руку с виноградом. Руки ее были тонкие, плечи узкие, но в остальном она выглядела пышной: ее таз от линии талии выгибался изящно в круг, и бедра полнились мясом. Василе любил полных, любил анорексичных, любил тех, кого считали «золотой серединой». В каждой женщине молодой человек наблюдал эстетику, и ученым был о красоте тел. Мера всех вещей - человек. Особенно женщина.
Василе писал маслом, в левой руке держал деревянную палитру, где пестрели сотни красок, но уже засохших. Василе сделал мазок по холсту, - он завершил второй сосок, - и взглянул на натуру. Любимая улыбнулась.
— Ты устала, ma femme*? — спросил Василе.
— Отнюдь. Кажется, устал ты.
— Не обманывайся, я могу писать до полуночи, а там и до утра.
— Я хочу выпить вина и лечь пораньше. Завтра мне нужно пройтись по магазинам. Скоро экзамены.
— Тогда я схожу в винную лавку, а ты прибери тут.
Она, обернутая ниже талии белой простыней, подошла к Василе и поцеловала в губы. Руками она обвила его шею, пальцы пробежались по черным волосам.
— Возьми красное, — попросила девушка, поправив рубашку Василе. — И чего-нибудь сладкого.
— Печенье?
— Суфле. Если будет.
— Хорошо.
Василе отложил палитру и банку с кистями, поставил инструменты в полку шкафа и закрутил тубы с краской. Остальное лежало на его женщине, которая успела надеть легкий пеньюар и переставить мольберт в угол. Проходящая мимо, она источала аромат моря и соли, некого цветка и меда. Чуть смуглая: весна ее прошла в прогулках с Василе, и любимым местом стало Черное море под их квартирой. Загар, солнце и счастливое настоящее, о котором оба грезили долгие годы. Василе любил ее, и она была его первой женщиной.
Уходя, он счастливо обернулся. Она напоминала ему солнце, и когда подняла глаза, то заулыбалась ярче светила в небе. Конец мая сорок первого в памяти сохранился лишь благодаря ее улыбке. В начале июля Василе был мобилизован.
Василе проснулся от холода: пот пропитал китель на спине, и загулявший ветер прошелся по телу током. Василе спал в окопе, накинув на себя бушлат советского солдата. Они стояли недалеко от Ростова, но скоро должны были двигаться в сторону Кавказа. Конец августа выдался холодным, уже ощущалась осень. Василе был ранен в левое плечо, рука пульсировала до самых фаланг пальцев. Он пролежал еще с десять минут, но уснуть не смог. Лицо любимой померкло, хоть он и пытался еще раз ее увидеть.
Рядом в окопе спал еще один солдат, с головы которого сочилась кровь. Василе не разглядел в темноте, кем он был. Пахло мокрой одеждой и крысами. Они кусались ночами; иногда их топтали, и на утро труп начинал смердеть. Василе поднялся и подошел к крохотному костру, у которого сидели солдаты; сел на свободное место и протянул руки к пламени. Лица сидящих сливались с темнотой: грязные, в крови или земле. Один из румынских солдат грыз запеченную на костре картошину, черную, как уголек.
Василе поджал ноги и положил голову на колени, снова слегка задремав. Ему повезло еще раз увидеть тот вечер, но ненадолго. Громыхнул выстрел, и солдаты рассыпались по позициям, как напуганные жуки. Василе схватился за автомат и припал к стене из земли, сверху посыпало пылью; осторожно он высунулся и оглядел пустошь впереди. Бежали советские войска, и было их много. Василе судорожно сглотнул и выстрелил: каждый выстрел отдавался громом в голове, он страшился убивать: смерть и мысли о ней претили самому существу обычного художника. Тонкая структура его души трескалась, когда палец жал на курок. Но война заставляла меняться и подчиняться. Василе убил еще двух.
Недалеко прямо в окоп упала граната, и волна подняла землю. Василе завалился на бок и закрылся рукой. Насыпало землей и клочками травы.
На место убитых встали другие солдаты, ступая прямо по ошметкам братьев. Заискрили выстрелы, земля снова пропиталась кровью, и воздух пропах порохом. Где-то слева от Василе взорвалась граната, и разлетелись в ночи куски мяса. Василе вспомнил, какой вкусной была советская тушенка. И вспомнил, как его собратья жестоко насиловали детей и женщин в селах. Как набивали карманы всем, что стоило больше одного лея, и ломали мужчинам и старикам кости. Порой Василе задумывался, что земляки были страшнее германцев. Кровожадными убийцами были румыны, и страдали те, кто страдать не должен был. Василе боялся товарищей.
Когда слабо осветлело, с севера — по левую сторону — послышалась очередь автоматов, сверкнул огонь. Василе выглянул и увидел двух советских солдат, бегущих из кустов в его сторону. Он вскинул автомат и убил одного; второй, вскрикнув имя товарища, нашел выглядывающее над ямой лицо убийцы - Василе. Прицелился, присев у куста. Красноармеец с глухим взглядом показался Василе уже мертвым: глаза солдат всегда выглядели мертвыми, они глядели далеко вперед, но видели мало. Вражеский солдат прицелился. Василе целился тоже. Пот пробежал по глазам. Соседнюю роту шестой дивизии подорвали, когда пошла волна, потому русские солдаты посочились с левого фланга к передовой, где был Василе и его взвод. Поехали танки.
— Идиот! — закричал товарищ и выстрелил в целящегося красноармейца. Он тряхнул Василе. — Что ты ворон считаешь?! Командир передает, что левый фланг прорвали, надо гнать паскуд, пока не убили! Фронт третья рота не удержала, они отходят в тыл. У нас прорыв, сейчас сюда танки поедут и тыщи из пехоты!
Василе промолчал, глядя на изрыгаемую кровь изо лба красноармейца с мутным взглядом. Было жаль. Каждого убитого Василе искренне жалел. Воюя уже год, он готов был отдать одно самое сокровенное: свою жизнь. Лишь бы война навечно закончилась. Товарищ тряхнул еще раз, и Василе посмотрел, наконец, в его глаза. Тоже мутные, тоже неживые.
Ночь оказалась тяжелой, но к рассвету вражеская армия отступила — прорванный фланг с трудом, но удалось удержать. Соседняя рота вернулась восстанавливать линию окопов, но уже иным составом: мертвых заменили теми, кто был в резерве. Василе уронил голову в землю и сдавленно прокричал, просто чтобы не зарыдать. Убивать было ему каторгой.
К обеду из окопов достали тела убитых.
________________
*Ma femme - фр. моя женщина.