«Зверь, что не тронет»
Когда все наконец закончилось, когда крики и звуки борьбы стихли, оставив после себя лишь тяжелую, звенящую тишину и слабый, но ощутимый запах крови и страха, Сону медленно, словно неся на себе груз всего мира, вернулся в ту самую комнату. Нара уже мирно посапывала на импровизированной постели из пледа, свернувшись калачиком. Видимо, человеческому организму, хрупкому и уязвимому, было действительно сложно перенести такой шквал эмоций, страха и напряжения, обрушившийся на нее за последние часы. Ее лицо во сне было бледным, но умиротворенным, ресницы слегка подрагивали.
Он бесшумно, с присущей вампирам грацией, опустился на кровать перед ней, его взгляд невольно остановился на ее руке, той самой, где алел свежий след от укуса Джуена. Темная кровь уже запеклась, образуя неровную корочку. Легкая тень досады и гнева промелькнула в его глазах при виде этой отметины. Аккуратно, почти благоговейно, он взял ее руку в свою, его холодные пальцы осторожно коснулись воспаленной кожи. Затем, повинуясь какому-то древнему инстинкту, он наклонился и мягко, едва ощутимо, провел языком по ранке, зализывая укус. Его слюна обладала целебными свойствами, и легкое жжение тут же начало стихать.
От этого прикосновения, такого интимного и неожиданного, девушка вздрогнула и проснулась. Ее сонные глаза удивленно распахнулись, встречаясь с его пристальным, немного тревожным взглядом. Увидев его, она слабо улыбнулась и инстинктивно потянула к нему свою вторую, здоровую руку, ища поддержки и утешения.
— Все... все закончилось? — прошептала она, ее голос был еще тихим и немного хриплым ото сна и пережитого. Сону лишь медленно поднял на нее взгляд, в его темных глазах все еще бушевали отголоски недавней ярости и беспокойства.
— Я этого Джуена... Я ему все клыки повыдергиваю, — прорычал он сквозь стиснутые зубы, его голос был низким и угрожающим, напоминая рычание хищника.
— Ой-ой-ой, какой ты у меня злой, — Нара тихонько хихикнула, ее пальцы нежно коснулись его щеки, пытаясь успокоить. И, словно по волшебству, в следующую секунду Сону преобразился. Вся его показная злость на сородича испарилась без следа. Он мягко прижался к ней, уткнувшись лицом в ее волосы, и обнял ее, словно ища в ней убежище от всего мира, словно не было этой секундной вспышки гнева, а была лишь всепоглощающая нежность и потребность быть рядом.
— Оставайся со мной. Всегда, — его голос стал глухим, полным скрытой мольбы. — Я обращу тебя, и ты вечно будешь моей. Только моей.
— Собственник, — она снова тихо улыбнулась, проводя рукой по его волосам. Ее взгляд стал серьезным. — Ты даже не представляешь, как это странно и страшно, когда человек, которого ты знаешь, вот так пропадает в один момент, становится... другим. Я буду с тобой, Сону. Обещаю. Но не прямо сейчас. Не так быстро. Мне нужно время. Чуть позже. Я обещаю. —
Она не переживала о родных – у нее их просто не было. И она, и Аён выросли в стенах сиротского приюта, их единственной семьей была их дружба. Вампир, услышав ее слова, лишь сильнее сжал ее в своих объятиях, его лицо глубже зарылось в изгиб ее шеи, вдыхая ее теплый, живой аромат, который так сводил его с ума.
Он не станет держать ее силой, если однажды она захочет уйти. Он даст ей свободу выбора, как бы больно это ни было. Но он всегда будет рядом, невидимой тенью, оберегая ее. И он никому, никогда больше не позволит ее обидеть или причинить ей боль. Это было его нерушимое обещание – и ей, и самому себе.
****
Аён же, напротив, проспала безмятежным сном до самого вечера, когда за окнами уже сгустились густые фиолетовые сумерки, а в коридорах отеля зажглись тусклые дежурные огни. Когда она наконец открыла глаза, первое, что она увидела, было лицо Чанмина, склонившегося над ней. Он сидел на краю импровизированной постели, молча наблюдая за ней, и в его обычно насмешливых глазах сейчас читалась непривычная мягкость.
— Проснулась, соня? — его голос был тихим, почти бархатным. Он осторожно провел своей холодной, как мрамор, ладонью по ее руке, от локтя к запястью. От этого прикосновения, от этого могильного, нечеловеческого холода, Аён невольно чуть вздрогнула, ее кожа покрылась мурашками. Но Чанмин знал – это была лишь рефлекторная реакция, инстинктивный отклик живого тела на прикосновение смерти. Он знал, что она не боится его по-настоящему. Не больше.
— Что... что вы с ним сделали? С Ёнхуном? — спросила Аён, ее голос был еще немного сонным, но в нем уже слышались нотки тревоги и любопытства. Она села, поплотнее закутываясь в плед.
— А тебе жаль его? Этого ублюдка? — Чанмин ответил вопросом на вопрос, его губы тронула легкая, едва заметная усмешка. Он медленно, с кошачьей грацией, подвинулся ближе, почти ложась рядом с ней на плед. И Аён, вместо того чтобы отстраниться, инстинктивно прижалась к нему, ища в его близости какое-то странное, извращенное чувство безопасности. Словно бы он не был существом из ночных кошмаров, холодным и бессмертным вот уже около сотни лет, а обычным человеком, дарящим тепло.
— Замерзнешь же рядом со мной, — прошептал он, его дыхание коснулось ее волос, и оно тоже было холодным. На это Аён лишь отрицательно помотала головой, еще теснее прижимаясь к его боку. И пусть ей все еще было тяжело до конца осознать и принять тот факт, что ее так долго и цинично обманывали, что самые близкие люди, которым она доверяла, оказались не теми, за кого себя выдавали, что ее мир перевернулся с ног на голову – она знала, что вывезет это. Она справится. Она будет жить дальше.
Теперь уже под крылом у этого бессмертного, опасного, но почему-то такого притягательного существа. Вечного зверя, хищника ночи, который, она это чувствовала каждой клеточкой своего тела, никогда не тронет ее. Никогда не причинит ей вреда. Наоборот, он будет защищать ее, даже от самой себя, если потребуется. И в этом холодном, но надежном объятии она нашла свое странное, хрупкое, но такое необходимое сейчас утешение.