От спички до полена
Жизнь в поместье графа, казалось, не могла быть лучше. Инкре не только нашёл свою любовь. Его любовь была взаимна. Ох, знали бы вы, как Фалации любил своего художника. Он давал ему всё самое лучшее, приносил самую дорогостоящую и вкусную еду, самые лучшие кисти и краски, самые мягкие и долговечные холсты. А совсем недавно подарил французу мольберт, сделанный из цельного куска липы. Вы скажете: "Это невозможно!" Но невозможное возможно, когда в воздухе витает запах художника, вечно перепачканного краской. Этот запах заставлял Фала терять голову.
Однажды Инкре стоял за мольбертом у окна своей комнаты и зарисовывал пейзаж ночного леса. В комнату со стуком вошёл граф и тут же подошёл к художнику. Посмотрев на картину, вампир мечтательно вздохнул. Инкре со смешком посмотрел на него.
- Что? - с детской наивностью в голосе спросил радостный художник. Графу было крайне приятно видеть, что его ангел счастлив.
- Ничего такого, ангел мой, я просто любуюсь твоим самым лучшим творением. - с улыбкой ответил Фалации. Художник на эти слова хитро покосил взгляд в сторону и загадочно улыбнулся.
- Нет, не самым. - с улыбкой Инкре отошёл от графа, высвободившись из его объятий. Вампир заволновался. Он что-то не так сказал? Но Инкре с той же улыбкой полез за шкаф. Это ещё больше удивило Фалации.
Инкре достал из-за шкафа другой холст. Граф с интересом оглядывал тёмные каймы краски, что немного перелились на заднюю сторону картины, и гадал, что же там могло быть нарисовано лучше, чем ночной пейзаж.
- Я долго думал, показывать ли её тебе... - с нежным взглядом, обращённым на картину, тихо проговорил Инкре. - Я боялся, что ты отвергнешь меня, если увидишь это... Или даже прогонишь...
Граф разволновался не на шутку. Да что же там такое?!
- Любовь моя, звезда моя путеводная, ты же знаешь, что я тебя не оставлю. - с нежностью, тихонько подходя к Инкре, прошептал вампир. - Я ведь не проживу без тебя и двух дней..
Граф мягко заключил художника в объятия и посмотрел тому в глаза. В них он не увидел ничего кроме бескрайнего океана любви, в котором отражались и возвращались в обратку все негативные эмоции и ненастья.
- Я ведь люблю тебя...
Так Фалации завершил свою речь. Инкре же немного привстал и поцеловал вампира в щёку, что заставило того пожелтеть. Пора было выложить все карты на стол и расставить все точки над i.
Инкре выставил руку с картиной в бок и развернул её лицевой стороной к вампиру. Фалации же посмотрел на неё и обомлел. Поскольку вампиры не отражаются в зеркалах, он впервые увидел себя. И то, как он выглядел на картине, смутило его так сильно, что его лицо всё было похоже на лимон.
- Ух ты... - единственное, что смог выдавить из себя граф. Инкре немного насмешила такая реакция, и он издал приятный слуху смешок.
- Ты прав, любовь моя. Это действительно самая прекрасная твоя картина. - без капли гордости и высокомерия проговорил потрясённый и растроганный до глубины души Фалации.
Инкре это тоже немного смутило, и тот покрылся бледно-радужным румянцем. Снова поднявшись на носочки, художник потянулся к губам возлюбленного. Граф же решил не мучить своего ангела и сам поцеловал того в губы.
Поцелуй длился долго, дольше обычного. Очень скоро вампир без лишних слов малость углубил его, на что получил аналогичное от своей пассии. Инкре снова почувствовал то самое пульсирующее и тяжёлое чувство под рёбрами, что давило вниз.
Но скоро Фалации оборвал такую приятную атмосферу интима и слегка отстранился от Инкре. Тот тяжело дышал, томно смотря на своего вампира и пытаясь понять, что будет дальше. Но он никак не ожидал подобного.
Граф немного наклонил голову и поцеловал голые шейные позвонки художника. От такого ощущения Инкре пискнул и тут же, даже для себя, неожиданно простонал. Граф крайне удивился такому новому звуку, но останавливать себя не стал.
Фалации нежно выцеловывал каждый миллиметр каждого позвонка художника. Инкре же тихо постанывал над ухом графа, что тому непомерно нравилось. Но довольно скоро на его плечи легли подрагивающие руки француза, когда вампир попытался расстегнуть ворот рубашки Инкре.
- Д-дорогой, тебе не кажется, что ещё слишком рано?...
И то верно. Как он мог так расхлябно себя повести... По тем временам этикет не то что не позволял, он презирал подобное. А вы посмотрите, что он вытворяет!
- Прости, ангел мой, я... Просто не смог сдержать себя...
Придерживая ворот рубашки и немного прикрыв им щёку, француз с огромным радужным пятном на лице и дрожащим голосом ответил потерявшему голову Фалации.
- Ничего, любовь моя... Давай... Чуть позже.
Художник вновь загадочно улыбнулся. За окном шёл первый снег.