Айленд: Спасённая чудовищем.

Лия долго лежала в комнате Клары, вглядываясь в тёмный потолок. Простыни пахли лавандой, подушка была мягкой, а за окном мерно стрекотали ночные сверчки — но сон всё не приходил. Что-то внутри неё скреблось, зудело, словно глубоко засевшая под кожей заноза, отравляя покой.

Его не было рядом.
Её тело уже мучительно привыкло к его теплу, к глубокой тишине, которую он излучал. Даже к его молчаливым ответам, что всегда доходили до неё без слов.

Она поднялась, босиком ступила на прохладный пол и тихо вышла из комнаты, стараясь не разбудить Клару. В доме было пусто и тихо, лишь где-то тикали настенные часы, будто отсчитывая её шаги. Лии стало неуютно, тревожно. Каина нигде не было.

Она бесшумно отворила входную дверь.
Прохладный ночной воздух обнял её тонкое платье, словно внезапно хлынувшая ледяная вода. Где-то далеко за деревьями слышался глухой, затягивающий шум прибоя, размеренный и монотонный. Небо было глубоким, чернильным, густым, будто его можно было зачерпнуть рукой. Луна висела низко, и её бледный свет отбрасывал длинные тени на влажную траву, превращая знакомый двор в лабиринт теней.

Она шла медленно, ступая босыми ногами по холодной земле, пока не увидела его.
Каин стоял за домом, в полутьме, прислонившись к стене. В его пальцах тлела сигарета, и Лия почувствовала, как острый укол пронзил её под рёбрами. Он курил? Каин? Он никогда не курил.

— Вампиры курят? — её голос прозвучал ломано, почти испуганно, разрывая натянутую тишину ночи.

Каин чуть повернул голову, не глядя на неё. Он медленно, глубоко затянулся и выдохнул в сторону, словно оберегая её от ядовитого дыма, от своего порока.

— Сегодня — да.

— Это... Из-за... нас? — едва слышно произнесла Лия, её шёпот почти растворялся в звучании ночи.

Каин, наконец, обернулся и посмотрел на неё. Несколько секунд — и всё понял, как всегда. Он резко бросил сигарету на землю, раздавил её ногой, и бесшумно скользнул в дом.

Лия осталась стоять одна, совершенно растерянная. Только ветер, нежный, но пробирающий до дрожи, гладил её руки, словно пытаясь успокоить и одновременно напомнить о его отсутствии.

Через пару секунд Каин вернулся — с пледом. Он молча и решительно накинул его ей на плечи, бережно, как будто укрывал не её тело, а её обнажённую, дрожащую душу.

— Ты ещё и босая, — пробормотал он, всё ещё избегая её взгляда. — Совсем потеряла голову? Совсем дикая?

— Не смогла уснуть, — прошептала она. — Без тебя совсем не могу. Уже не могу.

Каин не ответил. Он опустился на скамью и коротким жестом позвал её рядом. Лия села, не касаясь его, но он притянул её к себе и крепко обнял, позволяя ей окончательно утонуть в его тепле.

Некоторое время они просто сидели, слушая, как ночью оживает всё то, что днём молчит: едва различимые шорохи листвы, далёкие пронзительные крики ночных птиц. Каин снова потянулся за новой сигаретой.

— Ты странно выглядишь курящим, — сказала Лия, пытаясь улыбнуться. — Как будто пытаешься казаться злым, опасным, но внутри всё равно светишься.

— Это мой способ молчать громче обычного, — хмыкнул он, в его голосе проскользнула лёгкая, горькая ирония.

— Каин… — она повернулась к нему, но он не дал ей договорить, властно прикрыв её губы пальцем.

— Не надо, — отрезал он. — Лучше... просто сиди. Мне достаточно, что ты здесь. Иногда нам с тобой стоит помолчать, чтобы не наговорить лишнего, чтобы не разрушить то хрупкое, что между нами.

Она кивнула. Не дотронулась до него, просто была рядом, ощущая каждой клеточкой его присутствие.

— Знаешь, — тихо сказал он спустя минуту, — если однажды станет совсем невыносимо, если я начну разрушать тебя... просто скажи. И я уйду. Навсегда. Оставлю тебя в покое.

Она вскинула на него глаза, полные чего-то необъятного и бездонного, глубокого, как сама ночь. Слёзы не лились, но жили на краю, дрожа, готовые сорваться.

— А если станет выносимо? — прошептала она, и это был дерзкий вызов.
Каин посмотрел прямо в её сердце, будто видя насквозь, проникая сквозь все защиты.

— Тогда я останусь. Несмотря ни на что. Даже если ты не попросишь.

Они долго сидели молча. Ночь растекалась вокруг тёплым бархатом, пронизанным запахом влажной земли и горьковатым дымом, который почему-то уже не казался таким отталкивающим. Звёзды, казалось, висели слишком низко, будто могли упасть прямо на ладони. Где-то вдалеке навязчиво стрекотали насекомые, и дул ровный прохладный ветер, ероша волосы и лаская кожу.

Лия слегка поёжилась, притянув плед плотнее к себе, ощущая холод, проникающий до костей.

Каин заметил это. Он не смотрел на неё напрямую, но ощущал каждое движение, даже не поднимая взгляда. Его голос, когда он заговорил, был тихим, как будто боялся спугнуть ночь, её хрупкую, почти неземную красоту.

— Всё равно упрямая, — сказал он почти шёпотом, выдыхая дым. — Босая, в одном платье... Тебя же может просквозить. Не думала об этом?

Лия не ответила. Она просто смотрела вперёд — в непроглядную темноту сада, в мерцающее небо, будто пыталась там что-то разглядеть. А может, наоборот — пряталась от собственных мыслей, от неотвязных внутренних демонов.

Он протянул ей сигарету, желая поделить с ней даже этот мрак.

— Попробуешь?

Она улыбнулась уголками губ.

— Я не люблю дым.

— А я не люблю чувствовать себя виноватым, — сказал он, не глядя. — Но вот, сижу здесь. Курю. Рядом с тобой.

Тишина между ними была наполнена невысказанным, но почти осязаемым пониманием.

— Мне с тобой не страшно, — произнесла она наконец, голос дрогнул, почти сорвался. — Даже когда больно.

Он посмотрел на неё. Долго. Впервые за эту ночь — пронзительно прямо. И в его взгляде было что-то неуловимо уязвимое, почти обнажённое, как сама душа. Не вопрос, не упрёк. Просто тишина, полная обнажённого смысла и глубокого отклика.
Он затушил сигарету и бросил её в сторону.

— Если вдруг станет страшно или больно — тоже говори, — сказал он, его голос был крепок и непреклонен. — Не молчи, мне нужно знать. Нам нужно перестать нарушать наш договор, Лия. Нужно обо всём говорить. Даже если ты скажешь что-то, что мне не понравится, я не исчезну.

Лия улыбнулась, и на лице её мелькнула тень облегчения, почти свет.

— Уже не исчезнешь, Каин. Уже слишком поздно.

Он снова посмотрел на её босые ноги, на бледные пальцы, сжимающие плед, и вдруг сказал совсем не то, что она ожидала:

— Ты красивая. Даже когда злишься. Даже когда молчишь. Ты... особенная. Пошли в дом, не прощу себе, если заболеешь. Я, конечно же, вылечу тебя в два счёта, но всё же.

— Если соответствовать договору, — внезапно заговорила Лия, — то я должна сказать это... Мне горько сейчас. Потому что я привязалась к тебе, мучаясь расспросами о твоём прошлом, потом выпрашивая чувства... Я теперь чувствую себя униженной и... — Лия не успела договорить, ком отчаяния снова подступил к горлу.

— Лия... Мне жаль, что ты себя так чувствуешь. Мне жаль, что не могу произнести того, чего ты так от меня ждёшь. Но чувства у меня выпрашивать не нужно, я и так тебе их отдам, все, что у меня есть, каждую крупицу себя. Коса на камень нашла на требовании формального признания. Это разное. Но, прошу, мы обязательно обсудим это, только позже. Хорошо?

Он притянул её к себе и за руку завёл во внутрь особняка.

Когда Лия открыла глаза, небо за окном было бледно-серым, предрассветным. Её голова уютно покоилась на груди Каина, она чувствовала, как медленно и глубоко он дышит. Его рука лежала на её талии, прижимая к себе, собственнически, но нежно. Казалось, что ничего плохого в мире больше не случится, пока он рядом. И она снова провалилась в сон, убаюканная его теплом, его присутствием.

Утро пришло незаметно, словно неслышный призрак, стирая остатки ночной тревоги.
Лия почувствовала запах свежесваренного кофе откуда-то из кухни, крепкий и бодрящий. Слабый солнечный свет, пробивающийся сквозь плотные шторы, словно обнимал её, убаюкивая обещаниями, говоря, что всё обязательно будет хорошо. Что прошлая ночь не оставила ран, была лишь ещё одним шагом к тому, чтобы полностью понять и принять его — вампира, которого Лия полюбила. Каина.

Каин ещё спал, и на секунду Лия подумала, что можно так пролежать весь день — не размышляя, не двигаясь, просто слушая, как он дышит, ощущая его живую тяжесть рядом.

Но внутри было странное покалывание, нарастающее, резкое, как крошечные иголки. Сначала в пальцах, они будто онемели. И в груди что-то кольнуло, почти незаметно, но настойчиво, будто сердце случайно споткнулось и пропустило удар.

Лия села на край кровати. Её движения не были резкими, но ей сразу же стало тяжелее дышать, словно воздух вдруг стал густым и тяжёлым. Горло пересохло, и всё тело будто окутал ватный жар — не температура, не озноб, просто… истощение. Слишком много всего ей приходилось переживать сейчас, и тело начало сдавать.

Она не хотела никого разбудить, поэтому медленно встала и тихо пошла босиком по холодному полу, мимо зеркала, стараясь идти ровно. Руки чуть дрожали, словно не принадлежали ей. И чем дальше она шла, тем больше воздух сгущался, становился плотнее, как если бы дом внезапно начал тонуть в каком-то невидимом океане, затягивая её на дно, в бездну беспамятства.

На кухне она хотела выпить стакан воды. Сделала один глоток, но стало только хуже. Горло сжал спазм, словно не давая проглотить жидкость, перехватывая дыхание.

Мир качнулся. Сначала чуть-чуть. Потом резче, неумолимее, стремительнее.
Поднялся гул в ушах — будто поезд проехал слишком близко, на полной скорости, и не собирался останавливаться, нарастая до оглушительного, почти физически ощутимого, рёва.

Резь в глазах, картинка стала тянуться, размазываться, предметы вытягивались вверх, как в кривом зеркале, безжалостно искажая реальность.

Ноги подогнулись. И было это странно — как будто кто-то выкрутил кости изнутри, лишая её опоры.
Руки не слушались. Пальцы не чувствовали стакана, и он выскользнул из ослабевшей хватки.

Последнее, что она успела понять — это что вот сейчас, прямо сейчас, она падает.
А потом всё отключилось.

И почти сразу — мягкий удар тела о пол. Глухой, леденящий в своей тишине.
Плитка приняла её, безразлично холодная. Щека коснулась поверхности, волосы расползлись по ней, как мёртвые змеи, безжизненные и тёмные, словно предвещая нечто худшее.

Каин оказался рядом мгновенно, словно материализовавшись из воздуха. Он не кричал. Только произнёс её имя — низко, почти срываясь, пропитанный отчаянием, будто надеялся, что в слове спрятано решение, способ вернуть её.

Он склонился над ней, ладонью коснулся её щеки, потом лба. Руки у него были холоднее, чем обычно, потому что он не успел прийти в себя после сна, в котором она только что была рядом. А теперь — вот она. Без сознания. Почти бездыханная. Тихая. Беззащитная.

— Лия… — почти шёпотом, глухо, полный отчаяния.

Никаких ран не было. Ни капли крови. Только бледность, синеватая вокруг губ, и слишком тихое, едва различимое дыхание, которое почти не нарушало мёртвую тишину.

Он не сразу понял, что делать, парализующая растерянность сковала его.
Он дотронулся до её запястья, почувствовал слабое биение. Сердце билось, но неровно. Сбивчиво. Словно оно тоже не понимало, что происходит, или не хотело мириться с наступающей тьмой.

Каин поднял её, аккуратно, не спеша, будто хрупкий хрусталь. Лия обмякла в его руках, как тряпичная кукла, полностью лишившись сил, будто сама жизнь покинула её тело.

Он нёс её обратно в спальню, почти не дыша сам, будто боялся, что если вдохнёт слишком резко — она исчезнет, растворится в воздухе, превратится в ничто.

Он положил её на кровать, на ту же подушку, где она только что лежала, с такой нежностью, почти боготворя её.
Пальцами провёл по её губам, чуть приоткрыл их.

Медленно, без слов, он прокусил кожу на своём запястье. Тёмная, густая кровь пролилась прямо на её губы, блестя каплями под лучами утреннего солнца.

— Лия, если ты меня слышишь — просто глотай, хорошо ?

Она не сразу поняла, что происходит.
Только через какое-то время слабо дёрнулась, едва заметно.
Ресницы дрогнули, руки еле заметно напряглись, словно пытаясь ухватиться за что-то.

И губы — сами, не думая — притянулись к его запястью, с болезненной жадностью впитывая жизнь.

— Прости, — сказал он, его голос был низким, полным невысказанного страха и отчаяния. — Я не знаю, как ещё тебе помочь.

Она открыла глаза. Медленно. Неровно. Как будто пыталась выбраться из-под воды, из глубокой пучины беспамятства, из самого забвения. Глаза были мутные, но живые. Она смотрела на него, будто не верила, что он рядом, что это не сон, а реальность, в которой он спас её.

И только потом прошептала, голосом хриплым, едва слышным:

— Я в порядке.

Каин покачал головой.

— Нет, ты не в порядке. В порядке люди выглядят иначе. Да и в обмороки просто так посреди кухни не валятся.

Он всё ещё держал её руку. Сильно. Настолько сильно, будто пытался удержать её на грани жизни, как будто боялся, что она снова отключится, исчезнет.

Он сидел молча, не шевелясь, только взгляд его был прикован к её лицу, изучая каждую черточку, каждое биение жизни. Когда её взгляд обрёл ясность, он заговорил, голос его дрогнул, выдавая всю его боль.

— Ты меня чертовски напугала, — выдохнул он, и это было горькое признание. — Не делай так больше, договорились?

Он опустил взгляд, словно пряча что-то глубоко внутри.

— Я раньше думал, что лучше молчать. Проще. Безопаснее. Если ничего не говоришь — ничего не теряешь. Не привязываешься. А значит, ничего не болит, ничего не может быть отнято.
Он провёл рукой по затылку, чуть нахмурился, и на его лице проступила тень давно забытой печали. Голос оставался спокойным, но под ним ощущалась какая-то ржавчина — старая, застывшая боль, которую он носил годами, как тяжкий, невидимый груз.

— Когда Мария умерла… Когда я понял, что это уже произошло... Я не сказал ей ни "прости", ни "береги себя". Мог, но не сказал, не успел, выходит. И знаешь, я живу с этим. Каждый день. Я привык к этой боли внутри меня, к этим сожалениям, которые безжалостно точат меня изнутри.
Он поднял глаза и посмотрел прямо в её. В этих глазах было всё: страх, злость на самого себя, и осторожная, почти хрупкая искренность, которая пробивалась сквозь толщу веков, как лучик света через плотную тьму.

— Я не хочу привыкать к потере тебя, к этой новой агонии.

Он встал, прошёлся по комнате, как будто хотел сбросить с плеч невидимый груз, сбросить саму боль, и замер у окна, спиной к ней, глядя в ещё тусклое небо.

— Может, я и не самый лучший человек. Да я и не человек вовсе, и... Может, это будет звучать не так, как должно было бы. Но если бы ты умерла сегодня, так и не услышав, что я тебя люблю… — он замолчал, сжал руку в кулак, и его голос стал низким, хриплым, почти звериным. — Я бы, чёрт возьми, себя убил.

— Так что считай… ты вытащила из меня то, что я слишком долго держал внутри, что было похоронено под веками молчания. — Он обернулся, взгляд стал чуть мягче, но всё ещё серьёзен, пронзая её насквозь. — Ты для меня слишком важна. И я устал это прятать. Только не делай так больше...

— Я всего лишь потеряла сознание. От такого не умирают, — улыбнувшись, сказала Лия, пытаясь разрядить напряжение, хотя сама ещё дрожала, словно осиновый лист.

— А от удара виском об пол — вполне может быть, — ответил он, сурово. — Всё, иди ко мне, пожалуйста. Я хочу сказать тебе это снова. Я. Люблю. Тебя, Лия.