Глава 4: Голод и Признание
Дым сигареты Минхо закручивался сизыми кольцами в полутемной квартире Джисона. Музыкант сидел на полу, спина прислонена к дивану, лицо бледное.
— Вампир? — Джисон прошептал, как будто боялся, что само слово привлечет незваного гостя. — Ты серьезно, Минхо? Банчан? Наш Банчан?
Минхо затянулся, его глаза в дыму казались еще острее.
— Серьезнее некуда. И он на грани. Нашел себе… источник. Школьника, чудом выжившего в аварии.
— Он… убьет его? — в голосе Джисона прозвучал ужас.
— Не знаю. Он говорит, что не может. Что тот мальчишка для него… больше. — Минхо бросил окурок в пустую банку из-под колы. — Больше, чем еда. А это, Джисон, хуже всего. Потому что голод не исчезнет. Он будет грызть Бана изнутри, пока тот не сломается и не сделает то, чего боится больше всего.
Джисон сжал голову руками.
— Черт… Что делать?
— Наблюдать. Быть готовыми. И молиться, чтобы Бан нашел в себе силы не стать монстром, каким себя считает. — Минхо встал. — И ни слова никому. Особенно Чанбину. Он не поймет. Попытается «помочь» и только навредит.
Феликс
Больничный ужин был безвкусным, но Феликс проглотил его почти механически. Тело требовало энергии, чтобы залечивать ушибы, но разум был измотан страхом и странным, навязчивым ожиданием. Он чувствовал себя как мышь, знающая, что за дверью сидит кошка. Или не кошка… что-то похуже. Сон накатил тяжелой волной, смывая острые углы реальности. Он провалился в черноту, но даже там его преследовали бархатные тени и запах зимнего леса.
Банчан
Холодильник в его роскошной, но бездушной квартире был забит пакетами с искусственной кровью – дорогим, стерильным суррогатом, разработанным для таких, как он, кто пытался жить среди людей. Он схватил один, вонзил клыки в пластик. Густая, холодная жидкость хлынула в горло. Отвратительная. Пустая. Как пить грязь после нектара. Она утоляла физиологическую потребность, но не унимала жгучую тоску, разъедавшую его изнутри. Тоску по его крови. По его теплу. По нему. Он швырнул пустой пакет в мусорное ведро, чувствуя, как ярость смешивается с отчаянием. Контроль. Он нуждался в контроле. Но один образ – бледная шея Феликса под слабым светом ночника – сводил на нет все усилия. Он вышел в ночь, движимый не голодом, а чем-то более опасным. Потребностью быть рядом.
Тишину палаты нарушал только ровный стук сердца на мониторе и тихое дыхание спящего Феликса. Банчан стоял у кровати, как статуя, его тень, длинная и искаженная, ложилась на стену. Он смотрел на юношу. На разметавшиеся по подушке светлые волосы. На ресницы, дрожащие во сне. На пульсирующую точку на шее, скрытую воротником пижамы. Голод проснулся мгновенно, злобный и требовательный, но на этот раз его затмило что-то иное. Волна… нежности? Безумия? Он не знал. Он протянул руку, не касаясь, лишь проводя пальцами в сантиметре от щеки Феликса, чувствуя исходящее от него тепло.
— Ты… чертов соблазнитель, — его шепот был грубым, полным внутренней борьбы. — Ты думаешь, это просто? Сиять так, когда внутри меня – тьма?
Он наклонился ниже, его губы почти коснулись уха спящего. Дыхание Феликса смешалось с его ледяным выдохом.
— Я не должен хотеть тебя… так. Не только крови. Твоих глупых шуток. Твоего света. Твоего страха… передо мной. — Его рука сжалась в кулак, когти впились в ладонь. — Ты не просто еда, Феликс. Ты… яд. И я уже не знаю, хочу ли противоядия.
Он выпрямился резко, как будто ошпаренный собственными словами. Признание, вырвавшееся наружу, было страшнее любого голода.
Банчан вышел из палаты, пытаясь загнать обратно демонов, вырвавшихся на волю в его признании. И почти столкнулся со Сынмином. Младший ординатор стоял как вкопанный, его глаза, широко раскрытые, были прикованы к Банчану. В руках он сжимал планшет с данными пациентов. Он не выглядел испуганным. Он выглядел… настороженно осознающим.
— Доктор Бан, — Сынмин произнес тихо, но твердо. — Вы проверяли пациента в 314? В такое время?
Банчан заставил себя встретиться с его взглядом. Взглядом не наивного поклонника, а человека, который что-то увидел.
— Бессонница, Сынмин. Решил проверить его показатели. Ничего необычного. — Голос звучал ровно, но ледяное спокойствие было лишь маской.
Сынмин не отвел взгляда. Он посмотрел на дверь палаты Феликса, потом снова на Бана. Его взгляд скользнул по безупречному, но смертельно бледному лицу старшего коллеги, по его слишком острым чертам в полумраке коридора, по рукам, спрятанным в карманах халата, но, казалось, напряженным до дрожи.
— Пациент Ли Феликс… он требует особого наблюдения? — спросил Сынмин, делая шаг вперед, неожиданно смелый. — Может, стоит подключить еще одного специалиста? Или… провести дополнительные тесты? На предмет необычных реакций?
Вопрос висел в воздухе, тяжелый и многозначительный. Необычные реакции. На что намекал Сынмин? На странное поведение Феликса? Или на странное поведение самого доктора Бана?
Банчан почувствовал, как холодная ярость поднимается по позвоночнику. Этот наглый щенок осмеливается… подозревать? Осмеливается вмешиваться? Он сделал шаг навстречу Сынмину, внезапно сократив дистанцию до минимума. Его рост и врожденная хищная аура заставили младшего коллегу инстинктивно отпрянуть.
— Пациент Ли Феликс находится под моим наблюдением, ординатор Ким, — голос Бана опустился до опасного, змеиного шепота. В нем не было ни капли прежней профессиональной отстраненности, только стальная власть и скрытая угроза. — Ваша задача – выполнять мои распоряжения. Не задавать вопросы. Не проявлять излишнего любопытства. — Он подчеркнул слово "излишнего". — Понятно?
Сынмин побледнел, но подбородок его дрогнул, не опускаясь. Страх был в его глазах, но и упрямство. Он кивнул, коротко и резко.
— Понятно, доктор.
— Отлично, — Банчан развернулся и пошел прочь, не оглядываясь. Он чувствовал на своей спине пристальный, тяжелый взгляд Сынмина. Этот взгляд говорил ему яснее слов: игра усложнилась. Любопытный щенок превратился в назойливого свидетеля. И свидетеля, который явно не собирался просто стоять в стороне.
В палате
Феликс ворочался во сне. Его губы шептали что-то неразборчивое. Пальцы непроизвольно потянулись к месту на шее, где холодное дыхание доктора Бана оставило незримый след.