Проклятье Дездемоны.

Луна. Проклятая, бездушная, серебряная сводня. Она висит над Мистик Фолс, заливая Старый Лес ледяным, беспощадным светом. Каждый луч – словно раскаленная игла, вонзающаяся мне под кожу. Воздух густой от запаха хвои, влажной земли и… меня. Отчаяния. Страха. И всепоглощающей, знакомой до тошноты боли. Опять. Сотый? Тысячный раз? Я потеряла счет этим адским ночам.

Я прислонилась спиной к шершавому, древнему дубу. Мои мышцы – натянутые канаты, вот-вот лопнущие от напряжения. Под кожей что-то шевелится, перекатывается. Кости. Мои проклятые кости. Они живут своей жизнью, готовясь к предательству. Треск. Тихий, но отдающийся ледяным эхом в самой глубине черепа. Ребро? Или, может, ключица? Неважно. Это лишь прелюдия к симфонии разрушения, которую дирижирует Луна. Не первая. Не последняя. Я – Первородный Трибрид. Дитя древнейших кровей. Сила Первородного вампира, бурлящая во мне тысячелетиями. Магия могущественной ведьмы, унаследованная по линии… по линии матери. Далии. Моей матери. Сестры Эстер. Да, той самой Эстер, что породила проклятый род Майклсонов. Я – ее единственная дочь. Плод ее безумия и жажды силы. И… вот оно. Третье проклятие. Дикая, неукротимая суть Оборотня. Три ипостаси в одном хрупком сосуде. Дар? Ха. Проклятие. Несокрушимая сила, платящая страшную дань каждый месяц. Дань болью.

Я застонала, стиснув зубы так, что эмаль могла треснуть. Руки, дрожащие от муки, потянулись к холодным, черным от времени цепям, лежащим у моих ног. Сталь обожгла ладони ледяным огнем. Знакомое ощущение. Ощучение грядущей клетки. Спасения. От себя. От того чудовища, что рвется на свободу. Каждое движение – пытка. Каждое прикосновение металла к коже – новый щелчок ломающейся кости. Хруст. Запястье. Я вцепилась пальцами в звенья, обвивая их вокруг талии, бедер. Массивные замки щелкнули. Ключи? Давно на дне озера. Потом – холодное прикосновение к шее, туго, оставляя лишь глоток воздуха. Удушье не убьет Трибрида, но ослабит. Последние звенья – на могучие корни дуба, к кованым кольям, вбитым мной же в мерзлую землю неделю назад. Ритуал отчаяния. Ритуал выживания. Ритуал защиты… от тех, кого я могу нечаянно разорвать. От них. От Майклсонов, которые, пусть и назовут меня сестрой, не должны видеть меня такой. От людей этого городка. От… него.

Волна боли накрыла с новой силой. Я вскрикнула, прикусив губу. Медный привкус крови – сладкий и отвратительный – заполнил рот. Мир поплыл. А потом… вспышка. Мои глаза, обычно темные, как ночь перед грозой, *вспыхнули*. Не вампирским алым, а диким, первобытным огнем. Ярко-оранжевый, как расплавленное солнце в аду, с ядовитыми прожилками зеленого и островками глубокого, почти черного карего. Волчий оттенок. Проклятый знак. Зрачки сузились в щели. Мир стал черно-белым, но с оранжевым отсветом. Запахи ударили в нос – сосна, гниющий лист под ногами, собственная кровь, пот, страх. Каждый шорох ветки превратился в грохот.

— Нет… — прошипела я, впиваясь ногтями в кору дуба, чувствуя, как она крошится под силой Первородного. — Держись… Держись, черт тебя дери, Дездемона! Держись ради них… Ради семьи…

Семья. Майклсоны. Мои Майклсоны. Сестры и братья по крови Эстер, а значит, и по крови Далии. Клаус, Элайджа, Ребекка, Кол, Финн… Хоуп. Моя маленькая племянница Хоуп, дитя Клауса и Хейли. Я помню ее младенцем. Помню, как мы, объединившись – я, Клаус, Ребекка – положили конец безумию Далии больше пять лет назад. Как сбежали от Марселя и его фанатиков из Восставших, нашли временное пристанище здесь, в Мистик Фолс. Пять лет относительного покоя. Пять лет, когда я пыталась быть для них сестрой, тетей… Человеком. Но я не человек. Я даже не просто вампир или ведьма. Я – это. Это проклятие. Они знают. Знают, что я Трибрид. Знают о полнолунии. Но видеть? Никогда. Я не позволю. Я слишком хорошо помню взгляды ужаса. Я не вынесу этого от них. Я *презираю* эту часть себя. Ненавижу. Сука, как же я ненавижу эту слабость!

Хруст. Громкий, оглушительный. Бедренная кость. Я согнулась пополам, рыча сквозь слезы. Не плач слабости. Плач бешеной ярости. Волосы на затылке встали дыбом, кожа горела, как в лихорадке. Еще немного… еще немного, и Перелом начнется по-настоящему. И тогда…

Тень. Быстрая, бесшумная. На опушке. Знакомый силуэт. Знакомый запах – старый кожаный плащ, пыль веков и… его кровь. Эллиот. Эллиот Сальватор. Средний брат. Не Деймон с его сарказмом, не Стефан с его вечными терзаниями. Эллиот. Тихий, наблюдательный, чертовски упрямый. Мой… что? Любовник? Больше. Гораздо больше. Первая и единственная за всю мою бесконечную жизнь любовь, которая не обожгла, а согрела. Идиот! Почему он здесь? Почему СЕЙЧАС?

Он замер, увидев меня. Я видела, как его глаза, обычно спокойные и глубокие, как омут, расширились от шока. От ужаса. От сострадания, которое резануло меня острее любой кости. Он видел меня прикованной, как бешеное животное. Видел мой согбенный, изуродованный болью силуэт. Видел мои глаза. Мои проклятые, горящие волчьим огнем глаза.

— Дездемона! — Его голос, обычно бархатный и уверенный, сорвался на крик. На крик ужаса за меня. Он рванулся вперед. Идиот! Безумец! — Что они с тобой сделали?! Кто?! — Он рухнул на колени передо мной, его руки потянулись к цепям, к замкам. — Кто посмел?! Я убью их! Я…

— НЕ ПОДХОДИ! — Мой крик был не моим. Хриплый, рвущий гортань, наполненный такой дикой, первобытной яростью, что даже я сама вздрогнула. Я рванула головой в его сторону, чувствуя, как цепи впиваются в шею. Мои глаза – эти оранжево-желто-зелено-карие адские прожекторы – впились в него. На губах – пена, алая от крови. — Уйди… ОТСЮДА… СЕЙЧАС ЖЕ, ЭЛЛИОТ!

Он отпрянул, но не убежал. Замер. Потрясенный. Я видела не только шок в его взгляде. Я видела… боль. Боль от моего крика. От моего вида. И страх. Но не за себя. Пока нет.

— Дез… что… что с тобой? — Он прошептал, не отрывая от меня взгляда. Его ум, острый ум древнего вампира, лихорадочно работал. Я видела шестеренки, вращающиеся за его глазами. Ведьма? Проклятие? Но он знал. Думал, что знал. Я сказала ему, когда между нами только начали пробегать искры после столетий молчаливого влечения. Призналась, что я гибрид. Вампир и ведьма. Дочь древней линии. Я не солгала. Просто… недоговорила. Утаила самую мерзкую часть. — Эти цепи… твои глаза… — Его взгляд скользнул по тяжелым звеньям, впивающимся в мою плоть, по моему искореженному болью лицу. — Ты… ты что-то скрывала. Что происходит?!

Новая волна. Сильнее. Ядреней. Я закинула голову назад, и из моего горла вырвался вой. Долгий, пронзительный, душераздирающий. Вой, в котором смешалась человеческая агония и торжествующая ярость Зверя, рвущегося наружу. *Хруст-хруст-хруст.* Позвоночник. Я чувствовала, как позвонки смещаются, выгибаясь по-новому, уродливо. Под тонкой тканью моей черной блузки двигались горы мышц и костей. Видела, как его лицо исказилось пониманием. Ужасным, леденящим пониманием.

— Полнолуние… — выдохнул он, ошеломленный. Как ребенок, сложивший страшную картинку. Цепи. Боль. Глаза. Вой. — Ты… Ты не просто гибрид… Ты… Оборотень? Но как?! Первородные… они же… — Он запнулся, его ум пытался сломать незыблемые законы их мира. Первородный вампир не может стать оборотнем! Но я не стала. Я рождена такой. Плод магии Далии и древнего проклятия.

— ТРИБРИД! — проревела я, и в этом слове выплеснулась вся моя гордость за силу и вся бездонная ненависть к проклятию. Слюна, густая и тягучая, повисла на моем подбородке. Клыки удлинились, стали острее. Зубы – готовые к разрыву плоти кинжалы. — Первородный Вампир… Ведьма… и Оборотень! Проклятие крови Далии! Каждый месяц… этот АД! Каждый месяц я чувствую, как кости Первородного ЛОМАЮТСЯ!

Слово "Трибрид" грохнуло между нами, как взрыв. Я видела, как он побледнел, как земля будто ушла у него из-под ног. Миф. Легенда. Хоуп была Трибридом, да. Но она… другая. Младшая. А я… древняя. Первая? Одна из немногих? Неважно. Сила – да. Но и цена… Он смотрел на цепи. Понимание осветило его взгляд. Не клетка для пленника. Клетка для хищника. Чтобы хищник не сожрал того, кто пришел помочь.

— Боже… — прошептал он. Я видела, как в его голове проносятся наши встречи, мои внезапные исчезновения, моя раздражительность перед этими ночами. Все пазлы встали на свои проклятые места. — Почему… почему ты не сказала мне? Я же любил тебя… Люблю! Я бы понял! Я бы помог!

— Помог?! — Мой смех был коротким, хриплым, больше похожим на предсмертный хрип зверя в капкане. Щелчок. Кость в предплечье. Я застонала, прижимая руку к груди. Глаза пылали, но сквозь ярость пробивалось что-то человеческое – боль, стыд, отчаяние. — Помог? ЧЕМ?! Удержать меня, когда Луна сломает последнюю кость и выпустит ТО, что внутри?! Я… я не контролирую его в момент Перелома, Эллиот! Только после… только когда шкура покроет кости, когда рычание станет голосом… только тогда я могу… пытаться… владеть собой. Но сейчас… — Я задохнулась, новая судорога скрутила меня. Цепи звякнули, впиваясь глубже. — Сейчас я чувствую твою кровь… Слышу ее шепот в жилах… Слышу стук твоего сердца… Оно бьется так громко… так… навязчиво… — Голос стал ниже, хриплее, чужим. Голосом Зверя, говорившего через меня. — Я хочу его сорвать… вырвать… сожрать, пока оно еще трепещет… И я СМОГУ, Эллиот! Эти цепи… они для таких… как ты! Для тех, кого я… — Я скрипнула зубами, пытаясь загнать обратно клыки, подавить волну кровожадности, захлестнувшую меня с новой силой. — …кого я не хочу убивать.

Его сердце действительно колотилось. Громко. Напряженно. Я слышала каждый удар, как барабанную дробь перед казнью. Страх был в нем. Настоящий, холодный страх перед древним хищником, которым я становилась. Но было там что-то еще. Что-то, что разрывало меня изнутри сильнее, чем ломающиеся кости. Горечь? От моего недоверия? И… да. Жалость. Губительная, унизительная жалость к моей боли, к моему проклятию, к моему одиночеству, я не нуждаюсь в его жалости!

— Ты думала, я испугаюсь? — Его голос прозвучал неожиданно спокойно. Твердо. Он не отступил. Напротив, сделал крошечный, осторожный шаг вперед. Все еще вне зоны досягаемости, но уже ближе. Слишком ближе. — Ты думала, моя любовь так хрупка, что разобьется о правду? Даже такую?

— Ты ДОЛЖЕН бояться! — выкрикнула я, чувствуя, как кожа на руках начинает темнеть, покрываясь легкой, колючей щетиной. Пальцы свело судорогой, ногти посинели, удлинились, загибаясь в острые, загнутые когти. Я показала их ему. — Видишь?! Я – МОНСТР! Не та холодная, сильная вампирша-ведьма, с которой ты делил ложе! Я – ЭТО! Я лгала! Я пряталась! Я…

Самая страшная волна. ХРУСТ! Тазовые кости. Взрыв белой, ослепляющей боли. Я завыла. Долго, пронзительно, в животном отчаянии. В этом вое был весь мой стыд, вся ненависть к себе, весь ужас перед неизбежным. Цепи взвыли, натянувшись до предела, впиваясь в шею, талию, бедра. Кровь сочилась по коже, ее медный запах смешивался с запахом дикого зверя. Я чувствовала, как меняется лицо. Скулы разъезжаются, челюсть выдвигается вперед, уродливо деформируя черты. Шерсть. Скоро будет шерсть. И клыки. И когти. И ярость. Чистая, неконтролируемая ярость.

Эллиот не убежал. Он стоял там. На коленях. Смотрел. Его глаза не отрывались от меня. В них больше не было ужаса. Была решимость. Безумная, самоубийственная решимость вампира, который нашел свою единственную любовь и не собирался отступать, даже если эта любовь грозила разорвать его на куски.

— Я не уйду, Дездемона, — сказал он тихо, но так, что слова пробились сквозь мой вой, сквозь треск костей, сквозь гул крови в ушах. — Не оставлю тебя одну. Не в этот раз. Не после того, как узнал.

— УМРИ ТОГДА! — зарычал Зверь моим голосом, вырываясь наружу. Я рванулась вперед, цепи впились в шею, остановив меня с жестокой силой. Боль пронзила горло. Я захрипела. — УМРИ! Я РАЗОРВУ ТЕБЯ! Я…

— Нет, не разорвешь, — он перебил меня. Спокойно. Как будто говорил о погоде. Он поднялся с колен. Не отступая. Стоял прямо передо мной, вне досягаемости моих еще человеческих рук, но на расстоянии одного прыжка… позже. — Потому что ты сильнее этого. Сильнее его. Ты победила Далию. Ты спасла свою семью. Ты – Первородный Трибрид, дочь древнейшей крови. Ты не позволишь зверю съесть меня. Потому что ты любишь меня. Так же, как я люблю тебя. Всей своей проклятой, бессмертной душой.

Его слова… Они были как нож, воткнутый в самую сердцевину моей ярости. Я замерла. Скрюченная, с вывернутыми суставами, с горящими адским огнем глазами, с когтями, с кровью на шее от цепей. Зверь внутри ревел, требуя крови, требуя плоти, требуя уничтожить эту угрозу, этот вызов. Но что-то… дрогнуло. Глубоко внутри, под слоями боли и ярости, дрогнуло то, что было мной. Дездемоной. Сестрой Майклсонов. Победительницей Далии. Любящей… его.

Я встретилась с его взглядом. Не смотрела на него – встретилась с ним. Его глаза были темными, серьезными, полными той самой безумной любви и веры, о которой он говорил. Веры в меня. Не в гибрида. Не в Первородного. В меня. В Дездемону.

— Эллиот… — мое рычание сменилось хриплым шепотом. Боль все еще пылала, кости все еще ломались, трансформация была неотвратима. Но яростный порыв разорвать его… ослаб. На волосок. — Ты… идиот… Самый большой… идиот…

Он улыбнулся. Слабо, но улыбнулся. Не отводя взгляда от моих чудовищных глаз.

— Знаю. Но я твой идиот. И сейчас я здесь. С тобой. Дыши, Дез. Просто дыши. Переживи это. Я никуда не уйду.

Луна светила холодно и беспристрастно. Кости продолжали ломаться. Боль была вселенской. Но впервые за всю мою долгую, проклятую жизнь, в эту самую страшную ночь месяца, я не была одна. Он стоял там. Мой идиот. Мой Эллиот. И пока его глаза держали мои, пока его вера, как тонкий серебряный трос, удерживала меня от пропасти чистой ярости, я могла дышать. Дышать и пытаться удержать монстра, рвущегося изнутри. Один хруст кости за другим. Один вздох за другим. Одна секунда за другой. До рассвета. До конца Проклятия. До меня.

Воздух рвал мои легкие, но это был не воздух – это был чистый, неразбавленный адреналин, пыль, его страх и моя собственная ярость, ставшая осязаемой. Боль трансформации, этот кошмар выворачивающихся костей и рвущейся кожи, сменилась чем-то иным. Чем-то чистым, ужасающим и абсолютно властным. Ярость. Не просто эмоция – сама плоть и кровь этого нового тела, черного, как ночь перед штормом, с подпалинами ржаво-коричневого, как запекшаяся кровь на стальной пластине. Я была Гневом, облеченным в шкуру и клыки. Я была Проклятием, наконец сорвавшимся с цепи.

Цепи… Да, я чувствовала, как они рвались внутри. Не железные звенья, а что-то глубже, фундаментальнее. Оковы человечности, сострадания, любви. Они лопались одна за другой с хрустом ломаемых костей в моей душе. Каждый разрыв – взрыв освобождающейся мощи, каждый звон падающих оков – шаг глубже в пучину звериного безумия. Любовь к Элиоту? Она была там, далеко-далеко, под тоннами пепла и кипящей смолы ярости. Бледный призрак, не имеющий силы перед лицом этого древнего Гнева, который жил во мне, дышал мной, был мной.

Я стояла на четырех мощных лапах, впиваясь когтями в землю. Каждая мышца дрожала от нереализованного импульса. Мир обрушился на меня лавиной запахов. Пыль. Горячий камень. Запах воды где-то далеко. Мелкие твари, затаившиеся в норах. И он. Элиот. Его запах был ярче солнца, слаще меда, острее стали. Целевой запах. Запах добычи. Запах… предателя? Нет. Логика умерла с последней цепью. Был только инстинт: Догнать. Схватить. Уничтожить.

Он метнулся от меня, к груде древних, полузасыпанных землёй леса руин. Его движение было таким медленным. Жалким. Человеческим. Глубокий, гулкий рык, сотрясающий мою грудину и заставляющий землю прыгать под лапами, вырвался наружу. Это был звук обещания. Смертельного.

Я рванула. Мощь толчка швырнула мое тело вперед. Мускулы играли под шкурой, каждый сухожилие пело от напряжения. Я не бежала – я летела низко над землей, рассекая воздух, оставляя за собой вихри песка. Расстояние таяло с каждым ударом сердца – гулкого, как барабан ярости. Он оглянулся. Его глаза – огромные, белые от ужаса – встретились с моими. Никакой любви. Только чистый, животный страх перед хищником. Этот страх ударил мне в ноздри, опьяняюще, как самый крепкий наркотик. Он подстегнул меня. Рык перешел в протяжный, леденящий душу вой, от которого он споткнулся.

Он нырнул в лабиринт развалин. Глупая надежда! Камни были моими союзниками. Я вписалась в узкий проход между двумя рухнувшими стенами, когти цокали по камню, шерсть скребла по шершавой поверхности. Его запах вел меня, как путеводная нить. Я видела его спину мелькающей впереди. Слишком близко. Слишком медленно. Азарт хищника, холодный и безжалостный, затопил мое сознание. Сущность ликовала.

Он выскочил из руин на открытое пространство – каменистую площадку перед скальным массивом. Тупик. Скалы поднимались отвесно. Он замер, прижавшись спиной к холодному камню. Его грудь вздымалась, одежда прилипла к телу от пота. Запах страха достиг апогея – густой, сладковато-тошнотворный, восхитительный. Я замедлила шаг, выходя из тени руин на солнцепек. Шаг. Еще шаг. Цокание когтей по камням звучало, как отсчет последних секунд. Я чувствовала, как шерсть на загривке и спине встает дыбом, как губы оттягиваются, обнажая ряд белых, острых как бритва клыков. Слюна капала на камни. Сущность требовала крови. Его крови.

Ближе… Еще ближе…

Он что-то кричал. Слова доносились как бессвязный шум сквозь гул крови в ушах и собственное низкое рычание. Я видела только пульсирующую жилку на его шее. Уязвимость. Источник тепла и жизни, которую я должна была погасить. Мышцы задних лап напряглись до предела, готовясь к последнему прыжку. Весь мир сузился до этой точки – его горло. Сущность замерла в предвкушении хруста, вкуса железа…

И в этот миг – все перевернулось.

Не звук. Не запах. Ощущение. Присутствие. Мощное, древнее, чужое. Прямо за Элиотом, из тени скалы, которую я приняла за сплошную стену, шагнула фигура. Высокая, широкая в плечах, движущаяся с хищной грацией, которая заставила даже мою Сущность на мгновение насторожиться. Деймон. Старший брат Эллиота. Вампир Сальватор. Его глаза, холодные как ледники, были прикованы ко мне. Ни страха, ни ужаса. Только расчетливая, убийственная ярость. Но не дикая, как моя. Контролируемая. Целенаправленная. На меня.

Элиот, увидев его, не обернувшись, каким-то шестым чувством поняв спасение, рванул в сторону, к узкой, почти незаметной расщелине в скале, которую я не разглядела в пылу погони.

Мой прыжок, уже начавшийся, инстинктивно сместился. Не к Элиоту – к угрозе. К препятствию. К тому, кто смел встать между мной и моей добычей! Рык, вырвавшийся из моей глотки, был уже не обещанием, а вызовом. Я летела на Деймона, когтистые лапы направлены на его грудь, челюсти раскрыты, чтобы вцепиться в горло или лицо. Ярость моя удвоилась, утроилась – он посмел! Он посмел вмешаться! Он был братом который хотел защитить своего брата, но сейчас он был враг. Вампир. У таких сущностей как я в разуме была только одно. Убивать вампиров.

Он не отпрыгнул. Не спасовал. Он встретил меня. Не уклоняясь, а идущий навстречу. Его движения были молниеносны, отточены годами боя и контроля над своей собственной природой. Оборотень мог легко ранить вампира но не в этот раз.

Мой удар он парировал не силой, а ловкостью. Резкий уклон вбок, и моя лапа лишь оцарапала его руку, оставив кровавые полосы на коже, но не вонзившись глубоко. Моя инерция понесла меня мимо. Я приземлилась, развернулась на земленно-каменной площадке, рыча от бешенства. Он уже был на мне.

Не как зверь на зверя. Как охотник на дикого кабана. Используя скорость, вес, знание анатомии. Он врезался мне в бок, всей своей массой, сбивая с ног. Воздух вырвался из легких с хриплым всхлипом. Я рухнула на бок, земля и камни впились в шкуру. Сущность взвыла от унижения и боли. Я попыталась вскочить, вцепиться в него когтями, разорвать…

Он был быстрее. Он использовал мой момент дезориентации. Не челюсти. Не когти. Руки. Человеческие руки, обладающие нечеловеческой силой. Одна рука впилась мне в загривок, прижимая голову к земле с такой силой, что позвонки затрещали. Вторая – обхватила морду, зажимая челюсти, не давая укусить. Я билась, вырывалась, задние лапы скребли камень, пытаясь вцепиться в него, перевернуться. Мощные толчки сотрясали его тело, но он держал. Держал мертвой хваткой, используя всю свою массу и опыт, чтобы обездвижить.

Я была сильнее. Чувствовала дикую, необузданную мощь, бьющую в жилах. Но он был управляем. Он знал, куда надавить, как использовать рычаги. Моя ярость была слепа, его – сфокусирована как лазер. Я выла, хрипела, пыталась вывернуться, но его хватка была как стальные тиски. Запах его крови смешивался с моим собственным запахом ярости и страха, который вдруг, предательски, пробился сквозь гнев. Страх? Я боялась? Сущность возненавидела этот запах во мне еще больше, чем запах Деймона.

Он что-то сказал. Сквозь рев крови и мое хрипение я не разобрала слов. Тон был низким, резким, неумолимым. Приговор. Или предупреждение? Неважно. Ничто не имело значения, кроме его рук на моей шее и морде.

И тогда… он переместил хватку. Рука с загривка скользнула ниже, к основанию моей мощной, мускулистой волчьей шеи. Вторая рука, все еще сжимавшая морду, стала давить вниз, пригибая голову к груди. Положение стало неестественным. Опасным. Инстинкт, древний, глубиннее даже Сущности, забил тревогу. Что-то внутри сжалось ледяным комом.

Нет! – попыталась зареветь Сущность, но звук захлебнулся.

Его движение было стремительным и невероятно мощным. Рывок. Не в сторону. На себя. И одновременно – резкий, короткий поворот его корпуса, передавшийся через руки, сконцентрированный на захвате у меня на шее.

Хруст.

Не громкий. Не такой, как в фильмах. Короткий, сухой, хлопающий звук. Как ветка под ногой. Но внутри. Глубоко внутри. В том месте, где спинной мозг встречается с черепом.

Все остановилось.

Ярость. Неистовая, всепоглощающая ярость. Гнев. Боль. Жажда крови. Все. Просто… исчезло. Испарилось в мгновение ока. Как будто кто-то выдернул вилку из розетки всего моего существа.

Не было боли. Не сразу. Было… отсутствие. Полное, тотальное отсутствие всего. Связь между мозгом и телом оборвалась. Я больше не чувствовала своих лап, своего хвоста, своей шкуры. Не чувствовала песка под собой. Не чувствовала его рук на мне. Я была только… сознанием. Запертым в темноте. В тишине. В вакууме.

Зрение еще работало, но оно было странным, плавающим. Я видела землю очень близко. Камешки. Тень Деймона, отбрасываемая луной посреди деревьев. Видела его сапоги, отступающие от меня. Не торопясь. Спокойно. Дело сделано.

Потом пришло ощущение. Не боль. Холод. Ледяной, пронизывающий до костей холод, разливающийся от шеи по всему телу, которого я больше не чувствовала. Паралич был абсолютным. Я не могла пошевелить ни лапой, ни веком. Дыхание… оно остановилось. Легкие не слушались. Сердце… стук замедлился, стал глухим, неровным, а потом замер. Я умирала. Не от клыков, не от когтей. От сломанной шеи. Чисто. Эффективно. По-охотничьи.

Мыслей не было. Только смутное, ледяное осознание: Я мертва. Сущность? Ее не было. Не было ничего. Только эта пугающая пустота и нарастающий холод.

В последний миг, перед тем как зрение окончательно померкло, я уловила движение. Элиот. Он выглянул из расщелины. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза – огромными, полными шока, горя и… чего-то еще. Невыносимого облегчения? Его губы шевелились. Мое имя? Я не слышала. Звуков больше не было. Только тишина, сжимающая темнеющий мир.

Деймон подошел к нему, положил руку на плечо, что-то сказал. Его лицо было каменным. Никакой скорби. Никакого сожаления. Только выполненный долг. Защита. Защита брата. От меня.

От чудовища.

Тьма накрыла меня с головой. Холод стал абсолютным. Последнее, что промелькнуло в угасающем сознании, было не воспоминание о любви, не образ Элиота. Это было ощущение тех цепей – тех самых, что я считала порванными навсегда. Они висели где-то в этой темноте, обрывки холодного металла в пустоте. Сломанные. Бесполезные.

И только потом, в самой глубине надвигающегося небытия, мелькнула слабая искра. Не ярости. Не гнева. Не боли. Просто… вопроса. Туманного, едва уловимого.

Что… теперь?

Но ответа не последовало. Только тишина. Только холод. Только тьма.