Записки о семейной жизни.

После девяностых и всего того ужаса дестабилизации из-за геополитической катастрофы, всё несколько улучшилось. Время иногда действительно «лечит». Настали двухтысячные.

Иван чувствовал себя гораздо лучше. По сравнению с тем его «овощным состоянием» в самом начале той «катастрофы», он был более «живой». В основном в этом была заслуга не только пресловутой русской живучести, но и Гилберта, который был рядом.

Да, они теперь в отношениях. Близких и довольно «крепких». Всё же горе имеет способность закалять людей, а теперь можно с уверенностью сказать, что не только их. Воплощения оно тоже «закаляет» и даже направляет на какой-то новый путь в их существовании.

Хотя это не обязательно должен быть верный путь, каждое воплощение само решает, что для него и его людей «правильно». И возможно это «правильно» отличается от «правильно», в понимании некоторых политиков.

Однако помимо новоприобретённых отношений, Ваню радовало ещё и то, что его семье теперь позволено жить с ним, находиться рядом. Да, Вася, Паша и Гена снова вернулись домой и все были довольны подобному раскладу.

Хотя больше всех, конечно, радовался Гена, который очень сильно скучал по отцу. До ужаса скучал и был рад узнать, что папа всё это время был не один. Он даже как-то, в личном разговоре высказывал свою благодарность пруссу. Одним словом - Гена, мальчик добрый и благодарный, особенно в отношении близких ему людей.

К слову, почему-то только был Гена полностью уверен в более близких отношениях между его отцом и немцем. Паша старался не думать в таком ключе, хотя тоже, буквально на третий-четвёртый день прибывания в доме, начал что-то подозревать. А до Василия всё, как вы понимаете, доходило очень и очень медленно.

* * * * * *

Буквально через неделю, ранним утром, Ваня застал очень сонного Василия на кухне. Тот пил ненавистный им кофе, желая хоть немного взбодриться.

Иван первый заговорил с братом:

-Доброе утро, Вась... А ты вообще ложился? Выглядишь паршиво. - без тени издевательства, с несколько по-братски взволнованным тоном, спросил русский.

-Ммм, доброе, Ванюша. Да я спал...четыре часа, вроде...или пять, я точно не уверен. Ты кстати очень вовремя, у меня к тебе есть разговор серьёзный. Пока я не умчался на работу, хотелось бы кое-что прояснить, брат. - он переменил свой тон на более серьёзный, ровно такое же изменение произошло и с его выражением лица, оно стало точно так же серьёзно. - Вань, скажи честно, у тебя что-то есть с этим немчурой? И как давно?

-Ха-ха, что за допрос с утра пораньше... Да, мы с Гилбертом в отношениях, я люблю его, а он любит меня, хотя мне и не ясно, за что. Но я верю ему, да...доверяю. А про «давность» всего этого...ну, честно это не так давно началось, может в девяносто первом. Однако это не столь важно, как мне кажется. Можешь бранить меня, брат, сколько душе угодно, но гнать его от себя я не стану. Даже не проси. - во время своей речи русский то и дело делал паузы, переходил со взволнованного тона, на чрезмерно уверенный. То смотрел в глаза брату, то, в каком-то стесненьи, отводил взгляд. В общем-то вёл себя ровно так, как ведут себя влюблённые идиоты, когда спрашивают про предмет их воздыханий.

-Что ж, я так понимаю это действительно серьёзно. Ну...я не имею права указывать тебе, что делать и как поступать, всё же ты не ребёнок уже. Я просто хочу верить, что ты будешь в порядке и этот... точно не предаст тебя ещё раз. Потому как если он захочет сделать тебе больно снова, то уж будь уверен, ни я ни Паша молчать не будем. - неменее серьёзно, но уже с более мягким тоном ответил Василий.

-Да, знаешь... - Ваня не успел что-то внятное ответить, ведь на кухню вбежал Гена, который, видимо, слышал о чём они говорили. - Ой, Гена, солнышко, с добрым утром, ты что-то рановато...

-Папа, так это правда, что вы с дядей Гилбертом не просто друзья? - самым невинным образом спросил ребёнок.

Вот только этот маленький чертёнок, как я уже упомянула, прекрасно знал, что за отношения у его отца и прусса. Мальчик просто заметил полное отсутствие брани между ним и отцом. Сейчас же Гена просто, в совершенно беззлобном смысле, «издевался» над батей.

Лицо Брагинского надо было просто видеть, потому что эту эмоцию словами не передать. Он буквально «побелел». Возможно это было похоже на то самое чувство, когда тебя «припёрли к стенке», а как выкручиваться ты не имеешь понятия.

Василий же старательно притворялся мебелью. Миловидный такой торшер Васенька. Хотя в глубине души он уже откровенно смеялся со всей этой, очень неловкой, ситуации. Потому новгородец решил не вмешивался в разговор отца и сына.

Около пятнадцати минут Иван пытался более-менее нормально, объяснить сыну все «тонкости» отношений между взрослыми людьми. Упускаю конечно, особенно «не детские подробности», само собой.

Гена, вроде как, правильно его понял, так что можно было считать вопрос решённым. Как раз к концу этого тяжёлого разговора, два оставшихся жильца этого «поместья «, а именно сонный Павел, как обычно, с похмелья, да относительно бодрый, с приподнятым настроение Гилберт, спокойной и не переубивав друг друга вошли на кухню.

-Чего вы тут так орали, Сатану призывали, аль ещё что похуже? - как-то пришибленно-хмуро спросил Павел.

-Ксе, это тебе с похмелухи кажется, что все вокруг тебя орут, алкоголик ты несчастный. - одна из отличительных черт хорошего настроения у прусса - язвительность, правда более снисходительного характера, нежели обычно.

-Не трави мне душу, немчик, итак, жить тяжело. - непонятно серьёзно ли, или в шутку Павел говорил эти слова, но все склонялись к выводу, что серьёзно. Так как по его состоянию было видно, что он мало настроен шутить, пока ему хоть немного не полегчает.

- Тебе было бы не так тяжело, если бы ты не синячил так часто, дурак отмороженный. - да, Василий злился, но любя. Да и в основном от того, что волновался за брата, а как помочь ему, не имел понятия.

-Вася, прекрати. - поставил «точку» в обсуждении глава этого странного семейства. Заодно он успел найти таблетки от похмелья и передать их брату. - Вот, Паш, возьми... - высказывать своё недовольство зависимостью брата он не стал. Не потому, что ему было плевать, а от того, что это «журение» ни к чему в итоге не приведёт.

-Спасибо, Вань. - вообще не факт, что Паше полегчает, но попытаться стоит.

Чуть позже Иванушка «сообразил» блинчики на завтрак и наша семейка наконец-то нормально поела. Мнение о том, что Ваня - Иисус от мира кулинарии и в особенности домашней еды, разделяла вся семья, но особенно «топил за эту идею» Гена.

После вполне сытного завтрака, Вася быстро умчался на работу, так как там случилась какая-то накладка с документами он заверил всех, что скорее всего вернётся только под утро. Все, кроме Гены, прекрасно понимали, что работы там определённо мало, а Вася использовал её, как предлог, чтобы свалить «на лево» к миловидным дамам.

А Паша, которому заметно полегчало, был сослан на прогулку с Геной. Мальчик, кстати, очень любил гулять с сибиряком, от того всецело поддержал эту идею и был очень рад. Единственное, что успел им сказать Ваня перед уходом, так это напомнить им быть дома ровно к ужину, то есть к семи часам.

И вот, в доме остались только Иван и Гилберт. Первому кстати, взбрело в голову, «намутить» генеральную уборку. А Прусс решил высказать своё недовольство:

-Вань, ну ты серьёзно, почему именно сегодня? Мы могли бы заняться чем-то более... - не успел Гил склонить разговор в более «не детское» русло, его мысль прервал русский.

-Серьёзнее некуда. Тем более сейчас самое время, никто мешать не будет, да и уж больно пыльно у нас в доме. Так что, никаких возражений не принимаю, швабра в руки и вперёд отдавать долг родине!

-А я у тебя ничего не занимал. - проворчал прусс.

-А потом может и «рассмотрим» твоё предложение. - игнорируя ответ прусса, проговорил русский.

-Намёк понят, Herr Braginsky.¹

Одним словом - удачно так «припахал» Ванька прусского оккупанта к уборке.

* * * * * *

Ваня и Гилберт закончили с уборкой ровно к пяти часам. До ужина, а значит и до возвращения Гены с Пашей, оставался где-то час.

Если вы думали, что Брагинский спокойно так готовил ужин и ему никто не «мешал» - вы очень сильно ошибаетесь. Хоть конечно русский и не сильно возражал такой «помехе», в лице одного немца.

Но согласитесь, не очень то удобно спокойно чистить картошку, а после мешать фаршик на котлеты, когда тебя всё время пытаются обнять со спины. Да и не только таким образом тебя достают.

Такое излишнее желание тактильных контактов у прусса можно объяснить очень просто. Иван и Гилберт вместе относительно недавно, потому дальше «прелюдий» пока что не заходили. А обоим вообще-то очень хотелось. Но немцу, видимо, сильнее.

-Гилберт, ну не мешай мне, или помоги с нарезкой салатов. А то только и делаешь, что...! Н-ну хватит! - смущённый тем, как немец обнял его со спины и тем, что руки его лезли куда-то совсем не туда, русский возмущался. А затем, с тем же самым возмущением посмотрел на Гилберта, который только ехидно «ксекал», видя смущение на лице у своего русского.

-Ксе-се-се, ладно-ладно, больше не мешаю! - всё ещё беззлобно ухмыляясь, прусс отцепился от русского и сел обратно за стол.

Кое-как Иван всё же смог договорить ужин, котлетки с пюрешкой и несколько салатов. А к этому времени, наконец вернулись наши «гуляки».

За ужином, Гена рассказал, как они с Павлом втихаря залезли на крышу, предварительно надыбав бутыль с водой и 10 штук воздушных шариков. Скооперировав шарики и воду, играли в «лётчиков». А жертвой их бомбардировки были какие-то скины, которым не посчастливилось свалить с турников и устроиться прямо в аккурат на лавочке у того самого падика.

О том, как они с дядей прятались от них, а потом убегали, добрый наш чертёнок тоже рассказал. Одним словом, «заложил» сибиряка отцу полностью. А Паша уже морально готовил себя к экзекуции и нравоучениям о том, что нельзя доставать скинхедов, когда гуляешь с ребёнком.

После ужина Пахан всё-таки был «отчитан по всей строгости закона», а Гилберт, дабы тоже за что-то не отхватить от русского, свалил по-тихому в ванную. Закончив воспитательную работу, Иван пошёл укладывать сына спать.

Мальчик, удобно устроившись на кровати, слушал как папа, сидящий рядом, читает ему какую-то сказку. На самом деле Гена все эти сказки уже знает наизусть, но ему просто нравится спокойный голос отца. Он убаюкивает.

Обняв крепче своего китёнка Гришу, мальчик неожиданно спросил у русского:

-Папочка, а хорошо же, что Дядя Гилберт остался? - зевнув, очень сонно проговорил мальчик.

-Да, солнышко, правда хорошо, а к чему ты это? - русский немного смутился от такого вопроса сына, но это было не столь заметно.

-Да просто так, радуюсь... - это всё, что успел ответить мальчик, ведь он, итак, был порядком уставший, потому быстро уснул.

Иван же, поцеловав сына в макушку, укрыв одеялкой потеплее, вышел из комнаты, направившись в ванну. Всё же холодный душ, в конце дня - самая лучшая идея, в принципе. Есть время подумать о чём-то насущном.

* * * * * *

Выйдя из ванной, Ваня, в домашнем халате, поплёлся в их с пруссом спальню. Да, вы в праве смеяться, но даже при том, что они спали всё это время вместе, в одной кровати, ничего такого между ними ещё не было.

А вообще, как я уже сказала, обоим очень хотелось. Но некая неловкость, в купе с отсутствием опыта в этом, слегка мешала. Однако сегодня русский решил проявить некоторую «настойчивость», что именно с его стороны очень неожиданно.

Уже в спальне, лёжа рядом друг с другом, оба пытались начать этот нужный, но очень неловкий разговор. И всё же смелости начать хватило только пруссу:

-Чёрт, мы с тобой сейчас, хуже школьников. Это так странно, на самом деле. - прусс, поначалу, не смотрел русскому в глаза, стараясь таким образом скрыть собственное смущение, однако всё же решил поднять свой взор и заглянуть на Ивана.

Брагинский, видимо, был не менее смущён, но его взгляд - это действительно нечто. Такой нежный, страстный и манящий. Прусс еле устоял, чтобы не «накинуться» на русского.

-Тут ты действительно прав, но Гилберт, - так приглушённо позвал немца по имени русский - у тебя же тоже никогда не было «этого» с мужчиной? - ещё чуть ближе пододвинувшись к пруссу, спросил он.

Столь неприличный, в каком-то смысле, и совершенно смущающий вопрос, произнесённый таким тоном, вызвал у Гилберта очень бурную...реакцию. Да, именно реакцию.

-В-вот же это пресловутое «тоже»... - но дальше прусс возмущаться не стал, он лишь посмотрел на русского и ответил - Ну не было, ...сам же понимаешь, почему...

Ваня не успел как-то нормально уложить в своей голове вышеуслышанное, потому что буквально через минуту, немец переменил положение, «сев верхом» на русского и втянул его в долгий и страстный поцелуй. Отпрянув от губ любимого, буквально из-за нехватки воздуха, Гилберт спросил:

-А сам-то ты, тоже в этом деле опыта не имеешь? - от чего-то игриво улыбаясь, проговорил прусс.

Видимо его настроение заметно улучшилось и от смущения не осталось и следа. Ясно читалось только долгое и очень сильное желание

Однако вместо быстрого ответа, русский снова переменил всё в свою пользу и они с пруссом очень неожиданно поменялись местами. Теперь уже русский «нависая» над немцем, резко перевернул всю ситуацию в свою пользу. Сразу стало понятно, «кто кого».

-Практики мне не хватает, это правда, но в теории я знаю, что нужно делать. - ответил русский таким голосом, что у немца невольно спёрло дыхание, а сердце ушло не то, что в пятки, а куда-то совершенно «за пределы его тела».

Уж больно понравилось Гилберту слушать голос Ивана, особенно когда тот так возбуждён. Хотя, будем честны, Гилберт и сам сгорал от сильного возбуждения и нетерпения.

* * * * * *

Прусс был удивлён. Приятно удивлён. Он не знал, что Иван может быть таким...нежным он страстным одновременно. А именно это немцу и было нужно. В добавок ко всему, Иван, видимо, действительно хорошо «изучил теоретическую часть».

Русский целовал немца несколько осторожно, однако от этой осторожности он быстро перешёл к более властным собственническим поцелуям. Однако и Гилберт тоже «бревном не лежал», тоже пытаясь перенимать инициативу. Разорвав очередной поцелуй, Иван принялся целовать шею своего прусса, местами покусывая и оставляя багрово-синеватые отметены.

Байльшмидт же, старался «держать себя в руках «, но выходило у него очень плохо. Потому как хриплые стоны всё равно «прорывались», а не ровное дыхание ещё больше выдавало немца.

Ваня уделил внимание и груди Гилберта и в это же время уже, самым «прямым» образом, поглаживал через домашние шорты пах прусса.

Наконец русский дошёл до самой интересной части. На минуту отстранившись и стянув с себя халат, Иван посмотрел на Гилберта, который так жадно смотрел на него. А после, русский «рывком» полностью стянул с немца домашние шорты вместе с трусами.

-Мхмм В-Вань...! - договорить что-то внятное он не успел.

Взяв, уже давно стоящий и изнывающий от возбуждения, член прусса в рот, но не полностью, а только головку, Ваня с самым что ни на есть прошлым видом и точно таким же звуком, смотря своему немцу прямо в глаза, принялся облизывать головку, вслушиваясь в стоны и томные вздохи любимого. Русский попутно надрачивал себе, так как и сам уже изнывал от нетерпения и нахлынувших чувств.

Ещё через пару минут, Ваня взял в рот полностью и начал ритмично двигать головой. Немец же, придерживал его своей рукой, зарываясь ею в мягкие пшеничные волосы русского.

У Гилберта именно на этом самом моменте, в мыслях возник вопрос, откуда у Вани такие теоретические познания. Но это так, только сторонний вопрос, ответ на который он так и не получит.

Заметив, что прусс чуть сильнее сжал его за волосы, Ваня чуть ускорился. Разрядка себя долго ждать не заставила и Гилберт излился ему в рот.

Сплюнув, Брагинский потянулся за поцелуем, вновь нависая над немцем. Этот глубокий и страстный поцелуй доставлял удовольствие им обоим. Странно, но ни первый ни второй не верили в реальность происходящего. Всё было настолько хорошо, что даже и не верилось. Не верилось, что именно у них всё может быть так.

Вдруг Ваня, разорвав, уже точно не первый, поцелуй, спросил прусса:

-Гилберт, ты...доверишься мне? - внимательно посмотрев своему немцу в глаза, спросил русский. Вопрос это был очень важный, особенно в такой момент. Всё же первый раз - вещь не шуточная, тут без доверия и взаимного согласия никак.

-Ксе...к-конечно, ты ещё спрашиваешь... - наверное больше чем за сегодняшний вечер прусс никогда так в своей жизни не смущался. Но несмотря на смущение, он не мог отвести взгляд от аметистовых глаз Ивана. Они сейчас были такие...родные что-ли.

Получив утвердительный ответ, русский зачем-то потянулся к прикроватной тумбочке, достав из неё какой-то тюбик.

-Я смотрю ты основательно подготовился, ксе... - прусс он в любой ситуации прусс, так что безобидно язвить ему никто и не запрещал.

-Да, я хочу чтобы ты кричал не от боли, а от удовольствия, хороший мой. - даже в такой момент, эти двое не могут обойтись без острот.

Самая важная часть в такого рода «занятиях» - растяжка. И, слава Богу, Иван об этом знал.

* * * * * *

Перед русским предстала, действительно завораживающая картина. Разгорячённый и взволнованный немец, лёжа на кровати, смотрел на Ваню так нежно и умоляюще, что это даже описать словами невозможно. Иван на секунду подумал, что это, наверное, самый замечательный вид, который он когда-либо видел в своей жизни.

-Н-не смотри на меня так пристально, я... - смущённо проговорил прусс, который уже его и не скрывал.

-Прости, я просто не могу оторваться, ты сейчас такой... - не в силах даже подобрать подходящее слово, хотя мысленно русский остановился на чём-то между «красивый» и «замечательный», он осторожно нагнулся к пруссу и нежно поцеловал его. Нежно и трепетно, так как нужно.

Однако вскоре он разорвал поцелуй и отстранившись, вошёл в уже подготовленного прусса, но не до конца, а лишь на половину, давая ему привыкнуть к новым ощущениям.

Ответом на действия русского был лёгкий «вскрик» и какое-то ругательство на немецком, которое Ваня не смог разобрать, со стороны прусса.

-Ахм...мхх... В-Ваня - тяжко выдохнул прусс, отведя взгляд куда-то в сторону.

-Н-не отводи взгляд, пожалуйста, смотри на меня. Я...хочу видеть твои глаза. - он был не менее смущён, говоря эти слова.

Привыкнув к этим новым для него ощущениям, немец посмотрел русскому в глаза и кивнул головой, как бы разрешая действовать дальше. А Ваня, смазано поцеловав его куда-то шею, начал медленно двигаться.

-Мха... Ах... В-вань, ч-чуть быстрее... Ах! - русский ускорился, а у прусса окончательно спёрло дыхание. Он стонал довольно громко, хотя и пытаясь сдерживать себя, но выходило у него из рук вон плохо. Вообще никто бы их и не услышал. Паша спит, как убитый, впрочем, так же крепко спит и Гена. Но Гилберт всё равно, непонятно зачем, пытался унять свой голос.

-Мхм... Гил, не сдерживайся, я хочу слышать тебя. - русский тоже тяжело дышал, но это ничуть не помешало его голосу звучать всё так же нежно и властно одновременно.

Русский ритмично двигался, целуя своего немца куда только можно, особенно «досталось» шее. А прусс буквально тонул от наслаждения, что было особенно заметно по его голосу, который он уже совершенно не сдерживал, с головой отдаваясь своим чувствам. Он, к слову, тоже за всё время успел оставить на Иване пару таких ярких отметин, особенно на шее, в районе того старого шрама.

В какой-то момент Иван понял, что вот-вот кончит, впрочем, Гилберт тоже уже чувствовал подступающую разрядку.

-Ах...мааххх...ха... Ваня, ich liebe dich!²... Боже, я сейчас!

-Ммм...ах... Г-гилберт я тоже.мх.люблю тебя. Ч-чёрт, я...!

Ещё буквально пара толчков и русский, выйдя из немца, кончил. А прусс, следом за русским, излился себе на живот.

* * * * * *

Вытершись и немного приведя себя в порядок, наша парочка спокойно пыталась отдышаться. Проще говоря они лениво валялись, обнимая друг друга.

Прусс ещё так удобно расположился, положив свою голову русскому на грудь, а Ваня, осторожно поглаживал его по волосам. Сон, после такой «активной деятельности», даже в полтретьего ночи, всё ещё «не шёл».

Иван был рад, вот просто, совершенно без особых причин. Ему было радостно от того, что сейчас он может вот так вот спокойно лежать, с тем, кого он любит и совершенно не думать о чём-то важном.

А Гилберт просто был несколько сонным, но тоже очень довольным. Он действительно не знал, что Ваня может быть вот таким хорошим любовником. Это сильно удивляло его. Однако это второстепенная мысль, а основная, схожа с Ваниной. Гилберт чувствовал себя, лет так на триста моложе и бодрее, определённо.

Наконец непродолжительное молчание было прервано немцем:

-Вань?

-Ммм, что, хороший мой? - видимо русского тоже уже наконец-то клонило в сон.

-Знаешь, это было... - он не успел договорить, Ваня, почему-то, взволнованно перебил его.

-Плохо? Тебе не понравилось? - непонятно, с чего это русский сделал такие выводы, но возможно, на нём всё ещё немного сказываются некоторые личные комплексы, в этом плане.

-Ксе-се, вот что у тебя за привычка, перебивать? Ну ей Богу, Вань...я хотел сказать, что всё было...ахуенно и - тут он внимательно посмотрел русскому в глаза и немного покраснел, а голос его стал чуть тише - мне понравилось. Я и не знал, что ты так можешь, ксе.

Русский на такие слова лишь чуть сильнее покраснел, а потом сонно улыбнулся. Поцеловав прусса в макушку, он ответил:

-Знаешь, Гил...спасибо, что доверяешь мне. Для меня это очень важно и... Я ведь и словами нормально выразить, насколько я тебя люблю, не в силах... - русский отвечал в некой «полудрёме», а в конце своей речи, негромко зевнул.

Так они ещё немного пролежали, просто разговаривая. Правда потом влюблённые идиоты всё же решили хоть немного поспать, завтра, вернее уже сегодня, их ждал тяжёлый день. Впрочем, пока они вместе, да пока у них есть такая...своеобразная семья, любой трудный день - полнейшая ерунда.

Напоследок, уже засыпая прусс, посмотрев на мирно спящего и такого спокойного Ваню рядом, тихим полушёпотом проговорил:

-Знаю, Вань... Ну вот за что ты мне, такой, достался? А? Wer hätte gedacht, dass ich das sagen würde, aber... ich liebe dich auch sehr, du Narr...³-с этими словами он окончательно провалился в сон.

Вот так вот и бывает, что для счастья хватает только близких людей рядом, тех, кому ты доверяешь. Ване, видимо, как и Гилберту в этой «жизненной лотерее» крупно повезло.

---------------------------------------------------------
1.«Г-н Брагинский» (с нем.)
2.«Я люблю тебя.» (с нем.)
3.«Кто бы мог подумать, что я это скажу, но... Я тоже тебя очень люблю, дурак...» (с нем.)