7
Сидя на кровати, Крис наблюдал, как Саммер гладит вчерашнее измятое платье.
— Не ходи, — прозвучало глухо и умоляюще.
Она сделала вид, что не услышала.
— Ты меня слышишь? — повторил Крис. — Я прошу, не ходи туда больше!
— Мне нужно, чтобы пару дней настоящая прислуга не появлялась в особняке.
— Саммер...
— Кстати, что ты вчера с ней сделал? Только без подробностей, — девушка критически осмотрела своё платье.
— Сделал липовый вызов к родителям в провинцию, сославшись на смертельную болезнь матери, — ответил Крис. — Так что несколько дней есть, но...
— Этого больше не повторится, — тихо сказала Саммер, не поднимая на него глаза.
— Чего?
— Вчерашнего. Забудь. Я не буду больше такой слабой и не буду ныть тебе, прости за вчерашнее.
— Чёрт, Саммер! Да ты можешь ныть мне хоть целую вечность! Как от такого напряжения у тебя ещё крыша не поехала?
— Да поехала уже, поехала, раз я снова собираюсь туда вернуться.
— Так не ходи! — вскочил Крис и заметался по комнате, предлагая другие варианты. — Оставь это Мару! Давай обратимся к Лэю!
— Нет! — яростно блеснули её глаза. — Я сама. Я сама всё сделаю.
— Ты своей самостоятельностью в могилу себя сведёшь!
— Там мне самое место, — тихо произнесла Саммер и вышла из комнаты, прижимая к себе скромное коричневое платье.
***
Особняк казался мёртвым. Ещё там, у ворот на посту стояли люди, но на территории никого не было. С кем-то из прислуги Саммер пересекалась ещё вчера, кого-то видела впервые, но все молча кивали и растворялись в коридорах и комнатах. Ни Сехуна, ни его дочери нигде не было видно. Спрашивать об этом у Джунсу было страшно — этот худощавый дворецкий с непроницаемым лицом и так, казалось, следил за каждым её шагом и что-то подозревал.
Около десяти часов пожилая женщина, работавшая на кухне, собрала несколько тарелок на поднос и понесла на второй этаж. Спустилась она уже с пустыми руками, значит, либо девочка, либо Сехун не могут спуститься вниз. В половине двенадцатого приехал врач и, так же молча, как остальные обитатели дома, прошёл сразу наверх без лишних объяснений. Хотя, кому объяснять? Не прислуге же.
Саммер нестерпимо хотелось попасть наверх и всё узнать. Она даже воды в стакан набрала и дошла до лестницы, чтобы под таким предлогом подняться. Но мимо сначала прошёл охранник, потом Джунсу, разговаривая с кем-то по телефону, вышел на улицу, а потом ей улыбнулась удача.
— Принесите кто-нибудь воды! — на лестнице появился врач.
— Несу-несу! — и, не дожидаясь, пока услышит кто-то ещё, Саммер бросилась по лестнице вверх.
В полумраке за задёрнутыми плотными шторами, практически сливаясь с белым бельём, на кровати лежал бледный Сехун с закрытыми глазами.
— Выпейте таблетки, — врач присел на край и прикоснулся к его руке.
Сехун поморщился, тяжело вздохнул и стал садиться, болезненно морщась при каждом движении.
— У папы болит голова и нога, — жалобно произнесла девочка, которую Саммер сразу и не заметила. Она сидела с противоположной стороны на низеньком стульчике и держала большую яркую книгу с картинками.
Сехун тут же открыл глаза и обнаружил застывшую в пороге девушку.
— Саммер, да? — уточнил он. — Джунсу вас не слишком замучил? Он — тот ещё тиран.
— Выпейте, — повторил врач, протягивая таблетки и стакан воды.
— Как это уже надоело, — еле слышно простонал он, но послушно проглотил все пилюли.
— Я говорил, что вам нельзя напрягаться, — начал объяснять врач, кажется, уже не в первый и не в десятый раз. — Никаких стрессов, физических нагрузок. И я бы рекомендовал переехать вам на первый этаж, чтобы не было необходимости постоянно преодолевать лестницу.
Сехун бросил взгляд на рисунок на стене и поморщился:
— Я и так живу, как бесхребетное: ем и сплю, два раза в день выхожу на улицу. Вы предлагаете мне лечь и ждать, пока за мной старуха с косой придёт? — он тяжело вздохнул и сполз обратно на подушки, блаженно закрывая глаза. — И такими словами вы пугаете девушку, — и Саммер непроизвольно вздрогнула, осознав, что говорят о ней. — Она может подумать, что её работодатель при смерти.
— А это не так? — тихо спросила Саммер.
Он приоткрыл правый глаз и горько усмехнулся:
— Хотелось бы, но нет.
— Вы можете идти, — врач кивнул девушке на дверь.
— Здесь я распоряжаюсь, кто и когда уйдёт, — голос Сехуна прозвучал неожиданно твёрдо. — А вы, доктор, и вправду, можете идти. Ничего страшного не случилось, Джунсу зря вас вызвал, но вызов оплатит. А таблетки я и сам могу выпить.
Врач послушно встал, собрал свои принадлежности в маленький саквояж, поклонился не смотрящему на него Сехуну и вышел, кивнув ещё и Саммер на прощание. Как только его шаги затихли на первом этаже, молодой мужчина приоткрыл глаза.
— Саммер, можно попросить вас об одолжении?
— Конечно.
— Да вы не бойтесь, подойдите ближе. Моя болезнь в голове и не передаётся воздушно-капельным.
— Я не боюсь, — и она подошла ближе, остановившись у самой кровати. Видеть Сехуна таким слабым было отчего-то неприятно.
— К сожалению, я не могу развлекать сегодня Риджин, а нянек она не любит. Может, с вами она бы согласилась погулять на улице. Детям вредно сидеть взаперти. Что ты на это скажешь, принцесса?
И Саммер в один голос с девочкой ответила:
— Хорошо.
Впрочем, она тут же осознала свою оплошность и извинилась. Тяжело привыкнуть, что словом «принцесса» из знакомых губ и знакомым голосом называют уже не её.
Сехун подозвал к себе притихшую девочку.
— Поиграй с псом или вынеси на улицу кукол. Если хорошо попросишь, Саммер даже поиграет с тобой, да? — повернулся к девушке, и та кивнула в ответ. — А я немного посплю.
— А потом я приду и почитаю тебе сказку, — серьёзно пообещала девочка. — Ты полежи немного и приходи к нам на улицу или позови нас, мы придём, чтобы тебе не было скучно, — она влезла на кровать, путаясь в пышной юбке, и поцеловала его в обе щеки, а потом ещё и в губы.
— Контрольный, — засмеялся Сехун и чмокнул её ещё раз в подставленные розовые губки.
И все эти нежности царапали грудную клетку.
Девочка с писком выбежала из дома и помчалась навстречу огромному пушистому бегущему псу.
— Батон! Батон! — она упала на него, зарываясь лицом в шерсть. — Целый день тебя не видела!
Они бегали, дурачились, играли с мячиком, пока первым не выдохся пёс, плюхнувшись на пузо и высунув язык. Девчушка упала рядом на траву, раскинув руки. Саммер наблюдала за всем этим буйством со стороны, сидя в кресле, в котором вчера сидел Сехун. И у неё в голове — пусто, ветер, просто ребёнок, гуляющий с псом на улице. Когда Саммер в последний раз была такой беззаботной и весёлой, как эта девочка? Когда? Лет пятнадцать назад...
С Саммер девчушка пообедала и без лишних капризов согласилась идти спать. Детская комната напоминала сказочный дворец! Кругом всё розовое с рюшами, кровать под прозрачным балдахином, мягкий ковёр и много игрушек. Комната сильно отличалась от спальни Сехуна, в которой кроме некоторой мебели и рисунка на стене не было ничего дорогого и вычурного. Укладывать ребёнка было странно и непривычно, но девочка улеглась сама и вскоре засопела, умаявшись на улице.
Проходя мимо спальни Сехуна, девушка остановилась и, на мгновение замешкавшись, всё же тихонько постучала и приоткрыла дверь. Он сидел на кровати, свесив ноги в синих пижамных штанах. Белая футболка делала его ещё бледнее.
— Как... как вы себя чувствуете?
Он как-то невесело улыбнулся.
— Умереть хочется, но, видно, не судьба, — вздохнул он и фыркнул: — Вот такой вот я пессимистичный мудак.
Саммер находилась с Сехуном в одном помещении. Один на один. Она говорила с ним. Она могла бы убить его сейчас так легко.
— У вас... дочь.
— Дочь... — кивнул он, тепло улыбаясь. — Она невероятная! Никогда не видел таких смышлёных детей. Хотя, нет. Видел однажды. Очень давно.
И молчание. Густое, тяжёлое молчание.
— Вам принести что-нибудь? Может, воды?
— Мне уже легче. Такое бывает. Просто мигрень иногда выжимает мозг, — скривился Сехун. — Риджин спит?
И Саммер на секунду растерялась, глядя в эти до боли знакомые глаза. И он не отводит взгляд, и в нём что-то зовущее, что-то умоляющее о помощи. Или ей это просто мерещится. Но он кажется беспомощным, слабым, нуждающимся...
— Она спит. Не сочтите за навязчивость, но я знаю, как делать массаж, когда мигрень, — о том, что этому её научил Мару, профессиональный убийца, она умолчала.
— Массаж? — и глаза напротив становятся ещё глубже.
— Да, массаж шеи и затылка. Я могу... — и получает одобрительный кивок.
И каждый шаг к Сехуну долгий, словно сквозь воду, и Саммер обходит кровать и садится сзади, и замирает, глядя на его затылок.
«Сехун... — и дрожащими пальцами касается горячей кожи. — Сехун... — чуть надавливает, улавливая его вздох. — Прекрасный принц... настоящий, живой...». И пальцы ныряют в чужие волосы. И он пахнет так знакомо, даже под флёром от геля и духов ей слышится запах уличного мальчишки, запах свободы, запах мечты...
Сехун откидывает голову, нежась под лёгкими прикосновениями, и прижимается теснее к чужим рукам. А Саммер снова начинают душить непрошенные слёзы и желание уткнуться ему в плечи, обнять крепко-крепко и остаться так до конца жизни или умереть.
— Боже, как хорошо, — простонал он, закрыв глаза. — Где ты была раньше...
И в этих словах столько личного, интимного, что в какой-то момент Саммер начинает ощущать жар, поднимающийся из глубины и окатывающий тело с ног до головы. Словно не невинный массаж шеи, а прелюдия к чему-то большему, запретному, желанному...
И он вдруг оборачивается. И Саммер оказывается лицом к лицу с прошлым. Со взрослым прошлым, с невероятным прошлым.
«Разве он не принадлежит мне?..»
И она, не закрывая глаз, следит за тем, как он нерешительно придвигается ближе, наклоняется, отчего ей видны в его глазах отблески плохо задёрнутых штор. Он переводит взгляд на её губы, возвращается к глазам, боясь увидеть страх, но там — разрешение и ожидание, долгое, долгое ожидание. И целует сухими горячими губами легонько, как ту маленькую девочку, как Риджин. Но Саммер — не Риджин, и ей давно уже не пять, и такого прикосновения мало. И она скользит ладонью по его щеке и притягивает ближе, и целует крепче, словно хочет, чтобы он тоже почувствовал ту боль, что раздирает её столько лет. Пусть возьмёт себе хоть каплю, хоть крошку, пусть ей станет легче, пусть станет... А пока — он отвечает несмело, боится быть отвергнутым, брошенным, и прижимает к себе хрупкое девичье тело той, что так неожиданно оказалась ближе остальных. Ближе не физически, нет, он видел её глаза — она совсем близко, она словно всегда была рядом, всегда была в голове, всегда была в этих руках.