Глава 1.
— Ну что? Готов? — Ангел склонился ко мне, его глаза блестели, как острые лезвия. Он выглядел безмятежно, но его голос отдавал холодом, словно ледяной ветер пронёсся по моей душе.
Я застыл. Вроде бы всегда мечтал об этом — о новом мире, новых возможностях. Но внутри что-то протестовало, цеплялось за остатки моей реальности.
— Ыыы... Ладно! Я соглашаюсь на твою просьбу! — выдавил я, собравшись с мыслями. На миг воображение нарисовало картины из мечтаний: я в окружении ярких девушек, невероятные приключения, слава и власть.
Ангел улыбнулся, но в его улыбке не было тепла. Он хлопнул в ладоши, и звук разнёсся эхом в бескрайней пустоте.
— Вот и славно, — произнёс он. — Удачи, Ю. Помни, я буду наблюдать...
Мир исчез.
Бесконечная тьма окутала меня, как холодный саван. Моё тело было недвижимо, но мысли продолжали метаться. Я пытался понять, где нахожусь, сколько времени прошло, но пространство вокруг поглощало всё.
И вдруг всё изменилось. Лёгкий холодный ветер коснулся моей кожи, затем меня окутало тепло. Я услышал звуки — приглушённые, словно доносящиеся сквозь толщу воды. Женский голос, мужской, звуки шагов.
Попытался открыть глаза, но веки словно налились свинцом. Всё, что оставалось, — это слушать и чувствовать.
Запахи были странными: молоко, дым, гниющее дерево. В этих ароматах таился мрачный мир, в который я ещё не успел окунуться.
Прошло, наверное, несколько недель. Я осознал, что стал младенцем. Моё тело было чужим, крошечным и беспомощным. Иногда я пытался протестовать, но всё, что выходило, — это жалкий плач.
Вскоре я начал понимать речь. Это был древний китайский. Моё имя — Тай Цзун. Моя мать, Тай Си, с хрупкими чертами лица и усталыми глазами, держала меня в своих руках. Её голос был мягким, но в нём звучала тревога.
Мой отец, суровый и немногословный, говорил низким голосом. Он был главой деревни — или чем-то вроде этого. Его слово не обсуждали.
Деревня, в которой я родился, была мрачным местом. Грязные, полуразрушенные дома, запах дыма, пота и чего-то гниющего. Здесь всё дышало нищетой и страхом.
Страх был оправдан. Ночами деревня превращалась в кошмар. Чжуншоу — монстры, которых я слышал впервые, когда всё тело сковало от ужаса, — выходили на охоту.
Я помню одну ночь особенно чётко. За стенами раздавались скрежет когтей и рычание. Я услышал, как кто-то закричал, а затем крик оборвался. Мать схватила меня, прижала к груди и спряталась за дверью, шепча молитвы.
Утро принесло запах крови. На улицах остались следы зверей: клочья одежды, пятна крови на земле. Один из домов рухнул, словно его насквозь прорвало огромной лапой.
Однажды отец вернулся домой с мрачной вестью.
— Мы должны уезжать, — сказал он матери. — Здесь больше нельзя оставаться.
Его слова не подлежали обсуждению. В деревне начались сборы. Глава деревни приказал всем молиться перед отъездом. Это выглядело странно. Люди склоняли головы и повторяли слова, которые звучали чуждо, словно это была религия завоевателей.
— Это наши грехи, — повторял глава деревни. — Мы должны искупить их, иначе монстры уничтожат нас.
Моя мать молилась, глядя в сторону, избегая встречи взглядом с отцом. Её губы шептали слова, но я чувствовал, что её мысли далеки от этой веры.
Наутро мы покинули деревню. Повозки, запряжённые тощими лошадьми, еле тащили грузы. Люди шли молча, с усталыми лицами. Мать держала меня на руках, прижимая так крепко, что иногда мне было больно.
Фомиха. Все говорили, что там нас ждёт спасение. В этом городе не было монстров, а жизнь была под защитой Империи.
Дорога была длинной. На ночлег мы останавливались в пустых селениях. Иногда слышались шёпоты о монстрах, видели кровавые следы на земле. Люди молились.
Однажды ночью всё изменилось. Часть людей, решив отдохнуть у реки, пропала. Осталась только кровь, растекшаяся по берегу, и вонь.
На утро после страшной ночи, когда исчезла часть нашего каравана, атмосфера была пропитана страхом. Воздух был тяжелым, словно в нем витала сама смерть. Люди двигались медленно, с поникшими плечами, стараясь не встречаться взглядами. Только один человек остался от той группы, которая решилась переночевать у реки.
Его звали Чэн. Это был подросток, лет пятнадцати, с худым телом и обветренным лицом, на котором застыла маска ужаса. Его руки дрожали, а изорванная одежда пропиталась кровью и грязью.
Он сидел на краю лагеря, обхватив колени, и раскачивался взад-вперед, будто пытался сбежать от кошмаров, которые он пережил. Его глаза были широко раскрыты, наполнены слезами и страхом.
— Чэн, что случилось? — спросил глава каравана, суровый мужчина с лицом, покрытым глубокими морщинами. Его голос был резким, требовательным.
Чэн поднял на него взгляд, полный паники. Его губы дрожали, как листья на ветру.
— Они... Они появились из темноты, — прошептал он. — Тени, огромные... Они двигались быстро, и их глаза... красные, как угли.
Он тяжело сглотнул, облизал потрескавшиеся губы и продолжил:
— Мы сидели у костра... Потом слышали шаги. Все замерли. Один из мужчин поднялся, чтобы посмотреть, но он не успел крикнуть. Его разорвало пополам.
В голосе Чэна звучала настоящая боль, от которой у всех мурашки побежали по коже. Он говорил, как человек, переживший нечто большее, чем просто страх.
— Я побежал, — признался он, уткнув лицо в ладони. — Я не оглядывался, я даже не успел крикнуть. Я просто бежал. Их крики... Они всё ещё звучат у меня в голове.
Его рассказ заставил весь караван замереть. Люди смотрели друг на друга, но никто не решался сказать что-то вслух.
В тот же день глава каравана, человек из Империи, приказал всем вести себя строго по установленным правилам.
— Каждый должен говорить только на официальном языке Империи, — произнес он. Его голос был холодным, лишённым эмоций. — Тех, кто не знает, мы заставим учить.
Слова главы звучали как приговор. Люди, которые с трудом говорили на этом языке, опустили глаза. Среди них была моя мать. Её лицо стало бледным, а пальцы крепче сжали меня, будто я был её последней надеждой.
Одного из мужчин вызвали для проверки. Он был плотником, крупным и добродушным.
— Назови своё имя и цель путешествия, — приказал глава, глядя на него сверху вниз.
Мужчина замялся, начал говорить, но запнулся. Он путал слова, а его голос становился всё тише.
— Неправильно! — рявкнул глава. — Повтори!
— Я… я не могу… — пробормотал мужчина, потупив взгляд.
Глава махнул рукой, и два охранника схватили беднягу. Они начали избивать его палками, пока он не упал, корчась от боли.
— Учитесь, иначе вам не выжить в Империи, — холодно бросил глава.
Этот эпизод стал предостережением для всех. Люди начали учить язык, повторяя слова, как заклинания. Это было унизительно, но другого выхода не оставалось.
К ночи страх снова окутал караван. Каждый звук казался предвестником смерти. Сухой треск ветки или далёкий вой ветра заставляли людей вздрагивать.
Я лежал в объятиях матери, чувствуя её дрожь. Её сердце билось так громко, что я слышал его, прижавшись к её груди.
— Всё будет хорошо, Тай, — шептала она, но её голос звучал слишком неуверенно, чтобы её слова были правдой.
Вдалеке за лагерем слышались странные звуки — то ли шёпот, то ли хруст. Люди перешёптывались, гадая, что это может быть.
— Это они, — прошептал Чэн, сидящий у костра. — Они следят за нами. Они знают, где мы.
На следующее утро часть каравана решила ускорить путь, оставив позади раненого плотника и его семью.
Глава объявил, что тот, кто отстанет, будет считаться жертвой грехов, и караван не станет ждать.
На следующее утро Чэна не оказалось в лагере. Его исчезновение никто особенно не заметил, за исключением нескольких человек, которые шептались о том, что парень, скорее всего, погиб. Тихий, но жуткий шёпот о его судьбе витал в воздухе, как дух несчастья.
— Слабым здесь не место, — сухо бросил глава каравана, пристально глядя на оставшихся. — Если кто-то не выдерживает, значит, это было предопределено.
Эти слова как нож прорезали надежду, которую люди пытались сохранить. Но никто не посмел возразить.
Крик из темноты
Дорога становилась всё сложнее. Лес вокруг казался живым, словно за каждым деревом скрывалось что-то, ждущее своего часа. На третий день пути, ближе к закату, мы услышали звук, от которого у всех встали волосы дыбом.
Крик. Долгий, полный боли и отчаяния. Он исходил откуда-то из леса, где лагерь недавно проходил мимо.
— Это монстр! — выкрикнул кто-то, хватая копьё.
— Тихо! — рявкнул глава, поднимая руку. — Никто никуда не пойдёт.
Но крик не прекращался. Он был почти нечеловеческим, пропитанным такой агонией, что даже самые храбрые начали терять самообладание. В лагере началась паника. Люди цеплялись друг за друга, шёпотом молились своим богам, а мать крепче прижала меня к себе.
Но что-то в этом крике показалось мне знакомым. Он звучал, как голос, искажённый до неузнаваемости — слишком высокий, слишком рваный. Возможно, это был человек.
— Мы не можем просто сидеть! — выкрикнул один из охранников, глядя на главу. — Если это ещё один из нас...
Глава метнул на него ледяной взгляд.
— Если кто-то хочет умереть, пожалуйста, идите. Но не говорите, что я вас не предупреждал.
Никто не осмелился двинуться.
Ночь принесла с собой смерть. Мы стояли лагерем на небольшой поляне, окружённой густым лесом. Костры трещали, бросая длинные тени на деревья. Люди собрались ближе друг к другу, пытаясь создать иллюзию безопасности.
Вдруг тишину прорезал рёв — глубокий, животный. Лес ожил, как будто тысячи существ начали двигаться одновременно.
— Они идут! — закричал кто-то, и паника охватила всех.
Из леса выскочило первое существо. Оно напоминало волка, но его лапы были длиннее и тоньше, а пасть открывалась настолько широко, что казалось, она может проглотить человека целиком. Его глаза горели красным светом, а из пасти капала слизь, смешанная с кровью.
Монстр прыгнул, хватая ближайшего охранника. Раздался хруст костей, и мужчина упал, истекая кровью. Остальные попытались поднять оружие, но их движения были слишком медленными.
— Защищайте женщин и детей! — закричал глава, сам бросаясь в бой.
Мать прижала меня к себе и побежала к краю лагеря, подальше от схватки. Но монстры появлялись один за другим. Они вырывались из леса, нападая с такой скоростью, что люди не успевали среагировать.
Поле боя превратилось в месиво из крови, грязи и человеческих криков. Я увидел, как один из монстров схватил женщину, разорвав её пополам. Её внутренности упали на землю, и тёплый пар поднялся над ними в холодном ночном воздухе.
Один из мужчин попытался сразиться с монстром, но тот резко ударил его лапой, и голова мужчины отлетела, как мяч. Кровь фонтаном брызнула на ближайших людей.
Запах крови и рвоты наполнил воздух. Люди бежали в разные стороны, натыкаясь друг на друга. Те, кто не мог двигаться, лежали на земле, умирая в агонии.
Глава каравана стоял в центре лагеря, окружённый несколькими охранниками. Его меч был покрыт кровью, а лицо оставалось спокойным.
— Держите строй! — кричал он, пытаясь восстановить порядок.
Но это было бесполезно.
В какой-то момент мать схватила меня и побежала в лес. Её дыхание было тяжелым, но она не останавливалась. Мы бежали, пока звуки битвы не стихли.
Внезапно она споткнулась и упала. Я выкатился из её рук, ударившись о землю. Когда я поднял голову, я увидел, что из леса на нас смотрит ещё один монстр. Его красные глаза горели, а пасть была покрыта остатками человеческой плоти.
Мать заслонила меня собой, подняв палку, которая лежала рядом.
Монстр медленно приблизился, его когти оставляли глубокие борозды на мягкой земле. Его рык звучал, как низкий гул, вибрирующий в воздухе. Казалось, что каждое движение этого существа отнимает последние крохи надежды.
Мать, сжав в руках палку, стояла на коленях, защищая меня. Её глаза были полны решимости, но я видел страх за этой маской.
Монстр замер, собираясь прыгнуть. Его мышцы напряглись, пасть открылась в предвкушении. В этот момент что-то сверкнуло в темноте.
Из леса вылетел топор, пролетев в считанных сантиметрах от головы моей матери, и с чудовищной силой вонзился в монстра. Тот заскулил, покачнулся и упал на бок, выпуская хриплый рык, полный боли.
— Вставайте, быстро! — раздался грубый голос.
Из тени вышел мужчина, высокий, крепкого телосложения, с лицом, изрезанным шрамами. Его одежда была в пятнах крови, а в руках он держал ещё одно оружие — длинный меч.
— Вы здесь что, самоубийцы? — пробормотал он, толкая нас в сторону леса. — Если хотите жить, двигайтесь!
Мать, не теряя ни секунды, схватила меня и поднялась на ноги. Мы последовали за этим незнакомцем, оставляя позади кровавую бойню.
Мы шли через лес, пока не достигли заброшенного храма. Его стены были покрыты мхом, крыша провалилась, а от дверей остались лишь гнилые обломки.
— Здесь вы будете в безопасности... какое-то время, — мужчина оглянулся, будто прислушиваясь к звукам.
Мать, тяжело дыша, осторожно положила меня на старую циновку, лежавшую на полу.
— Спасибо... — начала она, но мужчина лишь отмахнулся.
— Не благодарите. У вас мальчишка? Значит, должны были выжить. Я бы предпочёл не вмешиваться, но вы двое привлекли внимание монстра.
Его слова были грубыми, но правда в них звучала.
— Как вас зовут? — спросила мать, всё ещё дрожа от пережитого.
— Сунь Хэ, — ответил он, снимая с себя окровавленную куртку. — Я охотник. Ну, был охотником. Теперь я, скорее, выживший.
Сидя в храме, мы услышали остатки битвы. Крики, рёв монстров и треск пламени доносились с поляны. Я смотрел на мать, которая обнимала меня, стараясь не выдать своей тревоги.
Сунь Хэ вернулся к костру, разложенному в центре комнаты, и сел, устало вздыхая.
— Они все погибли, — наконец сказал он.
Мать вскинула взгляд.
— Все?
— Кроме одного, — Сунь Хэ кивнул в сторону двери.
Оттуда вышел подросток лет пятнадцати. Его одежда была в грязи и крови, лицо испачкано, а глаза блестели от слёз. Он трясся всем телом и, казалось, не мог говорить.
— Ты кто? — спросила мать.
— Я... Меня зовут Лянь. Я был... в караване... — его голос прерывался.
Он сел на землю и заплакал, обхватив колени руками.Через некоторое время, когда мальчик успокоился, он начал рассказывать.
— Они заставляли нас... молиться, — его голос дрожал. — Глава говорил, что это очистит нас от грехов, что монстры уйдут. Но ничего не помогало. Они нападали снова и снова.
— Глава каравана? — переспросила мать.
— Да. Он говорил, что Империя приказала нам отказаться от своей веры... — мальчик сжал кулаки. — Они заставляли нас учить язык Империи. Тех, кто отказывался, наказывали. А потом, когда началась бойня, он бросил всех...
Сунь Хэ усмехнулся, жестко глядя на мальчика.
— Так это было ожидаемо. Эти люди ничего не стоят. Они заботятся только о себе.
Лянь трясся, сидя у костра, его взгляд метался между нами и огнём.
— Глава убежал, оставив нас с монстрами. Он даже не пытался защитить детей. Мы кричали, просили помощи... но он просто исчез.
Мальчик замолчал, глотая слёзы. Затем его лицо исказилось от ярости:
— Они были повсюду... Монстры разрывали плоть, кровь хлестала, как вода из бочки. Люди кричали так, что у меня до сих пор звон в ушах. Один из них, огромный, с горящими глазами, поднял мужчину и просто разорвал его пополам.
Его голос стал тише, он говорил, будто сам не верил в свои слова:
— У монстра изо рта текла кровь... с кусками мяса. Я видел, как его зубы пережёвывали... — Лянь закрыл лицо руками.
Мать Тай Цзуна вскрикнула и прижала меня к себе, чтобы закрыть мои уши.
Сунь Хэ спокойно слушал, сидя с холодным выражением лица.
— Ты выжил только потому, что спрятался? — спросил он безжалостно.
Лянь кивнул.
— Я... спрятался под телегой, забрался в мешок с зерном. Я слышал, как кто-то кричал моё имя, но я боялся даже пошевелиться... — его голос стал почти шёпотом.
Сунь Хэ вдруг встал, вытащил из своей сумки флягу и протянул её мальчику.
— Пей, — коротко бросил он.
Лянь схватил флягу и жадно приложился к горлышку, проливая воду себе на грудь.
— Что дальше? — спросила мать. — Мы ведь не можем оставаться здесь навсегда.
Сунь Хэ посмотрел на неё, как на сумасшедшую.
— Конечно, не можем. Храм — это временное укрытие. Рано или поздно монстры учуют нас.
Мальчик, услышав это, задрожал ещё сильнее.
— Что делать? — голос матери был полон тревоги.
Сунь Хэ усмехнулся.
— Для начала мы отправимся в Фомиху. Там монстров почти нет. Империя построила стены, которые защищают города.
— Почти нет? — переспросила мать, сжимая меня ещё сильнее.
— Это значит, что безопасность никогда не абсолютна, — ответил он.
На следующее утро, когда первые лучи солнца прорезали густую крону деревьев, Сунь Хэ собрал нас и объявил, что пора идти.
— Дорога будет долгой и опасной. Не будем задерживаться.
Мы оставили храм позади, взяв с собой лишь самое необходимое. Лянь шёл молча, глядя себе под ноги. Я наблюдал за ним, пока мать тихо напевала древнюю песню, будто пытаясь защитить нас своим голосом.
С каждым шагом я чувствовал, как воздух становится холоднее. Лес, который казался бесконечным, был полон звуков, которые заставляли мурашки бегать по коже.
Дорога к Фомихе стала испытанием на выносливость для каждого из нас. Пыльные тропы, заваленные упавшими деревьями и камнями, вели нас через заброшенные деревни и бесплодные земли.
Сунь Хэ двигался впереди, внимательно изучая каждый шаг, словно любой камень мог обернуться ловушкой. Мать держала меня на руках, изо всех сил стараясь не показать свою усталость. Лянь шёл позади, молчаливый и сосредоточенный, его взгляд был устремлён куда-то вдаль.
— Сколько ещё? — спросила мать, останавливаясь, чтобы перевести дух.
— Дней пять, если не будет задержек, — ответил Сунь Хэ, не оборачиваясь. — Нужно держаться дороги.
На пути мы иногда находили заброшенные дома, некоторые из которых ещё сохранили остатки провизии. Пару раз удалось обнаружить запасы зерна и сушёного мяса. В одном из домов, затянутом паутиной, Лянь нашёл небольшой медный котелок. Теперь у нас была возможность готовить супы, когда удавалось развести огонь.
В один из вечеров, когда солнце уже опустилось за горизонт, мы остановились на привал. Сунь Хэ готовил похлёбку из корешков и остатков сушёного мяса, найденного в одной из деревень.
— Почему ты так уверен, что Фомиха безопасна? — неожиданно спросила мать, сидя у костра.
Сунь Хэ поднял взгляд, его лицо оставалось спокойным, но голос прозвучал твёрдо:
— Потому что я видел эти стены. Они построены из камня, который монстры не могут разрушить. Там стоят стражники, готовые умереть ради защиты города.
— Но зачем они впустят нас? Мы для них всего лишь беженцы, — её голос дрожал, хотя она старалась это скрыть.
— У нас есть письмо от главы деревни, — сказал Сунь Хэ. — Это даст нам шанс.
Мать замолчала, но в её взгляде читалось недоверие.
Лянь, который до этого сидел молча, вдруг заговорил:
— Если Фомиха такая неприступная, почему мы сразу туда не отправились? Почему наш глава... — он осёкся, глядя на Сунь Хэ.
Тот посмотрел на мальчика так, что у меня внутри всё похолодело.
— Потому что не все главы деревень думают о людях. Некоторые заботятся только о себе, — Сунь Хэ бросил в костёр ветку, и пламя взлетело выше. — Но сейчас это не имеет значения. Мы должны выжить.
На четвёртый день пути мы наткнулись на заброшенный пост, отмеченный символами Империи. Разрушенные палатки и сломанные знамёна с эмблемой расколотого щита и орла с мечом в когтях говорили о том, что здесь была битва.
Сунь Хэ обшарил пост, возвращаясь с небольшим мешком:
— Нашёл немного соли и бинтов. Это может пригодиться.
Лянь, стоя рядом, осторожно дотронулся до старого шлема, лежавшего у дороги.
— Это шлем стражника Империи, — тихо сказал он.
Сунь Хэ взглянул на мальчика и забрал шлем из его рук:
— Не трогай. Эти вещи могут быть прокляты.
Мы продолжили путь, оставляя позади следы былого ужаса.
Подходя всё ближе к Фомихе, я начал замечать изменения в ландшафте. Леса становились реже, земля становилась ровнее. Кое-где на дороге встречались путники, усталые и обессиленные, но всё же двигающиеся в сторону города.
— Смотрите, там впереди кто-то идёт, — указала мать.
Мы догнали группу людей, тащивших повозку с вещами. Они выглядели такими же измученными, как и мы, но в их глазах был огонёк надежды.
— Вы тоже в Фомиху? — спросил Сунь Хэ.
— Да, — ответил мужчина средних лет. — Там нас могут спасти.
Мать обменялась с ним тревожным взглядом, но ничего не сказала.
Мы остановились на ночлег всего в нескольких милях от города. Сквозь туман уже виднелись очертания огромных стен, возвышавшихся над равниной.
— Завтра мы будем там, — сказал Сунь Хэ, разводя огонь.
В эту ночь никто не спал спокойно. Даже под защитой костра я слышал, как ветер стонал между деревьями, словно предупреждая о надвигающихся опасностях.
Мать сидела, обняв меня, напевая ту же песню, которую я слышал много раз. Её голос был мягким, но в нём чувствовалась боль.
— Мы справимся, Тай Цзун, — прошептала она.
На следующий день нас ждала Фомиха.
На рассвете мы подошли к стенам Фомихи. Это была величественная конструкция, возвышающаяся над окружающими землями. Серые камни, казалось, впитывали свет солнца, отбрасывая мрачную тень. Стражники стояли на бастионах, вооружённые луками и копьями, внимательно следя за каждым движением.
— Мы почти на месте, — произнёс Сунь Хэ, облегчённо вздыхая.
Подойдя к воротам, он поднял руку, показывая письмо. Стражник в сером мундире спустился по лестнице, его шаги были чёткими и уверенными.
— Кто вы и зачем пришли? — спросил он, глядя на нас с явным недоверием.
— Мы беженцы из деревни Тайлу, — ответил Сунь Хэ, протягивая письмо. — У нас есть разрешение от главы деревни.
Стражник неохотно взял письмо, развернул его и быстро пробежал взглядом. Затем он поднял глаза на нас.
— Это ничего не меняет. Мы не можем впустить вас в город, — сказал он холодно.
— Но почему? — мать сделала шаг вперёд, крепче сжимая меня.
— Император запретил принимать беженцев. Для вас есть лагерь за городом. Там вы сможете ждать распоряжений.
— Но... — начала мать, но Сунь Хэ остановил её, слегка коснувшись плеча.
— Пошли, — сказал он тихо. — Нам не стоит создавать проблемы.
Лагерь оказался местом, где жизнь была едва лучше, чем в разрушенной деревне. Примитивные палатки, построенные из тряпья и досок, тесно жались друг к другу. Повсюду слышались крики, плач детей и команды надзирателей.
Мать устроила нас в одной из палаток. Она была маленькой и тесной, но всё же защищала от ветра. Я несмотря на свой возраст, уже умел ползать, и мать часто оставляла его на палатке, уверенная, что он никуда не денется.
Однако я был любопытным. Как только мать уходила работать в поле, он выбирался наружу. Мир вокруг был странным и новым для него
Снаружи дети бегали и играли. Они гонялись друг за другом, крича и смеясь. Я ползая, пытался приблизиться к ним. Некоторые из детей, заметив его, просто проигнорировали, продолжая свои игры.
Но были и те, кто заинтересовался. Маленькая девочка с двумя косичками подошла ко мне и присела рядом.
— Ку-ку! — сказала она, закрывая лицо руками, а затем резко открывая их.
Я сперва не понял почему со мной так оброшяются по детский ,затем вспомнил что находился в теле 7 месячного младенца. Я потом просто заигнорил что бы та отстала от меня.
Моя мать каждый день уходила на поля, где она с другими женщинами обрабатывала землю. Поля находились в безопасной зоне, где монстры были маленькими и слабыми, их легко убивали надзиратели.
Стражники Империи, патрулирующие лагерь, следили за каждым, кто осмеливался отклониться от работы. Они заставляли всех говорить на официальном языке Империи. Те, кто не знал языка, были вынуждены быстро учить его, иначе их наказывали.
— Вы здесь ради спасения, — говорил один из надзирателей. — Империя даёт вам шанс на искупление. Учите язык, работайте, и, возможно, вы заслужите место в Фомихе.
Жизнь в лагере шла своим чередом. Я продолжал наблюдать за миром вокруг, удивляясь, как быстро дети меняются в своих играх. Некоторые из них пытались втянуть мои в свои забавы, но мои возраст был помехой.
Мать, несмотря на трудности, не теряла надежды. Она пела мне тихие песни перед сном, уверяя его, что они обязательно попадут в Фомиху, и их жизнь изменится. Хотя ,я не особо верил что в Фомихе нам будет лучше. Да и в лагере жизнь была куда лучше. Но не мне осуждать.
Каждый день был борьбой за выживание, но в сердце матери жила мечта о будущем.