Стоит солнцу отступить

Утренний Татуин встретил Бондрюда волной сухого зноя, выжигающего лёгкие. Песок скрипел на зубах, цеплялся за шерсть в ушах, но кролик не натягивал капюшон — впервые за месяцы его морда была открыта солнцу. Белый мех на груди, обычно скрытый под броней, сливался с пылью, а чёрные лапы оставляли чёткие отпечатки на раскалённом камне. «Свобода — это когда тебя никто не ищет»,— подумал он, сжимая в лапе глиняную миску с кашей.

Харчевня ютилась под навесом из обветшалой ткани, выгоревшей до блёкло-рыжего. Столы — грубые плиты камня, в трещинах которых застряли зёрна песка и крохи прошлых трапез. Над головой висели гирлянды из высушенных кактусов-гарпун, их иглы позвякивали на ветру, словно кости в руках шамана. Запахи: жареный куртунский гриб, дым от углей, сладковатый дух благовоний, маскирующих вонь немытых тел.

Каша из голубых зёрен оказалась теплее, чем ожидалось. Бондрюд подул на ложку, наблюдая, как пар растворяется в воздухе. Первый глоток — мягкий, почти невесомый, с ноткой поджаренного ореха, напомнивший ему… нет, не детство. Детство пахло пылью рабских бараков. Это было что-то новое. Может, так пахнет мир, где тебя не бьют? Он сделал ещё один глоток, намеренно медленный, словно растягивая момент.

Голубое молоко в грязном стакане оказалось холодным, как удар виброклинка в спину. Освежающая горечь ударила в нёбо, и Бондрюд невольно прикрыл глаза.

— Ещё? — Официант, больше похожий на сморщенный мешок с жиром, тыкал в него тряпкой для стола. Его глаза-щелки следили за кошельком, а не за клиентом.

— Отвали, — Бондрюд бросил пару випиупий на стол. Монеты зазвенели, утонув в песке.

Официант, Фыркнув, забрал монеты и наконец удалился.

Он наблюдал, как по базару бредут джавы, таща на спине ржавые детали. Их тряпки, пропитанные потом, сливались с пейзажем. Как они не сходят с ума от этого однообразия? Вопрос застрял в голове, но ответа не требовал. Сам он выбрал свободу, а не покой.

Внезапно в горле запершило. Не от песка — от воспоминания. Кассиан когда-то говорил: «Слабость пахнет надеждой». Бондрюд сжал стакан так, что стекло затрещало. Нет. Слабость — это когда боишься собственных мыслей. Он допил молоко до дна, ощущая, как холод растекается по жилам, гася тлеющий гнев.

Рядом за столом рассмеялись контрабандисты. Один, с лицом, изуродованным плазмой, тыкал пальцем в голограмму карты.

— Слушай, тут на Корусанте…

Бондрюд встал, отряхивая песок с плаща. Корусант. Кассиан. Империя. Слова-крючья, цепляющиеся за разум. Он резко развернулся, направляясь к выходу. По пути поймал собственное отражение в треснувшем окне и на секунду замер, всматриваясь в глаза и уже через секунду отвернувшись.

На входе он вытер лапу о плащ, оставляя на нем небольшое жирное пятно. Песок начинал уже надоедать: встряхнув ботинки, золотистые крупинки с характерным звуком рассыпающихся зёрен крахмала или чего нибудь рассыпчатого сливались с землёй. Каждый день здесь похож на перезагрузку: Солнца, трещины на камнях, Джаввы, торгующие храмом. Но хотя бы корабль не ржавое корыто.

290 Тругуртов за краску. Бондрюд до сих пор морщится, вспоминая как торговец — викуэй хлопал его по плечу, восхищаясь выбором цвета.

«Настоящий Тайфун теперь, ага? Синий, как небо Беспина!» Он тогда еле сдержался от язвительного комментария, что небо на Беспине ядовито-жёлтое.

Подойдя к своему грузовому судну, он осмотрел новый вид. И все же, корабль выглядит… Приемлимо. Не броско, не понтово. Просто… Не как летающая помойка. Для контрабандистов это уже победа.

Вчерашний остаток местного дня сопровождался не особо любимым делом для Бондрюда, тем более когда даже воздух в таких местах как Татуин торгует тобой — Пополнение запасов. Мешки с сублимированный мясом, кислородные баллоны. Один оказался с вмятиной. Зато достался с 15-процентной скидкой.

Он зашёл на борт и, дойдя до трюма, передвинул в дальний угол ящик с батареями. Алкоголь — три бутылки корэллианского рома, спрятанные за панелью с гнездом для контрабанды. Проверяет датчики: кислород на 80%, еды хватит на десять дней.

— Ты жалок, — сказал он себе, вытирая пот со лба. 1200 Тругуртов осталось со вчерашнего дня, а половину суммы он ещё до завтрака отдал за ремонт двигателей. Нужно было скорее браться за любую работу.

Он оперся спиной о стену грузового отсека, вспоминая предложенный контракт в Битриз. Почти самый край галактики. Место, где нет империи, а республики — не было и подавно. Только те, кто умеют выживать. Бондрюд хмыкнул, вспоминая Зо’расшо. Такое же жалкое существо. Как он, только наивный. Как долго мы будем зависеть друг от друга и как далеко тот момент, когда мне он будет уже не нужен? Финансовая зависимость могла лишь дать ответ — не скоро. Это как петля, но петлю можно перерезать. Главное не дать ей затянутся на шее.

Кролик тяжело вздохнул и закрыл шлюзы, желая поскорее отсортировать все и сбежать от этого мира, абсолютно непригодного для Лепи. Привычная цепь действий: запуск систем, отрыв от поверхности, выход из атмосферы, корректировка курса в гиперпространстве. Рука уже надавливала рычаг привода от себя, а взгляд в ожидании наблюдал за цифрами.

…78%...

…83%...

…96%...

«КОРРЕКТИРОВКА КУРСА: обнаружена гравитационная аномалия. Рекомендую отменить прыжок!»

— Да ебаный ротор! — Бондрюд стукнул внутренней стороной лапы по рычагу, на что тот ответил глухим стуком. Он откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди, нахмуренными глазами наблюдая за изображением голопроектора. Когда значение наконец достигло 100%, он потянул рычаг.

— Клянусь темной стороной, вселенная меня проверяет на нервы…

Звезды вытянулись в длинные светящиеся линии, сливаясь в сплошной туннель из сияющей синевы. Корабль, окутанный голубоватой дымкой, мчался по этому туннелю с немыслимой скоростью, оставляя позади привычную реальность.

Лепи прикрыл глаза. Три часа пути через этот однообразный туннель. Осталось только надеяться, что на этот раз никаких «Заградителей» на пути не будет. Вторую игру в пилота истребителя он уже не переживёт.

Встав с кресла, он вышел из Кокпита и направился в капитанскую каюту. Скромная для легкого грузового судна: в большей мере пустое пространство, украшенное лишь койкой с дешёвой постелью, закрытыми шкафами с выдвижными ящиками и дверцей. Сняв и небрежно повесив плащ на ручку одного из ящиков, он плюхнулся на постель, устроив уши, доходящие до локтей, по бокам. Взгляд устремился в потолок. Его резал мерцающий свет из люминесцентной лампы. В комнате был лишь ее звук и напрягающие паттерны тишины.

— Без тьмы я — никто, да? — Спросил сам себя Бондрюд, вспоминая ядовитые слова учителя. Он даже слегка поморщился, а после повернулся на бок лицом к стене. — Говорит тот, кто хочет стать вторым Реваном, с-сука… — Рука слегка сжала простыню, будто гася о нее нарастающий гнев. Почему сейчас? Почему не тогда, когда он резал учеников Кассиана в нижних уровнях?

Лепи закрыл глаза. Казалось, даже начал побаливать голова, а в ушах послышался легкий звон.

— …Да я итак никому не нужен был… — прошептал в металл. Голос дрогнул, выдав слабину. Ложь. Его любили. Он был нужен по настоящему лишь одному существу в галактике... Которое забрали. — ...И не буду, — опустил взгляд на ноги. Он даже не удосужился снять обувь. Песок с Татуина осыпался на одеяло, но ему было плевать.

Он резко сел, содрав кожу с локтя о шершавую обшивку. Тьма шевельнулась в груди, подпитывая гнев. Он чуть не швырнул телекинезом свой же плащ в стену, но остановился.

— С другой стороны, это не так уж и плохо… — Он закусил губу, сдерживая ком в горле. — Если помру — всем будет похуй, даже Кассиану. — Слова внезапно прозвучали громко.

Попытка убедить себя с треском провалилась — в груди заныло. Тупая боль, словно кто-то вырывал ребра клещами. Уши дернулись, улавливая каждый шорох. Шлюзовая дверь была закрыта, но паранойя уже щекотала мозг: «А если услышат?»

Но… Вопрос остался без ответа.

— Я… Да блять! — Бондрюд снова лег, взявшись за уши. — К черту… — Пару глубоких выдохов, дрожащих от эмоций. Он пытался сдерживать. Тьма внутри шевельнулась снова. Он злился, ещё не понимая на кого: на себя или на Кассиана. — Я даже жизнь по новому не смогу начать! Почему я должен быть уверен, что этот старый мудень оставит в покое свою «Правую руку»?! — Он положил руки, все ещё сжимающие уши, на лицо, будто накрывая его ушками, как маленькой подушкой. — У меня даже нет ничего. Я раб своей свободы.

Раб свободы. Губы Бондрюда искривились в гримасе, похожей на оскал. Он сжал веки так сильно, что в глазах заплясали искры — остатки угасающей ярости, смешанной с усталостью.

— Вот и поэтично вышло, блять.

Грудь вздымалась неровно, будто в ней застрял осколок от взорвавшегося термального детонатора. Он разжал лапы, отпустив уши, и уставился в потолок. Люминесцентная лампа мерцала, как последний маяк в гиперпространственном коридоре — назойливо, безнадёжно.

— Кассиан… — Воспоминания нахлынули: холодные пальцы в перчатках, сжимающие его горло не для удушья, а для "урока”.

Бондрюд резко перевернулся на живот, зарывшись мордой в подушку.

— Тварь… — Голос сорвался на шепот. — Почему… Почему я все ещё слышу его голос?...

_____________

Низкие потолки, заваленные ящиками, воздух, пропитанный пригорелым маслом. Зо’расшо ёжился за прилавком, пересчитывая заработок за свой первый успешный контракт. Он мог ожидать чего угодно: кражи, обмана, грабежа. Однако, когда вчера его доля в 45 тысяч кредитов, конвертированные в хаттскую монету, попали на его счет, удивлению и радости не было предела. Этот подозрительный и грубый ушастый оказался исполнительным курьером.

Дверь скрипнула…

— Закрыто — крикнул Зо’расшо, не поднимая глаз.

— Не для меня, — ледяной, режущий голос заставил Хатта поднять взгляд. Его лицо застыло в ужасе, когда дверь захлопнулась за незнакомцем сама по себе. Посреди помещения стояла фигура в черном плаще, края которого колыхались, будто живые. Лицо скрывал капюшон, но сквозь них горели два жёлтых глаза, похожие на расплавленное золото.

— Где Кролик?

Зо'Расшо попятился, ударившись спиной о стеллаж. Ящики с контрабандой загремели, рассыпая голокристаллы.

— К-кто?! Я… не знаю никаких…

— Ты продал контракт Лепи. — Это не вопрос.

— Э-э… к-какому Лепи? — Щупальца сжимают край стола, оставляя влажные следы.

Плащ вздымается, и незнакомец мгновенно оказывается перед хаттом, наклоняясь так близко, что тот чувствует холодное дыхание сквозь маску.

— Не лги.

— Я-я не… — Телекинез сжимает горло Зо’Расшо, приподнимая его над полом.

— Где он?

— Л-ладно! — Хатт зажмурился. — Вез спайс на Татуин. Скоро должен вернуться…

Невидимая хватка сжала горло сильнее.

— Куда потом?

— Битриз! — хрипит хатт, брыкаясь в воздухе. — Оружие!

Незнакомец отпускает его. Зо’Расшо падает на стол, опрокидывая ящик с голодисками.

— Ты поставишь на его корабль маяк.

— Я?! Н-но он убьёт меня! — хатт пятится к стене, но невидимая сила прижимает его обратно.

— Или я отрежу тебе лапы и отправлю их твоей матери.

Зо’Расшо замирает. Глаза наполняются животным ужасом.

— К-какой маяк?..

Устройство небрежно прилетело в его лицо, а после отскочило на пол с треском.

— Х-хорошо… я сделаю…

Перчатка легла на его плечо.

— Если предупредишь его…

Тело Зо’расшо сжалось в комок.

— Я н-не скажу! Клянусь!

Тень выпрямилась, вышла и исчезла.

Дверь захлопнулась сама.

Зо’Расшо сидел, обхватив голову ручками.

— Проклятые ситхи… — прошептал он.

А потом зарыдал.

—————————

Нар-Шаддаа встретила Бондрюда тем же смрадом, но теперь в воздухе висела тревожная тишина, будто станция затаила дыхание. «Тайфун» приземлился в секторе. В том же кратере, где ржавые платформы прогибались под весом корабля. На этот раз вокруг не было докеров-граггов или вуки в кандалах — только ветер свистел в ржавых балках, разнося пепел от недавнего пожара где-то в глубине доков.

Он спустился по трапу. Тишина давила на барабанные перепонки, но это была не просто тишина. Это было отсутствие… чего-то. Бондрюд, привыкший к постоянному гулу Силы, к переплетению светлых и темных энергий, ощущал сейчас лишь пустоту, провал, словно кто-то вырезал кусок живой ткани реальности. Это было неестественно, неправильно. Как затишье перед бурей.

Он прошел вдоль узкого прохода, вжав голову в плечи. Сердце учащенно билось, а рука покрепче сжала рукоять светового меча. Шаг. Другой. И вот, наконец, он вышел из тесного переулка...

…на оживленную торговую площадь. Гул голосов, крики зазывал, визг дроидов-торговцев, запахи жареного мяса и экзотических фруктов — Нар-Шаддаа встретила его привычным хаосом. Бондрюд на мгновение застыл, моргая, словно пытаясь стряхнуть с себя наваждение. Пустота в Силе исчезла, сменившись привычным бурлением энергий. Напряжение, сковавшее его мышцы, медленно отступило. Он огляделся, пытаясь понять, что только что произошло.

— Что за… Херня? — шепотом спросил он самого себя.

— Переволновался, наверное… — Бондрюд покачал головой, отгоняя непрошенные мысли. Поспать во время перелета так и не вышло. Он решил не вспоминать, почему.

Шаг ускорился. Нужно было поскорее добраться до Зо’расшо за новой работой. Кролик накинул капюшон, скрыв уши и глаза, а после свернул налево, минуя лавку с сомнительными на вид деталями от дроидов. Внезапно…

…Бондрюд замер, словно воздух вокруг него сгустился. Его лавандовые глаза, обычно скрытые под капюшоном, застыли на странном предмете, лежащем среди груд ржавых бластеров и потёртых голокронов. Шлем. Не мандалорский «Т-образный», а нечто иное — чёрный, словно выкованный из ночи, с ровной вертикальной прорезью, напоминающей шрам. Поверхность отливала холодной сталью, а края были обработаны грубо, будто кузнец торопился скрыть следы переделки.

— Интересная вещица, — кролик невольно шагнул к прилавку, забыв о Зо’расшо.

Под тенью навеса сидел мандалорец. Не молодой член клана, а старик, чья броня потеряла блеск.

— Интересуемся? — хрипло спросил он, глядя на шлем.

Лепи задержал взгляд на головном уборе. Как ни кстати есть возможность скрыть лицо за маской, пусть и такой… эстетичной.

— Что это? — коротко спросил Бондрюд, переводя взгляд на мондалорца

— Кустарщина, — буркнул мандалорец, выковыривая зубочисткой грязь из-под ногтя. — Сделал из обломков своего старого. Внутри — комлинк, сканер окружения, фильтр для токсинов. Для маскировки… или побега.

— Зачем продаёшь?

— Не по размеру. — Он потер шрам ладони. — И не по пути. Мандалорцам сегодня нужны не шлемы, а еда.

— Сколько? — кролик кивнул на шлем, стараясь не выдавать интереса.

— Потрогай сначала. — Мандалорец толкнул предмет к нему. — Не кусается.

Пальцы в перчатках скользнули по поверхности. Металл оказался неожиданно тёплым, почти живым. Внутри прорези — сеть микроскопических каналов, словно сосуды.

— Нажми здесь. — Старик ткнул в едва заметную вмятину у виска.

Бондрюд повиновался. Прорезь вспыхнула фиолетовым светом, залив тень под навесом мерцанием. Это не была подсветка визора — свет пульсировал, как жилка под кожей, и на миг кролику почудилось, будто шлем дышит.

Бондрюд примерил шлем.

— Кастрированный гаморрианец… — Присвистнул он. — Ты волшебник что-ль? — И все таки ему не удалось скрыть лёгкого восхищения такой радикальной переделкой мандалорского снаряжения, на что старик усмехнулся:

— И всего за 400 Тругуртов. Бери, пока можешь.

Но кролик уже снял шлем, и свет лавки упал на его лицо. Фиолетовая прорезь погасла, а глаза с красно-жёлтыми прожилками вокруг зрачков, встретились с пристальным взглядом мандалорца.

Торговец резко отпрянул, словно его ударили током.

— Ты... — вокодер захлебнулся, искажая шепот в металлический скрежет. — Ситх.

Бондрюд не моргнул. Рука медленно опустилась к мечу, но мандалорец уже выхватил бластер, направляя ствол в центр лба кролика.

— Убирайся. Или я отправлю твою голову Империи.

— Ты первый за полгода, кто узнал, — Бондрюд нервно усмехнулся, пальцы сжали шлем так, что металл запищал. — Сколько?

Мандалорец замер. Бластер дрогнул.

— Пятьсот. И я забываю, что видел.

— Четыреста. И я забываю, что ты жив. — Лавандовый взгляд упёрся в забрало.

Тишина повисла густым дымом. Где-то за стеной завыл двигатель, и тень пролетела по лицам.

— Четыреста пятьдесят, — проскрипел вокодер. — И убирайся вон отсюда.

Бондрюд молча заплатил и вышел на площадь, не оглядываясь. На выходе он снова надел шлем, согнув уши под него. Прорезь загорелась. Фиолетовый, родственный с его более светлым оттенком глаз.

Бондрюд шагнул из лавки в шумную толпу, и его взгляд случайно упал на блик света в витрине разбитого голодисплея. В мутном отражении он увидел себя — и на мгновение замер.

Шлем плотно облегал его голову, словно вторая кожа. Темный, почти черный металл с матовым отливом, без лишних деталей — только та самая вертикальная прорезь, которая теперь слабо светилась фиолетовым, как глаза демона из старых легенд. Он выглядел не как мандалорец, не как ситх — а как нечто новое. Свой.

— Неплохо, — пробормотал он, и голос, искаженный встроенным модулятором, прозвучал чужим, даже для него самого, отчего он слегка вздрогнул. — Ого… — Он прислушался к своему «голосу», будто пробуя его на вкус. — Идеально…

Тут он вспомнил, зачем вообще шел.

— Этот Хатт! — Он хотел сплюнуть под ноги, но вовремя спохватился, что в шлеме. — Вот что шоппинг с мозгами делает!

Его лавка со знакомой кривой надписью была уже рядом. Пройдя между грузовыми модулями, он зашёл внутрь.

Тишина. Он прислушался, улавливая шорох за прилавком. Глаза зацепились на небрежно кинутые ящики.

— Э-эй?... — Неуверенно протянул он через модулятор, заходя внутрь. Он что, сбежал? — Ты там?...

Из под прилавка донесся приглушенный дрожащий голос:

— З…закрыто! Приходите з-завтра!

Он оперся локтями о поверхность прилавка, наклонился немного за него, выглядывая в темноту. Молодой хатт сидел там, закрыв руками лицо и тихо всхлипывая. От такой картины Бондрюд слегка удивился. Он сам не заметил, как голос стал чуточку мягче. Настолько, насколько это было ему возможно.

— Зо’расшно, чё с тобой? Это я. — Хаттёнок поднял голову кверху и его взгляд встретился с мягким фиолетовым светом из прорези, плотно прилёгшего на его лицо.

— К…К-кто «Я»?

Кролик тяжело вздохнул и снял шлем, обнажая мордочку и жёлтые зрачки. Зо’расшо испуганно отпрянул назад, упёршись в стену.

Тишина в лавке давила, словно атмосфера Нар-Шаддаа перед бурей. Бондрюд перевел взгляд на дрожащие руки Зо’Расшо, сжатые в комок у груди. Глаза хаттёнка бегали по полу, избегая встречи с его жёлтым взглядом.

— Кто ты такой?! — прошипел Зо’Расшо, съёживаясь ещё сильнее. — Ты… ты же просто курьер! А теперь — ситх?! Ты мне врал?!

Кролик стиснул зубы. Опять это слово. Он швырнул шлем на прилавок, отчего тот грохнул, подпрыгнув.

— Я не ситх. Уже. — пробормотал он, проводя лапой по морде. — И да, врал. Потому что если бы знал, кто я — ты бы сдох от страха ещё до контракта.

Зо’Расшо всхлипнул.

— П-почему ты вообще здесь?! Чего тебе надо?!

Бондрюд наклонился, упираясь лапами в колени.

— Ты мне написал. 'Новый контракт'. Я пришёл. А теперь — чё за истерика?

Хаттёнок затряс головой, тыча пальцем в темный угол лавки.

— Он пришёл! После тебя! Спрашивал про «Кролика»! Говорил, что ты… что ты… — Он замолчал, глотая воздух.

— Кто.

Не вопрос. Приказ.

Зо’расшо затряс головой, сжимая себя ещё крепче.

— Не знаю! Но он… он чувствовался. Как… как ты, когда злишься! Только хуже. И маска была! С трещиной.

Ученик Кассиана. Дарт Рег. Мысль пронзила Бондрюда, холодная и острая, как виброклинок. Они нашли его. Как?

— Он велел мне поставить маяк на твой корабль, — хаттёнок выдавил шёпотом. — Иначе… иначе он отрежет мне руки и…

— Достаточно.

Бондрюд схватил шлем, но не надел его. Вместо этого он присел на корточки, опустившись до уровня Зо’расшо.

— Слушай. Ты не поставил маяк?

— Н-нет…

— Хорошо. — Он резко встал, швырнув шлем обратно на прилавок. — Тогда мы поставим.

Хаттёнок аж подпрыгнул.

— ЧТО?!

— Они ждут, что ты его поставишь. Значит, они ждут сигнала. — Бондрюд повернулся к нему, и в его голосе впервые зазвучало что-то кроме грубости или злости. Расчёт. — Мы дадим им сигнал. Но не здесь. Они идут за мной, а не за тобой. Но если ты останешься здесь… — Он не договорил. По лицу Зо’расшо было видно, что тот уже представил, как ситх возвращается.

— Я… я не могу! У меня лавка! Контракты! — хаттёнок залепетал, но голос его дрожал.

— Прикрой лавку. Лети к своей мамаше. Или куда угодно, где тебя не найдут, — резко приказал Бондрюд. — Пока я не разберусь с этим ублюдком.

Зо’расшо уставился на него. Страх боролся с недоверием.

— Почему ты… поможешь мне? — прошептал он.

Бондрюд на секунду задумался. Почему? Потому что знал, каково это — быть загнанным в угол. Потому что Зо’расшо был таким же пешкой, как он когда-то.

— Потому что я уже видел, как умирают те, кто не должен… — Он пожал плечами. — Ну и деньги в карманах не валяются. — Он подошёл к выходу. — И… Это…

— Ч-что?... — Спросил Хатт, вылезася из под прилавка.

Он обернулся и надел шлем. Он хотел сказать что то важное, но, подумав пару секунд, перелумал. Следующие слова прозвучали механически:

— …Маячок дай.

Лапа поймала устройство с ловкостью подвыпившего джедая, но он не был пьян. Он просто устал.

— Собирай вещи в беги.

Бондрюд вышел из лавки, тяжело вздохнув и сжав лапы в кулаки.

— Ну вот как он меня нашел, блять? — прошипел сквозь зубы, пнул кусок дроида под ногами и двинулся к площади, оставляя бедного молодого Хатта.

Рынок кишел как раненый зверь: тви’леки в рваных плащах торговали крадеными голокронами, граги с сизыми шрамами на горле тащили клетки с дрогозвеями, а где-то за спиной орал аукционист, выкрикивая цену за «редкий артефакт джедаев» — ржавый цилиндр с облупившейся краской. Бондрюд плюнул под ноги. Артефакт. Как его жизнь.

— Эй, шлемоголовый! — Крикнул кто-то, хватая его за плащ. — Купи девушку! Свежая, с Шили!

Он рванул ткань из потной лапы, не оборачиваясь. — Сам ты свежий. Как труп в соляной шахте.

Проход сузился, сдавив ржавыми стенами. Где-то сверху капала маслянистая жижа, оставляя на шлеме полосы, как слёзы. Бондрюд свернул не туда — тупик. Гора мусора, воняющая разлагающейся органикой, перекрыла путь.

— Идиотизм… — Он ударил кулаком по стене, и кусок панели с грохотом рухнул в лужу. — Где, блять, выход?!

Он поплёлся наугад, спотыкаясь о трупы дроидов. Один, с вырванным голопроцессором, протянул к нему дрожащую руку-манипулятор.

Впереди мелькнул силуэт «Тайфуна», но это оказался грузовик с гнилыми овощами. Продавец-джава тыкал в него гнилой морковью, крича про «свежий урожай Агра-марта».

— Отсоси у ранкора, — процедил Бондрюд, отворачиваясь. В глазах плясали жёлтые блики — Сила шевелилась под кожей, как голодный зверь. Ещё чуть-чуть, и он спалит всю эту помойку…

Навигатор вшил маршрут к «Тайфуну», но карта глючила, подменяя реальность зелёными полосами статики.

— Где, блять… — Он пнул стену, и кусок панели с грохотом отвалился, едва не придавив бродячего джаву. — ...этот чёртов док?!

Контейнер грохнулся на бок, вывалив груду металлолома. Бондрюд ругнулся, собираясь пнуть его, но замер. Из-под обломков торчала рука — точнее, дроидная конечность, покрытая чёрно-жёлтой сигнальной лентой.

— Ну конечно. Ещё один кусок хлама… — Он наклонился, поддев ботинком грудную пластину. Дроид-гуманоид, почти человеческого роста, с серебристыми «волосами» и жёлтыми глазами-сенсорами. На лбу — треснувший индикатор с пятью датчиками.

— Ты ещё жив, железка? — Бондрюд ткнул его ногой.

Дроид дёрнулся. Жёлтые глаза мигнули, пытаясь сфокусироваться. Из динамика вырвался хрип:

— Ошибка.

Бондрюд отступил на шаг, настороженно наблюдая за дроидом, который, казалось, пытался восстановить свои функции. Его жёлтые глаза медленно сфокусировались на Бондрюде, и в динамике вновь раздался хриплый голос:

— Ошибка... система повреждена... запрос на восстановление...

— Восстановление? — Бондрюд усмехнулся, скрестив руки на груди. — Ты выглядишь так, будто тебя собрали из мусорного контейнера.

Дроид попытался поднять руку, но она лишь беспомощно свисала, как сломанная ветка. Бондрюд заметил, что из его корпуса сочится какая-то жидкость — возможно, смазка или остатки топлива.

— Модуль... поврежден... — продолжал дроид, его голос становился всё более искажённым. — Необходима помощь...

Дроид дёрнулся. Глаза вспыхнули, пытаясь сфокусироваться. Из динамика вырвался хрип, больше похожий на предсмертный хрип органического:

— Ошибка… Система… повреждена…

— О, вот это новость, — кролик скрестил руки, — Я бы никогда не догадался, глядя на твои потроха.

Дроид попытался подняться, но его рука бессильно шлёпнулась обратно, а из разорванного корпуса сочилась маслянистая жидкость.

— Запрос… на восстановление… — его голос прерывался, словно кто-то душил его проводами.

— Восстановление? — Бондрюд фыркнул. — Да тебя проще расплавить на сувениры для джавв.

Он развернулся, чтобы уйти, но за спиной раздался новый звук — не механический писк, а что-то, напоминающее шёпот:

— Помоги…те… — Кролик остановился, как вкопанный. Ему ведь не показалось, что эти слова прозвучали с… каким то отчаянием?

— Да что-б тебя Вуки трахнул…

— прошипел сквозь зубы, сжимая кулаки. — Ты что, эмоциональный модуль не отключил, дебил?

Дроид молчал. Только сенсорные глаза, тускнеющие скажлой секундой, смотрели на него.

— Чёрт! — Бондрюд резко присел на корточки, выдернув из-за пояса мультитул. — Ты счастливчик, болван. Я сегодня идиот.

Его пальцы, привыкшие к жестокости, неожиданно аккуратно отогнали оборванные провода.

— Назови-ка мне свою модель, прежде чем я передумаю.

— N-345324… — дроид замолчал, затем добавил тише: — Но хозяин… называл меня… Эн.

— Хозяин? — Бондрюд усмехнулся. — Ну, теперь он мёртв. Или бросил тебя. Разницы нет.

Он замкнул два контакта, и дроид вздрогнул, как от удара током.

— Ошибка исправлена, — голос Эна внезапно стал чётким, почти… довольным.

— Не благодари, — Бондрюд встал, вытирая лапу о плащ. — Ты теперь мой хлам. И если хоть раз ослушаешься — выброшу в воздуховод. Понял?

Эн медленно поднялся, его движения всё ещё были скованными, но в жёлтых глазах вспыхнул едва уловимый огонёк.

— Вопрос, — сказал он. — Если я — хлам, зачем вы меня починили?

Бондрюд замер. Потом резко развернулся и зашагал прочь, бросая через плечо:

— Заткнись и иди за мной, кусок металла.

Но где-то в глубине, под слоем цинизма, он уже знал ответ.