III
Тернистый лес, сквозь кроны которого едва пробивался солнечный свет, рисующий на низком подлеске пятнистый узор, окружал путников. Вдоль узкой древней лесничьей тропы, которая едва была различима под кружевными листьями папоротника и диких ягод, росли высокие и могучие деревья, чьи ветви уже давно сплелись в единый сложный узор. По ним бегали маленькие северные обезьянки, белки; иногда из глубоких дупел показывались красные и черные головки птиц, населявших эти края. Саламандер шел сильно поодаль, торопился, словно его подстегивали огненными кнутами. Последний раз они разговаривали в лучшем случае сутки назад – огненный только молчал, либо указывал, что делать. Первое время после ночного происшествия, Лирию казалось, что его спутник вовсе не бесчувственный, но теперь все было иначе...
Вдалеке порой слышался вой диких псов и волков, а Лирию даже казалось пару раз, что он слышал рев медведицы и тонкие, хриплые голоса медвежат, отвечающие ей. Когда легкий ветер дул по ногам, в траве звенели друг о друга цветы подхолмника – магического цветка, который превращался к зиме в металлическое украшение леса. Сейчас его тонкие, острые лепесточки начинали покрываться неизвестным «элладеевским» металлом. Лирий с большим наслаждением слушал этот тихий перезвон, ступая по бархатному насту земли из мха и лишайников. В голове то и дело возникали приятные образы Фьяли, с которой они прогуливались иногда вместе по лесу, ступая по такой же ласковой земле, теплой и даже почти горячей летом... она улыбалась, рассказывала какие-нибудь не очень смешные солдатские анекдоты, а от ее волос пахло пряными маслами. Лирий вслушивался в этот аромат и вторил смеху воительницы, будто бы внимательно ее слушал, хотя его не волновало тогда ничего, кроме ее бархатного, немного низкого голоса. Однажды Фьяля заметила, что собеседник вовсе не слышит, о чем она говорит, и решила проучить его, наговаривая всякие глупости, а Лирий глупо поддакивал, только спустя долгое время заметив, что Фьяля на самом деле рассуждает о том, какой эльф «дурачок». Тогда Лирию сделалось очень стыдно и одновременно смешно с самого себя. Он не мог отделаться от хохота еще добрую четверть часа, пока они шли до его дома. Тогда Фьяля впервые ласково поцеловала его в лоб со словами «ах балбес, учись внимательности!». И юноша еще долго ворочался в постели, вспоминая ее теплые губы, краснея от смущения и какого-то теплого чувства в груди, пробиравшегося в самое сердце...
Путь длился уже около недели, а пейзаж практически не менялся, однако на восьмую ночь от сторожевой крепости они вышли на небольшой холм. Деревья тут стали ниже и постепенно сменились нежным подлеском. Обернувшись случайно на закате, Лирий с замиранием сердца проводил взглядом родной лес, отделявший его деревню от внешнего мира. Отсюда были видны башни приграничного поста, чуть ниже них тянулась узкой лентой речка, которую они сегодня утром перешли вброд. Холм казался куда ниже, но отсюда, на самом деле, простирался чудесный вид. Лес в алых лучах заката засверкал, а на небе над ним воспарили птицы, покидавшие перед зимой холодный край. На границе чащи эльф заметил знакомый темный силуэт элементаля, который, кажется, провожал их в долгий путь. Лирий не мог сказать, что увидел, но точно почувствовал напутственный взгляд великого существа, которое берегло их от опасных созданий леса и, быть может, от уже ступивших и на эту землю гончих инквизиции.
-Если ты проводил дом, то не отставай, Лирий!-крикнул уже порядочно отошедший от него Саламандер. И юный эльф, вздохнув, быть может, в последний раз в сторону дома, отвернулся, обращаясь к петлистой дороге куда-то вперед, в опасный и жестокий мир.
-Давай сделаем здесь привал, Сал! Я устал, ты наверняка тоже... почему бы не сделать хотя бы небольшую передышку? – сглотнув кусочек черствого хлеба, который был для юноши своеобразной жвачкой в пути, произнес юноша не очень громко и не слишком смело. Но получил вполне ожидаемый грубый ответ:
-Хочешь спать где попало – делай привал, а я пошел дальше. Думай головой, Лирий! Мы уже не дома, мы не дома с момента убийства всей деревни.
Лирий только грустно вздохнул на чужие слова. Да, действительно ночевать на такой открытой местности было весьма опасно, именно потому Саламандер все спешил вперед, стараясь как можно быстрее оказаться в объятиях другого леса – уже совсем не такого приветливого, как их родной. Этот даже издали казался черным и мрачным, а перед ним простиралась глубокая и холодная река, которую пришлось переходить вброд, чтобы сэкономить время. Воду из нее не стали даже набирать в баклаги – Бези тут же определил ее, как ядовитую, отплевываясь до самого вечера сгустками какой-то зеленовато-илистой слизи. Да и пахло от воды чем-то горелым и мертвым... как и в родной деревне, когда Лирий и Саламандер зашли туда последний раз.
-Эта река вела в другую деревню, судя по всему. Почувствовал трупный запах? Скоро этот яд вода разнесет по всем близлежащим городам. Либо кого-то убили возле воды, либо...
-Либо они нарочно сбросили их в воду, чтобы отравить жителей Люроса. -догадался Лирий. По его спине пробежал холодок. Ему было не по себе в этом месте. Пускай они и спрятались надежно в мелкой пещерке на ночь, пускай еды еще вполне хватало, было что выпить, но на душе было тяжело. Будущее только угнетало... Ни родных лиц им не увидеть, не услышать голоса. И вкусный свежий хлеб из лавки больше никогда не попробовать. А ведь его вкус Лирий помнил с детства... сколько еще таких же несчастных как они в мире? Сколько еще убито чудесных магов, пекарей, травниц? А главное – ради чего?.. Ради какой цели жертвой пала семья Лирия – вся эта крохотная деревня! Он остался один одинешенек в огромном мире, и кроме Саламандера больше никого нет. Куда им идти, зачем? Чтобы выжить, но однажды точно также позорно умереть от лап смертных псов? Или в очередном побеге замерзнуть насмерть ночью? Не проще ли было сдаться?..
Лирий смотрел на свое отражение в мутной воде с черными разводами трупного яда и сгнившей крови. На глаза наворачивались слезы: когда-то он также смотрел в воду лесного ручья возле тренировочной полян, а сзади вдруг возникало недовольное лицо Людо, который принимался журить его и за уши оттаскивать от воды ради какого-нибудь очередного заклинания. А теперь за спиной только мрачный лес, черными пиками поддевающий небо над головой со спутанными космами.
-Вставай, хватит лениться. Скоро привал, тогда и посидишь. – в этот раз за уши его вовсе не любовно оттягивал Саламандер, который в такие тоскливые моменты лишь действовал на нервы...
Прошла еще пара часов, сумерки совсем опустились над ними, а в небо взошел яркий остроконечный месяц, и вместе с ним засияла и Элладея. Кроны деревьев тут не прятали путников от неба, отчего становилось еще более неуютно, словно соглядатаи инквизиции смогут увидеть их с небосвода. Атмосфера царила мрачная, воздух продолжал спирать неприятный запах от реки, от которой не удалось отойти слишком далеко. Кроме того, и почва тут была слегка болотистая. Ноги у эльфов промокли, как и большая часть одежды. Благо, в глубине найденной пещерки пол быстро высох от костра, который наполнил своим сладким дымом всю нишу, словно освящая ее. Саламандер, видно, на удачу, кинул пару веточек какой-то благовонной травы в хворост. А по пути на холм еще со стороны родного края удалось собрать смородины и ее листьев, так что огненный маг уже вовсю заваривал им чай прямо во флягах, а его питомец грелся внутри костра в углях, чтобы затем, уже по привычке, забраться в их сумки, которые путники использовали как подушки. От ящера нагревались и они, и плащи-одеяла, что лежали внутри. Бези делал сон даже по-своему комфортным, хотя Лирию все же было очень сложно привыкнуть к жизни в пути.
Однако, весь этот уют нарушал странный гул, который стоял в лесу, а повернуться к нему спиной было жутко – не покидало чувство, что за странниками кто-то пристально наблюдает. Может быть, сам лес не желал принимать в свой чертог гостей? Но ведь не всегда природа таила в себе столько опасностей...
-Сал, может поговорим немного?.. Я тут недавно вспомнил, как мы с тобой на Грядущий Год ходили к Варусу, помнишь? Его печенье с имбирем было самым лучшим в мире, я думаю...
-Не предавайся пустым воспоминаниям, Лирий. Ты от этого только захереешь. Тосковать стоит, когда будем в безопасности. – немного резко ответил Саламандер, хотя явно смутился собственной грубости. Конечно, и его эти воспоминания весьма трогали, но он предпочитал не делиться чувствами и не поддаваться им. Все эти дни он действительно был суров и в основном молчал, но его рука часто нащупывала перед сном маленькое колечко, спрятанное с недавних пор на груди, которое ему когда-то подарили Людо и Фьяля на день рождения. Он очерчивал подушечками пальцев незамысловатый витиеватый узор в виде пожирающей себя змеи, которая обвивала лист лавра – символы вечной жизни, ума и величия... Лирий замечал этот потаенный жест, но не придавал ему никакого значения. Выглядело скорее так, словно Саламандеру просто надо занять руки. По крайней мере именно юноша думал так...
Лирий замолчал, понурил голову и продолжил сидеть на краю пещерки к лесу боком, поглядывая то на него, то на костер. Он, наоборот, часто вспоминал какие-то мелочи и переживал их заново, но теперь все это омрачала мысль о том, что никого из участников теплых воспоминаний нет в живых... На огне кипел напиток из чая и той настойки, что пил вечером иногда Саламандер. Справедливости ради, не смотря на неприятный спиртовой вкус, она по-настоящему согревала. А теперь от этой бодяги раздавался еще и терпкий пряный аромат. Рядом на вертеле томилась солонина, завернутая в совсем уж зачерствевший хлеб. Жир вытапливался из нее, впитывался в мякоть, и она становилась мягче. Саламандер придумал так делать на третий день пути, когда хлеб стало почти невозможно жевать. А Лирий вот в дороге часто грыз краюшку, откусывая совсем понемногу, чтобы просто забить чем-то рот и отвлечься. Мясо он хранил на далекие дни, потому что засоленное оно хранилось очень долго; дольше, чем хлеб.
- Гм. Поужинай хорошенько, а? последние два дня ты сильно экономил еду, я видел. Зря ты так. Нам не долго осталось идти до западной границы. А там, вдоль моря, - безопасно. По крайней мере, безопаснее, чем тут. – Саламандер начал говорить немного нерешительно. Извиняться за грубость ему было не свойственно, но проявить заботу хоть как-нибудь хотелось. Лирий сидел половину вечера почти в слезах, а друг вместо поддержки только затыкал его...
-Думаешь, королева еще жива? Мне кажется, этот мрак с головой накрыл все наше несчастное королевство...-голос у Лирия слегка задрожал, он уткнулся лицом в колени, одной рукой обняв себя, а в другой сжимая краюшку почерствевшего ржаного хлеба. Отчаяние охватывало его все сильнее. Родился он еще при славных королевичах, а вот на десятом году жизни власть сменилась их сестрой. Последовали странные законы, в Люросе, по словам старших, стало больше каких-то подозрительных личностей, стало небезопасно. Несколько раз даже их деревня напрягалась с усилением защитного поля. А теперь новая напасть, хуже всех прежних, и вряд ли такая непутевая правительница улучшит ситуацию. Что-то совсем в это не верилось. И будущее от того казалось еще мрачнее. В Катмаде его, бледного, с яркими глазами и холодной кожей, как своего точно не примут. И куда ему будет податься? Всю жизнь батрачить на гномов и орков, разве что...
-Конечно, она еще жива, сам подумай, Лирий...
-Что мне подумать?!-вспылил юноша, приняв чужие слова и спокойный тон за издевку, подняв лицо на мгновение, а затем снова спрятав его, -Я не хочу ни есть, ни думать. Я так устал! Мы делаем километровые шаги, за день проходим такие расстояния, но ради чего? Мы все равно умрем! И почему ты не понимаешь, такой умный? Хотя ты просто напыщенный дурак. Мы все потеряли, у нас ничего кроме этого дурацкого хлеба нет... и больше никогда не будет, понимаешь ли ты?! Мы просто обречены, мы слабые! Надо было остаться жить в том лесу, хотя бы под охраной чего-то большего, чем собственные тупые мечи!
Юноша озлобленно кинул хлеб в траву, поднялся на ноги и зашагал куда-то от берлоги прочь, под гневное шипение ящерицы на плече из мешка Саламандера, который ему ничего не ответил, только раздраженно вздохнул, словно и вовсе было плевать на судьбу товарища.
«Да что он понимает? Разве можно так наплевательски относиться к утрате? Лучше бы мы погибли с остальными в деревне! Ох, как же я устал, как мне надоело все это... ну за что я получаю все это? Ответь мне, Сливан! На что же ты наш Бог, если мы только и страдаем под твоим небом?». Лирий запнулся о какую-то ветку, упал на жесткую сырую землю и заплакал, закрыв лицо грязными руками. Казалось, нет сил больше делать хоть что-то, ноги совсем обмякли, а дурные мысли роились в голове словно облако жалящих в самое сердце пчел. Лирий выл, как раненное животное, ничего вокруг себя не слыша. Зато вот его, наверняка, слышало пол леса, потому как очень скоро рядом оказался Саламандер, судорожно трясущий младшего за плечи. Он дернул его наверх, а юноша повис в его руках хнычущим и ноющим о своем несчастье мешком. Каким жалким он теперь выглядел... обещавший быть стойким, обещавший быть терпеливым Лирий заливался слезами и скулил о тяжелой судьбе. Какого же тогда было Саламандеру, терявшему все в своей жизни уже второй раз? Но о таком юноша даже не думал, не видя и не слыша ничего, кроме собственного несчастья, которое лишь усугублялось чужой черствой оболочкой. Лирию нужны были слова поддержки, а не приказы и грубое затыкание, стоило только поднять тему родных! Перед глазами все стоял прекрасный вид родного леса, долины, сторожевых башенок, которые охраняли ныне сожженную маленькую деревню, в которой каждый знал каждого. Всплывали и лица: легкая улыбка на губах Фьяли, которая вечно приходила с шутками на занятия юношей и их наставника, щелкая то и дело каштаны, сидя под раскидистым деревом или на деревянной лавочке, отложив куда-нибудь рядом меч в блестящих матовой кожей ножнах; добрые глаза Варуса и его руки, которые всегда пахли чудесной выпечкой из его лавки, имбирём и травами, которой он всегда за бесценок кормил Лирия; морщинки на лбу Людо, его строгий и любящий взгляд, голос, указывающий с отеческим негодованием на ошибки в заклинаниях и действиях... все это осталось далеко, в восьми-десяти днях пути отсюда. Все это лежало теперь под пеплом и запекшейся черной кровью. Их даже не похоронили... И память о них хранят теперь лишь двое. Ничего не осталось, кроме мечей, одного амулета, который теперь покоился на груди Лирия, и кольца, также спрятанного под одеждой Саламандера. Да и от них было мало толка...
-Перестань, замолчи, или ты погубишь нас! -шипел на него Саламандер, все стараясь привести юношу в чувства. Наконец он недовольно рыкнул и уронил мальчика на землю, схватив обеими руками зареванное, грязное лицо.
-Взгляни на меня! Выгляжу я так, словно мне все равно на нашу участь? –произнес он строго. Глаза его маслено блестели в темноте, он выглядел взволнованным и расстроенным, на лбу и щеках пролегли вновь те глубокие морщины, оставленные болью утраты милых сердцу эльфов. Лирий невольно зацепился за них глазами и протянул руки к чужой шее, но одернул их, со злостью ударяя чужую грудь ослабшими и трясущимися кулаками. Он осыпал Саламандера проклятиями, обвинениями, пока тот сдерживал его запястья, в конце концов зажав рукой рот, а голову Лирия утыкая в свою грудь, чтобы хотя бы орал свою тираду он тихо. Продолжая дрожать в слезной истерике, Лирий повторял один вопрос «за что мне это?». А ведь его куда больше права имел задавать Саламандер. Но все же он молчал, терпел боль и прогонял уныние, поставив своей целью спастись и защитить глупого и эмоционального Лирия, который не понимал даже такой простой мелочи.
-Ни за что, Лирий. Никто не выбирал твою участь, никто не менял твою судьбу. Она такая, какая есть, просто смирись! Разве ты хотел бы, чтобы смерть тех, благодаря кому мы спаслись, была напрасной? О, прекрати, дурак, иначе я в этот раз точно брошу тебя одного! Может быть, ты все потерял, но я до сих пор с тобой. Держись хоть за это. -Саламандер говорил это сурово и даже словно со злостью, но Лирий вовсе его не слышал. И так и не услышал, в конце концов уснув у друга на руках.
***
Утро выдалось вовсе неприветливым. Еще до рассвета начался дождь, от которого пускай и можно было укрыться в их лощинке, но всё равно было холодно. Сырость, кажется, проникала в каждую ниточку ткани их одежды и вещей. Костер тоже не удалось развести – вымокла вся древесина и последняя пара спичек. Оставалось только пить остатки вчерашнего чая, который еще сохранил некоторое тепло из-за кожаного покрытия фляг.
Саламандер с утра был молчалив, а Лирий и сам не желал издавать хоть какие-то звуки. Ему было не по себе и от вчерашнего вечера, и от этого утра. На сердце тянуло и скребло что-то гадкое, ноющее, тяжелое... а мысли словно иссякли в сознании. Всплыли почему-то молитвы, которые он когда-то слышал мельком от Людо или Фьяли, или которые были откопаны в ветхих книгах старой библиотеки. Которой теперь уже и вовсе нет...
Выдвигаться куда-то в такую погоду было не с руки – вряд ли за ними гонятся, а простыть не хотелось. К тому же, в такую погоду ходить было травмоопасно – поскользнуться на мокрой траве в кожаной обуви ничего не стоило, как и сломать что-нибудь или просто пораниться. Бези грелся за пазухой у Саламандера, который делал какие-то пометки углем в скромной записной книжке, с которой никогда не расставался и раньше. Она уже была толстенькая, всегда хранилась у груди эльфа и от каких-то начертанных на обложке рун не промокала и даже не могла сгореть. Словом, Саламандер хранил свои мысли и воспоминания бережно и с любовью, потому что Лирий порой замечал, что после каждой длинной записи, друг прикасается к корешку губами, прежде чем вернуть его во внутренний карман одежды.
«Интересно, что он там записывает? Небось злиться на меня за то, что было вчера...» - подумал про себя Лирий, отворачиваясь с какой-то обидой на душе носом к стенке, укутываясь почти до глаз в плащ. Ему приходилось сворачиваться клубочком, чтобы согреться и быть полностью укрытым, но что поделать... вряд ли в ближайшее время он увидит постель и полноценное одеяло.
Есть сегодня и вовсе не хотелось, хотя живот то и дело ворчал и булькал. И всё же где-то в подсознании хотелось сохранить еду на будущее. В глубине души распустилась и цвела надежда. Ведь если им удалось убежать от смерти, то, может, они могут еще рассчитывать на благосклонность судьбы?
-Ты опять весь день не взял в рот ни крошки. -сухо констатировал Саламандер. –Давай я принесу поесть, м?
-Не надо. –буркнул юноша, поджимая тонкие губы.
-Не тебе на меня дуться. –недовольно произнес Салмандер, который вчерашней ночью не только вымок под начавшимся дождем, но еще и устал тащить Лирия в постель, сушить его одежду магией и укладывать спать в относительно комфортной обстановке.
Но Лирий ничего ему не ответил, продолжая разглядывать серые морщины каменной стены рядом с ним. Где-то вдалеке грянул гром.
Эти мягкие раскаты возбудили в голове уже, казалось, глубоко упрятанные воспоминания...
***
В детстве Лирий до ужаса боялся грозы, а первое время жил не один, а с Людо – мужчина его приютил, ведь маленький ребенок вряд ли смог бы позаботиться о себе сам. В те ночи, когда за окном поливало, как из ведра, а небо громыхало, словно железный таз, по которому бьют палкой, Лирий забивался в самый тесный и дальний угол под кроватью или под столом в спальне будущего наставника и, по сути, приемного отца. Тогда Людо искал его четверть часа перед ужином, а найдя, раздосадовано цокал. «Как же ты, трусишка, станешь магом?» - поговаривал он, поднимая мальчика на руки и усаживая за стол, за которым еще обычно ужинал уже довольно взрослый на вид Саламандер. Он тоже был вроде приемного сына для Людо, но он воспринимал его как намного более старшего члена семьи. Он говорил с ним, как с равным себе, почти не поучал его ничему, словно огненный был Людо ровесником. По крайней мере, так казалось маленькому Лирию, который испытывал перед ними обоими благоговейный ропот.
В те дни у них порой и Варус с его женой гостили, принеся выпечки, какого-нибудь хлеба, аромат которого раздавался на весь небольшой домушко, смешивался с запахом старых книг и дубовой мебели. Тогда взрослые все вместе посмеивались над эльфенком, который от грома и грозы даже ладошками прятал оттопыренные уши.
Такими вот промерзлыми осенними вечерами, Людо отводил мальчика в маленькую спальню, когда тот насытиться похлебкой из овощей, обычно пересоленной, или мягкими пирожками семьи пекарей.
По большому счету, комната Лирия была импровизированной детской – часть кабинета Людо, отделенная шкафом с уймой книг, за которой из старого ящика была сделана кроватка. Это была глубокая постель, больше похожая на гнездо, которая пахла травами и льдистой солью, которой старый маг часто обрабатывал перед зимой окна и дверные откосы. Пускай соль и называлась льдистой, но она именно спасала от холода и изморози, так что даже зимой в эту комнатушку не проникал мороз.
Лирий в такие вечера очень долго не мог уснуть, поэтому Людо кое-как устраивался на полу со своим собственным одеялом и читал эльфенку древние рассказы и мифы о шираитах и тех днях, когда и континент представлял из себя совсем другое место. Тогда по земле ходили боги, а в небе не сияла еще Элладея. Мир был чист и пуст, и божественные существа только-только приложили свои руки к созданию того, что есть теперь...
***
Лирий вновь забылся сном, утопая в далеких мечтах вдруг встретить в лесу чудом спасшегося Людо, который привычным образом цокнет с легкой нотой осуждения, взглянет на непутевого ученика и прижмет его к себе, а потом здорово оттаскает за уши и пожурит за то, что тот подумал, будто мага так просто убить.
Юноша даже не думал о том, что в это время Саламандер накинул на него свое собственное одеяло, после чего снова начал записывать что-то в книге, отпивая горькую жидкость из фляги, иногда касаясь руками кольца на груди с печальным вздохом. Порой он отводил глаза в сторону леса, вставал, уходил ненадолго куда-то, а потом возвращался с влажным, наверняка от дождя, лицом и покрасневшим от холода носом...
***
Когда Лирий проснулся, его друг тоже не спал. Дождя уже не было, но погода стояла пасмурная и вылезать из-под слоя одеял вовсе не хотелось. И все-таки пришлось. Не было смысла валяться по долгу, ведь от них самих зависит то, насколько быстро они достигнут цивилизации.
-А вот и соня... не пойдем никуда, пока не поешь, потому что тащить тебя в обмороке мне не хочется. –тихо произнес Саламандер, даже не взглянув на спутника. Его голос был ровным, тон немного мрачным, хотя в нем ощущалось плохо скрытое волнение.
-Ты думаешь только о том, как бы я тебе доставлял поменьше трудностей, а? Избавишься от меня, как только появится возможность, верно? –пробормотал в ответ младший. На его лице вновь отразились обида и непонимание.
-Нет, Лирий. И что тебе в голову взбрело, я не могу никак понять... Дорога трудная, но нам стоит быть терпеливыми. Или хочешь увязнуть в этих лесах на всю жизнь? Скоро зима, подумай об этом. Мы замерзнем насмерть или на нас нападут дикие животные. В лучшем случае – дикие животные. Вспомни элементалей, что водятся в близлежащих лесах. Ты ведь читал о них и вовсе не горел желанием познакомиться поближе. –Саламандер нахмурился, и интонация его голоса поменялась на еще более суровую и сухую.
Лирий ничего не ответил, только стыдливо поджал губы и принялся за еду. Было как-то не по себе от того, что они ссорятся. Хотя виноват был, по правде говоря, только младший. Он почувствовал какой-то укол совести, услышав слова друга об опасностях, которые все еще их окружают. Потому что он-то лежал и спал почти полтора дня, а в это время его покой охранял товарищ и его маленький элементаль.
Юноша, однако, все же принялся завтракать, как можно скорее заталкивая в рот побольше еды. Он и не думал, что так проголодался за эти дни...
Едва прожевав, Лирий шумно сглотнул и всхлипнул.
-Прости меня... я очень много нервничаю, понимаешь... ох, вряд ли понимаешь! Ты намного сильнее меня, я ничего не могу, и мне жутко страшно! -прошептал он хриплым голосом, отпивая из баклаги чай, который с трудом пропустил через горло, снова вытерев навернувшиеся на глаза слезы. Озябшие руки эльфа задрожали, но очень скоро Саламандер накрыл их своими разогретыми магией ладонями.
-Послушай, Лирий, ты ничуть меня не слабее. Но терпения тебе ой как не хватает. Поэтому послушай меня внимательно: мы обязан дойти до моря в ближайшие три дня, а оттуда около недели до ближайшего города. Так что если мне не изменяет память, то через полторы недели ты сможешь отмыться и отогреться в таверне. Деньги найдем- продадим что-нибудь мелкое на рынке. Если ты так переживаешь – вырезай перед сном из дерева. Кинжал у тебя есть, а материала тут достаточно. Заодно выручим побольше денег. От моих свитков особенного толка не будет – такой магией уже давно не пользуются. Помни про тот амулет, что ты носишь на шее. Людо заключил в этот последний дар всю свою любовь к тебе. –тихо сказал Саламандер. При упоминании наставника его голос дернула печаль, но он не подал вида, продолжая быть серьезным и даже хладнокровно спокойным. Хотя в его душе наверняка бушевала буря не меньшая, чем в душе Лирия.
Юноша кивнул другу в ответ, судорожно вздыхая, сдув прилипшие к губам черные пряди волос. Пускай с легким недоверием, но он согласился делать амулеты и игрушки. Иначе и правда с ума можно сойти от тоски. Саламандер мог по крайней мере писать, что разнообразило его жизнь, а вот Лирий лишь шел, спал и ел. Никуда не годится... Наверняка, поэтому дурные мысли так быстро овладевали им снова и снова.
-Договорились. -Лирий кивнул, вытянул свои руки из чужих, вытирая тыльной стороной ладоней слезы с лица. И, когда с завтраком было покончено, наконец принял тот факт, что чуда не случится и своё счастье он отныне должен ковать сам. А сейчас самым желанным было вымыться и как следует поспать, не в пещере, а в теплой постели. И вряд ли мысли Саламандера были сильно отличны от его...
- Только, пожалуйста, прекрати быть таким грубым. Я не понимаю, почему ты такой...