Трудно быть "дьяволом"

— Чай будешь? – спросил Дер Эстан. Спросил обыденно, на "ты", словно друга или хорошего знакомого. Как будто не было многочасового допроса. И прорыва. Как будто не было кошмара нескольких предыдущих суток.

Гарна кивнул, уставившись в одну точку. Его не удивила резкая смена тона, за которой могло крыться что угодно. Ему было не до манипуляций. Не до страхов. И вообще ни до чего.

Если бы ему сказали, что им плотно займётся Четвёртый сектор, он бы не поверил. Но поверить пришлось, когда его, пытавшегося с остатками корпуса сдержать Конклав, вытащили прямо из окопа. За шкирку вытащили и доставили на вокзал, к стоящему под парами литерному составу.

Флаг–лейтенант не сильно обрадовался спасению. Что может заставить Гвардию заинтересоваться корпусом, который хоть и Второй штурмовой, но далеко не единственный? Известно, что – измена, причём не простая, а на самом верху. Такая, что непосредственно угрожает существованию Империи и по факту которой многие из тех, кто должен был знать, да прохлопал, отправятся в южные порты. Загреметь куда – хуже смерти.

...​до засухи никому бы в голову не пришло использовать их в качестве тюрьмы, но это до засухи. Порты не были фермами, перенести их на север было невозможно. Равно как и оставить без обслуживания прикрывающую побережье флотилию. Работать на юге желающих нашлось ещё меньше, чем на севере. Влажная, перевалившая за пятьдесят жара отпугивала работников больше, чем ильхорцы с церковниками. Хотя церковники там тоже водились – малочисленный, но весьма агрессивный флот периодически устраивал на побережье дерзкие рейды.

Имперский юг вымирал. Вымирал давно, потихоньку сдавая позиции перед адским пеклом. Но в последние годы – вымирал ускоренно. Засуха, запустение и преступность гнали народ на север, заставляя бросать дома и квартиры на растерзание мародёрам. Гнали за лучшей жизнью, в ещё не успевшие пересохнуть города и посёлки. Нередко – просто за глотком дефицитной воды.

Солнце, фрукты, минеральные источники – вот чем когда-то была легендарная Орхена. Туда ездили в отпуск и подлечиться, там мечтали на старости лет прикупить себе домик. Поговаривали, что Дамар Великий присоединил княжество к Империи, чтобы излечить в местных серных источниках ревматизм. Правда или нет – сказать трудно, но то, что Летний дворец он построил прежде, чем осела пыль на полях сражений – с этим спорить никто не станет.

До Большой жары во Дворце было не протолкнуться. Туристы со всего Радана валили толпами, а в мирные времена случались даже посетители из Конклава. Гарна тоже там бывал, ещё школьником. И запомнил поездку – навсегда. Чего стоила одна нижняя, выходящая на пляж, терраса. Размером с футбольное поле, вся в статуях, фонтанах и экзотических растениях...​ была. Нет больше террасы, поглотил её океан, когда подниматься начал. Подтопив заодно шикарные отели и рестораны, стоявшие на первой линии. Головастики ведь давно об этом говорили, да что толку? По всей береговой линии дамбу ведь не построишь.

Да и до Орхены ли было, когда в домах начали пересыхать краны? Когда в городах стало нечего пить и все, кто мог, рванули в деревни – таскать мутную воду из обмелевших рек? Поняв, что может потерять провинцию, Империя вгрызлась в песок лопатами и бульдозерами. Протянула километры тентов, поставила в портах громоздкие, отгоняющие зной, охладители. Пробурила глубокие скважины, наладила, пусть с перебоями, поставки воды. Не считаясь с расходами, начала работы по возведению первой в этих краях опреснительной станции.

Канцлер дал понять, что Радан не уйдёт со своей земли. Не отступит Империя перед песками и пеклом. И перед церковниками – не отступит! Не дрогнет Радан, а вот народ – дрогнул. Гниловат оказался народ, слаб в коленках. За что и получил от Его Превосходительства справедливый упрёк.

В своей речи он пристыдил людей за то, что побежали, поджав хвост, при первых признаках беды. И за то, что свои шкурные интересы выше государственных поставили. "В этот трудный час, — сказал Канцлер, — должны были мы страну поддержать и провинцию – поддержать, а не расползаться по северным широтам как тараканы. И пусть будет стыдно тем, кто в такое время думает только о своём куске."

С этим согласились не все. По стране пополз шепоток, что ошибся сам Канцлер, не разглядевший масштаб происходящего и пустивший дело на самотёк. В Первом Сенате об этом говорили открыто, но пришла Великая Водная – и разогнал Его Превосходительство эту говорильню. Так и сказал – болтать не строить, а если кто о судьбе Орхены сильно беспокоится, то – лопату в зубы и добро пожаловать в Двенадцатую инженерную, что супротив песка и пекла насмерть на юге встала.

Добровольцев среди сенаторов не нашлось. Не нашлось и среди простого, большей частью угнанного на войну, люда. Империи пришлось довольствоваться штрафниками, отправляемыми на юг целыми составами. "Курортники", как их кличут другие зеки. И с курорта того раньше возвращался дай бог, чтобы каждый третий. Сейчас стало получше – вода, врачи, охладители. И возвращается с "югов" заключённых уже побольше – почти что каждый второй...​

— Держи, — протянул Дер Эстан стакан с ароматным чаем. Хотя какой он, к чёрту, "Дер"? Не у друга в гостях, а на допросе, а перед ним – господин кригскоммандер Четвёртого сектора, могущий легко поставить во фрунт армейского генерала.

Гарна сделал глоток. Замер на секунду, давая приятному теплу расползтись по жилам. А чаек-то ильхорский! Интересно, это они по случаю конфискованной контрабандой разжились, или всегда так хорошо Гвардию снабжают?

И всё-таки непохоже, что всегда. Одет кригскоммандер Эстан скромно, ничем не отличаясь от средненького чиновника. Пальто, шляпа, потрёпанный портфель – стандартный набор любого бюрократа. Сними он с лацкана гвардейский ромб – в жизни не догадаешься, кто перед тобой. Да и сам кригскоммандер какой-то никакой, средненький. Ни урод, ни красавец, ни худой, ни полный. На такого ориентировку составлять замучишься, да и потом по ней каждого второго задерживать придётся.

Гвардеец сел напротив, пристально изучая Гарна. Слишком пристально, так, будто в первый раз его видел. Внимательным взглядом он словно проникал в мозг, точь-в-точь как брат–инквизитор. Неужто правы были те, кто говорил, что и в Империи такое умеют?

— Ничего, что я на "ты"? — спросил внезапно кригскоммандер.

Гарна кивнул, безразлично уставившись в окно. Мимо проносились пожухлые леса и брошенные, пустые деревушки. Типичный южный пейзаж. Для глубокого, в котором флаг–лейтенанту нечего делать, тыла.

Позади осталась Нийя, оставившая ради бедного студента сытую жизнь в столице. Бросившая учёбу, друзей и шмотки, а ещё – доведённого до инфаркта министерского папу. Бросившая всё и отмахавшая пару тысяч километров на север – выносить из-под раненых "утки". Кого она подмазала, чтобы разузнать его дислокацию, осталось тайной. Нийя умела добиваться своего. А уж когда разыскала флаг−лейтенанта в его части, поведав мимоходом, что устроилась санитаркой в прифронтовой госпиталь, он, не задумываясь, сделал ей предложение. А кто бы не сделал?

Они обручились у знакомого капеллана, свадьбу же решили сыграть после войны. Думали, что победа близка, а вышло вон как. И ведь что получается? Что невесту и товарищей он бросил на фронте, а сам в тыл с ветерком умчал. Правда, не по своей воле он это сделал. По чужой – сделал!

— Давай ещё раз пройдёмся по хронологии, — повторил в десятый, если не сотый раз, гвардеец.

Да что ж ты прицепился как репей? Ведь рассказали тебе всё, и в мельчайших деталях. Поминутно и посекундно! Но делать нечего, с Четвёртым сектором не поспоришь. Придётся заново отвечать на въедливые вопросы. Очень въедливые и каждый раз слегка различающиеся.

— От кого вы получили задание? От полковника Рабара? Где? В расположении? Хорошо. Кто ещё присутствовал? Никто? А майор Даран? Ты же говорил, он с вами был? Не говорил? Извини, ошибся.

Что вы обнаружили на объекте? Автоцистерны и скважину? Как они были расположены? Вот бумага, нарисуй. Где были зенитки? А казармы? Сколько охраны? А на втором КПП?

Кто вас засёк? Монастырские? Где? Отметь на карте. Как вы оторвались? Оставив половину группы прикрывать отход? Грамотно. Радиста снайпер первым подстрелил? А ильхорцы вас где взяли? Отметь на карте. Сколько их было? Как вели себя, что говорили? Куда отвели? Отметь на карте...​

Карты кригскоммандер каждый раз доставал новые, прямо в целлофане. А старые, с пометками – убирал с глаз долой. Гарна знал, что эта расточительность – неспроста. И вопросы повторяющиеся – неспроста, ведь потом гвардеец внимательно сверит все рисунки и показания, и горе флаг−лейтенанту, если там обнаружатся существенные расхождения!

— Что сказал караван–хан при первой встрече? Над именем смеялся? А что ты ответил? Как учили, с вызовом? В данной ситуации – неумно. В данной ситуации глазками в пол смотреть нужно, как девица на выданье. Чтобы не зарезали, как барана!

Как он тебя ударил? Ладонью по лицу? Левой, правой? Правой, чуть снизу, с оттяжкой? Так что в голове зазвенело? Понятно. Когда он пришёл во второй раз? Ночью? Что говорил? Что делал? Избил, а потом рассказал про порчу? Вот так, запросто, как старому другу? А тебе это не показалось странным?

Во сколько вы выехали из лагеря? Примерно? Сколько проехали? А прошлый раз говорил – сорок минут. Вас что, не учат время без часов отсчитывать? Ускоренные курсы, говоришь? Где, в Такране, при военной кафедре? Название университета? Второй медицинский? Кто преподаватель? Тес Такар? Почему аллитерация? Герой? Кавалер Жемчужной короны? Надо же.

Кто попросил остановиться? Джурах? Или Сакташ? Сакташ, хотя кровником был Джурах? Что он сказал, дословно? А инквизитор – что ответил? А водитель что? Понятно. Кто выкинул тебя из кузова? Как вы стояли на момент перестрелки? Нарисуй. И расстояния укажи, хотя бы до полуметра. Дальше что было? Джурах схватил, а инквизитор вмешался? Что сказал? А потом? Заслонился им и открыл огонь? Тебя на землю, а сам – под пули? Какое везение, не находишь?

Имя инквизитора? Обрисуй словесный портрет. А караван–хан как выглядел? А Джурах? Сакташ? Говорили чисто или с акцентом? Был лёгкий акцент, но какой – ты не разобрал? Плохо, что не разобрал! Должен разбираться, обязан. Ну и что, что не учили? Мог бы инициативу проявить, книги почитать, с бывалыми людьми пообщаться. Ты фронтовая разведка или хрен собачий?

— Господин кригскоммандер! — взорвался Гарна. — Я – офицер Имперской армии и требую, чтобы со мной обращались уважительно! Хочу напомнить, что враг прорвал фронт в нескольких местах и перешёл в наступление, пока я в уютном вагоне языком чешу вместо того, защищать страну! Если меня в чём-то подозревают, я требую знать, в чём именно, но говорю сразу – никакой вины за собой не ощущаю! Я потерял девятерых бойцов и рисковал жизнью, чтобы своевременно доставить в штаб критически важную информацию, и вы не имеете права со мной – вот так!

В вагоне стало тихо. Гвардеец скрестил на груди руки и изучающе посмотрел на флаг−лейтенанта. Усмехнулся, сделал приглашающий жест. Присаживайся, дескать, разговор будет долгим. Похолодевший от нехорошего предчувствия Гарна опустился на краешек стула...​

...​приказ с кодом "Красный–1" пришёл по защищённому каналу глубокой ночью. "Красный–1" – это значит, что лётному составу надо построиться не позднее чем через пятнадцать минут для получения боевой задачи. "Красный–1" – это срочный боевой вылет. "Красный–1" – это...​ "Красный–1"!

В казармах вспыхнул свет, тревожно завыла сирена, поднимая с коек заспанных летунов. Офицеры вскочили, синхронно впечатав в пол босые пятки. Быстро облачившись в форму, рванули к выходу. Рванули как надо, не суетясь и не толкаясь, потому что не салабоны армейские, а Первая ударная авиагруппа. Первая, и пока что – единственная, которую Империя бережёт как зеницу ока.

Выбежали на плац, построились шеренгами. Получили карты с координатами цели. Привычно разбились на экипажи и рысью помчались через лётное поле к "птичкам", где уже ждали продравшие глаза техники.

Подбежали к хищным корпусам, споро вскарабкались по лесенкам в люки. Бортинженеры задержались внизу, придирчиво вчитываясь в журналы.

— Что с вибрациями в левом моторе? Исправили?

— Так точно. У поршня кольцо износилось, поменяли.

— Техобслуживание как следует провели? Предполётную?

— Обижаете.

— Смотри у меня. Ещё что зашумит – на винт намотаю!

Осмотрели напоследок фюзеляжи, подёргали, проверяя, крепления. Кивнули, расписались, исчезли в люках.

Зашумели, завертелись пропеллеры, рубя лопастями разреженный воздух. Тронувшись с места, ракетоносцы неспешно выкатились на взлётку. Надев кислородные маски и проверив системы, лётчики подняли колпачки над взлётными тумблерами. Получив разрешение, отпустили тормоза и толкнули вперёд рукоятки, одновременно щёлкая красными переключателями.

Под крыльями взревели ракетные ускорители. Дохнули огнём, толкнули так, что в кресла вдавила перегрузка. Распластав длинные крылья, тяжёлые машины оторвались от земли. Оторвались с трудом, несмотря на ускорители. В этот раз отчего-то спаренные.

Взвыли моторы. Засвистели турбины, нагнетая в компрессоры разреженный воздух. Отработанные бустеры ухнули вниз, тяжело раскатившись по земле. Осторожно развернувшись, звено легло на курс, отрапортовав "вниз" об успешном старте.

Тикают в рубках хронометры, отсчитывая время до выхода на цель. Бортинженеры отслеживают давление и обороты, вслушиваясь в ровный гул двигателей. Штурманы прильнули к астрономическим компасам, вычисляя и отмечая на карте пройденный маршрут. Засуха, конечно, вещь препоганая, но обнаружился и в ней неожиданный плюс, а именно: отсутствие облачности. Вон они, звёзды, бери да сверяйся. А были бы тучи – поди разберись, куда тебя занесло.

Впереди замаячили горные хребты, внизу поплыли безлюдные ильхорские просторы.

— Получасовая готовность. Штурманам – проверить системы наведения, — раздался в шлемофонах голос командира.

Обогнув горы, ракетоносцы вышли на финишную прямую. Прямо по курсу лежало ущелье с базой Конклава, скрытое за высоким хребтом. Перелететь его не выйдет – на такой высоте заглохнут моторы. Огибать долго, а враг начеку и вполне может засечь приближающийся "меч Империи". Он ведь, враг, на то и рассчитывал, соорудив здесь базу. Но не всё учли кардиналы, есть у Радана в запасе один сюрприз.

— Начинаю отсчёт. Три. Два. Один. Рвём!

Под крыльями вспыхнули дополнительные ускорители, на грудь снова навалилась тяжесть. Лётчики потянули на себя штурвалы, стрелка высотомера поползла вправо. Чихнули, заглохнув, двигатели. Под самым днищем пронеслись верхушки гор, внизу раскинулось широкое ущелье. Теперь – атака в упор, без традиционного преимущества в дальности.

Бомбардировщики нырнули вниз, с воем планируя на цель. Пилоты завели заглохшие двигатели, готовясь к выходу из пике. Штурманы припали к ракетным прицелам, положив пальцы на гашетки. В последний момент замечая, что внизу происходит что-то странное.

Стены и крыши казарм распались лепестками, обнажая хищные стволы зениток. В предрассветное небо ударили лучи прожекторов, ослепляя и дезориентируя. Жертва оказалась не жертвой. Оказалась – готовым к прыжку хищником!

— Твою мать...​ — только успел сказать командир. А больше ничего не успел, потому что по нему открыли огонь из всех орудий. И по другим – открыли! Небо вспухло облачками, по фюзеляжам хлестнула шрапнель. По обшивке застучали крупнокалиберные пули, усиленные встречным движением. Повиснув на ремнях, убитый командир уткнулся лицом в штурвал. На пробитое стекло кабины брызнуло красным.

Один из "Соколов" сорвался в штопор. Врезался в землю, распахав грунт и застыв грудой искорёженного металла. Секунды спустя разломился от попадания снаряда второй. За нем третий. И четвёртый!

Три ракетоносца успели перед гибелью дать залп. Земля вскипела взрывами, в небо взметнулись языки пламени. Пару секунд казалось, что ошеломлённый противник даст уйти остаткам авиагруппы. Но противник – не дал. Введя в бой резервные расчёты.

Разрывая масксетку, из укрытий поднялись новые зенитки. Заранее наведённые в сторону считавшегося неприступным для ракетоносцев хребта! Застучали, не жалея боезапаса, пулемёты, ахнули орудия. Враг бил по самолётам вплоть до самого падения, не оставляя пытавшемуся уйти звену ни единого шанса. Бил насмерть, с гарантией. Так, как положено на войне.

Последняя машина обрушилась на землю градом тлеющих обломков. Зенитки смолкли, уткнувшись в небо дымящимися стволами. Раскалённые добела стволы, остывая, темнели.

Над горами разлилась звенящая тишина, ноздри щекотал запах гари. Нет больше у Империи меча – вырвали, сломали его церковники, расшвыряв обломки по всему ущелью. Но это бы полбеды, а беда – она ещё впереди.

В тылах трёх фронтов начинается странное оживление. В кабины тяжёлых водовозов стучат подбежавшие штабные прелаты. Водовозы эти – новые и выглядят диковинно. Мощное, четырёхосное шасси, жёсткий, монолитный корпус. Тяжёлая, хорошо защищённая кабина, в которой днюют и ночуют ни с кем не общающиеся водители.

Взрыкнув моторами, тягачи рвут с места с непривычной прытью. Следом – охрана. Очень бдительная охрана, старательно отгонявшая от цистерн шатающуюся без дела солдатню.

Выехав на условленные площадки, машины разворачиваются в нужном направлении. Выпускают телескопические опоры, упираются крепко в землю. Загудев, поднимают вертикально "цистерны" с откинутыми передними и задними стенками. Секунда – и с торца контейнеров вырываются дым и пламя, толкая в небо тяжёлые, непривычно большие ракеты.

Ревут мощные двигатели, оставляя за собой дымный след, крутятся в приборных отсеках гироскопы. Щёлкают вычислители, поводят стабилизаторами, выдерживая нужную траекторию. Набрав высоту, ракеты поворачиваются носами к земле. Прямо по курсу – линия фронта с крупным скоплением войск Империи.

В километре над поверхностью в боеголовках срабатывают вышибные заряды, накрывая квадратные километры фронта облаками суббоеприпасов. От сотен детонаций дрожит земля, повсюду вспыхивают яростные пожары. Фронта больше нет. Есть – чадящий, пылающий ад.

Одним ударом с лица земли стёрты штабы, казармы и склады. Запаханы в землю танки, бронемашины и артиллерийские самоходки, сметены заградительные сооружения. Личный состав имперских частей уничтожен практически полностью.

Стоящие на передовой ильхорцы пострадали несильно. Заранее отошедшие вглубь части церковников не пострадали вообще.

Войска Конклава приходят в движение. Развивают наступление, давя гусеницами всех, кто пытался сопротивляться. Имперский фронт сыпется, вглубь Раданской территории отходят уцелевшие, отчаянно огрызающиеся дивизии. Из тыла спешно подтягиваются плохо вооружённые и слабо обученные резервы. И теперь уже неясно – чья возьмёт...​

— Сделали тебя, флаг−лейтенант, и сделали красиво. Засекли группу на подступах к базе, погоняли по горам несколько суток, чтобы из равновесия выбить и мозги отключить. Потом сдали ильхорцам, но не абы каким, а своим, обученным. Брат–инквизитор обработал тебя на допросе, внушив мысль, что объект этот для Конклава крайне важен. Ну и визит караван–хана организовал, куда ж без него. Затем – чудесное спасение в виде перестрелявшей друг друга охраны и кузовного, специально модифицированного для высокогорья, мотоцикла. Лепёшкой той, кстати, тебя тоже неспроста угостили. Прилив сил, говоришь? Ты вообще благодаря той лепёшечке в горах не околел. А должен был околеть или хотя бы задуматься. Но не задумался, в который уже, заметим, раз!

Особая Консистория сработала, как по нотам. Трёх своих положила, чтобы наставить тебя на истинный путь. Что смотришь? Думал, Джурах с Сакташем были горцами? Инквизиторы это, этнические нишаканцы, что ты по лёгкому акценту мог бы и вычислить. Хотя куда тебе, дилетанту – ты же их и внешне за ильхорцев принял. Что смотришь? Удивляешься, как легко они собой пожертвовали, смеясь и отыгрывая роль до последнего? Внушение им сделали вроде "дыхания Ока", напрочь отбив страх смерти. Да они и сами рады были на алтарь лечь во имя высокой цели. Шутка ли – победа в Войне!

На нашей стороне тебе тоже чем могли, подсобили. Разыграли спектакль с покушением, чтобы придать тебе важность в глазах командования. Тут им опять своими людьми пришлось пожертвовать, но это так, мелкие сошки. А майор твой героический – тоже с ними заодно был. Он пропал, вскоре после твоего чудесного спасения. Чем они его подцепили – бог весть, "Железные панцири" Конклав ненавидят люто. Может, бабы, может, карты. Теперь уж не узнаем, потому что та застава, куда ты на радостях прискакал, стёрта с лица земли. Так же, как и десятки других.

А теперь скажи мне, флаг−лейтенант. Ведь ты разведчик, столько раз линию фронта пересекал. Неужто тебя ничего не смутило в этой истории? Например, что хан тебе, хатарову отродью и чужаку, поведал весь замысел командования? Что горцы ослушались инквизитора, наделённого Старейшинами всей полнотой власти? И главное – как мог опытный погранец приблизиться к возможному переносчику горной лихорадки, будь он хоть трижды симулянт? Если это противоречит всем инструкциям, если за такое на юг уехать можно! Но он молодец, твою игру в больного срисовал на раз два. Срисовал – и задушевным разговором тебя на нужную траекторию вернул. Как он сказал? "Руби узел"? Ну, ты и разрубил.

А знаешь, почему так вышло? Потому что неуч ты, разведка, как и остальные в вашем хвалёном Корпусе. Один дурак Рабар чего стоит! Проглотили наживку по самые гланды, "приделали ноги" церковной дезе. Ну как же, время-то уходит, зачем его на размышления тратить! А ещё – очень тебе жить хотелось. Так хотелось, что подставил ты ради этого народ, Империю и Канцлера. Ты хоть понимаешь, что по глупости позволил церковникам уничтожить единственную угрозу для этих установок? У Конклава был один шанс, понимаешь, один! И они им воспользовались, выманив ракетоносцы на ложную, прикрытую хребтом, цель. Которую не накроешь издалека, к которой нужно приблизиться на дистанцию поражения зениток. И которую нам подкинул ты, герой, мать твою, разведчик!

Ошарашенный Гарна сидел ни жив ни мёртв. Это что же получается, его специально с нужной информацией к своим отпустили? А он-то варежку разинул – "Кем Кадар", "Аллея Подвига", "восторженные школьники". Боже, какой же он полный, непроходимый дурак! Осёл! Тупица!

Преступник!

Ему было невыносимо плохо, так, что хоть в петлю, которая, если честно – единственный теперь выход. Но напоследок...​ напоследок надо бы объясниться с гвардейцем, который тоже – хорош.

Гарна встал, привычно одёрнув форму. Посмотрел спокойно в глаза "секторальному", всё для себя уже решив. Ответил с достоинством, чеканя каждое слово:

— Господин кригскоммандер, я понимаю и принимаю ваши обвинения. Я действительно должен был заподозрить неладное. Но что я мог делать? Остаться в плену? Не передавать в штаб полученные сведения? Вы бы сами на моём месте взяли на себя подобную ответственность? Помимо этого, хочу сказать, что вы не имеете права унижать Корпус и лично полковника Рабара, фронтовика и кавалера трёх орденов. Легко рассуждать о внимании к мелочам, сидя в высоких кабинетах, пока другие за передовой вам по крупицам информацию собирают. А ещё хочу напомнить, что прямо сейчас мои однополчане своими жизнями закрывают прорыв врага, пока кое-кто по тылам с чайком путешествует!

Пусть мы неучи, господин кригскоммандер, пусть так. Но где была Гвардия, когда Конклав строил набитую зенитками базу–ловушку? И где она была, когда церковники создавали и испытывали новейшую ракетную систему? Что же вы, такие умные и начитанные, вcё проворонили? Как довели до такого, подставив "народ, Империю и Канцлера"?

Что же касается меня, то я готов понести любое наказание вплоть до трибунала и расстрела. Понести потом, когда прорыв будет закрыт. А прямо сейчас прошу вас, как офицер офицера, вернуть меня на фронт. Дайте мне шанс искупить вину и в последний раз послужить Империи. Что и вам бы в свете такого промаха не помешало!

— Не много на себя берёшь, щенок? — взревел кригскоммандер. — Сдохнуть решил и мне предлагаешь? А я вот тебя как предателя Родины оформлю и укатишь ты на юг вместе со своей невестой! Хочешь?

— Ты меня, гнида, щенком не называй! — окончательно взъярился флаг–лейтенент. — Я смерти да крови побольше твоего повидал, крыса кабинетная! Это не у тебя на глазах пол–отряда как свиней зарезали, это не тебя инквизитор пальцами протыкал и на допрос, с которого идиотами возвращаются, отправить собирался! Да я бы сотню таких, как ты, отдал, чтобы хоть одного моего бойца вернуть! Думаешь, ромб на лацкан нацепил и фронтовиков хаять можешь? Лет сто назад я бы тебя, суку, на дуэли грохнул. Паскуда ты, "кригскоммандер", плесень речная без чести и без совести. Вякнешь ещё хоть слово про Корпус, то я тебя прямо здесь...​ Бог мне свидетель!

Гарна трясся, задыхаясь от гнева. Он с ненавистью, глаза в глаза, смотрел на гвардейца. Съел, гад? Получил? Не привык, поди, к такому, привык – когда по шёрстке и всё перед тобой на полусогнутых. Не на того напал!

Некоторое время секторальный буравил его тяжёлым взглядом. А затем...​ улыбнулся! Улыбнулся невесело, утомлённо. И Гарна вдруг понял, что кригскоммандер едва держится на ногах от усталости.

— Ну ты и фрукт, разведка. Красавец! — потёр виски гвардеец. — Так далеко и качественно меня ещё никто не посылал. Садись. Да сядь ты, хватит меня глазами есть. Чайку ещё будешь? Водички? Пей, успокаивайся, тебя колотит всего. Зверюга ты, студент, ещё немного – и зашиб бы к чертям старшего по званию. За допрос прощения не прошу, сам всё понимаешь, не маленький. А вот за хамство...​ нужно было посмотреть на тебя в стрессовой ситуации. Зачем? Чтобы в Гвардию тебя трудоустроить. К нам, в Четвёртый сектор.

Что, не веришь? Я бы и сам не поверил, наслушавшись такого. Крепким ты орешком оказался, даже очень. Обдурили тебя, конечно, обвели вокруг пальца, но ты правильно сказал – не тебя одного. Расслабились коллеги из Третьего, и все мы расслабились, подняв "Соколов" в небо. А кардиналы – нет! Но лично ты в той ситуации сделал всё от тебя зависящее, и даже больше. Переход через гору, даже на мотоцикле и после лепёшечки – это, я тебе скажу...​ Ты знаешь, какая там высота? Под два километра! Другой бы дуба дал, а ты – выдюжил. Да и после, ещё не отойдя от кислородного голодания, придумал прикинуться больным, чтобы не провоцировать церковников на упреждающий удар. Этим ты Гатара сильно понервничать заставил. Пришлось бедняге импровизировать, чтобы не сорвать весь сценарий. Ну ничего, найдём мы его, поквитаемся. За всё ответит, иуда!

— Я...​ не понимаю, — ошеломлённо ответил Гарна. — Ведь я всё провалил. Ведь это из-за меня...​

— Не только из-за тебя, — перебил кригскоммандер. — И в последнюю очередь – из-за тебя. Не попался бы ты – нашли бы другого. А мне нужны такие, как ты, особенно теперь, когда наверху вот-вот полетят головы. Возможно, что и моя – полетит! И если это так, то в наследство стране я оставлю толкового и преданного человека. Оставлю тебя! Ведь ты до последнего об Империи думал. И тогда, на перевале, и сейчас, под расстрельной статьёй. Не надо краснеть, флаг−лейтенант. Надо – сражаться, как ты сражался. Если потребуется – до последнего!

Ничего, в тылу перегруппируемся и устроим им выжженную землю. Про невесту не беспокойся. Жива она, эвакуировалась вместе с госпиталем, правда, потом след затерялся. Отыщем, никуда не денется – слово даю. Но не сейчас. Сейчас нужно действовать быстро, если ты, конечно, согласен. А отказываться смысла нет, ведь тогда ты не сможешь отомстить этим гадам за всё, что они с тобой сделали. И за всё, что сделали с Раданом!

Ну что, согласен? По глазам вижу, что согласен. Добро пожаловать в Гвардию! Ты у меня первый пехотный будешь, нас-то всё больше с флота выдёргивали. А потому байки можешь травить, не опасаясь, один чёрт никто в сухопутных делах не разбирается. И кстати, имя тебе на новой должности придётся поменять. Предлагаю – "Мен" – "опора", потому как предстоит тебе стать опорой страны и Канцлера в это тяжёлое время. Так что выпьем за твою новую должность и – к делу, которое не ждёт. С места, как говорится – да в карьер. Книги эти видишь? Чтобы послезавтра от зубов отскакивали.

Что будет послезавтра? Прибытие на резервную базу и начало твоего ускоренного, без отрыва от производства, обучения. Гонять будут нещадно, по-другому сейчас никак. Не хочешь в тылу отсиживаться? Не волнуйся, у нас покруче, чем на фронте будет. А уж когда ко мне поступишь, спать будешь раз в неделю, это в лучшем случае. Ну всё, хорош чаи гонять. Ступайте, господин офицер, поздравляю вас с зачислением. Служим Империи! До последнего, если потребуется, вздоха.