Глава 21
Ему было жутко, невыносимо холодно. В бытность разведчиком Гарна не раз переваливал через хребты, ведь границу через охраняемые долины не перейдёшь. Но одно дело – с баллоном кислорода и в полной экипировке, и совсем другое – в полевой форме. Он поторопился воспользоваться свалившейся на него удачей, не подумав натянуть в несколько слоёв снятую с трупов одежду. И теперь флаг−лейтенант расплачивался за это, стуча зубами и замерзая.
Мотор ревел, захлёбываясь в разреженном воздухе, закоченевшие ноги приятно грел радиатор. Грудь сдавило удушьем, высокогорный мороз продирал до костей, рисуя на металле причудливые узоры. Тропинка же – змеилась всё выше.
Беглец поднялся почти до вершины, километра на три, а то и на четыре. Он не смотрел вниз и старался не думать, что может случиться с одним неверным поворотом руля.
Воздух истончался, кислорода становилось всё меньше. В голове зазвенело. Спутались, поплыли куда-то мысли. Вспомнился дом, Нийя и почему-то бабушкины пироги. Флаг–лейтенант вдруг понял, что смертельно устал. Надо остановиться и прилечь, и тогда сразу станет хорошо. Хорошо и тепло...
Гарна тряхнул головой и больно ущипнул посиневшую от холода щёку. Он не имеет права бездарно замёрзнуть после того, как чудом избежал плена. Он должен, обязан сообщить своим о планах Конклава. И вздохнёт спокойно только тогда, когда ракетоносцы смешают базу церковников с землёй.
Поясница ныла от тряски, из-под колёс разлетались заиндевевшие камешки. Лет тридцать назад снега в этих краях было по пояс, но пришла жара и вечные сугробы стаяли, открыв новые пути для контрабандистов. По таким тропинкам нередко проходили караваны с наркотиками, оружием и даже живым товаром. И хотя работорговля в Империи была строго запрещена, находились охотники и до неё, особенно на северных, богатых плодородной землёй границах.
Не так давно армия накрыла несколько крупных ферм, где трудились за миску похлёбки ильхорские "беженцы". Хозяев арестовали, парочку даже казнили. История наделала столько шума, что Канцлер выступил по радио с гневной отповедью рабовладельцам. Да только штука том, что на севере без этого – никуда.
Найти работников на фермы непросто, сказались мобилизация и военные потери. Те же, кто болтался в тылу без дела, готовы были на всё, лишь бы не ехать на северную границу. Дошло до того, что Второй Сенат предложил пригнать на плантации зеков, но тут на дыбы встали сами фермеры, которым было проще рисковать арестом, чем иметь дело с урками.
Канцлер против работорговли, но Империи нужно чем-то кормить народ. И значит, арестованных скоро отпустят, сделав напоследок строгое внушение. Да и в Корпусе поговаривали, что у погранцов с ильхорцами есть джентльменское соглашение касательно караванов, доставляющих невольников для северных хозяйств.
Фермеров, правда, предупредили, чтобы не борзели и на работниках не экономили. Иначе лёгким испугом можно не отделаться, а землю всегда найдётся кому выкупить. Рабов же наверняка после войны освободят. Не могут не освободить.
Гарна бросил взгляд вверх, где сквозь небо проступала чернота мирового пространства. Зрелище было жутковатым. Флаг-лейтенанту показалось, что неведомая сила сейчас оторвёт его от земли и унесёт в бесконечность. Он вспомнил, как студентом зачитывался фантастическими книгами, описывающими жизнь на других планетах. Как газеты писали о планах строительства космической ракеты. Проклятая война перечеркнула всё. Теперь уж – какой космос...
Незадолго до вершины тропа прекратила восхождение. Какое-то время шла ровно, огибая склон, затем постепенно устремилась вниз. Гарна очень хотелось выкрутить газ до упора, но делать этого было нельзя. Спуск опаснее подъёма, одно неосторожное движение – и можно полететь с обрыва. Весело кувыркаясь.
Он сбросил скорость и осторожно пополз вниз, придерживая тормоз. Мотор ревел на пониженной передаче, стрелка датчика топлива клонилась влево. Ему нужно было проехать хотя бы километр, чтобы вырваться из зоны ледника. Иначе без живительного тепла двигателя можно замёрзнуть к чертям.
В лицо ударил порыв тёплого ветра, тропа постепенно очищалась ото льда. Можно было вдыхать, не напрягая до боли лёгкие. Неужели он одолел переход? Неужели осилил?
Он выехал на заброшенную горную дорогу и прибавил ходу. Застава виднелась внизу, на мотоцикле до неё подать рукой. Можно не осторожничать, наоборот – гнать изо всех сил, ведь на спуске расход будет ниже.
Мысли перестали путаться, можно было напрячь мозги. И нужно было напрячь! Сколько времени потребуется Конклаву, чтобы найти грузовик? Как быстро они поймут, что сбежавший пленник случайно узнал военную тайну? Может, и не поймут, ведь караван–хану не с руки подводить себя под приговор. А с другой стороны, имелись ведь свидетели их разговора в лице охранников. И если хан не сможет заткнуть им рты, то очень быстро сам окажется в штабе провинции.
Шутка ли – гибель инквизитора в перестрелке с приданными ему волей Совета охранниками. Тут не то что хана – Старейшин Пустой Престол наизнанку вывернет! Даже удивительно, как Сакташ так спокойно пошёл против церковника. То ли ненависть к пленнику глаза застила, то ли совсем бесстрашным был горец. На всю, что называется, голову.
Что сделают кардиналы, узнав, что могут лишиться фактора внезапности? Вероятно, дадут ход операции, закачав под землю десятки тонн отравы. И ведь врали, сволочи, что нет у них возможности "порчей" управлять. Что всё это, дескать, навет и имперская провокация. Вот вам и навет, и провокация – стоят на изготовку подле скважины цистерны, ждут отмашки, чтобы воду на сотни километров навсегда испоганить.
Быстрее, ещё быстрее! Скрипнув рессорами, мотоцикл выскочил на равнину и помчался к заставе. Навстречу уже пылили потрёпанный "мул" и крытый грузовик сопровождения. Заметили, значит. Отлично.
Флаг–лейтенант остановился и, заглушив мотор, опустил стойку. Неуклюже слез из седла, разминая окоченевшие ноги. Снял, аккуратно положил на землю автомат. Теперь оставалось поднять руки и ждать.
Из кузова подъехавшего грузовика высыпались, беря на мушку незваного гостя, бойцы. Из остановившегося рядом "мула" вылез коренастый, усатый майор. Он не спеша подошёл к нарушителю границы и внимательно оглядел флаг−лейтенанта.
— По-умвирски понимаешь?
Гарна кивнул. Понимаю, мол, и даже пару фраз сказать могу.
— Вот и хорошо. Автомат подвинь ногой и отойди назад, шагов на пять. Руки не опускай!
Флаг–лейтенант подчинился.
— Ты кто такой? — снова обратился к флаг−лейтенанту офицер. — Что здесь делаешь?
А вот с этого места поаккуратнее. Что ему можно говорить и чего нельзя? Доверять майору оснований нет. Разведка у церковников поставлена хорошо, и не факт, что погранец не сольёт информацию налево.
Так вот брякнешь ему, не подумавши, а через час врагу уйдёт шифрограмма, что на границе объявился беглец с важной информацией. В Конклаве быстро сопоставят факты и, поняв, что замысел раскрыт, дадут команду опорожнить цистерны, пока по их душу не явились имперские "птички".
Говорить правду сейчас опасно. Но и молчать тоже нельзя, подозрительно это. В условиях неопределённости положено исходить из худшего, а значит, надо считать, что скоро Конклаву станет известно о задержании на имперской границе неизвестного мотоциклиста.
Допустим, что церковники уже знают о побеге и успели выпотрошить караван–хана. В этом случае первое, что они сделают – поставят на уши местную резидентуру. Задача–максимум – перехват и уничтожение беглеца до того, как он передаст информацию своим. Задача–минимум – немедленное информирование Конклава о факте этой передачи.
А в каком случае святоши могут "отпустить" ситуацию и вернуться на исходные? Понятно, что полностью они не успокоятся, но как заставить их не бить по красной кнопке хотя бы в ближайшие часы?
Быстро найти решение было почти невозможно. Но найти его было необходимо.
Успокоить церковников может, например, внезапное помешательство. Сошёл, дескать, с ума, не выдержал инквизиторских пыток. Пускает слюни, лезет обниматься, зачем границу пересёк – никому уже не расскажет. Но как сумасшедший мог бежать из плена? В дороге он, что ли, свихнулся?
Ещё может помочь его, Гарна, внезапная гибель. Упасть лицом в песок, подрыгаться и затихнуть. Нет человека – нет риска утечки, а значит – нет угрозы операции. Церковники выдохнут с облегчением и дадут отбой своим шавкам. Только как ему эту гибель сыграть? Он ведь не брат–инквизитор, чтобы сердце по желанию останавливать. Его такому не учили.
Сердце, сердце... Что-то в этом есть. Можно изобразить инфаркт после долгого перехода в горах. Кислорода мало, нагрузка на организм – ого-го. За плечами, опять же, первый курс медицинского. Вспомним симптомы. Одышка, потливость, боли в груди. Всё это можно сыграть хотя бы на троечку. Что ещё? Бледность? Так он и так после покорения вершин бледнее некуда.
Но что потом? Отвезут в больничку и придушат подушкой? Вполне возможно. А как сделать так, чтобы не придушили? Чтобы сразу под охрану взяли, чтобы доступ к больному ограничили?
Зайдём с другого конца. Каких больных берут под охрану? Инфекционных, каких же ещё. Но не всяких, а таких, которые пару раз кашлянув, могут устроить в округе небольшой армагеддон. Карантин – это не смерть и не помешательство, но небольшую отсрочку дать может. Лежит объект в боксе, никого, кроме медсестёр к нему не пускают. Да и сам уже плох и почти при смерти, потому как лыка не вяжет и вообще по койке в бреду мечется.
А вот в госпитале придётся действовать шустро, ведь врачи не дураки и симулянта разоблачат на раз два. Нужно будет связаться с Корпусом, чтобы оттуда тайно прислали человека из контрразведки. Например, найдя подход к кому-то из персонала и попросив сделать на волю телефонный звонок.
План, конечно, так себе. Во-первых, убить могут и в боксе, во-вторых – не факт, что церковники в любом случае не начнут операцию. С другой стороны, им тоже не с руки торопиться, ведь нужных для возможного наступления сил у них в районе пока не имеется.
Скорее всего, они попытаются похитить беглеца для допроса, на что потребуется время. Значит, главное – попасть в госпиталь с опасным диагнозом, чтобы хоть немного усыпить их бдительность и максимально затруднить к себе доступ. А там видно будет.
Давай, бывший студент, напрягай память. Что там в Ильхоре гуляет, какие хвори, желательно пострашнее? Бычий грибок? Жуткая вещь, но от него всё тело идёт сыпью и температура сразу за сорок. Артанский ротавирус, он же болезнь Саткара? С этим ему было бы не до побега. Монастырский лишай? Убивает в течение нескольких часов, которые он провёл в дороге. Не то.
Ну же, думай, соображай, уходит время!
Кровянка? Последняя вспышка была полвека назад. Речной зуд? Это от рыбы, которая у ильхорцев считается деликатесом. Пленников ей никто кормить не будет.
Паучий синдром, от которого человек бегает на четвереньках, постепенно загибаясь от судорог? Сыграть такое трудно. А там ещё и припадки.
А что, если горная лихорадка? Расстройство зрения, нарушение координации, менингит. Передаётся воздушно-капельным, первые признаки – бледность, слабость, покашливание, плюс нарастающая резь в глазах. Болезнь заразная, вполне способная поставить "в ружьё" окрестных инфекционистов, которые не подпустят к Гарна никого на пушечный выстрел. Что и требуется.
Ну что, вариант? Вариант, да ещё какой! Для начала надо представиться, чтобы больному от греха пулю в лоб не пустили.
— Флаг–лейтенант Тар Гарна, командир разведгруппы Второго штурмового корпуса. Попал в плен, бежал, возвращаюсь к месту дислокации, — отчеканил, встав по стойке смирно, "больной".
Теперь надо покашлять и поморгать, наморщив лицо. Глаза, мол, чешутся, сил нет. Прищуриться, близоруко взглянуть на майора. Кашлянуть ещё раз, погромче. Ну что, сообразит или нет?
Сообразил, напрягся. Симптомы болячек региона он знать не просто может – обязан. Иначе можно такую заразу в округ притащить, что за это три шкуры спустят, если к стенке не поставят!
— Стой тут, не двигайся! — скомандовал майор. Повернулся к бойцам:
— Назад отойдите, метров на десять. Автомат не трогайте. И вообще ничего не трогайте! Попробует подойти – стрелять по ногам без разговоров. Заразный он, похоже. Сильно.
Солдаты попятились, явно занервничав. Вскинули автоматы, не спуская глаз с замершего на месте "больного". Командир, быстро вернувшись в машину, докладывал кому-то по рации. Возможно, командованию, возможно, церковникам. Хотя чушь. Разве станет он так, средь бела дня, да при сидящем рядом водителе...
— Стоим на месте, ждём врачей, — скомандовал, высунувшись из кабины, майор. — Да опустите вы стволы! Документы у тебя есть, флаг−лейтенант? Жетон? Хотя какой жетон, ты ж с задания вернулся. Номер твой личный, быстро!
— Мой номер ... — ответил Гарна. — Свяжитесь с полковником Рабаром, он подтвердит.
Майор кивнул и что-то произнёс невидимому собеседнику. Выждал пару минут, барабаня пальцами по торпеде. Что-то повторил.
— Отдыхай пока, — махнул он рукой из окна. — Можешь присесть.
Решив воспользоваться приглашением, Гарна обессиленно опустился в дорожную пыль. Медленно, не сводя глаз с солдат, опустил руки. Ещё раз старательно потёр глаза.
Командир закончил разговор и вышел из мула. Подошёл поближе, посмотрел сочувственно.
— Есть хочешь, сынок? Или пить? У нас собой. На вот шапку, перегреешься, — он снял с головы кепку и ловко бросил флаг−лейтенанту.
Зря Гарна его подозревал. Боевой это офицер, свой, настоящий. Но расслабляться всё равно не стоит.
— Спасибо, не голоден. Вода тоже своя, трофейная, — кивнул флаг−лейтенант на захваченные у ильхорцев фляги. — Чувствую себя не очень, глаза слезятся, как бы дрянь я какую не подхватил.
Усатый майор кивнул:
— Мы связались со штабом корпуса. Номер жетона проверили, всё подтвердилось. Фронтовая, говорят, разведка, неделю как без вести пропали. Сколько вас было? Неужто всех положили?
— Простите, господин майор, не могу обсуждать, — твёрдо ответил Гарна. — Секретность, сами понимаете. А у врага кругом уши.
— Само собой, — кивнул пограничник. — Не первый год замужем. Но врачей дождаться придётся, симптомы у тебя нехорошие. Как давно уже кашляешь?
— Пару дней, — изобразил испуг Гарна. — А что за симптомы? Что-то серьёзное?
Майор замялся и машинально пригладил усы. Было видно, что история о смертельно больном разведчике его проняла.
— Похоже на горную лихорадку, — глухо ответил он. — Но я могу ошибаться. Раньше времени паниковать не будем. А вон уже, кстати, и врачи, — кивнул он на пылящую по дороге машину. — Ты не переживай, парень, поставят тебя на ноги, слово офицера. Меня, кстати, Кат Гатар зовут. Извини, разведка, руку пожать не могу.
Гарна улыбнулся и понимающе кивнул. Хорошее у майора имя, военное. "Защитник" означает. В армии взял или с гражданки? Скорее всего, в армии, в мирной жизни с таким тяжеловато.
Флаг–лейтенант ещё раз оглядел пограничника. Лицо приятное, открытое. На груди – орденские планки, в том числе за Северную кампанию. На шее, чуть выше воротника – уставная татуировка в виде расположенных треугольником звёздочек. Да это же "Железные панцири", Третья механизированная, давшая яростный бой наступающим с севера врагам. И сгоревшая в том бою практически в полном составе, о чём писали в каждой газете. Прошедший такую мясорубку на врага работать не может. По определению не может, никак. И значит, можно расслабиться. Хотя бы чуть-чуть.
Рядом остановился потрёпанный фургончик медслужбы. Из него выскочили одетые в защитные костюмы врач и пара медбратьев.
— Где больной? — крикнул, подбегая, доктор.
Гатар молча мотнул головой в сторону Гарна.
— Симптомы у тебя какие? — спросил издалека врач. — Как долго?
Гарна повторил заученную историю, не забывая кашлять и тереть глаза. Доктор нахмурился и повернулся к майору.
— Мы забираем его в Центральную окружную. В госпиталь не повезём, там условий для карантина нет.
— Как "в Центральную окружную"? — вскинулся майор. — Парень из плена бежал, а его – в гражданскую больницу? А если за ним церковники придут начатое завершить, вы что сделаете? Клизму им поставите?
— Господин майор, во избежание вспышки крайне опасной инфекции я забираю пациента в Центральную окружную больницу. — мрачно, с расстановкой повторил доктор. — Хочу вам напомнить, что, чиня препятствия медицинской службе, вы нарушаете Устав. Я приказываю немедленно передать мне больного!
Кат Гатар ничего не ответил. Смерив врача взглядом, он подозвал жестом пару солдат.
— Документы ваши можно, господин лекарь? — вкрадчиво спросил майор – И масочку снимите, чтобы лицо было видно. Так-так, Хол Стерна, инфекционное отделение Центральной окружной... Тут, понимаете, какая несостыковка – докладывал я о больном в штаб, а приехали вы. А я вас, доктор, не знаю, и проверить, что вы тот, за кого себя выдаёте быстро не смогу.
— Что за глупости? — повысил голос врач. — Нам передали о возможном случае горной лихорадки, и мы немедленно...
— А как вы так быстро сюда добрались? — перебил его майор. — До Центральной окружной по прямой – километров сто. Вы что, прямо на границе ждали нашего сообщения? Или, может, вас на ракетоносце подбросили? На землю лечь, руки за голову! Наручники на них и обыскать, — скомандовал солдатам Гатар. — Будут дёргаться – бить на поражение.
— Господин майор, тут какое-то недоразумение, — напряжённо улыбнулся врач.
— Я сказал, на землю! — рыкнул майор. Солдаты, напружинившись, передёрнули затворы.
Медицинская бригада нехотя опустилась в пыль, сцепив руки на затылках.
— Лежать! — подбежали к ним пограничники. Упали, оседлали задержанных, не давая пошевелиться. Потянули из чехлов наручники.
Один из медбратьев не пожелал "лежать". Выхватив невесть откуда нож, он вогнал его под рёбра сидящему сверху солдату. Вывернулся, сорвал с жертвы оружие. Попытался откатиться под днище грузовика. Он действовал быстро, демонстрируя хорошую выучку. Но у него не было шансов.
Сухо затрещал автомат, диверсант, дёрнувшись, замер. Раненого оттащили, прислонив к колесу. Кто-то из солдат осматривал его, осторожно расстегнув окровавленную форму.
— В машину его быстро! — скомандовал Гатар. — И в госпиталь, одна нога здесь, другая там!
Перевязанного бойца осторожно подняли и погрузили в "мула". Взревев мотором, вездеход развернулся и помчался к заставе.
Гатар подошёл к "доктору" и смерил его ненавидящим взглядом. Коротко, до хруста, пнул его несколько раз по рёбрам.
— Больно? На меня смотреть, тварь. Если мой боец не выживет, ты кровью умоешься. Я тебя с того света достану!
— Иди к чёрту, скотина раданская, — прошипел в ответ "врач", тут же получив страшный удар по копчику.
Он захрипел, грызя от боли землю. Солдаты подхватили его под локти и, грубо вздёрнув, потащили в кузов. Мрачный майор залез в кабину грузовика и снова вызвал с кем-то по радио.
— Нашли твоего полковника, — окликнул он Гарна через несколько минут, — уже едет с сопровождением. Через пару часов будут на месте. Я тут останусь, прослежу, чтобы больше сюрпризов не было.
Как – едет? Нет, так дело не пойдёт. Узнают церковники об их встрече – и всё, пиши пропало!
— Господин майор, полковнику сюда нельзя. Не ровён час – заразится.
Гатар, прищурившись, снова пригладил усы. И внезапно... подошёл вплотную.
— Брось комедию ломать, нет у тебя никакой лихорадки, — тихо произнёс он. — Я всякой заразы навидался, а от этой друга схоронил. Поначалу ещё сомневался, но когда за тобой эти приехали – сразу всё понял. Информация у тебя есть, важная, за которой охота идёт. И за тобой – идёт. Не знаю, почему ты так в госпиталь рвёшься, но дело тут явно серьёзное. А в таких вопросах лучше не усложнять, если опыта нет. Лучше сразу узел рубить, если распутать не получается!
Майор был прав. Кругом прав. Слишком сложно всё закрутилось, не разобраться в одиночку. Действовать придётся быстро, на счету каждая минута. Полковник скоро прибудет, нужно подготовиться, продумав чёткий, без лишних деталей, доклад. Чтобы не тратить время, чтобы как можно быстрее поднялись в небо ракетоносцы и разнесли в пыль базу церковников.
"А мировой он всё-таки мужик", — подумал Гарна о майоре. Повезло флаг−лейтенанту, что его встретил. Уже в который раз, если считать побег и переход через вершину. Видать, правду говорят, что удача, как и беда, в одиночку не приходит. А уж флаг−лейтенант за эту ходку несчастий хлебнул сполна и имеет право, чтобы фортуна ему, наконец, улыбнулась.
Полное имеет.
И бесспорное.