Против всех правил

Рóман сразу же поднимается с шезлонга, встревоженный моим тоном. Его расслабленная поза исчезает, он вытягивается, будто готов к бою.

— Что за хуйня? — коротко спрашивает он, но я уже на ногах, судорожно оглядываясь по сторонам.

— Они здесь! Где-то здесь! — мои глаза сканируют пляж, каждый куст с деревом. На снимках, которые я только что видела, нас запечатлели, когда мы шли сюда, и даже когда я плавала с парнями.

Ролланд достаёт телефон, чтобы начать звонить. Его спокойное лицо становится мрачным, как грозовое небо, отпускает короткие фразы кому-то на том конце провода, но я не могу сосредоточиться на том, что он говорит. Моё дыхание учащается. Солнце палит слишком ярко, и мне начинает казаться, что меня сейчас просто вырвет.

Я делаю несколько глубоких вдохов, дабы прийти в себя, но паника накрывает меня с головой. Я чувствую, как ноги подкашиваются. Рóман замечает это первым и подходит ко мне, кладя свои крепкие руки на мои плечи.

— Оливия, смотри на меня, — его голос строгий, но успокаивающий. — Никаких папарацци ты сейчас не найдёшь. Они уже сделали своё дело и свалили. Успокойся.

— Но эти фотографии... их увидят! — мой голос дрожит.

— И что? — спокойно спрашивает он, наклоняясь, чтобы поймать мой взгляд. — На них нет ничего такого. Ты с друзьями на пляже. Никто не выложил фото нас в постели или ещё чего-то. Всё нормально. Дыши.

Его уверенность немного сбивает мой внутренний шторм, но я всё ещё чувствую, как пульс гудит в висках.

Я поворачиваю голову, и как раз в этот момент замечаю, как медленно опускается окно белого тонированного внедорожника. Из темноты высовывается объектив камеры, направленный прямо на нас. Я мгновенно делаю шаг назад от Ролланда, скрещиваю руки на груди и смотрю прямо в камеру. Пусть понимают, что я их заметила.

— Белый тонированный внедорожник, — сквозь зубы произношу я, не отрывая взгляда от машины. — Они фотографируют издалека.

Моё лицо горячее от злости. Разворачиваюсь и направляюсь обратно к лежакам, посылая всё к ёбаной матери. Рóман медленно догоняет меня, и я чувствую, как сильно мне хочется закричать и толкнуть ногой шезлонг.

— Ты ведь говорил, что лучше остаться на яхте. Где нас никто не смог бы сфотографировать. Ты говорил ведь! — бросаю я через плечо. — Это я предложила поехать сюда. Нужно было послушать тебя...

— Рэй, — его голос звучит так строго, что я невольно останавливаюсь. — Смотри мне в глаза.

Я разворачиваюсь, и наши взгляды встречаются. Его глаза полны уверенности, спокойствия, будто весь этот хаос — просто мелочь.

— Увидят, обсудят, забудут, — чётко и сдержано произносит он, но мне это не помогает.

— Моя семья это увидит, Ролланд! — горячо отвечаю я. — Они увидят, что я в компании мужчин развлекаюсь.

— Похуй.

— Знаешь, что обо мне подумают люди? Не о вас, обо мне! За вас скажут, что вы настоящие мужчины, а за меня, что я малолетняя шлюха в компании настоящих мужчин. Такой будет акцент в прессе.

— Успокойся.

— Так работает, сука, мир, — выкрикиваю я, а потом обнимаю себя руками и осматриваюсь по сторонам.

— Тебя любят, Оливия, — он говорит это с такой твёрдой уверенностью, будто не допускает иного сценария. — Они будут делать всякие ролики в соцсетях под модные песни и называть тебя дивой, отдыхающей с горячими мужиками. Никто не осудит.

Я замираю, обдумывая его слова. Возможно, он прав. Возможно, я действительно слишком накручиваю себя. Но эта тревога... она всё ещё бурлит внутри. Завтра в обед мы будем в Нью-Йорке, и я уже представляю, какой кошмар меня ждёт. Папарацци будут поджидать, Нилан злиться, Жаклин устроит мне взбучку века, а мой отец наверняка сорвётся на унизительные крики.

— Нам стоило быть осторожнее, — шепчу я, отводя взгляд.

С коктейлями в руках возвращаются Дин и Леон. Рóман коротко объясняет им ситуацию, и, как я и ожидала, парни начинают ругаться матом. Их реакция выражена в поднятых средних пальцах, направленных в сторону белого внедорожника. Я снова сажусь на шезлонг, а они встают вокруг меня, будто создавая импровизированную стену. И на этом спасибо.

Но мне всё равно тревожно. Я представляю лицо отца, парня, сестры, мамы, подруги, когда они увидят эти фотографии. Они ведь будут смотреть и думать обо всём, чего я не делала. Как я могу потом оправдаться? Интернет всё запоминает. Каждый скриншот, каждая статья, каждый дурацкий пост в пабликах. На каждое Рождество это будет всплывать снова и снова.

Моя репутация. Моя семья. Всё пойдёт прахом.

— Рóман, меня тошнит, — тихо признаюсь я, чувствуя, как к горлу подступает неприятное ощущение.

Он тут же присаживается рядом, достаёт из сумки бутылку воды и открывает её. Протягивает мне, обхватив мой взгляд своим, как будто пытается передать свою уверенность.

— Ты видишь папарацци постоянно, — говорит он сдержанно, — что тебя так испугало?

— Сама ситуация. Семья. Люди.

— Ты слишком накручиваешь себя, — отвечает он мягче, чем я ожидала. — Сделай вдох. Потом выдох. Просто следуй за мной.

Его спокойствие действует на меня, и я неосознанно повторяю его дыхание. Вдох. Выдох. Немного легче.

Я не считаю себя слабой, но иногда я тоже человек. У меня есть страхи, и я не могу быть постоянно железной. Меня просто выбила из колеи эта ситуация. Сначала весь мир тенниса обсуждал фотографию, где я сплю в постели Рóмана, а теперь все увидят, как я отдыхаю с ним и его друзьями на Кайманах вместо того, чтобы проводить время с семьёй.

Папа будет в ярости...

Я знаю друзей и коллег отца. Я видела, как они ведут себя, какие у них взгляды и слова. Помню, когда мне было двенадцать, отец устроил ужин у нас дома. Мама хлопотала над столом, сестра помогала, а я сидела в кресле, наблюдая за всеми, стараясь быть тише воды, ниже травы. Один из гостей — высокий, с белыми, слегка зализанными назад волосами — всё время смотрел на меня. Сначала это казалось мне просто неловким. Он улыбался, делал вид, что интересуется моими успехами в теннисе, и задавал обычные вопросы. Но что-то в его взгляде, и в улыбке вызывало дискомфорт, будто он видел перед собой не ребёнка, а взрослую женщину.

Когда все начали расходиться, я осталась в прихожей, смотря, как отец провожает гостей. Но того человека я не видела. Оказалось, он задержался в уборной. Когда я осталась одна, он подошёл, снова начал расспрашивать про теннис — что-то про размер рукоятки ракетки и насколько удобно моей руке её обхватывать. Слова сами по себе ничего не значили, но тон, его голос...

Затем он положил руку мне на плечо, чуть сжал, потом медленно скользнул ниже, к рёбрам. Его пальцы коснулись моей груди. Это было мгновение, которое я не забуду. У меня перехватило дыхание, и я помчалась наверх, закрылась в своей комнате. Никому ничего не сказала.

Именно такие моменты заставляют меня волноваться, когда я думаю, как отец будет объяснять всему своему окружению, что его дочь опять сделала что-то не так. Эти же похотливые старики будут думать обо мне и понимать, что я уже не ребёнок, а девушка, которую можно не просто погладить у груди.

— Оливия, ты в порядке? — обеспокоено спрашивает Ролланд и придерживает меня за плечо.

Я опускаю голову, чувствуя, как дыхание всё ещё тяжёлое, и шепчу:

— Спасибо, да. Мне уже лучше...

Он молчит, просто накрывает своей ладонью мою, позволяя мне почувствовать, что я не одна.

— Гондоны хуевы, — яростно выругался Леон, наклоняясь ближе ко мне. — Оливия, мы сейчас пойдем и разобьём ублюдкам камеры.

— Ральф против, — спокойно возражает сам Ральф, не забывая указать на себя в третьем лице. — Никто ничего не будет разбивать. Папарацци — это законно. Мы не можем их заставить уехать.

— Я пойду и спрошу, что им надо, — вдруг спокойно заявляет Рóман, поднимаясь на ноги.

— Что? — я подскочила, вскидывая на него большие, удивленные глаза.

Мой телефон разрывается от сообщений, звонков и уведомлений, но в данный момент это не имеет никакого значения, потому что я смотрю, как Рóман накидывает на голову кепку, берёт свой телефон в руки и спокойным шагом направляется прямо к внедорожнику. Окно машины медленно опускается, и там начинается какой-то разговор.

— Я хочу на яхту, — шепчу я, переводя взгляд с машины на Дина, потом на Леона и, наконец, на Ральфа.

— Мелкая, всё нормально, — Леон пытается меня успокоить, размещая свою тяжёлую руку на моём плече. — Если думаешь, что тебя тут достанут, не переживай. Ты с нами, а значит, никто даже не приблизится. Ты за нами как за каменной стеной.

Он взъерошил мои волосы и слегка погладил по щеке. Это выглядело так дружески и по-родственному, что я даже на секунду улыбнулась.

— Уезжают, — вдруг произнёс Ральф, наблюдая за внедорожником.

Я выглянула из-за его плеча и увидела, как машина действительно разворачивается. Рóман тем временем возвращался к нам, всё так же спокойным шагом. Но я знала его слишком хорошо — это спокойствие обманчиво.

— Ну? — громче спросил Леон, сложив руки на груди.

— Баранки гну, — отмахнулся Ролланд.

— Чувак, — Дин вопросительно разводит руки, мол «какого хрена?».

— Да что? Сказал, что это не круто, мол мы отдыхаем, а вы нарушаете личное пространство. Они приносили извинения, всё равно продолжая снимать. В итоге я попросил их уехать. Ругаться не стал, но, клянусь, я очень сдерживался.

— Вернутся, я уверен, — тяжело вздыхает Ральф, тут же начиная набирать чей-то номер на телефоне.

Я только успела закрыть лицо руками, откидываясь на спину на шезлонг. Глубоко вдохнула, будто пытаясь прогнать всю эту тревогу. Почему всё всегда так сложно? Почему ничего не может пройти гладко?

— Что теперь делать? — спрашиваю я, обеспокоено глядя на парней, перебирая взглядами каждого из них.

— Поедем обратно на яхту, — спокойно отвечает Ральф, немного отодвинув очки на лоб. — Сейчас я свяжусь с пиар-командой Рóмана. Они закажут пару статей, подключат известных блогеров или публичных личностей, которые снимут короткие видео с позитивными реакциями. Это поможет перебить негативный шум. Комментировать ситуацию никто не будет, чтобы не раздувать её ещё больше. Пару дней, и всё забудется.

— Звучит, как план, — бубнит Ролланд.

Рóмана почти не задевает всё происходящее. Он смотрит на меня с лёгкой ухмылкой, явно намекая, что всё под контролем.

— План, который идеально подходит тебе, — огрызаюсь я, вставая с шезлонга и натягивая одежду поверх купальника, чтобы не идти к машине полуобнажённой.

Мне не нравится эта ситуация, не нравится, что он так спокоен, словно ничего страшного не произошло. Я понимаю, что его это затронет в меньшей степени, чем меня. На него не упадёт столько грязи, сколько обрушится на меня. Его статус, пол и имя — всё это защитит его. А я? Я останусь той самой «Оливией Рэй, успешной, молодой теннисисткой, которая расслабляется с мужчинами на Кайманах, будучи в отношениях с другим».

ꕤ ꕤ ꕤ

Ад не закончился, даже когда мы вернулись на яхту. Пару лодок с папарацци кружили в ста метрах, словно стервятники, выжидая момент, чтобы сделать хотя бы одну сенсационную фотографию. Я буквально сгрызла весь свой маникюр, сидя на улице в укромном уголке, куда не могли достать их камеры.

Судорожно листая ленту Инстаграма, я смотрела фотографии с пляжа, а потом переключилась на новые снимки с яхты. Тревожность сжимала грудь железным обручем. Я не узнаю себя сейчас. Боясь каждого шага, я чувствую, что любое моё движение может быть под прицелом объектива. Даже обычный вдох казался слишком громким.

— Может, ты чего-нибудь хочешь? — голос Дина вывел меня из этого оцепенения. Он подошёл ближе, заглядывая в лицо. — Выпить? Поесть? Ты не можешь сидеть тут и листать новости. С ума сойдёшь.

Я лишь кивнула, откладывая телефон и закрывая лицо руками.

— Оливия, брось, — Дин подсаживается рядом и обнимает меня за плечи. Его спокойная энергия немного смягчает обстановку.

— Жаль, что отдых испорчен, — честно говорю я и, наконец, расслабляюсь, опирая голову ему на плечо.

— Не правда, — с лёгкой улыбкой отзывается он. Его рука неожиданно потянулась к моему уху.

— Ты что делаешь?

— Ничего, — смеется Дин, начиная щипать меня за мочку уха. — Оно уже красное.

— Прекрати! — я дёргаюсь.

Он начал скручивать меня, чтобы я не могла вырваться, а сам заливался заразительным смехом. И, к своему удивлению, я вдруг почувствовала, как и меня накрывает истерический смех.

— Всё, сдаюсь! — вскрикнула я, смеясь до слёз. Дин, почувствовав, что напряжение спало, остановился, но его руки всё ещё удерживали меня. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— Расслабься, Оливия. Ральф и Рóман решают проблему.

— Они решают его проблему.

— И твою тоже. Ты здесь с нами. Никто тебя не бросит, — он произносит это так искренне, что я не могу не улыбнуться.

— Что они пишут? — спрашиваю я, немного успокоившись.

— Команда утверждает, что это дружеская поездка, — мягко отвечает Дин, отпуская меня и отодвигаясь чуть в сторону, чтобы дать пространство. — Пока что в сети бум классных фоток. Некоторые фанаты даже снимают видео, где молятся о том, чтобы оказаться на твоём месте.

Я рассмеялась, представляя это.

— А что насчёт негатива?

— Не так много, как ты думаешь. Может, какие-то старики в костёлах говорят о морали и разнице в возрасте, но это мелочь. Алгоритмы подсовывают тебе похожие посты, из-за чего кажется, что весь мир тебя осуждает. Это далеко не так.

— Спасибо, — искренне благодарю я, положив руку ему на колено.

— За такое не благодарят.

Я чуть придвинулась к нему и обняла. В этот момент я поняла, какой он добрый человек. Аманда, его жена, действительно может считать себя счастливицей. Дин казался хохмачом, но был удивительно чутким и внимательным.

— Аманда знала, что ты здесь?

— Конечно, — усмехнулся он. — Я сказал ей, когда ехал за тобой. Она сначала разозлилась, но я объяснил, что это ради Рóмана, а он, в свою очередь, ради тебя. Она спросила о других «тёлках», я сказал, что никого не будет, и она успокоилась.

Его смешок заставил меня улыбнуться.

— А Леон?

— Леон получил пиздюлей.

— Серьезно? — удивляюсь я, приоткрывая рот.

— Он улетел, ничего не сказав Милли. Но не переживай, она классная и не станет его пилить. Поспрашивает, тот всё расскажет, и они уладят.

— Славно...

Лодки все еще кружат вдалеке, их объективы направлены прямо на нас, как пушки. Я выглядываю из-за ограждения, глядя на папарацци, что-то громко обсуждающих, и, будто молния в голове, меня осеняет идея.

— А что если нарочно дать им то, чего они хотят? — с улыбкой произношу я, поворачиваясь к Дину.

— В смысле? — его брови поднимаются от удивления.

— Мы выйдем на палубу и покажем, что здесь, кроме веселья, ничего нет. — Я уже начинаю продумывать детали. — Пару дружеских фотографий: попрыгаем в воду, повеселимся, потолкаемся. Пускай они увидят, что между нами нет никаких отношений. Просто друзья, никакой драмы.

Дин на секунду зависает, но затем его глаза загораются, и он резко встает на ноги.

— Это охрененно! — Он хватает меня за руку и ведет внутрь яхты. — Ребята должны это услышать.

Мы заходим в гостиную, где сидят остальные, и я быстро рассказываю о своем плане. Ральф задумчиво кивает, обдумывая идею.

— Это рискованно, но чертовски умно, — произносит он. — Если показать всё как дружбу, они потеряют весь интерес.

Рóман, хоть и выглядит скептично, молчит, но Леон уже активно поддерживает:

— Да, давайте устроим шоу для этих жёлтых шакалов!

В приподнятом настроении мы бегом переодеваемся в купальники, берём полотенца и выходим на палубу. Сначала ныряем в воду, плескаемся, потом толкаем друг друга обратно на яхту, заливаемся смехом, как будто вокруг вообще нет камер. В один момент я даже останавливаюсь, поднимаю руку и машу папарацци с широкой улыбкой. Это прямое издевательство над ними, но мне плевать.

Ребята поддерживают мой порыв: Рóман, Леон и Дин тоже машут и улыбаются, провоцируя фотографов. На лодках начинают выкрикивать наши имена, пытаясь добиться хоть каких-то реакций.

— Давайте обнимемся? — предлагает Леон, раскинув руки.

Мы выстраиваемся в ряд. Я оказываюсь между парнями, а они обнимают меня с обеих сторон. Мы позируем специально для камер, изображая радость и дружеское веселье. Но папарацци этого мало. Лодки подплывают ближе, и вопросы сыплются, как град:

— Мисс Рэй, на пляже вы выглядели расстроенной. Что изменилось?

— Мисс Рэй, почему ваша сторона не комментирует эту поездку?

— Мистер Ролланд, каково это отдыхать со вчерашним подростком?

— Мисс Рэй, вы состоите в отношениях с мистером Ролландом?

— Мисс Рэй, вы поддерживаете измены?

Эти слова пронизывают, как иглы. Я моментально оборачиваюсь полотенцем, моя улыбка гаснет. Сердце начинает биться быстрее, словно они вытащили что-то запретное наружу.

Не раздумывая, я разворачиваюсь и спокойным шагом ухожу наверх, в глубину яхты, скрываясь от их пристальных взглядов. На палубе я слышу, как они продолжают спрашивать, теперь уже обращаясь к Рóману. Его низкий, уверенный голос доносится до меня: он старается снова что-то объяснить. Но я не хочу ничего слушать.

ꕤ ꕤ ꕤ

Весь оставшийся день я провела в молчании, растянувшись на шезлонге под теплым солнцем. Я читала книгу, которую нашла в библиотеке яхты, и старалась сосредоточиться на тексте, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей. Пока мой телефон лежал выключенным в сумке, все казалось менее кошмарным, чем когда он был в руках. Это как пауза от реальности.

Рядом на шезлонге, снова на животе, лежал Рóман. Его голова была накрыта полотенцем, и он выглядел тааак расслабленно. Мы оба молчали. Ни он, ни я не пытались заговорить, будто боялись, что любое слово нарушит хрупкое равновесие между нами.

— Будем на связи, когда прилетим в Нью-Йорк, — бормочет он вдруг, не поднимая головы.

Я откладываю книгу, кладу соломенную шляпу на лицо, чтобы скрыть свою реакцию, и тихо отвечаю:

— Разве что на связи. Нам лучше какое-то время вообще не видеться.

— Ты перегрелась на солнце, раз такое говоришь, — его голос звучит слегка раздраженно.

— Нет, я серьезно. Пока без встреч. Мне нужно постараться уладить всё с Ниланом и семьей, — мой голос звучит спокойно, но я чувствую, как сердце ускоряет ритм. Я боюсь этого разговора, потому что знаю, как он отреагирует.

— Оливия, потом начнется сезон, и времени будет меньше на встречи, — он поднимает голову, смотрит на меня так, будто пытается убедить не только меня, но и самого себя.

— Не знаю, честно, — я отворачиваюсь, глядя на горизонт.

— Почему ты сомневаешься? Из-за своего парня?

— Если честно — да. Боюсь, что он вспылит и что-то сделает не то. Не знаю, как на это отреагируют наши семьи, — я вздыхаю, поворачивая голову на бок, чтобы увидеть его реакцию.

Рóман садится на шезлонг и смотрит на меня так, что я чувствую, как по спине пробегает дрожь.

— Если он обидит тебя — дай знать, — говорит он спокойно, но с такой угрозой в голосе, что я невольно вздрагиваю. — Ноги этому пиздюку переломаю.

Я замечаю, как напрягаются его мышцы, и на какое-то мгновение это даже приятно — знать, что он так реагирует из-за меня. Но я надеюсь, что за его словами ничего не последует.

— Вообще не встречайся с ним наедине, — добавляет он, и я чувствую, как его тон становится более властным.

— Рóман, давай ты не будешь диктовать мне, что делать, — я сажусь на шезлонг и поправляю шляпу. — Уж как-нибудь с парнем я разберусь сама, без твоего участия.

— Оливия, я не шучу, — его голос становится ниже, он тоже садится, упираясь локтями в колени. — Не лезь к нему. Отталкивай, но давай надежду. Ты моя, Рэй. У нас уговор, и мне глубоко наплевать на какого-то Нилана.

Его слова звучат как приказ, и я понимаю, что спорить бесполезно. Но во мне поднимается протест.

— Ты же помнишь наш уговор, да? — его глаза сверлят меня, как будто он читает мои мысли.

— Какой? — я изображаю непонимание, хотя прекрасно знаю, о чем он.

— Нилан тебя не касается, — его голос становится тише, но от этого еще более угрожающим.

— В каком смысле? Даже обнять не может? — я приподнимаю бровь, стараясь выглядеть невозмутимо.

— Не прикидывайся дурой, — он отводит взгляд, его губы кривятся в усмешке. — Ты прекрасно понимаешь, о каком «прикосновении» я говорю.

— Посмотрим, — шепчу я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что папарацци нет поблизости.

Его взгляд темнеет, и он наклоняется ближе:

— Оливия, последний раз повторяю. Не играй со мной. Ты всегда будешь в проигрыше, если я сделаю ход.

— Это ещё неизвестно, — бросаю я уверенно, поднимаюсь на ноги и наклоняюсь к нему, чтобы посмотреть на него сверху вниз. — Если я и проиграю, то заставлю тебя попотеть.

Я чувствую, как его рука резко хватает меня за задницу, сжимает до боли, и я сразу же отхожу, чтобы не попасться на снимок.

— Я пойду собирать вещи, — заявляю я, стараясь сохранить самообладание, и ухожу, чувствуя на себе его взгляд.

ꕤ ꕤ ꕤ

Вот я и дома. Прошло всего два дня, а меня будто вечность здесь не было. Я оставляю чемодан в прихожей, прохожу в гостиную и сажусь на диван, укутываясь по плотнее в шубе. Нью-Йорк встретил не лучшим образом.

Папарацци, холод и сырость.

Я всего пару часов без Рóмана и его друзей, а уже скучаю за весельем, которое я испытывала с ними, несмотря на ситуацию с фотографами.

Я посмотрела на часы, поняла, что мне нужно переодеться и ждать приезда всей команды. Жаклин уже сказала, что никакого нового года и прочих праздников у меня уже не будет. Только работа, тренировки, работа и ещё раз тренировки. Я должна готовиться к сезону и к летнему самому важному турниру.

После уборки дома я переоделась в более презентабельную одежду, подготовила гостиную для встречи с командой. Внутри всё сжалось от тревожного ожидания, потому что я не знала, что меня ждёт: резкая критика или сразу унижения. Однако об одной теме для обсуждения я была уверена: подготовка к Уимблдону этим летом. Это не просто очередной турнир — это пик сезона. Мы с Ниланом впервые одновременно участвуем в одиночных категориях. Оба прошли квалификации с высокими результатами, оба претендуем на звания, которые меняют карьеру.

Я стояла у двери, ожидая звонок. Когда он прозвенел, я открыла дверь и встретила свою сестру Джеки, тренера, пиар-менеджера, стилиста и... его. Отец. Я отшатнулась, глядя на этого человека. Внутри всё оборвалось. Почему он здесь? Я даже не поздоровалась, а просто развернулась, прошла мимо мамы и села в кресло в гостиной, так чтобы видеть всех.

— Нагулялась? — ядовито бросил отец с порога.

— Папа, хватит, — попыталась остановить его Джеки.

— Вдоволь, — ответила я, гордо подняв подбородок, игнорируя попытки сестры утихомирить его.

— Сучка прибежала в свою будку обратно. Отлично. Косточку дать в награду? — язвительность его слов ударила больнее пощёчины.

Я отвела глаза, чувствуя, как сжимаются зубы. Я знала, что если отвечу, то он найдёт способ унизить меня ещё больше. Вместо этого я сидела молча, пытаясь справиться с волной стыда и гнева.

— Папа, успокойся. А ты, Оливия, слушай, — Джеки подошла ко мне, став прямо перед креслом. — Это было безответственно. Ты понимаешь? Эти фотографии с яхты — это полный бред. Ты знаешь, как важно для папы сохранять репутацию. Он работает в посольстве!

— Я ничего не буду комментировать, — хладнокровно сказала я, повернувшись к Нилану. — И никому ничего не объясню. Я взрослый человек и могу позволить себе два чёртовых дня отдыха с друзьями после Рождества.

— Нахваталась смелости у Ролланда, — вновь встрял отец. — Джеки, я тебе говорил, что так будет.

— Хватит! — прокричала Жаклин, но её голос слился с криками отца и матери. Все одновременно начали перебивать друг друга, создавая настоящий хаос.

— Я вернулась и собираюсь работать дальше. Хватит обращаться со мной, как с ребёнком. Отец, убирайся из моего дома, — я встала и указала на дверь.

В гостиной повисла тишина.

— Повтори, — прорычал он, его лицо налилось злостью.

— Ты не часть моей команды.

— Я твой отец!

— А я говорю, чтобы ты ушёл, — отрезала я, внутренне дрожа, но стараясь держаться.

— Ты оборзела, так со мной разговаривать! Я тебя сделал, в прямом и карьерном смысле. Имею право быть здесь так же, как ты!

Я подняла руки в жесте капитуляции и направилась прочь из комнаты, но он схватил меня за предплечье, резко притянув к себе. Его глаза метали молнии, а лицо покраснело от гнева.

— Ты грязь, Оливия. Всегда была и будешь. Только теперь ты грязнее амстердамской потаскухи после этих мальчишек. Ты меня позоришь! — он оттолкнул меня так сильно, что я потеряла равновесие и упала на стеклянный столик, который разлетелся подо мной на куски.

Я зажмурилась, опираясь руками о стеклянные осколки. Грудь судорожно вздымалась, а внутри всё кричало, что это просто сон. Но это была реальность. Я услышала, как он развернулся и ушёл вместе с матерью.

Джеки и Алессандра бросились ко мне, помогая подняться.

— Ты не поранилась? — забеспокоилась Алессандра, нежно трогая меня за плечо. — Жаклин, не пускай его больше в её дом, разве это не очевидно?

— Я не звала его даже. Он сам пришёл, — оправдывалась Джеки, обнимая меня. — Оливия, прости. Клянусь, я не знала, что он придёт.

— Ничего, — ответила я, чувствуя, как кровь тонкой струйкой стекает по указательному пальцу. — Немного поцарапалась стеклом, всё нормально.

Нилан даже не пошевелился, пока Джеки и Алессандра помогали мне подняться. Его безразличие резало сильнее осколков, врезавшихся в мою кожу. Я села обратно в кресло, стараясь отдышаться, и посмотрела на него вопросительно. Он всё так же сидел молча, будто происходящее не имело к нему никакого отношения.

— Оливия, я очень прошу тебя воздержаться от общения с Рóманом, — наконец нарушила тишину Джеки. Её голос звучал твёрдо, но в глазах была видна усталость.

— Завтра мы едем в Лос-Анджелес. Начнём тренировки там, — добавила она, вытирая с моего локтя кровь влажной салфеткой.

— Почему сразу завтра? — спросила я, прижимая полотенце к ране на руке.

Вместо ответа Джеки странно посмотрела на Нилана. Он тут же встал, избегая взгляда, и молча направился на кухню. Его спина, удаляющаяся за дверной проём, лишь добавила горечи.

— Завтра вечером у Джима Стэлли в Беверли-Хиллз мероприятие, — продолжила Джеки, когда мы остались вдвоём. — Вам с Ниланом нужно туда пойти.

— Нам с Ниланом? — переспросила я, пытаясь скрыть возмущение, но мой голос всё равно дрожал.

— Оливия, не противься, — её голос смягчился, но взгляд остался настойчивым. — Мы поселим вас в один номер на время тренировок. Он твой молодой человек. Ваша пара нужна публике. Просто сходите, проведите вечер вместе, а потом и ночь. Это пойдёт вам обоим на пользу.

Мои руки задрожали, и я почувствовала, как слёзы подступают к глазам. Я знала, к чему всё это. Это не забота, а сценарий. Чётко прописанный план для восстановления репутации, где я — лишь исполнительница роли. Это была даже не попытка спасти меня. Они боялись, что если моя репутация будет разрушена, то они не смогут зарабатывать деньги с такого теннисного проекта как «Оливия Рэй».

— Жаклин... — голос предательски дрогнул, и я не смогла удержать слёзы. — Ты же моя сестра и ты видела. Он даже не защитил меня перед отцом. Он просто сидел и молчал! Как ты можешь заставлять меня ночевать с человеком, который даже не попытался меня поддержать?

— Оливия, послушай, — она села рядом и взяла меня за руку. — После твоих фото с Ролландом все думают, что ты изменяешь своему парню. Это разрушает твою репутацию, как спортсменки. Ты должна всё исправить. Ты раньше просила, чтобы мы организовали вам побольше времени вместе, когда вы тренировались в тёплых странах. Разве это не то, чего ты хотела? Просто побудьте вместе. Сходите на ужины, покажитесь перед камерами. Возможно, где-то даже поцелуйтесь. Ты взрослая, ты всё понимаешь.

Я смотрела на неё, и каждое её слово обжигало меня изнутри. Моей сестре, моему менеджеру, было плевать, чего я хочу. Она готова была толкнуть меня в постель ради какой-то чёртовой репутации.

— Ты укладываешь меня в кровать с человеком, которого я больше не хочу даже видеть? Ради чего Джеки?

— С каких это пор Нилан стал человеком, которого ты больше не хочешь видеть, а? Кайманы тебе помогли?

У меня нету для неё ответа.

— Ради чего ты это делаешь? Ради общественного мнения? Репутации? — прошептала я, не в силах скрыть отчаяния.

— Это ради твоего будущего, Оливия, — тихо ответила она. — Я не могу позволить тебе всё разрушить.

Я отвернулась. Слёзы жгли глаза, но я не хотела, чтобы она их видела. Я молилась, чтобы завтрашний день не начался. Чтобы эти «роли» больше не существовали. Но я знала, что он наступит. Наступит и принесёт всё, чего я не хочу. Больше не хочу.

Спасибо за прочтение😭
НАПИШИТЕ КОММЕНТАРИЙ о том, как вам эта глава. Мне лично супер обидно за Оливию, потому что по факту она в таком положении, где почти ничего не может решать(
Поставьте пожалуйста звёздочку (голос за главу, в левом нижнем углу)💚