Глава 12
Глава 12. Новая Маша
Первое и второе января слились воедино, в один феерический сон наслаждения. Два дня они провели вместе, смотрели фильмы, слушали музыку, ели мороженое и фрукты. И даже, несмотря на теплую погоду и на огромные хлопья снега, что искрились за окном, они ни разу не вышли на улицу. А третьего января он, проводив ее до дома, уехал к родителям на дачу всего на несколько дней, но эти дни показались ей бесконечно длинными и хмурыми.
Маша переступила порог своей квартиры, и снова погрузилась в тягостные серые будни, а новогодние ночи, проведенные с ним, теперь казались выдумкой ее воображения. Отец каждый день пил, то один, то с закадычными друзьями, то с Татьяной, которая тоже любила приложиться к бутылке. Маша почти не разговаривала с ними, стараясь избегать шумной компании, сидела в своей комнате на подоконнике и разглядывала прохожих – столько разных лиц, столько судеб...
Как ни старалась она себя отвлечь, мысли все равно возвращались к Максу. Она не знала точно, когда он вернется, когда решит прийти к ней, а потому прислушивалась к каждому шороху в подъезде, пытаясь узнать его шаги и даже Галю, забежавшую к ней в гости, впервые за последний месяц, она выпроводила, сославшись, что больна. Она не хотела уходить из дома даже на пять минут, не хотела и не могла пропустить его визит. И как это обычно бывает, он пришел, когда она почти отчаялась, а потому его шаги приняла за шаги пьяных гостей, что с самого утра толкались на их кухне.
Он зашел в ее комнату без стука, закрывая за собой дверь на шпингалет.
- Привет. Как дела?
Она удивленно вздрогнула, пожала плечами, села на кровати:
- Я скучала.
Он улыбнулся, снял куртку, бросил ее на кресло, разулся и подошел к ней. В комнате полумрак. Он стоит напротив нее, одетый во все черное и она почти не видит его лица. Маша облизнула губы, поправила лямки тонкой майки, что сползли на плечи, откинула одеяло с ног.
Максим снял кофту, задышал прерывисто, вернулся к креслу, положил кофту поверх куртки, протянул руку к двери.
- Не включай свет. – Прошептала Маша.
- Хорошо, не буду. – Он отнял руку, обернулся. Лунный свет озарил его лицо – губы раскрыты, она слышит его шепот, но не разбирает слов – голова кружится от их дыхания.
Он подошел, сел рядом. Кровать скрипнула, пружины прогнулись, дотронулся пальцами до ее лица, провел по щеке и губам, Маша выдохнула. Поцелуй. Как она, оказывается, скучала по его губам. Ее губы – нежные и податливые, его – горячие от желания и страсти.
- Малышка моя. – Выдохнул он, прижимая ее к себе. – Девочка моя, я так скучал.
Его горячее дыхание обожгло шею, лицо, снова шею, невысокий холмик груди и живот. Маша, теряя рассудок, застонала, путая пальцами его волосы.
- Я так сильно люблю тебя. – Прошептала она на выдохе, когда он губами обхватил ее грудь. – Люблю, Макс!
- Я знаю, малышка, знаю. – Он уже стягивал с себя и с нее остатки одежды.
Она легла на спину, а он все продолжал покрывать каждый сантиметр ее тела поцелуями. Она громко всхлипнула, он накрыл ладонью её рот. На кухне смех гостей, бренчание гитары, голоса, голоса. А она тонет в синеве его глаз и слышит лишь его шепот.
– Тише, Маш.
Ее руки в его ладонях, на губах его поцелуй, в сердце одна на двоих любовь. Она верит и не верит своему счастью. А он нежный и она растворяется от его ласк. Гитарный аккорд взорвал пространство квартиры, ее стон – тишину комнаты
Она, опьяневшая от любви, свесила ноги с кровати, укутавшись в простынь, он, не одеваясь, подошел к окну и открыл форточку. Курит и дым от сигареты туманит его лицо. Маша протянула руку, но он нахмурился – ей нельзя больше курить.
На кухне крики и ругань, хлопнула входная дверь, и они остаются одни. Отец ушел, и Макс, не одеваясь, идет и берет его гитару. Маша смеется, он надевает штаны и садится в кресло напротив нее. Она скользит взглядом по его торсу, и он улыбается ей. Пальцы по струнам и она закрывает глаза. Звуки гитары приводят в восторг, его чуть хрипловатый голос в истому, что захватывает в плен ее тело.
- Ты со мною забудь обо всем, эта ночь нам покажется сном. Я возьму тебя и прижму, как родную дочь. Нас окутает дым сигарет, ты уйдешь, как настанет рассвет, и следы на постели напомнят про счастливую ночь...
Он открыла глаза. Его взгляд по ее лицу, голос – с надрывом:
– И следы на постели напомнят про счастливую ночь.
Она счастлива. Январь оказался сказочным, щедрым на эмоции и события. Она встретила Новый год с любимым человеком, на Рождество он взял ее с собой на дачу к друзьям, где, не стесняясь удивленных взглядов, обнимал ее и целовал. И Маша верила ему, отчаянно и безоговорочно, и плевать, что в глубине души знала – счастье не бывает вечным. А в те редкие минуты, когда мрачные мысли поселялись в голове, она выбегала на улицу и быстро шла по истоптанной годами тропе, зная, что там, у шиномонтажа обязательно встретит его, и в его сильных и крепких объятиях ей сразу станет спокойно.
Время скоротечно, и вот уже эстафету счастья принял на себя февраль. Он вьюжил холодными ночами, пугал серыми тучами, лишь изредка баловал солнцем, но на душе у Маши пели птицы, и цвела сирень. Максим был рядом. Иногда оставался на ночь, а с утра провожал в школу, обязательно прижимал ее к себе на школьном крыльце и целовал в губы под неодобрительные взгляды одноклассников и учителей. А ей было плевать на всех, кроме него, ведь только ему она еще нужна была в этом бренном мире. Маша научилась доверять, верила каждому его слову, потому что знала, он никогда не предаст. Она могла говорить с ним о чем угодно, совершенно не стесняясь своих слов и чувств, ведь он, как никто другой знал ее настоящую и принимал ее такой, какой она была на самом деле.
Наступило четырнадцатое февраля, непонятный праздник, который и праздником то никогда для нее не был, но такой любимый всеми в школе. Одноклассницы с самого утра, наряженные в свои самые лучшие наряды, слонялись на первом этаже вокруг огромной урны, в которой покоились валентинки. Маша знала, что после третьего урока, эти маленькие яркие открыточки в виде сердца начнут разносить по классам, вручая довольным обладательницам. И, как и всякий раз, в их класс войдут двое, и вывалят на первую парту целую кучу любовных посланий, адресованных всем, кроме нее. Вот и в этот раз, едва коробка с валентинками коснулась стола, Надька и ее подруги бросились разбирать их, а Маша, усмехнувшись, отвернулась к окну, за которым снова вьюжила метель. Она смотрела на быстро падающие снежинки и вспоминала их вкус, ставший знакомым в Новогоднюю ночь.
- Маша, к тебе пришли. – Обратился к ней Игорь, сидевший за соседней партой, хмуро сдвинув брови к переносице.
Весь класс замолчал, на нее уставились двадцать пар глаз – удивленных и завистливых. Маша обернулась к двери, в проеме стоял Максим с букетом белых роз. Сердце восторженно прыгнуло, забилось в дичайшей радости.
Они шли по коридору школы, а все вокруг отчаянно шептались – замухрышка Котовас и Максим – выпускник этой же школы, ее гордость, чьи спортивные достижения за годы учебы – он мастер спорта по боксу, призер чемпионатов – до сих пор были отмечены на доске почета. На встречу попалась учительница английского, радостно поприветствовавшая Максима, обратилась к Маше:
- Маша, ты что, уходишь? – Она нахмурилась, поправила очки. – А у нас сегодня по расписанию еще урок английского языка.
На щеках Маши вспыхнул румянец, Максим же сказал:
- Ольга Васильевна, можно она сегодня пропустит?
- Максим? – учительница сложила руки крест-накрест. – Что это такое? Это ты мог пропускать, потому что отличником был, а у Маши одни тройки.
- Так ты троечница у меня? – он удивленно вскинул брови, слегка ущипнул ее за бок. Маша уже горела от стыда, и желание внутри только одно – бежать из этой ненавистной школы. Но она улыбнулась, кротко кивнув.
Максим вздохнул, заверил Ольгу Васильевну:
- Обязуюсь подтянуть ее успеваемость. Займусь ее учебой в самое ближайшее время.
Учительница хмыкнула:
- Вот лучше учебой и займитесь, а не тем, чем вы заняты. И да еще: целоваться на крыльце школы перед окнами учительской, совсем не обязательно.
- Понял. – Максим покраснел. – И это тоже исправим.
- Не исправим, Максим, а устраним.
- Так точно, устраним.
Ольга Васильевна улыбнулась, дотронулась до его плеча:
- Ладно, дети, отдыхайте, а ты Маша помни, в пятницу контрольная!
Маша кивнула, крепче сжала букет цветов, спрятанный за спину, и когда учительница отошла, бросилась вслед за Максимом вниз по широкой лестнице. А за школьным двором он кружил ее на руках, и она чувствовала себя невесомой снежинкой, такой же легкой и искрящейся от счастья. Он предложил ей прогуляться и зайти в кафе, но она отказалась. Вместо этого бежала от него по заснеженным тротуарам, а он ловил её, целуя холодные губы, а потом снова выпускал, и она снова бежала, наслаждаясь февральским ветром, бьющим в раскрасневшееся лицо; снегом, хрустящим под ногами; его глазами – синими, как океан, смотрящими влюблено в самую душу. А когда на город опустились фиолетовые сумерки, они продрогшие, вернулись к школе, рядом с которой был припаркован его автомобиль.
Маша села на переднее сиденье, в нетерпении подставила пальцы к печке.
- Ну, дуй же тепло, дуй.
Максим засмеялся.
- Не нагрелась еще машина, подожди.
- Не могу ждать. – Маша игриво надула губы, прибавляя тонкими пальцами температуру воздуха. – Я вся замерзла.
- Конечно, ходить без варежек. Ты свои пальцы видела? Они же светятся, какие тоненькие!
Маша фыркнула, снова засунула пальцы в отверстие печки.
- Вобла ты моя!
- Чего?
- Дерзкая сушеная вобла! – Макс засмеялся, укрываясь от ее нападений – она попыталась ударить его ладошками. – Моя вобла, говорю!
Он схватил ее внезапно, с силой прижал к себе, да так, что Маша невольно со стоном выдохнула.
- Что ты улыбаешься? – спросил он, улыбаясь и слегка кусая ее за кончик носа.
- Люблю! – она улыбнулась еще шире, глаза заблестели счастьем.
- Кого? – притворно хмурясь, спросил он.
- Тебя! – вскрикнула она и попыталась вырваться.
- Люблююю. – Передразнил он. – Да что ты знаешь о любви, ребенок?
- Да я тебя, сейчас! – Маша игриво набросилась на него, он засмеялся еще громче, а потом ловко обхватил и завел ее руки за спину, припечатал к двери автомобиля, навалившись на нее всем своим весом.
- Тяжелый. – Закряхтела Маша, сдаваясь и тяжело дыша.
- Тяжелый? – он снова притворно нахмурился, продолжая смеяться. – Точно?
- Да!
- А ночью я не был тяжелым.
Маша довольно цокнула, закатила глаза.
- То было ночью. – Прошептала она и зажмурилась от улыбки.
- Свинка ты моя, морская! – он поцеловал ее в губы.
Его губы теплые и влажные, сладкие, как конфеты, и Маша зажмурилась еще больше.
- Так вобла или свинка? – Она открыла глаза, и снова разум отступил, потонул вместе с хозяйкой в его синих глазах. – Вы уж определитесь, Максим. – Произнесла она уже чуть тише, почти задыхаясь, но не от тяжести его тела, а от нарастающего желания. Желания принадлежать только ему, растворяться в нем, давая ему возможность раствориться в ней.
- Свинка, потому что от тебя еще молоком пахнет. – Сказал он хрипловато, слегка провел губами по ее шее.
- Тогда уж корова. – Маша выгнула спину, обхватила рукой его шею, провела по ней пальцами, взъерошила волосы. – Поцелуй меня.
Она знала, что любит, знала, что доверяет, знала, что хочет быть с ним. Каждую секунду она желала видеть его рядом, чувствовать его требовательные губы, ощущать его резковатые движения, и как удивительно, он заставил ее поверить в себя, заставил забыть все, что было до него как страшный сон. Она и не вспоминала больше прошлое, жила только минутами, проведёнными с ним наедине. Она жила им, дышала им и все никак не могла надышаться.
- Да какая из тебя корова? Так, маленькая свинка. – Он усмехнулся, дотронулся кончиком языка до ее губ, отпрянул.
- Дурак! – Маша наигранно причмокнула губами, делая вид, что дуется. – Ну!
- Что мычишь?
- Ну, Макс!
- Да что? – он улыбнулся.
- Целуй.
- Не хочу!
Ее глаза вмиг стали серьезными, на лбу появилась складочка от недовольства.
- Да шучу я, глупая!
Он впился, губами в ее рот, жадно целуя. Его дыхание – прерывистое, частое-частое, движение рук – и ее голубой свитер ползет вверх. Пришлось на мгновение разомкнуть губы, свитер скользнул по лицу шершавым ветром, зацепился за серьги в ушах.
- Ай! – вскрикнула Маша, но ее крик потонул на его губах. – Ты что делаешь? Нас увидят!
- Ну и пусть все видят!
Она попыталась противиться, но вышло слабо. Он оторвался от ее губ, сказал, хрипло:
- Поехали домой?
- Поехали. – Согласилась она и игриво выгнула брови. – А может, останешься у меня?
Максим усмехнулся.
- Вот твой отец с утра удивится. Привет, папа – я стала совсем взрослой, с мужчиной уже сплю, да? – он щелкнул ее по носу, мотнул головой. – Но если только тихо...
Она кивнула. Ей было все равно – хоть тихо, хоть громко. Отцу до нее все равно нет никакого дела. Уж сколько раз Макс оставался с ней на ночь – не счесть, а отец и не заметил ни разу.
- Когда-нибудь это все закончится. – Она, забралась с ногами на холодный подоконник, подтянула колени к лицу, положила на них подбородок. – И как я жить без тебя буду?
Максим хмыкнул, сел на кровати, пружины жалобно скрипнули, нахмурился, удивившись столько резким переменам в ней.
- Молчишь? – усмехнулась она, продолжая смотреть в окно – за окном медленно падает снег и она следит взглядом, как разбиваются о стекло снежинки. А может, это ее любовь бьется это в промерзшее окно...
- Ты меня озадачила, по правде говоря, я об этом никогда не думал. – Он подошел, встал рядом, проследил за ее взглядом – пустая лавочка на заснеженной детской площадке, снежинки, крупными хлопьями падающие на землю. – К чему этот разговор?
Он закурил, потянул ее за руку.
- Слезь, замерзнешь.
- Не хочу. – Она выдернула руку, он с силой сжал ее запястье, дернул на себя. Она спрыгнула, встала сзади с силой вжалась в его спину. Еще несколько минут назад ее руки скользили по этой спине, и она ощущала, как он напряжен.
- Ты так сказала, словно ожидала, что я сейчас позову тебя замуж, и мы нарожаем кучу детей.
- А почему нет? – она отпрянула, наклонилась и посмотрела ему в глаза. – Детей я не хочу, сама ребенок, а вот...
Он пожал плечами, затягиваясь сигаретным ядом и уводя взгляд.
- Ты же маленькая еще для этого, да и я об этом еще не думал.
- Ну да. – Качнула головой Маша. – Для свадьбы – маленькая, а чтобы спать с тобой – нет.
- Это разные вещи, Маш! – он дотронулся до ее плеча, она вздрогнула. – Маленькая ты еще, чтобы замуж выходить. Все будет, но чуть позже. Куда нам торопиться?
Молчание.
- Слышишь, партизан?
В ответ тишина. Он обернулся. Стоит, губы надуты от обиды и не понятно – притворяется, или взаправду.
Максим засмеялся, выкинул сигарету в окно и с силой прижал ее к себе.
- Твой будущий муж желает кушать. – Сказал он строго, поймав ее обиженный взгляд, засмеялся, щёлкнув пальцем по носу.
- А я-то здесь причем?
- Как это? Замуж за меня хочешь, а кормить нет?
Маша пыталась из последних сил сдержаться, чтобы оставаться серьезной, но губы предательски поплыли в улыбке.
- Ой, кто-то сейчас засмеется.
- Нет!
- Да, вредина, да.
- Нет! – Маша попыталась увернуться, чтобы он не видел ее улыбку.
- Да-да. – Макс наклонился и заглянул в ее лицо. – Ну, давай, еще чуть-чуть!
Маша сдалась и засмеялась, в глазах заплясали искорки радости.
- Морская ты моя...
Строгий взгляд Маши, предупреждающий – не смей продолжать, в ответ игривый взгляд его синих глаз.
- Свинка! – закончил он свою фразу и засмеялся, получив легкий удар по плечу. – Картошки, пожарь, а? Будь другом.
Снова удар тонкой ладошкой по плечу.
- Свиньи не занимаются жаркой картошки. – Сказала она, накидывая халат.
- Я сказал не свинья, а свинка морская. – Он выставил вперед палец. – К тому же ты у меня волшебная, ты все можешь.
Он снова засмеялся, она снова ударила его по плечу. А позже, она и картошку пожарила, и салат сделала, и уже поздно ночью бегала по квартире от него в одном белье, моля не трогать ее, но он все же поймал ее, завалил на скрипучую кровать и целовал, сжав плотно губы, притворяясь беззубым дедом. Маша смеялась, билась в истерике, пока по батареям не постучали соседи и тогда он отпрянул от нее, грозно шикнув:
- Не кричи так громко, малышка. А то милицию вызовут и конец тогда нашей любви. – Он посмотрел в ее испуганные глаза. – Но пока ты со мной и все хорошо, слышишь?
- Слышу. – Она шмыгнула носом, провела рукой по его отросшим волосам. – Ты останешься до утра?
Он молчал. Смотрел на нее влюблено.
- Что ты молчишь? – она снова коснулась пальцами завитка его волос и резко дернула за кончик. Он вскрикнул, она засмеялась. – Это чтобы ты быстрее думал!
- Дядя Миша скажет, совсем обалдели, но я бы остался.
- Скажет он. – Маша фыркнула. – Его до сих пор нет дома, и неизвестно когда он явится, да к тому же он никогда не заходит в мою комнату. – Маша замолчала, не договорив свою мысль – в коридоре хлопнула входная дверь.
- Маша, ты дома? – по голосу отец казался трезвым.
Маша и Максим быстро поднялись, и только она успела завязать халат, а Максим натянуть футболку, дверь в комнату открылась, и на пороге появился действительно трезвый отец.
- О, и ты Максим у нас? Здравствуй.
Они пожали друг другу руки, Маша протиснулась меж ними в коридор, крикнула уже с кухни:
- Пап, ты ужинать будешь? Мы жарили картошку и делали салат.
Отец кивнул, смерил долгим взглядом гостя, а потом, дружелюбно хлопнув его по плечу, отправился вслед за дочерью. Весь вечер они беседовали втроем на разные темы, и Маша удивлялась, что отец не пригубил ни грамма, а потом он тихо бренчал на гитаре и вспоминал маму.
- Любовь у вас, да? – спросил он вдруг, оборвав взятый аккорд. Маша растеряно заморгала и, кажется, даже покраснела, потому, как щеки запылали, и бросило в жар, Максим же смело кивнул головой:
- Да.
– Рано, конечно, Маша. Но любовь это прекрасное чувство, особенно первая. Мы ведь, Машунь, тоже с твоей мамой встретились, когда нам было по семнадцать, и это была первая и последняя моя любовь, от которой у нас появилась ты.
Маша растрогано заморгала, тяжело вздохнула, а отец продолжил:
- Первая любовь редко бывает со счастливым финалом, но у вас, я уверен, все будет по-настоящему хорошо. Я верю в это.
Отец опустил глаза, забренчал на гитаре. Маша с Максимом переглянулись. Он улыбнулся ей и в её душе снова забрезжил огонек надежды – счастье не оставит ее. Отчего-то сегодня её терзали не самые утешительные мысли и сердце, словно замирало в предчувствии беды. Максим все же остался на ночь, и утром она проснулась, как и хотела, в его объятиях.
Она слышала, как отец ушел на рынок, где разгружал мешки с овощами, слышала, потому что проснулась с рассветом от гнетущего чувства тревоги. И, возможно, потому, притворилась еще спящей, когда Максим осторожно поднялся, провел пальцами по ее волосам, а затем вышел из комнаты, и спустя несколько минут она услышала включенный душ.
Он вернулся, она уже сидела в халате на голое тело и собирала волосы в хвост. Они позавтракали, как обычно под его нескончаемые шутки, но смех сегодня словно выходил из нее сквозь силу, приходилось выдавливать из себя крупицы радости, потому как сердце в тревоге замирало и что-то ноющее поселилось в душе. Все прошло только к обеду, когда яркое, почти весеннее солнце нагрело ее волосы и лицо – она сидела на табурете у окна, разложив на подоконнике косметику и старательно пыталась нарисовать черные стрелки, как было указано в статье из модного журнала, что купил ей накануне Максим.
- Слушай, Маш, - Максим задумчиво прикусил кончик карандаша, внимательно вчитываясь в очередной вопрос сканворда.
- А? – Маша обернулась, перестав подводить глаза карандашом, смерила его оценивающим взглядом.
Он полулежал на кровати с оголенным торсом, в одних отцовских шортах, что Маша предложила ему надеть, когда он остался на ночь. И казался совершенным. Его грудь плавно приподымалась от дыхания, сильные руки держали журнал, а на животе выступали рельефные кубики, чистые волосы блестели от мягкого солнечного света.
- Что? – Маша послюнила черный карандаш для глаз, вновь повернулась к зеркалу.
- Я вот думаю, у тебя же на носу выпускной.
Маша громко фыркнула
- Да я не об этом.
По звуку падающего на пол, журнала, Маша поняла – на сегодня с кроссвордом покончено. Она обернулась – глаза уже подведены карандашом и чуть тронуты тушью ресницы.
- Давай, я договорюсь, и ты летом поступишь в мой техникум? – закончил свою мысль Максим и испытующе посмотрел на нее. Маша удивленно заморгала, не глядя, тронула блеском губы.
- И на кого я пойду? Я до сих пор не знаю какую профессию выбрать. Не могу об этом думать. Один ты в голове.
Максим пожал плечами:
- На менеджера. Сейчас все на них учатся.
- Не знаю даже.
– Жаль только, что я уже выпускаюсь, и мы не будем учиться вместе.
Она, молча кивнула, ей было тоже жаль, а еще ей было страшно – все новое и неизведанное лучше бы оставалось неизведанным, ведь кто знает, что ждет ее там за закрытой дверью.
- Ты получишь диплом и что потом? – она замерла, ожидая ответа.
- На заочное отделение в институт. – Он болезненно сморщил лоб, дернул плечом. – Правда, у родителей на меня свои планы, но это я постараюсь как-нибудь решить.
Маша почувствовала, как сердце неприятно сжимается, спросила чуть дрогнувшим голосом:
- А что родители?
Максим отвел взгляд, нахмурился, явно раздумывая, посвящать ли ее в семейные дела. Маша, прикусив губу, отвернулась к окну и, в отражении в зеркале, увидела, как он повернулся и смотрит на нее.
- Да ничего особенного. – Он снова дернул плечом. – Хотели, чтобы я уехал в столичном вузе учиться, но мне и местной заочки хватит. У отца там много друзей, с поступлением можно всё легко и быстро решить.
- Ясно. – Она докрасила губы блеском, и почти уняв дрожь в руках, повернулась к нему: - Я готова, идем?