Жажда смерти

Ветер неприрывно дул с севера, и ночной воздух был неприятно холодным. На снежной равнине не было заметно ни какого движения. Под высоким холодными звездами замерзшая равнина, пустая и безлюдная, простиралась во все стороны до неясно очерченного горизонта. Повсюду царила мертвая тишина.
Но Рейнольдс знал, что эта пустота была иллюзией. Такими же иллюзорными были тишина и безлюдье. Только снег был реальным, снег и этот пронизывающий до костей холод, заставляющий его трястись, как в лихорадке. К тому же ему очень хотелось спать. Решительно, усилием воли, он отбросил всякие мысли о холоде, снеге и сне.

Медленно, тщательно стараясь избежать малейшего ненужного звука или движения, он сунул обмороженную руку за лацкан своего плаща, вытащил из нагрудного кармана носовой платок, скомкал его и засунул в рот; складки платка поглотят пар от его дыхания в мороздом воздухе и приглушает стук зубов-все это могло бы его выдать. Затем он осторожно повернулся в глубокой заснеженной канаве у дороги, в которую он упал, и протянул обмороженную руку за край канавы в поискас фетровой шляпы, которая слетела с его головы когда он свалился с ветки,- нашел ее и медленно потянул к себе. Тщательно, насколько позволяли его задубевшие пальцы, он покрыл верх и края шляпы толстым слоем снега и натянул ее на свои предательски черные на снегу волосы. Очень медленно он начал поднимать голову и плечи, пока сначала верх шляпы, затем его глаза не оказались выше края канавы.

Несмотря на сильную дрожь все его тело было натянуто, как тетива лука, пока он напряженно ждал крика, означавшего, что он обнаружен, выстрела или несущего забытые удара, когда пуля найдет его выставленную наружу голову. Но не было ни звука, ни выстрела, а его восприятие с каждым моментом только обострялось. Быстро окинув взглядом всю окружавшую его равнину, он убедился, что вокруг, по крайней мере поблизости, никого не было

Двигаясь так же оторожно, так же медленно, но освободив долго сдерживаемое дыхание, Рейнольдс выпрямился, стоя на коленях в канаве. Ему все еще было холодно и он дрожал, но уже не обращал на это внимания, прошла и сонливость. Ещё раз его взгляд совершил полный обзор горизонта, но на этот раз медленно, тщательно. Его зоркие карие глаза не упускали ничего, но результат был тот же: вокруг никого не было видно. Вокруг не было ничего, кроме ледяного мигания звезд в темном бархате неба, белой равнины, нескольких небольших рощ и извилистой ленты дороги рядом, укатанной тяжелыми грузовиками.

Рейнольдс опустился в яму, которую его падающее тело сделало в мягком снегу канавы. Ему нужно было время, чтобы отдышатся. Не более десяти минут прошло с тех пор, когда грузовик, в котором он незаметно попытался проехать, был остановлен полицыей. Короткая жесткая потасовка, пистолет в руке, используемый для удара, двое ничего не подозревавших полицейских, проверяющих кузов грузовика, пробежка вдоль спасительного поворота дороги и затем долгий изматывающий бег, пока он не достиг рощицы, около которой сейчас лежал, бег, который довел его до изнеможения. Ему нужно было время, чтобы определить, почему полиция так легко отказалась от погони- они наверняка знали что ему придется придерживаться дороги;если бы он сошел с дороги в глубокий действенный снег, ему не только пришлось бы снизить скорость передвижения до черепашьего шага, но и свежие следы, легко различимые эйтой звездной ночью, мгновенно выдали бы его. И, кроме всего прочего, ему нужно было время, чтобы подумать, решить, что он будет делать дальше.

Майкл Рейнольдс не имел привычки тратить время на самобичевание или на размышления о том, что было бы, если бы он действовал по-другому. Он прошел тяжелую и горькую школу, в которой решительно отвергалась такая пустая роскошь, как обвинение себя в том, что ушло безвозвратно и с чем давно покончено, бесмысленные надгробные речи, рыданиянад разбитым корытом и все отрицательные размышления и эмоции. Он потратил, вероятно, около пяти секунд на прокручивание в голове событий последних двенадцати часов, затем полностью отбросил эту тему. Даже если бы пришлось начать с начала, он сделал бы то же самое. У него были все основания доверять осведомителю из Вены в том, что полеты в Будапешт были временно закрыты-сообщалось, что службы безопасности аэропорта приняли строгие меры предосторожности на время проведения двухнедельной Международной научной конференции. То же самое относилось к главным железнодорожным станциям, где, как сообщалось, служба госбезопасности тщательно потрулировала все поезда дальнего следования. Так что оставалась только дорога: сначала нелегальный переход границы-не такое уж сложное дело, если оказывается квалифицированная помощь, а для Рейнольдса было сделано все, что возможно, - и затеметно забрался в какой-нибудь грузовик, следующий на восток. Полицейская застава, как предупреждал тот же осведомитель из Вены, скорее всего будет действовать на подъезде к Будапешту, и Рейнольдс был к этому готом; к чему он не был готов, и о чем не знал ни один из его информаторов, так это о заставе к востоку от Комарова, милях в сорока от столицы. Так что это могло случиться с любым, и так получилось, что это случилось с ним. Рейнольдс мысленно филосовки пожал плечами, и прошлое перестало для него существовать.

Для него также было свойственно - это было результатом длительных тренировок - что его мысли о будущем имели жесткую направленность, они были направлены исключительно на достижение определенной цели. Опять же эмоциям, обычно сопутствующим мыслям об удачном выполнении задания или о трагических последствиях провала, не было места в его размышлениях, когда он лежал в снегу, думая, расчитывая, планируя, оценивая шансы.

- Работа, работа, непосредственная работа, -повторял полковник дважды, трижды, тысячу раз.- Успех или провал в том, что вы делаете, может быть крайне важен для других, но вам на это должо быть наплевать. Для вас, Рейнольдс, последствия не существуют, им не должно быть позволено существовать по двум причинам: думать о них- это нарушает свое равновесие и ослаблять здравость суждений, и - второе -каждая секунда, которую вы тратите на то, чтобы поддаваться этим отрицательным мыслям, должна быть секундой, использоыаной на выработку решения о том, как вы собираетесь достичь выполнения непосредственного задания.

Непосредственное задание. Всегда непосредственное задание. Бессознательно Рейнольдс окорчил гримасу, лежа в канаве и ожидая, пока его дыхание вернется к норме. У него никогда не было больше одного шанса из сотни, а сейчас вероятность провала росла с астрономической быстротой. Но работа оставалась работой; надо было добраться до Дженнингса с его бесценными знаниями и вытащить его отсюда, и, кроме этого, ничего не имело значения. Но если бы он, Рейнольдс, потерпел бы в этом провал, то это был бы провал и ничего больше. Он мог попасться даже сегодня, в первый день выполнения задания, после восемнадцати месяцев упорных и безжалостных специальных тренировок, нацеленных на выполнение именно этой задачи, но это ничего не значило.

Рейнольдс был великолепно натренирован-он был таким, как и все, кто входил в группу полковника,-и его дыхание снова было в норме. А что касается полицейских на заставе- их, должно быть, было не более полдюжины, он успел заметить еше нескольких, выходящих из дома, когда он огибал поворот дороги,-ему пришлось пойти на риск, так как делать больше нечего. Возможно, они останавливали и проверяли идущие на восток грузовики в отношении контрабанды и их не интересовали пассажиры, которые в панике убегают в ночь- хотя, скорее всего, двое полицейских, которых он остановил стонущих в снегу, могли испытывать к нему личный интерес. Что же касалось ближайшего будущего, то он не мог бесконечно здесь лежать и мерзнуть, и рисковать быть замеченым остроглазами водителями проезжающих машин и грузовиков.

Ему придется идти в Будапешт пешком - первую часть пути, по крайней мере. Три-четыре мили пробираться по полям и затем снова выйти на дорогу - это было нужно хотя бы для того, чтобы уйти подальше от заставы перед тем, как он осмелится попросить его подвезти. Дорога на восток уходила влево перед заставой, и ему легче будет тоже пойти налево, чтобы срезать изгиб дороги по основанию треугольника. Но слева - север, и недалеко был Дунай, и ему не улыбалась мысль оказаться зажатым на узкой полосе земли между рекой и дорогой. Ничего больше не оставалось, как идти на юг и обогнуть вершину треугольника на благо разумном растоянии - а в такую ясную ночь благорозумное расстояние означало довольно значительное расстояние. На это потребуется не один час.

С дико стучащими от холода зубами Рейнольдс вынул платок, встал, качаясь, на ноги и стал счищать примезший снег с одежды, глядя вдоль дороги в направлении полицейской заставы. Через мгновение он опять лежал лицом вниз в каве с глухо стучащим сердцем, правой рукой отчаянно пытаясь высвободить пистолет из кармана плаща, куда он его засунул после драки с полицией.

Теперь он понял, почему полиция не спешила его искать - они могли себе это позволить. Чего он не мог понять, так это собственную глупость, когда он предположил, что его смогут обнаружить только, если он себя чем-нибудь выдаст - движением или неосторожным звуком. Он забыл о собаках. Бегущую впереди, опустив нос к дороге, собаку даже в сумерках ни с чем невозможно было спутать - ищейку можно безошибочно узнать даже в полной тьме.

Услышав внезапный вопль одного из приближающихся людей и возбужденные голоса, он опять вскочил и в три прыжка оказался в рощине позади него; не стоило и надеяться, что он мог остаться незамеченным на огромном белом пространстве. Он, в свою очередь, заметил четырех человек, каждого с собакой на поводке, но остальные собаки не были ищейками, он был в этом уверен.

Он спрятался за ствол дерева, ветви которого недавно предоставили ему такое короткое и предательское укрытие, высвободил из кармана пистолет и посмотрел на него. Сделанный на заказ, великолепно выполненый образец бельгийского автоматического пистолета калибра 6,35 - из него Рейнольдс попадал в цель, не более ладони, с двадцати шагов в десяти случаях из десяти. Сегодня же ему будет трудно попасть в человека даже с половины того растояния, настолько перестали его слушаться  онемевшие и трясущиеся руки. Затем какой-то инстинкт заставил его, сжав рот, поднять пистолет к глазам; даже при слабом свете звезд он видел, что ствол был забит смерзшимся снегом.

Он снял шляпу и поднял ее за край до высоты плеча, высовывая сбоку ствола, подождал пару секунд, затем наклонился как можно ниже и рискнул выглянуть. Теперь уже в пятидесяти шагах люди шли вперед, и собаки рвались у них с поводков. Рейнольдс выпрямился, вынул ручку из внутреннего кармана и быстро, но без спешки стал освобождать ствол от смерзшегося льда. Но онемевшие руки подвели его, и когда ручка выскочила из его пальцев и исчезла в глубоком снегу, он понял, что искать ее безполезно, слишком поздно еще что-то делать.

Он слышал мягкий скрип кованых сапог на утрамбованной дороге. Тридцать шагов, возможно, даже меньше. Он положил белый, свербящий палец на курок, прижал запястье к грубой коре дерева, готовый вытянуть руку за ствол - ему придется сильно прижаться к стволу, чтобы хотя бы немного сдерживать дрожь рук и левой рукой стал возится у пояса, доставая нож - для собак, шансы примерно равны, так как полицейские шли к нему плечом к плечу по дороге, винтовки болтались на сгибе руки - необученные любители, которые не знают, что такое война или смерть. Или, скорее всего, шансы были равны, если бы не обледенелый  пистолет - первый выстрел мог как прочистить забытый ствол, так и оторвать ему кисть. Так что в совокупности шансы были против него; непосредственное задание все еще предстояло выполнить, и это оправдывало любой риск, но не самоубийство.

Пружина ножа громко щелкнула, освободив лезвие - пять дюймов обоюдоострой, зловеще сверкающей стали. Рейнольдс скользнул во круг ствола и направил пистолет на ближайшего из подходящих полицейских. Он напряг указательный палец на курке, подержал, отпустил и через мгновение опять был за стволом дерева. Новая дрожь появилась в руках, и во рту внезапно стало сухо - он впервые увидел, что собой представляли остальные собаки.

С необученными деревенскими полицейскими, как бы они ни были вооружены, он еще мог справиться; с ищейками он тоже мог справиться довольно успешно; но только псих стал бы пытатся противостоять трем тренированным доберман-пинчерам, самым злобным и страшным боевым собакам в мире. Быстрого, как волк, сильного, как эльзасец, бездалостного добермана может остановить только смерть, Рейнольдс даже не колебался. Риск, на который он собирается пойти, был уже риском, а верным самоубийством. Выполнение задания по-прежнему было единственной целью. У живого, хотя в плену у него могла быть надежда, но если доберман вырвет ему горло, то ни Дженнингс, ни его секреты никогда уже не вернуться домой.

Рейнольдс упер лезвие ножа в дерево, положил сложенный нож в кожанный чехол, спрятал чехол на голове и натянул сверху свою фетровую шляпу. Затем он швырнул пистолет к ногам не ожидавших этого полицейских и шагнул на дорогу, подняв руки над головой.

Через двадцать минут они прибыли в домик полицейской заставы. Как арест, так и долгая прогулка по холоду были без происшествий. Рейнольдс ожидал, по меньшей мере, грубого обращения, или на худой конец, побоев прикладами и коварными сапогами. Но они не выказывали никакой враждебности, даже человек с сине-красной, уже начинавшей вспухать челюстью, что было результатом удара рукоядкой пистолета Рейнольдса. Не считая формального обыска, они ничем ему не досадили, даже не задали никаких вопросов и не просили документы. Их сдержанность поразила Рейнольдса -  не этого можно было ожидать в полицейском государстве.

Грузовик, в котором он скрытно проехался, все еще стоял на месте, его водитель горячо спорил и жестикулировал обеими руками, стремясь убедить двоих полицейских в своей невиновности - Рейнольдс подумал, что его несомненно подозревают в том, что он догадывался, что у него в кузове есть пассажир. Рейнольдс остановился, начал говорить, стремясь, по возможности, снять подозрения с водителя, но не смог; двое полицейских втолкнули его в барак

Барак был маленьким, квадратным, плохо зделанным, щели в стенах были заткнуты скомкаными мокрыми газетами, и очень скромно обставленным: переносная дровяная печь с трубой, уходящей в потолок, телефон, два стула и потертый маленький стол. За столом сидел офицер - маленький толстый человек средних лет, краснолицый и незначительный. Ему, вероятно, хотелось, чтобы его маленькие поросячьи глазки обладали холодным взглядом, но это ему не удавалось; его "авторитетность" выглядела, как пиджак с чужого плеча. "Ничтожество, -заключил Рейнольдс,- вероятно даже, в определенных обстоятельствах, как к примеру, настоящий момент, опасное ничтожество, но в то же время готовое опасть, как прокинутый воздушный шарик, в присутствии настоящего авторитета. Небольшой шум не повредит".

Рейнольдс вырвался из рук держащих его людей, в два прыжка достиг стола и грохнул по нему с такой силой, что телефон подпрыгнул и зявкнул.

-Вы здесь начальник? - резко спросил он.

Человек за столом моргнул, поспешно откинулся на спинку стула и начал поднимать руки, как бы инстинктивно защищаясь, но затем опомнился и подавил это движение. Но он знал, что его люди видели это движение, и его красные шея и щеки покраснели еще больше.

-Конечно, начальник! -его фраза началась как, писк высокого тона, затем звук понизился на октаву, когда он снова взял себя в руки. -А вы как думаете?

-Тогда как понимать это насилие? - Рейнольдс перебил его на середине фразы, вынул свой паспорт и другие бумаги из бумажника и швырнул их на стол. - Вот, смотрите! Проверьте фотографию и отпечатки пальцев, и давайте побыстрее. Я и так опаздываю и не собираюсь всю ночь с вами препираться. Давайте побыстрее!

Если бы ему не удалось произвести впечатление этой демонстрацией уверености и праведного возмущения, это означало бы, что человек за столом был не совсем номален-но это был нормальный средний человек! Медленно, неохотно он подтянул бумаги к себе и взял их.

-Иоган Буль, - прочитал он, - родился в Линце в 1923, в настоящее время проживает в Ване, бизнесмен - импорт-экспорт, запчасти.

- А вот экспресс-приглашение вашего Министерства экономики, - мягко добавил Рейнольдс. Письмо, которое он бросил на стол, было написано на официальном бланке Министерства, на конверте был будапештский штемпель, поставленный четыре дня назад. Рейнольдс небрежно ногой подтянул к себе стул, сел и зажёг сигарету - сигареты, портсигар и зажигалка были австрийского производства; такая легкая самоуверенность могла быть только настоящей.

- Интересно, как вашк начальство в Будапеште отнесётся к вашей работе сегодня? - пробормотал он. - Думаю, из-за этого ваши шансы на повышение не станут лучше.

- Рвение, даже неуместное, ненаказуемо в нашей стране. - Офицер держал свой голос под контролем, но его пухлые белые руки дрожали, когда он засунул письмо в конверт и подтолкнул бумаги обратно к Рейнольдсу. Он сцепил руки на столе перед собой, посмотрел на них, затем взглянул на Рейнольдса, наморщив лоб. - Почему вы убежали?

- О, Господи! - Рейнольдс в отчаянии покачал головой; этот очевидный вопрос настолько задержался, что у него было много времени для подготовки. - А что бы вы зделали, если бы пара головорезов, размахивая пистолетами, набросилась бы на вас в темноте? Легли бы и позволили бы им себя зарезать?

- Это служащие полиции. Вы бы могли...

- Конечно, это служащие полиции, - ядовито перебил Рейнольдс. - Теперь я это вижу, но в кузове было темно, как в бочке.

Он лениво развалился, спокойно и раслабленно, но мысли его неслись галопом. Ему нужно было быстро закончить это интервью. Человек за столос был, в конце концов, лейтенантом полиции или равным к ему. Он не мог быть таким тупым, как он выглядел; в любой момент ему мог прийти в голову нежелательный вопрос. Быстро решив, что наглость - наилучшее из средств, Рейнольдс отбросил враждевное отнощение, и когда он продолжил, его голос звучал дружески:

- Спасибо. Вы очень добры. - Офицер отнесся к предложению с меньшим энтузиазмом, чем ожидал Рейнольдс; в его тоне даже слышалась даже некоторая сухость. - Скажите мне, Буль, почему вы оказались в этом грузовике? Вряд ли это нормальный способ передвижения для такого бизнесмена, как вы. И вы даже не поставили в известность водителя.

- Он ведь мог и отказать мне - у него висела табличка, запрещающая перевозку пассажиров без соответствующего разрешения. - Глубоко в подсознании Рейнольдса зазвенел предупреждающий звоночек. - У меня срочная деловая встреча

- Но почему...

- Почему грузовик? - Рейнольдс уныло улыбнулся. - Ваши дороги ужасны. Скользкий лед, глубокая канава - и вот: мой "боргвард" оказался со сломанной передней осью.

- Вы приехали на машине? Но для бизнесмена, который спешит...

- Я знаю, я знаю! - Рейнольдс позволил своему голосу звучать немного раздражённо, нетерпеливо. - Они прилетают на самолётах. Но у меня 250 кг. образцов машиностроительной продукции в багажнике, вас не пустят с таким грузом в самолёт. - Он сердито затушил сигарету. - Ваши расспросы несерьёзны. Я предъявил вам свои бумаги, и я спешу. Как насчёт транспорта?

- Ещё два маленьких вопросика, и вы пойдете, - пообещал офицер. Он удобно откинулся на стуле, приложив одну ладонь к другой, палтцами вверх, перед грудью, и Рейнольдс почувствовал растущее безпокойство. - Вы приехали прямо и Вены? По главной дороги?

- Конечно! Как ещё я мог бы пр ехать?

- Сегодня утром?

- Не говорите глупостей! - До Вены было не более 120 миль от того места, где они беседовали. - Сегодня днем.

- В четыре часа? В пять?

- Позже. Точнее, десять минут седьмого. Помню, я посмотрел на часы, когда проезжал через ваш таможенный пост.

- Вы можете в этом поклястся?

- Если необходимо.

Кивок офицера и его быстрый взгляд застали Рейнольдса врасплох и, не успел он опомнится , три пары рук схватили его сзади, поставили на ноги, вытянули его руки в перед и защелкнули на них блестяще стальные наручники.

- Что это, черт побери, означает? - Несмотря на шок, холодная ярость в глазах Рейнольдса не была поддельной

- Это просто озанчает, что удачливый лжец не может позволять себе неточностей. - Полицейский старался говорить ровно, но голос и глаза выдавали его торжество. - У меня есть новости для вас, Буль, - если это действительно ваше имя, чему я не верил ни секунды. Австрийская граница закрыта для всех видов транспорта на двадцать четыре часа - обычная проверка госбезопасности, я думаю, - сегодня с трех часов дня. Десять минут седьмого по вашим часам, еще бы! - Ухмыляясь уже открыто, он протянул руку к телефону. - Вы будете обезпечены транспортом до Будапешта, вы, наглый обманщик, но вы поедете в кузове охряняемой полицейской машины. Давно в наших руках не было шпионов с Запада, я уверен, все будут рады выслать за вами транспорт - специально за вами, прямо из Будапешта

Он внезапно замолчал, нахмурился, положил и снял трубку, снова послушал, прлбормотал что-то и разозленно трубку на место.

- Опять не работает! Эта чертова штука никогда не работает! - Ему не удалось скрыть свое разочарование; лично зделать важное сообщение было бы примечательным событием в его жизни. Он кивнул одному из подчинённых.

- Где ближайший телефон?

- В деревне. В трех километрах.

- Иди как можно скорее. - Он яростно писал на клочке бумаги. - Вот номер и сообщение. Не забудь сказать, что от меня. Теперь спеши.

Рейнольдс взглянул прямо в глаз офицера.

- Боюсь, что вы дорого за это платите, - сказал он тихо. - Вы делаете очень серьезную ошибку .

- Упорство - само по себе завидная вещь, но мудрый человек понимает, когда надо прекратить упорствовать. - Маленький толстяк забавлялся. - Единственная моя ошибка состоит в том, что я вам в чем-то поверил. - Он взглянул на часы. - Еще часа полтора, может быть, два, пока приедет наш.. э-э.. транспорт. Мы можем с пользой провести это время. Информацию, пожалуйста. Начнем с имени - вашего настоящего имени, если не возражаете.

- Вам оно известно. Вы видели мои бумаги. - Не спрашивая разрешения, Рейнольдс сел, ненавязчиво проверяя наручники; крепкие, плотно охватывающие запястья, они не оставляли никакой надежды. Но даже так, со связанными руками, он мог бы освободиться от этого коротышки - нож все ещё был под шляпой, - если бы не было трех полицейских за спиной. - Эта информация, в этих бумагах, точная и истинная. Я не могу врать просто для того, чтобы сделать вам одолжение.

- Никто не просит вас врать, но просто, скажем, освежить свою память? Увы, по-видимому, вам нужен начальный толчок.

Он отодвинулся от стола, тяжело поднялся - стоя, он казался еще более коротким и толстым - и пошел вокруг стола.

- Пожалуйста, ваше имя?

- Я вам сказал. - Рейнольдс согнулся от боли , когда рука в тяжелых кодьцах ударила его по лицу. Он помотал головой, пытаясь ее прояснить, поднял руки и вытер кровь на углу рта тыльной стороной ладони. Его лицо ничего не выражало.

- Если еще рас подумать, всегда придут более умные мысли. - Коротышка улыбался. - Мне кажется, я вижу пробуждение мудрости. Ну, что же, давайте не будем заниматься глупостями.

Рейнольдс обозвал его не печатным словом. Лицо с тяжёлой челюстью потемнело, наливаясь кровью: офицер шагнул вперёд, злобно размахнув унизанной кольцами рукой, а затем отлетел назад и растянулся на столе, задыхаясь и икая, отброшенным косым ударом ноги Рейнольдса. Несколько секунд Он оставался там же, куда упал, станая и задыхаясь, полулёжа поперёк стола, В то время как его люди стояли неподвижно, остолбнев от всего этого. Именно в этом мгновении дверь распахнулась и в брак ворвался поток ледяного воздуха.

Рейнольд повернулся на стуле. Человек, который распахнул дверь, стоял на пороге и его голубые глаза- очень светлого цвета- впитывали в себя все детали сцены. Худощавый, широкопличный мужчина, такой высокий, что его не покрытые волосы почти касались дверной коробки вверху, был одет в военную Шинель с высоким воротником, с поясом и эполетами, зеленоватую под налётом снега, и такую длинную, что она скрывала верх его начищенных сапог. Лицо вполне подходило таким глазам: подвижные брови, выразительные ноздри на подстриженными усами, тонко очерченный рот- всё это придавало ему жёсткому и красивому лицу то особое выражение, присущие людям, привыкшим, чтобы мгновенно.

Двух секунд было достаточно, чтобы оценить обстановку- двух секунд когда будет достаточно такому человеку, подумал Рейнольдс - никаких удивлённых взглядов, никаких" Что здесь происходит?" Или" что это всё значит, Чёрт побери"

Он вошёл в комнату, вытащил большой палец из за пояса, на котором слева, рукояткой вперёд, висел револьвер, наклонился и поднял офицера на ноги, не обращай внимания на его бледное лицо, стоны и судорожное дыхание.

- Идиот! - его голос вполне соответствовал наружности- холодный, бесстрастный, лишённый модуляций.- в следующий раз, когда ты будешь допрашивать кого-либо, Держись подальше от его ног.- он кивнул в сторону Рейнольдса.- Кто этот человек? О чём ты его спрашивал и почему?

Полицейский офицер недобро покосился на Рейнольдса, втянул воздух и прошипел:

Его зовут Иоган Буль, бизнесмен из Вены, но я этому не верю. Он шпион, грязный фашистский шпион.-он яростно плюнул.- грязный фашистский шпион!

- Естественно.-высокий холодно улыбнулся.- все шпионы- грязные фашисты но мне нужны не мнения, Мне нужны факты. Прежде всего, как ты узнал его имя?

- Он так назвался, и у него есть документы. Поддельные, конечно.

- Вот они.

- Дай мне. - это требование по тону и интонации было точной копией первого. Полицейский поспешно взял бумаги, скорчившись от боли при резком движении запятая и вручил ему.

- Великолепно. Да, великолепно.- новоприбывший со знанием дела  шелестел бумагами.- могут быть и настоящими, но они не настоящие. Это несомненно наш человек.

Рейнольдс попытался расслабить свои сжатые кулаки. Этот человек был бесконечно более опасен, чем дивизия тупых путаников вроде коротышки. Не стоило терять время даже на то, чтобы попытаться его одурачить.

-Ваш человек? ... Ваш человек? - полицейский он был озадачен:- что вы имеете в виду?

- Вопросы задаю я, коротышка. Ты утверждаешь, то он шпион. Почему?

- Он говорит, что пересёк границу сегодня вечером.- коротышка быстро усваивал уроки краткости.- граница была закрыта.

- Несомненно, была.- Незнакомец прислонился к стене, выбрал на пирасу из тонкого золотого портсигара, зажёг папиросу и задумчиво посмотрел на Рейнольдса. Молчание нарушил полицейский. 20-30 секунд хватило ему на то, чтобы собраться с мыслями.

- Почему я должен выполнять ваши приказы?- выпалил он.- я Вас никогда раньше не видел. Я здесь главный. Кто вы, чёрт побери?

Прошло, вероятно, секунд 10, потраченных на тщательное изучение лица и одежды Рейнольдса перед тем, как новоприбывший лениво отвернулся от него и повернулся к полицейскому. Его глаза были ледяными, бесстрастными, но выражение лица не изменилось: А полицейский, казалось, съёжился и прижался спиной к краю стола.

- У меня иногда бывает редкие моменты великодушия точка так что забудем пока что, что ты сказал и то, как ты сказал.- он кивнул в сторону рейвендца и вот он стал неуловимо более жёстким.-у этого человека течёт кровь изо рта. Он, вероятно, сопротивлялся при аресте?

- Он не отвечал на мои вопросы, и...

-Кто дал тебе право допрашивать или травмировать арестованных?- вопрос прозвучал как удар хлыста точка-ты, тупой идиот, мог непоправимо навредить! Ещё раз превысишь свои служебные полномочия, и я лично займусь тем, чтобы ты отдохнул от своих обязанностей. На морском курорте- вероятно, константа-для начала ?

- Я-я только думал...

- Предоставь думать тем, кто способен на это Трудное дело.-он указал большим пальцем на Рейнольдса точка-посадите его в мою машину. И его, конечно, обыскали?

-Безусловно! - полицейский трясся от рвение точка-и тщательное, я уверяю вас.

- Подобное утверждение, исходящее от тебя, делает дальнейший обыск необходимым,-сказал высокий сухо. Он взглянул Рейнольдса, слегка подняв бровь.-надо ли нам Взаимно унижаться-я имею в виду, Нужно ли мне лично вас обыскать?

- У меня под шляпой.

-Спасибо, - высокий приподняла шляпу, взял нож, обходительно надел шаляпу обратно, Нажал кнопку, глубоко мысленно осмотрел лезвие, закрыл нож, Сунул его в карман и взглянул на бледного полицейского.

- Не вижу причины, которые бы помешали тебе подняться до вершин в своей профессии.-он взглянул на часы, несомненно, золотые, как и портсигар.-живее, мне пора. Вижу, у вас здесь есть телефон. Вызовите мне Андраши Ут, и побыстрее!

Андраши Ут! Хотя рейнольдс всё более начинал догадываться, Кто этот человек, подтверждение его подозрений всё-таки было для него ударом, и он чувствовал, как напрягается его лицо под задумчивым взглядом высокого незнакомца. Главный штаб ужасный АВО, Венгерской тайной полиции, считавшийся наиболее жестокий и действительно железным занавесом, Андраши Ут было единственным местом на земле, которого он хотел избежать любой ценой.

- Ага! Это название вам небезызвестно.-Незнакомец улыбнулся точка-оно не обещает вам ничего хорошего, Мистер Буль, но Андраши Ут редко упоминается в среде западных бизнесменов точка-он повернулся к полицейскому:-ну, что ты там теперь бормочешь?

- Т - телефон, тире высокий голос подводил полицейского, он был на границе ужаса точка-он не работает.

- Несомненно точка не превозойдённая продуктивность во всех отношениях точка Да помогут боги нашей несчастной стране.-он вынул бумажник из кармана и распахнул его для обозрения.-достаточно ли я авторитетен, чтобы забрать пленника?

-Конечно, полковник, конечно,-полицейский путался в словах.-как прикажете, полковник.

- Хорошо точка-хлопнул бумажником, Незнакомец повернулся к Рейнольдсу  и иронично поклонился:

- Полковник Сендро, Венгерская политическая полиция. К вашим услугам, Мистер Буль, и моя машина в вашем распоряжении. Мы немедленно выезжаем в Будапешт. Мы с коллегами уже несколько недель вас ожидаем и очень хотели бы обсудить с вами некоторые проблемы.

_________________________
Прошу прощения если есть ошибки
-----
4484 слов