Проданная Тьме [18+] «Связанные тёмными узами» Мафия

В том мире, где темнеет свет,
Прошлая глава, как долгий след.
Взгляд её был полон смятений,
Мечты и страхи - всё смешалось в тени.

Она, как птица в клетке, вдруг воспряла,
И в сердце её огонь загорелся.
Тот взгляд - как тяжёлый, тихий след,
Что вечность возьмёт, чтоб не пройти дальше.

Судьба связала её с ним цепями,
И страхи расплавили её желания.
Но она не сдалась, в руках её сила,
Против тирании, любовь её могла бы раскрыться.

Прощай же, прошлое, как сны в ночи,
Ты ушёл, но свет остался внутри.
Готова она, как сильная душа,
Сразиться за счастье, что будет всегда.
_________________________________

Он не сказал ни слова. Не застонал. Не ударил кулаком по двери. Просто оделся, натянув первую попавшуюся чёрную футболку, и вышел из комнаты. По дому было тихо. Слышно было только, как часы в гостиной отмеряли секунды.

Он свернул в сторону крыла, где жил Явуз. Постучал в дверь. Ответа не было - но он знал, что брат рано встаёт. Постучал ещё раз. Через минуту дверь приоткрылась.

- Ты чего? - спросил Явуз, прищурившись от света.

- Рубашка нужна, - коротко бросил Кахраман.

Явуз посмотрел на него внимательно, не спрашивая лишнего, и кивнул.
- Заходи.

В спальне Сена, завернувшись в одеяло, сонно повернулась на другой бок. Кахраман не обратил на это внимания. Он стоял у шкафа брата, пока тот выбирал ему подходящую вещь.

- Вот. Белая, твой размер, почти не носил, - Явуз протянул рубашку.

Кахраман взял её. Материя была мягче, чем он предпочитал. Рукава чуть длиннее. Но это было лучше, чем то, что ждало его в спальне. Он кивнул.

- Спасибо.

- Что там у вас? - всё-таки спросил Явуз, когда Кахраман уже выходил.

- Мелкая решила показать зубы, - бросил он через плечо и ушёл.

По дороге на работу он сидел в машине молча. Шофёр чувствовал напряжение и не решался заговорить. Кахраман смотрел в окно, но мысли были не о делах, не о встречах и не о проектах. Он представлял её. Как она это делала. Как брала его рубашки - одну за одной. Как выливала уксус, брызгала духами, распарывала нитки.

Он чувствовал, как в груди поднимается тепло. Нет, не злость. Удивительное, чужое чувство. Как будто кто-то рядом с ним смеялся - открыто, нагло, по-детски. Она бросала вызов. Она хотела быть замеченной. Она не боялась.

Кахраман вошёл в офис не как человек - как вихрь, сдержанный, но готовый в любую секунду разнести всё на своём пути. Взгляд - холодный, тяжёлый, прожигающий насквозь. Спина прямая, плечи напряжены, шаги - глухие и ритмичные, как удары сердца, бьющегося от злости. Его появление чувствовалось ещё до того, как он пересёк порог: тишина по коридорам, приглушённые голоса, суета, которую он не видел, но отлично ощущал. Люди спешно вставали, делая вид, что работают, кто-то краем глаза следил за его приближением, будто зверь шёл по следу.

Он был в рубашке Явуза. Чужой ткани. Чужого запаха. И это злило ещё больше. На нём не было ни одной из тех рубашек, которые он тщательно выбирал, гладил, настраивал под себя. Ни одной вещи, которая говорила бы миру: «Я - Кахраман Емирхан. Я - порядок, контроль, сила». Нет. Сегодня он был вынужден надеть чужое. И каждый раз, когда ткань касалась его кожи, он вспоминал её - Хаят. Её глаза. Её усмешку. То, как она хладнокровно, методично разрушила его гардероб. Его утро. Его привычную жизнь.

Он вошёл в кабинет и захлопнул дверь с такой силой, что в коридоре зазвенело стекло. Пиджак бросил на спинку кресла - неловко, с раздражением. Пальцы прошлись по столешнице - пыль. Почему пыль? Почему всё не так?

Он сел. Секунда. И тут же встал. Вновь подошёл к окну. Вдох. Выдох. И снова - бешеное биение сердца. Он не мог собраться. Не мог сосредоточиться. Казалось, сама реальность ему не подчинялась. Всё валилось из рук - буквально и метафорически. Папки скользили, бумаги расползались, мысли путались.

- Где отчёты за второй квартал? - глухо пророкотал он, не глядя.

Ассистент, молодой и всегда робкий, тут же вбежал. В руках дрожали документы.

- Я... почти закончил, господин Кахраман. Мне нужно только-

- Нужно было вчера. Выйди.

Парень испарился. Словно его сдуло. Следом за ним начали приходить остальные - один за другим. Проект-менеджер с распечатками, юрист с контрактами, экономист с цифрами. Все были не готовы. Все медлили, запинались, оправдывались. А Кахраман слушал с лицом, каменным от холода. Только сжимал челюсть.

- Ты хочешь, чтобы я тебе сам показал, как считать проценты? Или ты на зарплате, чтобы я тебе объяснял разницу между «просрочено» и «провалено»? - бросил он одному.
- Ты работаешь тут десять лет, а я за три минуты нашёл ошибку, которую ты не заметил, - другому.
- Если бы я хотел слышать пустые слова, я бы включил радио, - третьему.

Он не кричал. Он был хуже. Он говорил тихо. Отмерял слова, как яд - с точностью и хладнокровием. И от этого его боялись больше, чем от любого крика.

Он снова остался один. Взглянул на стол. Папки, графики, финансы, контракты. Он поднял один лист, потом другой. Начал сверять. Писать пометки. Рвать неугодное. Мелкие ошибки в договорах вызывали у него настоящий приступ раздражения. Словно каждый просчёт - это напоминание о том, что всё выходит из-под его контроля. И всё из-за неё. Из-за этой чертовой девчонки, которую он женился, чтобы поставить на место, а она, вместо того чтобы подчиниться, обернулась бурей в платье.

Он не мог забыть, как открывал утром шкаф, и как сердце упало. Его рубашки. Его идеальные, дорогие, белоснежные рубашки. Были... испорчены. Уксус, крем для обуви, странный запах, рыхлые нитки, духи, от которых его тошнило ещё со времён школы. Всё это - её рук дело. И он не знал, что бесило больше: её наглость или тот факт, что внутри, глубоко внутри, он чувствовал... гордость. Чёртову, ядовитую гордость. Потому что она не сломалась.

И это бесило сильнее всего.

Он посмотрел на часы. Рабочий день только начинался. А он уже чувствовал, как задыхается. Ему нужно было выпустить пар. Наказать. Подчинить. Или... снова увидеть её. И тогда - разобраться.

Пока же он швырнул одну из папок об стену. Бумаги разлетелись. За дверью никто не решился заглянуть. Все знали: Кахраман Емирхан в гневе. И этот день они переживут, только если будут очень тихими и очень незаметными.

Стук в дверь был робким. Таким, какой Кахраман особенно ненавидел - будто ему кто-то подчинённый пытался намекнуть на своё хрупкое присутствие, не рискуя разбудить спящего зверя.

- Входи, - бросил он резко, не поднимая головы от бумаг.

Дверь медленно отворилась, и в кабинет вошла Гюльшах - его личная секретарша. Молодая, яркая, красивая. Слишком красивая для этой должности, как многие говорили за его спиной. Но ему было плевать на сплетни - она справлялась с работой, и до сих пор поводов сомневаться в её компетенции не было.

До сегодняшнего дня.

Она подошла медленно, слишком плавно. В её походке не было деловитости. Было что-то другое - намерение. Кахраман почувствовал это почти инстинктивно. Как зверь, чутко улавливающий запах опасности в воздухе. Его плечи напряглись, но он не посмотрел на неё.

- Господин Кахраман... - её голос был мягким, будто бархатным. Она обошла стол, подошла ближе. Чересчур близко.

Он поднял взгляд.

И сразу понял. Не дурак. Ни он, ни его глаза. Она была в короткой юбке - не дресс-код. Рубашка расстёгнута на пуговицу больше, чем обычно. А в её взгляде - тот блеск, с которым женщины приближаются к мужчине не по рабочим вопросам.

- Что ты хочешь? - голос его был низким, напряжённым, опасным.

- Я вижу, вы злой сегодня... напряжённый, - она опустила глаза, а потом... медленно опустилась на колени перед ним. - Может, я помогу вам... расслабиться?

Его пальцы сжались в кулак. Непроизвольно. В висках стучало. Несколько долгих секунд он молчал. Молча смотрел на неё, внизу, у своих ног. А в голове, будто вихрем, пронеслось: «Хаят».

Хаят. Её гнев. Её упрямство. Её глаза. Её дерзость. Её дыхание на его шее. Её руки, царапающие его спину. Её голос, полный ненависти и желания одновременно.

И вот это - в сравнении с тем, что сейчас творилось перед ним - казалось ему мерзкой подделкой. Пустой попыткой получить не власть, а доступ к ней.

- Поднимись, - тихо сказал он.

Она будто не услышала. Или решила, что это часть игры.

- Гюльшах, - голос стал ледяным, - поднимись. Немедленно.

Она подняла глаза, в них - удивление и растерянность. Но подчинилась. Встала. Выпрямилась. Не ожидала отказа. Она привыкла ловить взгляды, привыкла к восхищению, привыкла к играм. Но сейчас она смотрела в глаза человеку, в котором не было ничего, кроме ярости и разочарования.

- Ты уволена, - отчеканил он. - Прямо сейчас. Без отработки. Без выходного. Без рекомендаций.

- Но... господин Кахраман, пожалуйста, я не-

- Вон.

Он указал на дверь, даже не взглянув больше в её сторону. Она замерла на секунду - то ли в шоке, то ли надеясь, что он передумает. Не передумал. Не смягчился. Не колебался.

- Прямо сейчас. Или я вызову охрану, - процедил он сквозь зубы.

Слезы подступили к её глазам, но он уже отвернулся. Она вышла, захлопнув за собой дверь, и в кабинете вновь повисла гробовая тишина. Только его дыхание, прерывистое, тяжёлое. Только сжатые кулаки и резкая боль в челюсти - от напряжения.

Он провёл рукой по лицу. Хаят. Она снова стояла перед его мысленным взором. Эта сумасшедшая девчонка, которая разрушила его дом, его покой, его привычный порядок. И которая, чёрт возьми, стала единственной женщиной, которую он хотел. Не тело. Не доступ. А её. Со всеми её шипами. С её ненавистью. С её душой.

И это бесило больше всего.

Телефон зазвонил почти сразу после того, как дверь за Гюльшах захлопнулась. Кахраман всё ещё стоял у окна, сжимая ладонью край подоконника, будто пытался раздавить бетон пальцами.

- Да, - бросил он резко, не глядя на экран.

- Брат, - голос Эмре, чуть хрипловатый, как будто он только что проснулся или выкурил пару сигарет подряд. - Люди из Бурсы приехали. Рано. Без предупреждения.

Кахраман медленно развернулся, прищурился.

- Сами приехали?

- Сами. И не просто так. Они с кем-то. Вроде как... с тем парнем из Мармариса. Помнишь? Барыш. Тот, у кого был конфликт с Явузом.

Челюсть Кахрамана снова напряглась. Он шагнул к столу, схватил пиджак, уже на ходу застёгивая пуговицы.

- Где вы?

- Внизу, в зале для переговоров.

- Ждите меня. Не начинайте без меня. И пусть никто не уходит оттуда. Никто.

---

Зал для переговоров находился на нижнем этаже здания, скрыт от посторонних глаз. Серые стены, кожаные кресла, массивный овальный стол, камеры наблюдения - всё говорило о серьёзности происходящего. В воздухе стояла тишина, натянутая, как струна.

Когда Кахраман вошёл, все присутствующие встали. Даже Барыш, хоть и с выражением открытого раздражения на лице. Его взгляд был вызывающим, дерзким. Он не боялся. Или делал вид, что не боится.

- Кахраман бей, - произнёс один из старших мужчин, что приехал с ним, кивнув в знак уважения.

- Садитесь, - бросил Кахраман и сел первым.

Он откинулся в кресле, положил ладони на подлокотники, будто показывая - я спокоен, но не забывайте, кто здесь хозяин.

- Я не люблю неожиданных визитов, - начал он. - Особенно от тех, кто несколько месяцев назад попытался нарушить наше соглашение. У меня короткая память на извинения, и долгая - на предательства.

Барыш хмыкнул.

- Мы не за этим. Мы пришли... поговорить. Есть тема.

- Говори, - кивнул Кахраман, но глаза его потемнели. Он не доверял. Ни тону, ни взгляду. Что-то было не так.

- Мы хотим долю. В порту. Там, где сейчас отгружается юг. Мы готовы платить, работать, соблюдать условия.

Кахраман не ответил сразу. Он изучал их. Один за другим. Как хищник, который не спешит нападать, пока не просчитал каждое движение жертвы.

- Это не обсуждается, - медленно сказал он. - Южный порт - наша территория. Вы знали это. Если вы пришли, чтобы перетянуть одеяло - значит, зря приехали.

Молчание. Тяжёлое. Барыш выпрямился.

- Может, стоит подумать? Мы с деньгами. И с людьми.

- Я тоже, - спокойно отрезал Кахраман. - Но в отличие от тебя, я не блефую.

И в этот момент - резкий, громкий звук. Какой-то треск. За пределами комнаты. Затем второй. И уже отчётливо: стрельба.

Все встали одновременно. Кто-то потянулся к поясу, где скрывался пистолет. Эмре выругался сквозь зубы, бросился к двери, приоткрыл, выглянул.

- Чёрт. Они не одни. Их люди зашли с чёрного входа. Перестрелка у склада.

- Я же сказал: никто не должен был уходить! - рявкнул Кахраман, выхватывая пистолет из внутреннего кармана.

Он обернулся к Барышу. Тот стоял, держа руки на виду, но в его лице уже не было дерзости. Только нервное напряжение.

- Ты думаешь, я дурак? - прошипел Кахраман. - Это была ловушка?

- Нет! - Барыш мотнул головой. - Это не я! Я ничего не знал! Клянусь!

- Не клянись. Молись, если хочешь, - процедил Кахраман и приказал Эмре: - Запри их здесь. С охраной. Не выпускать. Ни под каким предлогом.

Снова выстрелы. Уже ближе.

- А я пойду встречу гостей. Как положено хозяину. - Он бросил на Барыша тяжёлый взгляд. - Только без улыбки.

Кахраман шёл по коридору быстро, но не бегом. Его шаги отдавались глухо по каменным плитам пола, отражаясь от стен, будто стук сапог приближающегося суда. Пиджак он снял ещё на выходе из переговорной, на ходу закатал рукава рубашки - чужой, немного тугой на плечах, пахнущей Явузом, не собой - и заправил пистолет за пояс. Всё внутри него сжималось в тугой комок. Злость. Ярость. Недоверие. Предчувствие.

Он свернул в узкий служебный коридор - так было быстрее добраться до склада. Здесь пахло холодным железом, маслом и цементом. В воздухе стояла тяжесть - не от запахов, а от атмосферы. В такие моменты, в такие минуты - всё менялось. Время словно растягивалось, замедлялось. Мышцы тела напрягались, даже те, о которых обычно не задумываешься. Пальцы чуть дрожали от адреналина, но разум - холодный. Лёд. Система. Механизм. Всё выстроено.

«Какого чёрта ты расслабился, Кахраман? Какого чёрта позволил им войти?» - мысль больно ударила изнутри. Он знал ответ. Хаят. Эта женщина. Этот огонь. Эта буря в теле девчонки. Она вывела его из равновесия. Он злился на неё, но в глубине, где никто не имел доступа, злился на себя. Он стал мягче. Медленнее. Не таким, каким должен быть.

Внезапно, прямо перед ним - охранник. Молодой, в крови, держится за бок.

- Кахраман бей... они... зашли... с заднего входа... трое... автоматы...

Кахраман схватил его за плечо, прислонил к стене.

- Живи. Понял? Сиди здесь, не двигайся. Сейчас всё кончится.

Парень только кивнул. Бледный. Потный. Он был на грани. Но Кахраман уже снова шёл - ускоряя шаг, превращая движение в марш. Вход в склад был открыт. Одна створка слегка покачивалась от ветра. Где-то за стеной - очередной выстрел. Крики. Грубые голоса. Один из них - с акцентом. Не из Стамбула.

Он прижался к стене, достал пистолет. Вдох. Выдох. Счёт в голове: один... два... три...

И рывком влетел внутрь.

Картинка перед глазами была резкой, будто кадр из фильма, врезавшийся в память навсегда: двое с оружием - один у ящиков, другой за вилочным погрузчиком. Один из охранников лежал лицом вниз, не шевелился. Второй - отстреливался из-за металлической тары, тяжело дыша. Одна из ламп искрилась, свет мигал. Воздух резкий, пыльный, звенящий от выстрелов.

- Эмре! - крикнул он. - С фланга, быстро!

Не успел договорить, как рядом - выстрел. Пуля свистнула мимо уха, ударилась в стену, осыпав его бетонной крошкой. Кахраман пригнулся, перекатился за стеллаж, вынырнул с другой стороны - и первым выстрелом попал в плечо парню у ящиков. Тот вскрикнул, выронил оружие, повалился.

Второй начал стрелять в ответ. Серия. Быстрая. Агрессивная. Кахраман знал таких. Паника прячет страх за стрельбой. Он снова нырнул за укрытие, перекатился, выстрел - два - три. Попал. В бедро. Второй враг закричал, упал.

В этот момент вбежал Эмре с двумя людьми. У одного в руках помповое ружьё, у второго - «калаш».

- Очистить всё! - приказал Кахраман.

Эмре быстро оценил обстановку, кивнул. Парни обошли склад, подняли стонущих, разоружили. Один из них начал что-то говорить, оправдываться, бормотать: «Мы не хотели... нам просто сказали... мы не знали, что это будет ловушка...»

Кахраман подошёл к нему медленно. Он смотрел не просто глазами. В этот момент его взгляд был - как клинок. Молчаливый, точный, безжалостный.

- Кто тебя послал?

- Барыш... но он сказал, это просто демонстрация... никто не должен был стрелять... клянусь!

- Я не верю в клятвы, - ответил Кахраман холодно и повернулся к Эмре: - Займись им. Узнай всё. Не сейчас - позже. Сейчас... надо завершить эту сцену.

Эмре понял. Без слов. Поднял голову, взглянул на брата. В его глазах был тот же огонь. Он знал - это не просто попытка показать силу. Это послание. Кто-то решил сыграть в войну.

А Кахраман не играл. Никогда.

Он вернулся к залу для переговоров, где всё ещё сидел Барыш. Тот, услышав шаги, встал. Лицо - бледное. Он знал.

- Надеюсь, ты не думал, что после этого ты выйдешь отсюда?

Кахраман подошёл к нему вплотную.

- Ты перешёл черту. Теперь будет больно. Очень. Долго. Последовательно.

И он медленно снял часы с запястья, положил на стол.

- Потому что когда я разозлён - я забываю о времени.

Барыш побледнел ещё сильнее, как будто кровь отхлынула от лица окончательно. Его губы подёрнулись нервной дрожью, руки сжались в кулаки, но он не двинулся. Не осмелился. Он чувствовал: то, что витало в воздухе, было не просто угрозой. Это был приговор. Не тот, что выносят на словах - тот, что пишется кровью.

Кахраман смотрел на него долго, тяжело. Его лицо оставалось непроницаемым, только скула подёргивалась от напряжения. Молчание длилось, как вечность. Только гул вентиляции и далёкий шум сирены снаружи нарушали тишину.

- Ты сам подписал себе приговор, - наконец сказал он. Голос был низкий, ровный, без эмоций, но именно это звучало страшнее всего. - Слишком долго я терпел. Слишком много давал тебе веры. Я даже в какой-то момент счёл тебя полезным.

Он подошёл ближе, медленно, с хищной грацией. Его движения были точны, выверены, как у волка, приблизившегося к добыче.

- Ты напал на мой склад. Ты поставил под угрозу моих людей. Ты устроил выстрелы в моём доме. Но хуже всего... - его глаза сузились, голос стал чуть глуше. - Ты поставил под угрозу мою семью.

Слово семья Кахраман произнёс, как клятву. Как закон. Как нечто священное. И Барыш понял - всё. Назад пути нет.

- Я... я не знал, что это всё так пойдёт... - пробормотал он, пятясь, - Клянусь тебе, Кахраман, клянусь Аллахом, я...

Кахраман резко ударил кулаком по столу рядом. Барыш вздрогнул и осёкся. Кожа на костяшках руки Кахрамана побелела от напряжения, но он не вышел из себя. Он был яростью, сдержанной под кожей. Вулкан, сдерживающий лаву.

- Перестань молиться именем Того, с Кем у тебя нет связи. Ты нарушил слово. Предал. А это значит - ты мёртв.

Дверь открылась. Вошёл Явуз. В чёрной рубашке, без пиджака, серьёзный, как всегда в моменты, когда брату нужен он, не как родной по крови, а как соратник.

- Всё готово, - коротко сказал он.

Кахраман не обернулся, только кивнул. Затем подошёл к Барышу вплотную, наклонился к самому уху.

- Ты выйдешь отсюда. Но уже не как человек. Как тень. Как предупреждение. Чтобы все знали - за предательство платят.

Он выпрямился. И резко шагнул прочь, не оглядываясь. За спиной услышал, как Явуз дал короткий приказ:

- Уведите его. Без шума. Как договаривались.

---

Когда он вернулся в кабинет, солнце уже клонилось к закату. Окно заливал медный свет. Он подошёл к бару, налил себе стакан воды, сделал глоток. Руки дрожали. Но не от страха - от усталости. Накопившегося напряжения.

Он не сел. Просто стоял. Молча. Вглядываясь в огни города, будто пытаясь разглядеть что-то за горизонтом. И это «что-то» имело глаза цвета тумана. Голос, звучащий в памяти. Движения, как музыка.

Хаят.

Он вспомнил, как она сжала его рубашки в руках. Как вцепилась в ткань, будто хотела разорвать не просто одежду - его гнев. Его власть. Его мир.

А может быть, она уже это сделала?

Тихий стук в дверь прервал его мысли. Он не обернулся.

- Да.

Вошёл Эмре. На этот раз без шуток, без улыбки. С папкой в руке.

- Мы нашли тех, кто пробился внутрь. След - на восток. Через Хатай. Один из них уже был замешан в деле с Сардаром. Есть ещё кое-что...

- Говори.

Эмре подошёл, положил папку на стол.

- Один из них на допросе сказал имя. Имя, которое давно не звучало. Джавид.

Кахраман медленно повернул голову.

И в этот момент лицо его стало каменным. Глаза - как лёд. Челюсть - зажата.

- Джавид?

Эмре кивнул.

Кахраман откинул голову назад, закрыл глаза. На секунду. На вдох.

Имя. Имя, которое он похоронил.

Имя, с которого всё началось.

Кахраман стоял, опершись обеими руками о край стола, тяжело дыша. Словно это имя, вырвавшееся из глубин прошлого, ударило в грудь так, что на миг остановилось сердце. Он не шевелился, только глядя в одну точку, будто там, перед ним, возникло само прошлое - со всеми его тенями, кровью и предательствами.

Эмре молчал. Он знал: сейчас - нельзя ни слова. Любой звук может стать последней каплей.

Имя Джавид не произносилось в этих стенах больше пяти лет. Его боялись, его ненавидели, его... почти забыли. Почти. Потому что Кахраман не забывал. Никогда. Он помнил всё: тот вечер, когда Джавид исчез, оставив за собой пепел и разрушения. Он помнил, как пришлось зачищать всё - улицы, связи, своих же людей. Он тогда чуть не потерял всё. Он потерял друзей. Почти потерял семью.

- Где он? - голос Кахрамана прозвучал тихо, как сталь, медленно вынимаемая из ножен.

- Мы пока не знаем точно. Но... он был за тем нападением. Или, по крайней мере, отдал приказ.

Кахраман резко оттолкнулся от стола и начал расхаживать по кабинету. Внутри кипело. В голове - оглушительный шум. Он чувствовал, как сжимается сердце от бешеного напряжения, как каждый нерв горит, как каждое воспоминание шипит в крови.

- Джавид... - прошептал он, почти с ненавистью. - Я должен был добить тебя тогда. Я знал, что ты не исчез. Я знал, что однажды ты вылезешь.

Он остановился у окна. За городом сгущались сумерки. Оранжево-фиолетовое небо словно отражало пожар внутри него.

- Он хочет вернуться, - сказал Эмре с осторожностью. - И делает это громко.

- Он не вернётся. - Кахраман обернулся. В его глазах - ярость. Холодная. Целенаправленная. - Потому что я сожгу всё, прежде чем позволю ему снова ступить на мою землю.

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и внутрь стремительно вошёл Явуз. Его лицо - напряжённое, сжатыми губами, глаза - горящие.

- У нас проблема, - сказал он, даже не здороваясь. - Только что поступило сообщение. Один из грузов ушёл в сторону границы. Мы думали - наша партия. Но там чужие. Неизвестные машины. Связь с нашими людьми оборвалась.

Кахраман шагнул к нему в два прыжка.

- Кто вёл?

- Мерт и трое его. Были на связи до последней минуты. Потом - тишина.

- Где?

- Район между Искендеруном и трассой на Сирию. Старый мост.

Кахраман сжал кулак.

- Поехали.

- Уже?

- Немедленно, Явуз. Берём Эмре, двоих из охраны. Без лишних машин. Я хочу сам увидеть, что происходит.

- Это может быть ловушка.

- Тогда тем более. - Он метнул взгляд на брата. - Я не собираюсь снова смотреть, как всё рушится. На этот раз - я буду первым, кто даст удар.

Он шагнул к шкафу, резко распахнул его. Достал чёрную куртку, старую, кожаную - ту самую, в которой когда-то воевал за территорию, за власть, за имя. Он надел её медленно. Точно броню.

Эмре молча взял пистолет и сунул за пояс. Явуз отдал приказ по телефону. Вся атмосфера в кабинете сгущалась, как перед бурей. Всё происходящее напоминало начало охоты.

- Что, если он там? - тихо спросил Эмре. - Сам. Джавид.

Кахраман не обернулся. Только сказал:

- Тогда пусть Аллах будет свидетелем. В этот раз я его не отпущу.

И они вышли. В особняке стало тихо. Только Хаят, в другом крыле, внезапно проснулась от странного ощущения. Будто что-то в этом доме изменилось.

Как будто её муж, выйдя за порог, больше не принадлежит миру, в котором она его знала.

Мобильный телефон Кахрамана завибрировал в кармане с яростью, как будто сам чувствовал, насколько страшной будет весть. Он вытащил его на ходу, даже не посмотрев на экран. Ответил мгновенно.

- Алло.

Голос на другом конце дрожал. Это был один из охранников особняка, Фикрет - надёжный, спокойный, но сейчас он звучал сломленным:

- Бей, это... нападение... особняк... Мы... они...
- Говори ясно, чёрт возьми! - рявкнул Кахраман, останавливаясь как вкопанный посреди дороги. Позади него Явуз и Эмре сразу насторожились.

- Нас атаковали. Серьёзно. Прямо перед воротами прорвались... кто-то из своих оказался предателем, открыл двери. Сигнал тревоги не сработал сразу. Мы... Айлин, Джанан и Али - в бункере. Всё закрыто, они в безопасности. Но...

- Но что?! - голос Кахрамана стал похож на рёв зверя.

- Хаят... её не успели. Её забрали. Увезли на чёрной машине. Мы нашли следы шин. Камеры выведены из строя. Всё было организовано. Чётко, быстро.

Кахраман почувствовал, как в груди что-то рвётся. Он не сразу смог вдохнуть. Будто не воздух, а ледяной ком в лёгкие. Мир вокруг - померк. Всё, кроме одного слова: Хаят.

Он резко развернулся к братьям.

- Назад. Немедленно.

- Что случилось? - спросил Эмре, но по лицу Кахрамана уже всё понял.

- Особняк. Напали. Хаят... её похитили.

- ЧТО?! - выдохнул Явуз. - Как?

Кахраман уже бежал к машине, не оборачиваясь. Он бросил в сторону:

- Предательство. Чёткая операция. Это не уличная разборка. Это война. Настоящая.

Они вскочили в автомобиль. Кахраман за рулём. Ему всё было плевать - на знаки, на скорость, на мигающие огни на панели. Мир для него сейчас был сужен до одной цели: до неё. До её голоса, её дыхания, до её страха, который он чувствовал кожей. Он знал: Хаят - не сломается. Но сколько она сможет выдержать, пока он не найдёт её?

Он не позволил себе думать, что может быть поздно. Он просто сжимал руль так, что белели костяшки, и приказывал:

- Поднимите всё. Всех. Пусть перекроют трассы. Подключите наши точки на выезде из города. Свяжитесь с отцом. Я хочу, чтобы дом был под охраной до потолка. И найдите мне имя. Мне нужно знать, кто это сделал. СРОЧНО.

Впервые за много лет ярость Кахрамана была не просто холодной. Она была кипящей, обжигающей. Потому что теперь - это касалось не бизнеса, не денег, не репутации.

Теперь это касалось сердца.

А сердце у Кахрамана украли.

Хаят Емирхан

Секунды, предшествующие нападению, были обманчиво тихими. Хаят стояла у окна в одной из спален особняка, прислушиваясь к детскому смеху, доносившемуся с нижнего этажа. Маленький Али, племянник Кахрамана, гонялся за Джанан по коридору, а Айлин, смеясь, просила их быть потише. Всё было таким... нормальным. Таким домашним. Таким редким, что Хаят позволила себе расслабиться - впервые за несколько дней она почувствовала, будто в этой крепости под охраной ничего не может случиться.

Она как раз собиралась выйти из комнаты и спуститься вниз, как резкий, сухой хлопок ударил в воздух, будто что-то тяжёлое упало. Или стрельнули. Хаят вздрогнула, прижалась к стене, сердце застучало бешено. Внутри сразу вспыхнуло что-то древнее, животное. Инстинкт. Бежать. Прятаться.

В этот момент второй хлопок - громче, ближе. Потом ещё. Она услышала крики. Мужские голоса. Несколько. Они не были похожи на охрану. Они кричали коротко, резко, как военные. Команды.

"Вход прорван! Периметр - взять!"

Хаят замерла. Глаза расширились. К горлу подкатил ужас. Холодный пот выступил на спине. Она метнулась к двери и выглянула в коридор. Внизу, в холле, началась паника. Джанан и Али, испугавшись звуков, бежали к Айлин, которая уже схватила их за руки и тянула в сторону библиотеки. Она знала - там, за книжным шкафом, был бункер.

Хаят хотела закричать: "Подождите меня!", но сдержалась. Ей нельзя было паниковать. Она метнулась обратно в комнату, захлопнула дверь и заперла её. Руки дрожали. Она вспомнила, где лежит пистолет - Кахраман настоял, чтобы у неё был один. Но сейчас - как будто всё забыла. Где патроны? Как перезарядить?

Чёрт! Чёрт!

Она услышала шаги в коридоре. Слишком тяжёлые, уверенные. Не их охрана. Совсем не их.

Стук в дверь. Нет - не стук. Удар. Один. Второй. Замок затрещал. Хаят пятясь, подошла к окну. Высоко. Но ниже - сад. Метров пять. Она могла бы спрыгнуть. Она должна.

Раздался третий удар - дверь поддалась, наполовину открылась. На пол в комнату упала щепка. И тогда она решилась.

«Хаят, давай...» - прошептала она самой себе, подбежала к окну, распахнула его. Но не успела. Позади - треск дерева. Кто-то вломился в комнату. Она оглянулась и увидела его - в маске, в чёрной одежде. Он не кричал. Он не спешил. Он шёл уверенно. Как охотник.

- Нет... - только и успела прошептать она, прежде чем он кинулся вперёд.

Она закричала. Брыкалась, отбивалась ногами и ногтями. Ударила его по лицу, сорвала маску. Молодой, смуглый, незнакомый. Злой. Цепкий. Он шипел сквозь зубы, и ей казалось, что его пальцы вот-вот сомкнутся на её горле.

В комнату вбежали ещё двое. Один из них вытащил шприц. Она поняла, что сейчас будет, только когда почувствовала укол в шею. Её тело тут же стало ватным. Она всё ещё видела, всё ещё слышала, но мышцы - отказали. Её выволокли из комнаты, словно мешок. Она пыталась кричать. Пыталась звать Кахрамана. Но голос застрял где-то в груди.

Последнее, что она увидела, прежде чем глаза окончательно затуманились, - как Айлин закрывает дверь бункера, прижимая к себе Али и Джанан. Айлин смотрела прямо на Хаят. Испуганно. Бессильно. Слёзы катились по щекам девушки.

Прости...

Темнота накрыла Хаят, когда её вынесли за ворота. Прямо под носом у тех, кто клялся её защищать.

Когда Хаят пришла в себя, первое, что она ощутила - это запах. Затхлый, пыльный, тяжёлый. Воздух был густым, пропитанным сыростью и металлом. Голову ломило, как после долгого сна или удара. Она пыталась пошевелиться - и поняла, что её руки связаны за спиной. Плечи ныли от неудобной позы. Она сидела на холодном полу, в каком-то подвале или ангаре - сложно было понять.

Глаза распахнулись, но темнота не отступила. Только тусклая лампа под потолком мигала, отбрасывая слабый свет на голые бетонные стены. Ни окон, ни звуков с улицы. Только гул её собственного сердца и свист в ушах.

Где я...? Что...?

Она попыталась вспомнить всё, что произошло. Как вспышки: окно, лицо нападавшего, укол, голос Айлин... Кахраман. Она сжала челюсти. Его лицо врезалось в память - как он смотрел бы сейчас, если бы знал, что её нет. Как он отреагирует?

Она попыталась встать, но ноги подвели. Верёвки натянулись сильнее, обожгли кожу. Она застонала от боли. Паника подступала к горлу, но она сглотнула. Нет. Сейчас нельзя сдаваться. Кахраман найдёт её. Он найдёт. Он всегда находил.

За дверью послышались шаги. Мягкие, размеренные. Кто-то шёл медленно, будто нарочно давая ей услышать приближение. Дверь с металлическим скрипом отворилась, и в комнату вошёл мужчина.

Высокий. В дорогом костюме. Без маски.

Он остановился в двух шагах от неё и посмотрел сверху вниз с лёгкой, почти ленивой улыбкой. Его глаза - тёмные, безэмоциональные, ледяные. Взгляд змеи.

- Принцесса проснулась, - проговорил он. - Как тебе наш люкс?

Хаят молчала. Она сверлила его взглядом, несмотря на дрожь в теле. Он опустился на корточки перед ней, протянул руку - не для удара, нет. Он осторожно заправил ей прядь волос за ухо. Пальцы были холодными.

- Не бойся. Я не собираюсь тебя трогать. По крайней мере, пока, - сказал он, улыбнувшись уголком губ. - Ты слишком важная... фигура.

- Чего ты хочешь? - прохрипела она.

- Хочешь сразу к делу? Ладно. Мне нужно, чтобы твой муж сделал то, что должен. И если он сомневается - ты станешь отличным стимулом.

Он встал, повернулся к двери.

- У тебя будет время подумать. Мы ещё поговорим.

Хаят смотрела ему вслед с бешеным сердцем. Она не понимала, кто он. Но знала одно - он знал Кахрамана. И хотел чего-то от него. А это значило, что надежда ещё жива. Если она нужна как заложница - значит, она жива. Значит, её не убьют. Пока.

Кахраман...

Она закрыла глаза и прошептала его имя, почти как молитву. Она верила, что он уже ищет её. Что он перевернёт весь город, но найдёт.

А где-то в это же время, далеко от подвала, где её держали, по улицам Стамбула со скоростью ветра мчалась чёрная машина с зашторенными окнами. За рулём был Эмре. А на заднем сиденье, в тишине, сидел Кахраман.

Его лицо было каменным.

Глаза - красными от гнева.

Он никому не сказал, что чувствует. Он просто сжал кулак - так сильно, что костяшки побелели. У него отобрали её. Его жену. Его Хаят.

Кто бы это ни сделал - он подписал себе смертный приговор.

Хаят сидела, прижавшись спиной к холодной стене, чувствуя, как с каждой минутой страх всё глубже въедается в кожу, как яд. Ноги онемели, пальцы на руках почти не чувствовались от тугих верёвок, но она держалась. Не позволяла слезам пролиться. Не позволяла себе сдаться. Потому что знала - если сейчас сломается, шансов выбраться не останется.

Она вслушивалась. Каждому скрипу. Каждому шагу. Там, за дверью, кто-то ходил. Иногда доносились обрывки слов - чужие голоса, глухие, но достаточно ясные, чтобы понять: они обсуждают её. Они не просто так её украли. Это была не месть, не случайность. Это было спланировано. Целенаправленно. На кого-то работали. Кто-то отдал приказ. И этот кто-то знал, насколько дорога она для Кахрамана.

Но насколько сильно он разозлится, когда поймёт, что её украли?

В этот момент дверь снова скрипнула. Хаят быстро распрямилась, насколько позволяли верёвки, стиснула зубы. Вошёл тот же мужчина. На этот раз в руках у него был стакан воды.

- Ты крепкая, - сказал он, подойдя ближе. - Уважаю.

Она не ответила. Только смотрела в глаза, не отводя взгляда. Он присел рядом, поднёс стакан к её губам. Она не хотела пить из его рук, но жажда была сильнее. Сделала один глоток. Второй. Он убрал стакан.

- Я не собираюсь причинить тебе боль. Пока. Но всё зависит не от меня, а от твоего мужа. Он ведь такой... непредсказуемый. - Он усмехнулся. - У тебя красивое имя. Хаят. Жизнь. Интересная ирония.

- Заткнись, - холодно бросила она.

Мужчина молча посмотрел на неё, потом кивнул, как будто запомнил. И вышел.

Кахраман Емирхан

Тем временем в особняке всё кипело. Крики, беготня, вопли Джанан, плач Али, испуганные глаза Айлин, которая, несмотря на свой возраст, старалась не показать страха. Бункер был открыт, дети были в безопасности, но Хаят исчезла.

Кахраман вернулся домой с такой яростью в глазах, что даже Мехмед, его отец, молча отошёл в сторону. Он прошёл по дому, как буря. Сломал вазу, скинул со стола всё, что лежало, сорвал шторы в комнате. Грудь ходила ходуном, челюсть сжата, руки дрожали.

- Кто? - выдохнул он, оборачиваясь на Эмре. - Кто посмел войти в мой дом?

- Мы выясняем. Камеры... - начал Эмре, но замолчал, когда Кахраман повернулся к нему. Глаза брата были мертвыми. Бездной.

- Найди. Через кого угодно. Через чёртов ад, если надо. Я убью. Я всех перебью. Я лично сожгу живьём каждого, кто к ней прикоснулся.

Явуз подошёл и положил руку брату на плечо:

- Мы найдём её.

- Мы? - Кахраман усмехнулся. Горько. - Это моя жена. Моё сердце. Моя слабость. Они забрали её, потому что знали, что иначе до меня не дотянуться.

- Это кто-то из старых. Кто-то, кому ты перешёл дорогу. Мы... уже сузили круг, - Эмре говорил быстро, срываясь. - Мы нашли машину, на которой увезли Хаят. Она обгорела. Водитель - труп. Без пальцев.

- Это значит, что она ещё жива, - резко сказал Кахраман. - Если бы хотели убить - сделали бы это сразу. Они держат её... ждут.

Он вытащил пистолет. Проверил патроны. Засунул за пояс.

- Я поеду сам. Дайте мне их имена.

- Ты не можешь один, - попытался остановить его Явуз.

- Я не один, - отрезал Кахраман. - Со мной мой гнев.

Он вышел. Дверь хлопнула с такой силой, что посуда задребезжала. Мехмед посмотрел на сыновей и тихо сказал:

- Он станет зверем. Если с ней что-то случится - он сожжёт этот город.

Хаят Емирхан

А в подвале, скрючившись в углу, Хаят смотрела в потолок. Она чувствовала это. Он идёт. Он приближается. И если кто-то осмелится коснуться её - этот человек не доживёт до утра.

Он вошёл, как тень, обволакивая собой всё пространство подвала, будто с каждым шагом забирая у воздуха тепло и свет. Мужчина был небрит, с тёмными кругами под глазами, с лицом, словно вырезанным из грязного камня. Хаят сразу почувствовала - от этого человека пахло опасностью. Не той, что скрывается за углами, а той, что медленно надвигается, дыша в затылок.

Он захлопнул за собой дверь, шумно провёл рукой по волосам и бросил на неё долгий, скользкий взгляд.
- Ну что, кукла, - проговорил он, голосом, в котором сквозило что-то неприятное, почти липкое, - теперь мы остались одни.
Он подошёл ближе, каждое его движение было нарочито медленным, и от этого ещё более отвратительным. Хаят инстинктивно попятилась назад, хотя отступать было некуда - за спиной была холодная, сырая стена.

- Я ведь давно хотел тебя увидеть... Такую красивую... живую.
Он присел перед ней на корточки, его лицо оказалось слишком близко. От него несло спиртом, потом и чем-то гниющим.
- Знаешь, кто ты? Ты - игрушка. Украшение. Лицо, ради которого убивают.
Он провёл пальцем по её щеке, и Хаят вздрогнула, не в силах сдержать отвращения.
- А я... Я просто хочу посмотреть, стоит ли ты всех этих жертв.

Он ухмыльнулся. Щёлкнул пряжкой ремня. Начал медленно расстёгивать его, глядя ей в глаза.
- Не волнуйся... Я буду нежным. Первый раз всегда особенный, правда? Хотя какой первый раз. Уверен Кахраман имел тебя во всех позах.

Слёзы подступали к глазам, но Хаят стискивала зубы, не давая им прорваться. Она знала - он хотел страха. Хотел видеть, как она дрожит, как молится. Но она не даст ему этого.

Он медленно встал, подтянул ремень чуть ниже и уже потянулся к застёжке брюк...

И вдруг из-за двери донёсся какой-то глухой звук. Мужчина резко обернулся, замер. Хаят тоже затаила дыхание.

Снова - удар. Потом ещё один. Звук металла по металлу. Затем - крик. Далёкий, но женский.

И тогда мужчина выругался, торопливо застёгивая ремень.
- Твою мать...
Он подошёл к двери, отпер замок и выскользнул наружу, закрыв её за собой на два щелчка.

А Хаят осталась в тишине. Одна. С бешено бьющимся сердцем. И с неведением, что хуже страха - кто кричал?