Глава 9
– Я снова вынужден просить вас об одной деликатной услуге, – сухо и без приличествующих случаю церемоний прямо с порога заявил профессор, даже не дав Герхарду успеть опуститься в кресло. – Лишившись сэра Киттона, я остался без ценного помощника – и вы могли бы мне его заменить.
Снова Найджел? Найджел... Стоун уже успел забыть о предмете последнего разговора с профессором Линдбергом – а ведь кузен так и не нашёлся. Ни живой, ни мёртвый. Что действительно странно, ведь в этом городе человек просто не может пропасть: Купол не так велик, чтобы под ним потеряться без каких-либо следов. Да уж, малыш Искорка с детства умел совершать невозможное, а теперь просто-таки превзошёл себя...
– Но ведь я не генетик, – резонно возразил он патрону, – и вряд ли сумею быть вам столь же полезным, как мой кузен. К тому же... на каком основании вы готовы доверить мне дело, которое сами определяете как деликатное?
Стивен Линдберг не спешил с ответом. Он долго, не мигая, смотрел на подчинённого и лишь потом, будто невзначай, заметил:
– Вы похожи. Я говорил вам это? Я смотрю на вас, а вижу его. Нет, не возражайте! Это сходство глубже ваших кастовых предрассудков. Вы братья – и то, что Киттон принадлежит к менее влиятельному дому, данного факта не меняет.
– Простите за дерзость, но я возражу, – сухо отрезал Стоун.
– Не нужно. К делу это не относится, – профессор откинулся на спинку кресла, демонстрируя тем самым, что разговор предстоит долгий. – Расскажите лучше, как поживает то существо... человек из Пустоши, о котором вы писали в последнем отчёте.
– Поживает прекрасно, – Герхард пожал плечами. – Что именно вас интересует?
– Насколько вы продвинулись в его адаптации к условиям неволи?
– Полностью ручными Homo Regressus не сделаешь, – туманно сообщил биолог, – но определённые успехи есть.
– Это хорошо. Хорошо, что вам не удалось сделать из дикой зверюшки домашнюю. Навыков выживания во внешней среде она, полагаю, не растеряла?
Странный вопрос. К чему он клонит?
– Полагаю, нет. Но...
– И, стало быть, если выпустить вашу дикарку наружу, она вернётся к своей прежней жизни?
– Гипотетически – да. Но я не имею ни малейшего желания её выпускать. Это ценный экземпляр, изучение которого даёт нам возможность постигнуть тайну происхождения регрессивных людей, лучше понять их способы адаптации к изменившейся внешней среде, чтобы когда-нибудь...
– Чтобы когда-нибудь и самим измениться по их образу и подобию. Выйти во внешний мир, вернуть себе господство над ним, – снова перебил Стоуна профессор. До чего же неприятный тип!
– Я бы не стал строить настолько долгосрочные предположения, – осторожно заметил тот, – но в целом вы правы. Понимая их способы адаптации, мы могли бы почерпнуть что-то полезное и для себя.
– У биологов одни методы, а у генетиков другие. И если вы ожидаете практических результатов своей работы только в долгосрочной перспективе, то мы готовы действовать уже сейчас. Сэр Стоун. То, что я скажу вам, изменит вашу жизнь. Кардинально и бесповоротно – но не просите меня молчать, я всё равно не стану. Потеряв своего помощника, я остро нуждаюсь в его замене, а сотрудничество с вами может быть мне полезным. Не только мне, нам обоим. Считайте это... совместным проектом, от успешной реализации которого зависит будущее человечества.
– Минуточку, я пока не понимаю...
– Вы всё поймёте, – успокоил его Линдберг с почти отеческой улыбкой.
– Есть у меня право голоса в этом кабинете?! Почему вы... – почти вспылил Герхард, но его снова оборвали на полуслове.
– Нет. Пока помолчите и послушайте, – было в его тоне что-то, заставляющее подчиниться. – Как вам наверняка известно, в середине сороковых я работал над проектом, который, несмотря на его многообещающие перспективы, беспардонно закрыли. Тогда вступил в силу закон о запрете на модификации генного кода человека... Подумайте, шутка ли – уже более века мы смело экспериментируем с геномом животных и растений, добиваясь улучшения свойств породы, чтобы разведение их в сельскохозяйственных целях было более продуктивным и менее затратным. Но если поставлена задача улучшить человека... нет. Нельзя. Будто человек и без того совершенен! Мои цели полностью совпадают с вашими: мы оба хотим заново открыть внешний мир, сделать его пригодным для существования людей. И оба понимаем, что на данном этапе развития человечества это невозможно. Что пока не изменится сам человек, в новом мире не найдётся для него места. Но, согласитесь, не эволюционные механизмы, причудливые и почти непрогнозируемые, должны здесь сработать, а акт разумного творения. Нового хозяина Земли должны создать мы сами, – выдержав паузу, он добавил, – я создал его – человека новой формации, способного выжить за Куполом. И пришла пора протестировать результат моей работы в полевых условиях.
«С чего вы взяли, что Земле нужен новый хозяин?» – спросил бы Стоун, но слова ему ещё не давали. По правде сказать, он ожидал услышать что-нибудь более шокирующее – а идеей создания Homo Homunculus и без того больны все генетики. Найджел не исключение – тот тоже, помнится, любил помечтать о колонизации Пустоши посредством заселения её искусственными людьми. Что на практике означает... да ничего это не означает, пустая утопия. Природа мудра, а человек пред ней глуп и бессилен. Земля сама очищается от скверны, сама преображается, и видоизменившиеся дикие собратья, во многом более совершенные, чем наши с ними общие предки, тому прямое доказательство. Вмешательство в эволюционные процессы – дело заведомо бессмысленное, так как никакого вмешательства попросту не требуется... и это хотел бы сказать патрону-мечтателю прагматик до мозга костей Герхард Стоун, но пока вынужден был промолчать.
– Моя креатура продемонстрировала блестящие результаты во время лабораторного тестирования – гораздо лучшие, чем предыдущие прототипы. И я имею основания полагать, что в условиях внешней среды гомункул также не подведёт... но теория должна быть подтверждена экспериментально. И именно для этого вы мне нужны. Вы поможете доставить испытуемого за Купол вместе с проводником, обеспечив всем необходимым и позаботившись об их безопасности.
«Что за чушь!»
– С проводником? – не выдержал Герхард. – Кто согласится на такое?! Пусть у гомункула гипотетически и есть шансы выжить, но обычный человек...
– Не обычный. Дикий. Знающий реалии существования во внешнем мире, привычный к ним. Проводником будет ваш дикарь.
– Вы... и близко не представляете, о чём просите меня, – Герхард бессильно развёл руками. – Лана – не собака-поводырь, она принципиально не способна прислуживать вашему гомункулу. Да она просто сбежит, оказавшись на воле! Или предлагаете посадить её на цепь? Извините за резкость, но ваши замыслы неосуществимы – по крайней мере, в том виде, в котором вы их сейчас озвучили. Я решительно отказываюсь отдавать единственный доступный мне экземпляр регрессивного человека для участия в столь сомнительной авантюре! И, кроме того, сам также не собираюсь в ней участвовать.
– Лана, значит... – произнёс профессор нараспев, смакуя каждый звук. – У дикарки есть имя? У моего творения тоже есть. И он тоже дорог мне, я не горю желанием подвергать Зеро необоснованной опасности. Не спешите отказываться – тем более что отказа я всё равно не приму – уверен, обсудив детали, мы придём к согласию.
«Зеро...», - Герхард определённо слышал это имя. Точно, слышал. И даже видел его обладателя, хотя и предположить не мог, что по Бездне свободно разгуливает не-совсем-человек. Однако смел профессор, если вот так напоказ выставляет свою креатуру, уже один раз получив от правительства вето на эксперименты над людским геномом. Хм... признаться, в облике гомункула всё же чувствуется какая-то лёгкая неестественность. Зная её природу, теперь становится многое понятно. Но...
– Но ведь Зеро альбинос! Вы действительно считаете, что это хорошая идея – выставлять под открытое небо альбиноса?! Он же ослепнет и получит тяжелейшие ожоги: ультрафиолет в больших дозах даже для нас с вами губителен, а Зеро и вовсе беззащитен перед солнечными лучами.
– Разумеется, я учитываю данный фактор, – с тенью раздражения отмахнулся профессор. – Но вы зря беспокоитесь о глазах и коже Зеро. Он гораздо выносливее, чем может показаться – и сейчас вы сами в этом убедитесь.