17
-Сонджун сбежал, — вот тебе и доброе утро! — Военные из Интерпола приехали в его особняк чтобы задержать, но этой крысы не было на месте. Пробили по камерам — он уехал за пятнадцать минут до прибытия военных.
Я делаю глоток уже остывшего чая и недовольно морщусь, он ещё и без сахара, горький и сильно крепкий. Я такое не люблю. Осматриваю медленно ребят и откидываюсь на спинку кресла.
В принципе, с одной стороны этого можно было ожидать, но с другой стороны Сонджун должен был понимать, что от Интерпола ему не спрятаться. Он сейчас — самый разыскиваемый человек по всему миру. Ни одна взятка не способна вытащить его из такой ситуации и выход для него есть только один — это понести наказание и сесть в тюрьму.
— Никто не знает куда именно он отправился, — продолжает говорить Сергей.
— Но я предполагаю, что он засел на своей базе, которая находится сравнительно недалеко отсюда.
— Что это за база? — спросил Чимин.
— Эта заброшенная тюрьма в лесу Пусана, — та самая, в которой нам пришлось с Техёном ночевать? — Сонджун построил её вместе со своим другом в начале девяностых, это колония строгого режима. Она славилась своими издевательствами над заключёнными. Несколько лет назад разразился громкий скандал, и эту тюрьму закрыли.
Я прикусила внутреннюю сторону щеки и украдкой посмотрела на Техёна. Тюрьма выглядела заброшенной лет, этак, десять, но я понятия не имею как давно он вышел Техён выглядел немного напряжённым, могу поспорить, что он точно вспоминал те дни, когда сидел в этом аду.
Желания вновь возвращаться в ту тюрьму не было, а у Техёна , я так полагаю, она вызвала отнюдь не самые лучшие чувства и воспоминания. Но и в целом выхода у нас не было, мы и так уже были на финишной прямой. Война уже закончилась, осталось лишь найти зачинщика.
Этот человек должен ответить за всё, что сделал. За мирных жителей, что сотнями погибали каждый день. За города, что полыхали в огне и превратились в руины. И за Хосока и Джина… Пусть мы и не были с Сокджином в лучших отношениях, но я никогда не забуду его напыщенного выражения лица. А Хосок… Мы с ним действительно хорошо дружили, в нём я нашла ту самую отдушину, с которой мне было в одно удовольствие проводить время. Я буду часто вспоминать его.
— Боюсь, что она будет очень хорошо вооружена, поэтому пробраться туда будет сложно, — монотонно произнёс Сергей.
— Я уже сообщил об этом начальству, они проверят данные и сообщат нам, верны ли мои предположения.
— Что нам сейчас делать? — спросил Юнги.
— Пока ничего, набирайтесь сил. Я позову вас, как только начальство свяжется со мной.
Мы один за другим покидаем кабинет и я начинаю разминать своё плечо. Матрацы здесь конечно, так себе. Спина вся болела, хочется верить в то, что это был последний раз, когда я ночевала здесь, в этом подвале.
В холле было довольно многолюдно, отовсюду доносилась непонятная для меня русская речь военных. Стараясь не обращать на это внимание, я удалилась на кухню, ведь даже не позавтракала. Выпитый ранее чай разыграл во мне аппетит, поэтому я поспешила быстренько подкрепиться рамёном.
Джису и Лиса куда-то запропастились, видимо, ушли обратно в свою комнату. Нам даже не удалось с ними нормально поговорить после того, как мы вернулись с завершенного задания. Они выглядели взволнованными даже сейчас, находясь в безопасности и вдали от мест, где проходили самые жестокие бои. Может, смерть Джина и Хосока на них так повлияла?
Вновь вспомнив старых друзей, стало немного грустно от той мысли, что они остались в той деревне. Тело Хосока наверное, уже было засыпано грудой земли, а может вообще сожгли — так ведь часто делали, чтобы трупы не занимали лишнее место. А Джин… Он подорвал себя вместе с тем мостом, я даже представить не могу, в каком состоянии сейчас находится его тело. Разорванно на несколько частей, наверное…
Встряхиваю головой, чтобы перестать думать об этих вещах. Снимаю крышку с рамёна, перемешиваю его палочками, а после отправляю в рот горячую лапшу. По телу сразу же тепло проходиться; стоит признать, в этом подвале довольно прохладно, поэтому нужно находить любой источник тепла, чтобы попросту не замёрзнуть.
— Приятного, — оборачиваюсь на голос Техёна. Он ставит на комфорку турку для кофе и засыпает туда молотые кофейные зёрна. Включает плиту и ждёт, помешивает изредка. Всю кухню наполняет запах кофе.
— Готова к очередной встрече с Сонджуном?
— Честно, нет, — отвечаю я. Отпиваю немного горячего бульона, и горло начинает жечь от остроты.
— Но я рада, что война подходит к концу.
— Предложение о том, чтобы уехать на море, ещё в силе? — усмехается он. Наливает кофе в чашку, кидая туда несколько кубиков сахара.
— Если выживем, то да, — я пожимаю плечами, смотрю на немного удивлённого Техёна, что сел напротив меня.
— Что? Я уверена, что он там прячется не один, а с личной охраной.
— Не говори так, — его голос звучит жёстко и резко, как сталь.
— Мы выживем. А Сонджун будет всю жизнь гнить в тюрьме.
Я ничего ему не отвечаю, коротко улыбнулась и вновь запихнула в себя немного лапши.
*****
Здание тюрьмы с высоты птичьего полёта практически сливалось с верхушками деревьев. Крыша в некоторых местах уже проломилась, вся покрыта мхом и в некоторых местах лужи собрались от недавно прошедшего дождя. На третьем этаже стёкла выбиты практически везде, словно кто-то специально кидался камнями в них. Наверное, подростки частенько любили приходить сюда.
Как я помню, на втором этаже стены были изрисованы различными граффити, везде мусор, пустые банки из-под пива и разброшенные шприцы. Это место действительно было любимой площадкой для сбора неформалов, наверное, тут и различные сатанистские отряды проводили, да? Впрочем, один из подобных дьяволов сейчас прячется именно там.
Дьявол, по вине которого произошла война.
Пол вертолёта слегка начинает дрожать, когда пулеметчики внезапно начали стрелять. Мне еле как удалось выглянуть из окна, чтобы увидеть всё происходящее. Как оказалось, окна разбили не дети, как я думала, а охранники Сонджуна. Они сейчас по одному высовываются из окон, пытаются попасть из автоматов в вертолёт, но у них это плохо получается. Пули отлетали от толстой брони вертолёта, а пуленепробиваемые стёкла не разбивались.
— Чисто! — услышала я в своём наушнике, поправила свой небольшой микрофон на воротнике, чтобы было удобнее. И вновь выглянула в окно — из здания торчали трупы людей, половина охранников лежали на земле, окрашивая всё в красный.
— Выходим по одному, как делали на тренировках! — приказывает Намджун.
Я киваю и сжимаю свою ладонь в кулак. В памяти всплыло, как я первый раз прыгала с парашютом вместе с Хосоком. Помнится, что я до последнего пыталась найти отмазки, даже уже стоя в миллиметре от того, чттбы выпрыгнуть из летящего самолёта. Удивительно вообще, что Хосок не оглох в тот день, потому что я кричала так, словно меня резали…
Сейчас я вновь стою возле выхода из вертолёта, вниз сбросили трос, по которому мы все должны спуститься. Сажусь на корточки, смотря на то, как Лиса не уверенно глядит то вниз, то вверх. Я подбадривающе приподнимаю кулак вверх, для неё это вообще первый опыт спускаться подобным образом. Хотя, тут высота не очень большая, но сломать себе спину можно запросто.
Лебёдка подозрительно заскрипела ровно тогда, когда я повисла на тросе. Кинув на механизм мимолётный взгляд, я сгруппировалась так, как нас учили. Медленно стала скатываться вниз, голова немного закружилась из-за раскачивания троса по ветру. Я ощущала, как ткань перчаток медленно стиралась об трос и как мои ладони немного начинают гореть. Уверена, они сейчас пылыюще красного цвета.
Ощущаю ногами землю и облегчённо прыгаю вниз, слегка сгибая ноги. Сразу же отбегаю в сторону, становясь возле Лисы. Она как-то пораженно смотрит на оставшихся солдат, что спускаются вниз, и улыбается.
— Что, понравилось? — усмехаюсь я.
— Страшно, но интересно. — отвечает она мне.
Я улыбаюсь, снимаю со спины свою винтовку и жду пару секунд, оглядываю её. На ней инициалы командира Чхве, которую он мне вручил ещё тогда, когда японцы ворвались в нашу снайперскую школу. Когда мы все пытались понять как японцы нас нашли. Когда мы все не знали, что среди нас находится предатель.
Смотрю в сторону тюрьмы — интересно, а Чеён там будет?
— Все здесь, — голос Намджуна заставляет обратить на него внимание. Он каждому из ребят даёт задание, а после обращается ко мне:
—Дженни, отправляйся патрулировать левое крыло здание снаружи. Увидишь оставшихся охранников — стреляй на поражение. Как убедишься, что никого больше нет, присоединяйся к Джису.
— Есть.
Я без лишних слов срываюсь с места, отхожу дальше от тюрьмы, пробираясь сквозь кусты, в попытках слиться с пасмурным пейзажем. Дождь сильный шёл, в лесу темно было, хотя стрелка часов остановилась только на трёх часах дня. Понятия не имею, как буду выслеживать охранников Сонджуна в такой темноте.
Нахожу более менее удобное для себя место и ложусь на землю, практически сразу же пачкая форму. Укладываю винтовку и заряжаю её двумя патронами, всматриваясь в тюрьму через прицел. Практически сразу же кладу пальцы на спусковой механизм, когда вижу мелькающую в кустах лысую голову неизвестного мне мужика. У него в руках автомат, сам он из угла выглядывал, пытался высмотреть солдат, что по одному заходили внутрь здания.
Я нажимаю на курок, пуля проходит сквозь его лысую бошку, и тот падает на землю. На стене остаётся кровавое пятно.
Внутри здания раздаются выстрелы, вылетают и разбиваются стёкла, а птицы, сидящие на деревьях в округе, разлетаются. Я натягиваю на голову капюшон, чтобы дождь не мешал мне. Снова присматриваюсь, вновь замечаю и в очередной раз выстреливаю. Вообще, я думала что будет сложнее выслеживать приспешников Сонджуна в этой темноте, но его дружки были так тупы, что практически и не пытались делать всё скрытно.
Медленно через прицел рассматриваю окна, вглядываюсь в фигуры людей, чтобы ненароком выстрелить в своих.
— Дженни, что у тебя? — слышу голос Сергея в своём наушнике.
— Всё под контролем, новых целей не вижу, — говорю я, нажимая на кнопку микрофона.
— Ждать?
Доносится какой-то шум, а после вновь его голос:
— Жди. — и отключается.
Я вздыхаю, пытаюсь принять другую более удобную позу, но выходит это с трудом. Давненько я не стреляла из винтовки, отвыкла уже. Достаю из кармана ещё патроны и вновь перезаряжаю. В этот самый момент я замечаю крупную фигуру Техёна, который выскочил из тюрьмы. На согнутых ногах он быстро обходил всё левое крыло, светя фонариком из стороны в сторону. Мне бы тоже сейчас света какого-нибудь не хватало, в темноте и чёрт ногу сломит!
Я немного напрягаюсь. Для чего это он вышел? Среди разговоров, что раздавались в наушнике, я не слышала никаких приказов. Пытаюсь пристально следить за ним и за обстановкой вокруг него одновременно, чтобы никакой дружок Сонджуна не выскочил на лейтенанта.
Техён начинает закидывать несколько коктейлей Молотова в окна, изнутри доносятся громкие мужские крики. Я вижу, как какие-то люди пытаются потушить друг друга полотенцами и простынями, но у них это не получается.
Но всё моё внимание перенимает на себя внезапное дуло револьвера, что нацелилось в спину Техёна. Я поджала губы, резко нажимая на курок. Послышался звук, словно человек чем-то захлебнулся — смею предположить, что кровью. Оружие полетело на землю, а сам Техён резко обернулся, посветил фонариком на мёртвого головореза, а после поспешил удалиться.
Когда Техён исчезает с моего поля зрения, становится скучно даже, безлюдно. Никого не было. Я вздыхаю, но всё равно никуда не встаю. Подожду, например, минут десять, может хотя бы чья-то лысая голова засветиться в окне.
Но даже спустя двадцать минут никого не было, поэтому я встаю с места. Закидываю винтовку на спину и вооружаюсь обычным пистолетом.
Во второй руке держу фонарик, захожу внутрь, подсвечивая себе путь. Осколки стекла под моим весом трещат, создают неприятный для ушей звук. Потолок сильно скрипит от того, что солдаты на верхних этажах проходятся по коридору. Мне прямо на голову сыпется щебёнка, и я готова молиться, чтобы потолок не обвалился прямо сейчас.
Свечу фонариком на пол, быстро пробегаюсь взглядом по трупам солдат, что валялись на полу. Большинство из них — прихвостни Сонджуна, но также несколько из наших бездыханных солдат лежали здесь. По крайней мере, мы отлично справляемся, потому что люди Сонджуна явно не справятся со всеми вооруженными солдатами.
Пока все находятся на верхних этажах, я спускаюсь вниз, в подвал. Тяжёлая дверь еле как поддалась мне, она открывалась с сильным скрипом, удивительно даже, что она вообще на петлях ещё стоит.
Первое, что я вижу перед собой — это огонь. Огонь, что летел в мою сторону.
Падаю на землю, царапая руки об стёкла. Коктейль Молотова пролетает над моей головой, разбивается об стену, оставляя на ней мокрое пятно.
Не двигаюсь пару секунд, лишь учащённо дышу, пока мокрое спиртовое пятно на стене обхватывает огонь.
— Не приближайся! — от измученного девичьего голоса, раздавшегося из глубины той комнаты, я побледнела.
Чеён.
Схватилась руками за дверь, за стены, стала подниматься. Навожу пистолет прямо на неё, светя при этом фонариком в глаза. Она закрывает лицо ладонями, отводит голову в сторону и противно пищит. Я лишь молча осматриваю её: н-да, жизнь явно помотала её. А точнее, её папаша. Делаю медленные шаги в её сторону, игнорируя лёгкую боль от царапин. Сейчас от Чеён даже взгляд отводить опасно — она всё ещё может выдать что-то эдакое.
— Почему ты это сделала, Чеён? — спрашиваю я, не опуская дуло оружия. Сглатываю вязкую слюну, а после прочищаю горло, вновь задавая вопрос:
— Почему ты передала нас?
Чеён всхлипыват, притягивает к груди колени и начинает рыдать.
Глаза немного начинает щипать, и я сразу же смаргиваю подступившие слёзы. Так или иначе — мне больно, больно от предательства дорогого мне человека. Я искренне доверяла ей, думала о том, как заживём, как только война закончится.
Чувство обиды захлестнуло меня с головой. Чеён практически лежала у меня в ногах, под дулом оружия и откровенно давила на жалость. Я не понимаю как ей совесть позволяет так поступать, если она вообще есть, конечно же. Мы были друзьями столько лет, но в один день вся эта дружба просто пошла коту под хвост, мне будто плюнули в самую душу.
Потому что папа знал о существовании 613 роты, в которой мы с вами служили, — она опустила взгляд вниз, запустила руки в карманы потёртых джинс. — Он предполагал, что командир Ким и лейтенант Техён в будущем могут перейти ему дорогу, поэтому он подстроил всё так, чтобы я попала к ним.
«— Вы чувствуете? — тихо спросила Чеён.
— Что? — мы с Джису посмотрели на девушку.
— Пахнет… — она принюхалась. — Запечённая картошка… Где-то поблизости лагерь или база…»
Воспоминания месячной давности словно фотопленкой пролетели у меня в голове. Именно месяц назад Чеён привела нас на базу к командиру Киму, она знала где находится эта база, именно Пак вела нас с Джису туда.
От чувства жгучей обиды я прикусила язык, как же я не могла догадаться и раньше! Меня, Джису и Лиса Чеён просто водила за нос, использовала! В какой-то момент внутренний демон будто стал шептать мне на ухо, чтобы я спустила курок и наконец отправила пулю в лоб. Но мне пришлось лишь посильнее сжать пистолет в руках, судорожно выдыхая воздух через сжатые зубы.
Неужели всё то время, что мы провели вчетвером, были ненастоящими? Честно, я была близка с Чеён даже больше, чем с Джису или Лиса. Я ей очень доверяла, мы проводили с ней так много времени, что невозможно вспомнить все события. Даже сейчас, стоя рядом с ней, и направляя оружие прямо на неё, я до сих пор хочу верить, что это всё — огромный сон.
Вот проснусь после такого долго кошмара в одной казарме с Чеён. Мы вместе пойдём к раковинам, опять будем есть пресную и порядком надоевшую еду, а после приступим к ежедневным тренировкам.
Ну не может это быть правдой!
Но я в который раз осматриваю тёмное помещение, а взгляд опять останавливается на бывшей подруге. Она даже не смотрит на меня, глядит на ноги, продолжает что-то бубнить себе под нос.
Пак схватилась за кровать, точнее, за то, что от неё осталось — а это лишь каркас. Ноги её почти не держали, дрожали, Чеён норовилась рухнуть на землю без опоры. Под глазами синяки большие, лицо в мелких ранках, которые взялись не пойми откуда.
— Я не могла противиться отцу! — крикнула она, от чего я вздрогнула. Чеён шмыгнула носом и убрала руки за спину.
— Он грозился убить меня, понимаешь? — она шагнула вперёд, а я инстинктивно сделала шаг назад.
— Он убил мою маму на моих глазах! Она отказалась помогать ему достичь его цели, не хотела войны! Не хотела этого всего!
Её голос был на грани истерики, ей в какой-то момент воздуха стало не хватать и та вновь повалилась на пол, хватаясь за каркас одной рукой. Её дыхание было тяжёлым, это походило на паническую атаку. Чеён вся задрожала, попыталась прижать ноги к своей груди, но те будто её не слушались. Она что-то пыталась сказать, но из её рта доносились лишь обрывки слов, которые я не могла соединить в единое предложение.
— Чёрт… — мой вздох звучал обречённо.
Я убрала пистолет в кобуру, положила фонарик на пол и присела напротив Чеён. Крепко обхватила её дрожащую руку, чтобы та взглянула на меня.
— Вдох, — четко говорю я. Она пытается вдохнуть, делая жадные глотки ртом. Это больше походило на тонущего человека, что пытался вдохнуть заветного воздуха. Ровно спустя четыре секунды, я продолжила:
— Выдох.
Нас в школе учили правилам первой медицинской помощи. И к счастью, паническая атака тоже входила в это число. Для кого-то эти приступы могут показаться чушью, но на самом деле это очень серьёзно. При панических атаках создаются ложное чувство того, будто ты умираешь.
Я помню, как это случилось и со мной. Это было очень давно и произошло это после расставания со своим парнем. Возможно глупо, но на тот момент я считала его своим миром. Буквально. Я не знала как жить без него. Я буду вечно благодарна Юте и своим родителям, что помогли мне когда-то пережить этот период.
И снова:— Вдох.
— Выдох.
Я вытащила из пазухи флягу с водой. Чеён крепко схватилась за неё, допивая всё до последней капли. Даже после такого обмана мне тяжело и больно смотреть на неё в таком состоянии. Будь на моём месте сейчас Техён или кто-либо ещё, то они не стали бы ей помогать, я уверена в этом.
— Дженни, где ты? — в наушнике послышался голос Техёна.
Я взяла в руки фонарик.
— В подвале, — говорю я, приложив палец к микрофону.
— Здесь Пак Чеён.
— Принято, жди подкрепления.
Связь обрывается также быстро, как все болезненные ощущения концентрируются в одной точке. Такое ощущение, что вокруг меня на какой-то момент всё замерло, даже моё собственное сердцебиение. Я медленно, словно в слоу-мо, опускаю голову вниз и отчётливо вижу рукоять ножа, что торчала из моего живота. Чеён крепко держала нож своей рукой, пока из её глаз текли слёзы.
Она поворачивает его на девяносто градусов, и я открываю рот, чтобы закричать, но звука нет. Словно моё горло сдавили.
— Прости… — говорит она. Смаргивает слёзы, но те льются потоком.
Мое тело обмякает как какой-то мешок. Я могу поклясться, что ощущала, как кровь быстро вытекала из этой раны, что нещадно болела. Боль была такая сильная, что сложно описать. Каждый вдох давался мне тяжело, я стала буквально задыхаться.
Напротив меня был лишь темный потолок, сырой, покрытый плесенью и мхом в некоторых местах. Фонарик светил в потолок, и я отчётливо видела каждую пылинку, что приземлялась вниз.
Ну, я предполагала, что могу умереть в этой войне, но не от рук Чеён.
Одна моя рука прикрывала кровоточащую рану. Я отчаянно хотела хоть как-то остановить кровь, но из меня будто высосали все силы.
Чеён встаёт и бежит на выход, оставляя меня в комнате, истекающую кровью. Обидненько, вообще-то! Я ей с приступом панической атаки помогала справиться, а она меня убить решила.
Вдалеке раздаются тяжёлые шаги, слышу крик Чеён, а после шквал выстрелов. Причём, все звуки звучат так, словно я была под тонной воды: расплывчато и приглушённо.
Даже немного завидую Пак — ей не нужно мучаться от такой боли и ждать смерти!
Вижу сквозь пелену, как в комнату забегают солдаты. Садятся вокруг меня и что-то делают, но я даже не ощущаю их прикосновений. Они кричат, шлёпают меня по щёкам, а один из них заматывает мне рану, но я всё равно ничего не чувствую, словно тело мне не принадлежит.
Глаза прищуренные, наполненные слезами, но я всё равно вижу лицо Техёна перед собой. Он в панике смотрит на меня, гладит по щеке, по шее, а после что-то кричит солдатам.
Боль настолько сильная, что моя голова идёт кругом. В глазах двоится. Хочется взять в руки пистолет и застрелиться, чтобы перестать чувствовать это. Всё тело слабеет с каждой секундой, а глаза тяжело держать открытыми.
— Дженни! Дженни! Блять, где эти ебанные врачи?!