Антиморалисты

Когда парни злятся — жди беды. Когда они молчат и полностью игнорируют существование кого-то кроме них — можно просто позвонить гробовщику, чтобы приготовил закрытый гроб и местечко на кладбище под ивой, чтобы хоть кто-то плакал над могилой, ведь эти двое, больше похожие на глыбы камня, нагло запирают в машине, когда сами уходят в магазин, кажется, даже помянуть не соберутся после смерти. Оставят умершей и всё.

Т/И прижимается носом к стеклу, дует щёки и съезжает немного вниз, пугая ребёнка, нашедшего что-то интересное в машине Юнги. Малыш тут же раскрывает шире глаза, выпячивает нижнюю губу и всхлипывает, прежде чем разразиться громким рёвом, который слышно даже в машине, отчего Т/И отодвигается от стекла, чтобы не видеть разгневанное лицо мамочки, готовой стукнуть того, кто напугал её чадо.

В машине скучно, Т/И хотела бы тоже пойти в магазин и купить что-нибудь. Например, у Юнги совсем нет красного чая и кофе отвратительный. Мог бы купить в зёрнах, не зря девушка ему дарила кофемолку. Та теперь стоит и пылится, пока Юнги пьёт не очень качественный молотый или (боже упаси!) растворимый.

Т/и непроизвольно морщится от этого, вспоминая вкус гадкого пойла в месте своего несколькомесячного "отдыха". Да, с тем даже растворимый кофе не сравнится, такую гадость можно вылить в унитаз и то, жалко будет именно унитаз, а не напиток.

Т/И хотела бы просто пройтись по магазину. Влезть на полки с чипсами, побродить между стеллажей с печеньем и шоколадом. Успокоится после прошедшего дня, когда свалилось столько, что можно разгребать лопатой и воспринимать только с бутылкой пива под боком, чтобы хоть какой-то алкоголь дал в голову, смягчая. Ведь за сегодня она столько сделала!

Поцапалась с секретаршей босса один раз.

Огрызнулась Сонджуну десять раз.

Угнала у Тэмина мотоцикл один раз.

Разочаровала Юнги и Чимина один раз, но лучше сто раз в степени сто разочаровать кого-то другого, а не их.

Увезла убийцу одного из бизнесменов, поработала посыльным, напугала ребёнка и попила кофе.

И больше ничего не успела съесть. Даже оставленную Тэхёном яичницу, а он, видимо, старался. Т/И даже жалко, желудок напоминает, что он, вообще-то, у нее существует, когда девушка лезет через передние сиденья, пытаясь включить музыку в машине, потому что ещё немного тишины и она сама запоёт.

Сетуя про себя, что опять на радио крутят что-то отстойное и заедающее, выедающее чайной ложечкой мозг, Т/И щёлкает по кнопкам, когда открывается водительская дверь, а сзади щёлкает багажник.

— Если вы собираетесь также молчать, — девушка кидает косой взгляд на Чимина, садящегося за руль, — то я лучше послушаю музыку.

— Тогда найди что-нибудь менее рвотное, меня и так тошнит, — парень морщится, прикрывает глаза на мгновение, прежде чем снова посмотреть на девушку, — Я всё ещё зол.

Т/И прикусывает губу, наугад тыкает по какой-то кнопке, тут же заваливаясь назад, потому что в машину садится Юнги и громко хлопает дверью.

И снова молчание, если не считать музыки и голосов певцов, которым Т/И порой подпевает. В городе пробки даже с наступлением ночи, они стоят подолгу на светофорах, к моменту прибытия домой девушка успевает исполнить Ариану Гранде, подпеть Эду Ширану, какой-то мальчиковой группе, Леди Гаге, фукнуть на очередного исполнителя мозговыедающей песни и заслужить от Юнги простого "Да когда ты охрипнешь, а?".

Отлично, он уже начинает разговаривать. Т/И на это довольно улыбается, не замечает, что в зеркало заднего вида за ней следит Чимин, почти пропускающий зелёный свет светофора.

И пока они ехали, было спокойно. Но чем выше поднимался лифт, тем глубже Т/И падала в панику, потому что дома уже будет всё по-другому. В машине она знала, что они едут домой и она их увидит ещё какое-то время, но вот чем ближе квартира, тем больше страх, что это всё в последний раз.

В груди дикая паника. Т/И так не боялась, когда её повязали, чтобы засадить, не боялась, когда на байке улепётывала от любителей пострелять по движущимся мишеням. Ей ничего в жизни не было страшно до дрожи в коленях, как то, что сейчас её ждёт долгий разговор, который уже должен был состояться. Давно, ещё несколько лет назад, когда всё только начиналось и они не успели погрязнуть в дерьме по уши, пока ещё можно было в час уместить рассказ о том, что с тобой происходит.

Тогда можно было. Сейчас — несколько лет молчания. И всё внутри вздрагивает, потому что это даже не молчание. Это — ложь, которую девушка заставила есть друзей ложкой, скармливала раз за разом. И момент, когда её выплюнут на неё скоро наступит.

Возможно, прямо сейчас.

— Можно я не пойду и просто исчезну из жизни? —Т/И чуть не падает на пол лестничной площадки, потому что ноги перестают держать. Она ничего не боится, но сейчас понимает, что проебала всё, что можно, и это только её вина. Голос совести громкий, он звоном отдаётся в ушах и заглушает противный голосок о том, что парни, вообще-то, тоже ей ничего не рассказывали. У них обоюдное молчание, Т/И тут не причём. Но совесть сильнее, стыд давит, слёзы где-то уже на глазах, грозясь сорваться и рухнуть, как это сделала девушка. — Я понимаю, что поступила как говно, что друзья так не поступают, семья так не делает. Я всё понимаю, я не хочу больше вас напрягать, я просто уйду и...

— Вставай, — Юнги вздыхает тяжело, передаёт Чимину пакеты, пока тот расправляется с замком. — Вся такая дерзкая была, я сейчас чего ссышь?

— Потому что мне стыдно, мне больно, что я вас так подвела, что я такая хуёвая подруга и сестра, что врала и обманывала, хотя вы тоже так делали, но я просто уберечь вас хотела, вы бы за мной полезли, а у вас и так дел полно, вы управлению учились, там не до каких-то маленьких пешек и, — девушка не выдерживает. Все самообладание сносит напрочь и Т/И начинает реветь, обнимая колени и пряча лицо в них, чтобы не видели, как она плачет. Такая дура, такая дура.

— Офигеть, даже спаивать для стыда не пришлось, — Юнги цокает языком, смотрит на Т/И сверху вниз и пытается, честно пытается быть злым и серьёзным, только всё равно его тоже ломает. Т/И ведь никогда не плачет, только когда эмоций много.

— Сопли только о костюм не вытирай, его мама выбирала, — просит парень, поднимая девушку с пола, — Давай, двигай, мы тебе ещё допрос не устроили, поплакала и хватит, потом ещё нарыдаешься.

Т/И всхлипывает, пытается собраться, но продолжает реветь, как ребёнок, сердито вытирает щёки, когда Юнги вталкивает её в ванную и кидает следом сменную одежду.

***

Юнги тяжело вздыхает и падает лбом на подложенную руку, чувствуя, что мир вокруг него опасно кренится.

— Давай, Юнги, мы ещё не дошли до дозы правды! — Чимин пытается растолкать его одной рукой, другой подливает в стакан Т/И текилу, пока та лупит глазами, как совёнок, глядя в стол.

— Парни, я больше не буду.

— Будешь! — гаркают одновременно парни, пытаются налить еще в стакан, но девушка выхватывает его, опрокидывает алкоголь в себя, сильно морщась и тут же заедая лимоном, пока остатки из бутылки льются на стол.

— Кто языком собирать будет? — Юнги поднимает глаза на Чимина, — Ты или ты?

— Или! — друг даже не моргает глазом и тянется за пачкой салфеток, которую притащили для Т/И, которая даже после душа сопливила футболку и отказывалась пить. Она вообще голодная была, алкоголь на пустой желудок — убийственно, чудом она только оставалась в более-менее ясном сознании, вновь оставляя парней качаться на волнах опьянения.

Так всегда было. Т/И могла выпить столько же, но потом даже не теряла координацию и не ловила белок, пока Юнги на таких дозах видел десятые сны, потому что ему было достаточно пары рюмок, чтобы отключиться. Чимин пытался держаться до конца, но тут было скорее упрямство, а не то, что он оставался трезв. Даже сейчас, они оба хотели развязать ей язык, а сами уже лежали на столе.

Но Т/И им и без того рассказала, как ей в первый раз помог отец Юнги и как она начала на него работать. Всё рассказывала, опускала некоторые подробности, подливала текилу им в стаканы, заставляла пить и говорить тоже.

Дружба много лет помогает. Да, она сделала ложь больнее, Т/И долго не могла успокоиться, потом парней обвиняла, что они, вообще-то, тоже молчали, ни словечка за все годы не сказали, чертовы конспираторы. Юнги рычал на нее, Чимин молча корил, заставлял съёживаться только под взглядом, хотя сам потом отводил стыдливо глаза.

На грани качки сознания, когда от алкоголя внутри рождаются смешинки, а ещё смелость снова берёт управление в свои руки, вытесняя стыд и совесть, которые уже достаточно порулили, Т/и пихает сначала Чимина, потом Юнги плечом, заставляя последнего проснуться.

— Ваш метод вытягивания правды алкоголем — откровенно хуёвый, мы же просто снова набухались.

  — И по душам поговорили, — Юнги медленно моргает, пытается сфокусировать взгляд, но получается совсем плохо, потому что комната перед его глазами качается из стороны в сторону, словно он в лодке, — почти по душам, вот в следующий раз точно по душам говорить будем. И почему метод говно? Ты меня совсем не уважаешь? — парень от осознания подобно наглости в свою сторону даже открывает глаза, — Не уважаешь! Никакого уважения! А я, вообще-то, старше! На несколько месяцев!

Т/И щурится, допивает алкоголь из стакана Чимина, ударяет им по столу тоже, прежде чем расплыться в нежной улыбке.

— Уважение, оппа? Да, оппа? Вот так уважение, оппа? Я уважаю оппу!

Чимин хрюкает в рукав, Юнги широко раскрывает глаза.

— Совсем ошалела? Никаких опп!

— Хён, — Т/И басит, Чимин начинает откровенно ржать, почти падая со стула, — а, хён?

— Ебать ты ебанутая, конечно.

К утру они почти отключаются. Кое-как оттащив Юнги на кровать, Т/И накрывает парня краем одеяла, потому что он мёрзнет ночами, потом жалуется, что у него пятки отвалились от холода. Друг тут же обнимает подушку, причмокивает губами во сне и выглядит почти мило, совсем как раньше, когда секреты были за дверями и замками и всё казалось радужным и прекрасным. Сейчас тьма медленно наползает, именно тьма, пусть в окне видно, как светлеет горизонт, предвещая новый день. Это не для них.

  — Иди, ложись спать, — Чимин стоит на балконе, босой, в одной накинутой поверх кофте, медленно затягивается сигаретой, не сводя глаз с простирающегося во все стороны города, — Ты сегодня много дел натворила.

— Совсем чуть-чуть, ты сам занятой был, — усмехнувшись, девушка подходит к другу ближе. Становится под боком, чувствуя, как плечи накрывает край его кофты, — Дашь закурить?

— Ещё чего, — Пак только качает головой и поднимает руку с сигаретой выше, чтобы не дотянулась, — Это моя последняя.

И слышит в ответ тихий хмык, когда Т/И прижимается к его боку сильнее, кладя голову на плечо.

  — Юнги теперь главный, да? Теперь нам о хорошем совсем забыть придётся.

  — Может и нет, может, всё будет тихо и его конкуренты испугаются сразу. Он как зыркнет исподлобья, сразу в штаны наложить хочется.

От тихого смеха девушки Чимин начинает улыбаться сам. Тушит сигарету о перила, скидывая бычок вниз. Горизонт загорается сильнее, знаменует новый день, где заголовки будут пестрить сообщениями о смерти Мин Сонджуна, о произошедшем преступлении на собрании директоров. Город загудит об этом, всё внимание переключится на компанию. И кто знает, может, расчёты босса были верны и это обеспечит им спокойствие. А может, станет началом для апокалипсиса. Те люди, которых они подставили, такого точно не простят.

— Пойдём спать, — Т/И вздыхает, сама вырывается из своих мыслей и вырывает из них Чимина, хватая за локоть, — Впереди тоже сложный день.