第十四章 - 無音の欲望 Muon no Yokubō Безмолвное желание
Примечание:
Первая часть книги в объявлении.
「暴力の本質は、物理ではなく、意味を奪うことにある。」
"Суть насилия — не в физике, а в отнятом смысле."
— Такахаси Кацухиро (高橋勝浩)
Такахаси Кацухиро (高橋勝浩) — аналитик культуры и философии новых медиа, известен своими исследованиями в области когнитивного восприятия деструкции в цифровых и игровых мирах. Автор работ «Символ и безмолвие в постчеловеческой этике» и «Игра, которая смотрит на игрока». Выступал в качестве исследовательского консультанта при разработке повествовательных архитектур в японской индустрии игр и аниме.
Потеряет ли Уортон что-то?
АКТ I — Безмолвие
> «Когда звук становится оружием, тишина — могилой.»
— из хроник Фиолетового Завеса
…Он открывает пасть.
Там нет языка. Нет глотки. Только фиолетовое сияние — будто внутри него солнце другого мира.
И тут он издаёт звук.
Не крик. Не рёв.
Это... частота, которая ломает саму идею тишины.
Мгновенно:
— Мои перепонки взрываются.
— Из ушей — горячая кровь.
— Звук уходит в кости, в желудок, в позвоночник.
— Всё нутро выворачивает наружу, как будто меня проглотили и сдавили изнутри.
Я хватаюсь за голову.
Всё вокруг — пульсирует, будто я в мясной колокол влез.
Но звук не уходит. Он остался внутри.
Рвота.
Желудок сжимается. Кислый ком — в горле. Выходит на плитку пола, размазанный вместе с кровью.
Я падаю. Колени слабеют.
Всё тело дёргается — потеря равновесия.
Голова не может понять, где вверх. Вестибулярный аппарат сломался, как компас в магнитной буре.
Мир вращается. Я чувствую себя пьяным, разорванным, мокрым куском ткани, брошенным в центрифугу.
Шея не держит.
Я — тряпка.
Но всё ещё жив.
Рядом трещит кость. Что-то хрустнуло в челюсти — я ударился затылком, когда меня отбросило.
Темп дыхания — сбился. Лёгкие не работают. То слишком много воздуха, то слишком мало.
Я пытаюсь вдохнуть — и вдруг не слышу вдоха.
Не чувствую.
Я — глухой. Не на минуту. Не на миг. Навсегда.
Нет...
Я не верю.
Может, барабанные перепонки просто ушли в себя.
Может, всё вернётся.
Может...
Я кричу, но не слышу себя.
Именно это — ломает.
Не боль. Не кровь. Не страх. А вот это — тишина, которую ты не выбирал.
Я хлопаю по груди.
Слышу ли я вибрации? Нет.
Слышу ли я своё сердце? Нет.
Ощущаю ли я его?
Да.
Пульс бьётся в глазах, в шее, в зубах.
Он бешеный. 168… 170… 176.
Сердце хочет вырваться наружу, спрятаться.
Слёзы — не от боли. От отчаяния.
От мысли, что сейчас я умру не от Зогина — а от себя самого.
И тут — вспышка.
> «Новое задание:
Убейте Зогина.
Не дайте умереть своей матери.
Срок: до её смерти.
Награда: облик мини-Зогина и очки Эволюции.
Принять задание — да / нет?»
---
АКТ II — Механизм желания
> «Когда тело ломается, решает не плоть, а память. Она и есть двигатель боли.»
— из манифеста Ядра Мифигии
Я дрожу. Пальцы не слушаются.
Но мысли — выживают.
«Да…» — шепчу внутри себя.
Если бы я сказал это вслух, я бы всё равно не услышал.
Но я — согласен.
«...Но как? Я оглушён. Насовсем.
Левая икра раздроблена. Кость видно. Сухожилия — как оборванные струны на чёрном пианино.
Я не могу стоять. Не могу прыгнуть. Не слышу, откуда атака.
Я… — не воин.»
Но я жив.
И пока я жив, я помню, как она смеялась.
Как звенела чашка, когда она наливала чай.
Как я злился, что она ставила её на край, а не по центру.
И я вцепляюсь в это. Как в канат. Как в жизнь.
Я сжимаю меч. Пальцы — скользкие от крови и блевотины. Но он в руке.
Я закрываю глаза.
Погружаюсь вглубь себя. Где-то под болью, под страхом, под сердцем — ядро мифигии.
Яркая точка. Словно комок света в чернилах.
Это не магия. Это машина желания.
«Летающий демон.»
Меч трещит. Трансформируется.
Лезвие — исчезает, вместо него зонт с восемью шипами, как лапки паука.
Из спины — всплеск боли. Но я стою.
Появляется длинный чёрный хвост, изолированный, как толстый провод.
Крылья — рядом с плечами. Шипастые.
Два — в середине спины. Вентиляторы включаются с писком, как на взлётной полосе.
Два — у поясницы. Маленькие, подвижные, с кругами и рычагами для смены режима.
Это не броня. Это не стиль.
Это — механизм выживания.
Я поднимаюсь. Шатаюсь. Гудит всё тело.
Но я вижу его.
И он смотрит на меня — без глаз.
Просто знает, что я встал.
Как зверь, которому интересна добыча, потому что она ещё не сдалась.
Он хочет съесть меня.
Добавить к себе, к коллекции.
Но если я сдамся — он съест её.
Нет.
Я нажимаю рычаг.
Вижу, как крылья дрожат.
Как хвост скручивается за спиной.
Как мифигия шепчет: "лети".
Я лечу — и начинается бой.
---
АКТ I — Порог
> 「音のない世界では、心が叫ぶ。」
"В мире без звука кричит только сердце."
— Цутому Араи, японский нейропсихиатр и исследователь сенсорной депривации.
---
Десять метров.
Спина горит.
Крылья выворачивает, как вывихнутые суставы.
Мышцы пульсируют — будто вживили колючую проволоку.
Стиснуть зубы.
Не ради себя — ради них.
Глаза словно налиты кислотой.
Каждое мигание — как промывание огнём.
Пять метров.
Время сворачивается.
Тело тормозит, как в вязком геле.
Душа отрывается — уходит вперёд, будто это её бой, а не мой.
Позвоночник сгибается, как хлыст.
Вместо опоры — обуза.
Сейчас или никогда.
Быстрый режим — вкл.
Щёлк.
Рывок.
Крылья — фантомные, будто их нет.
Слишком быстрые, чтобы глаз понял: я лечу.
Челюсть раздувает изнутри — будто в ней сжатый крик.
В груди тяжесть — будто вдохнул пепел.
Сердце гремит, как боевой барабан.
Лёгкие — мешки с пылью.
Ноги не чувствуют опоры.
Но я не останавливаюсь.
Бах.
Ветка. В лоб.
Изображение — в пиксели.
Сознание — на обрыве.
Держится ногтями.
Один метр.
И тут я понимаю.
---
АКТ II — Тишина
> 「静寂は敵であり、武器でもある。」
"Тишина — враг, но и оружие."
— Хирано Сэйдзи, эксперт по психоакустике.
---
Я не слышу.
Вообще.
Мир стал чужим.
Ненастоящим.
Как будто выдернули вилку из розетки — и всё вокруг потухло.
Где ветер?
Где собственное дыхание?
Где сердце?
Тишина.
Не обычная — мёртвая.
Как бетонная плита, под которой я ещё шевелюсь.
Я моргаю — и даже шороха ресниц нет.
Никаких звуков. Ни внешних. Ни своих.
Мир — безгласный, как застывший кадр.
Но души кричат.
Не ушами.
Тканью.
Кожа вибрирует.
Кишки поют страх.
Они слышат — а я нет.
Воспоминания ломаются.
Где Саша?
Нет. Там — Кошка-девочка.
Смотрит. Безмолвно.
Уходит. Без шагов.
Словно она — иллюзия. Или сон, который я не должен был видеть.
Это не просто атака.
Это взлом восприятия.
Он правит мою память.
Он глушит мою реальность.
Зогин нашёл слабое место.
И не орёт.
Он давит тишиной.
Я глотаю всухую.
Смотрю ему в пасть.
Язык — как чёрная пиявка.
Шевелится вглубь.
И его голос — не звук,
а мысль, пробитая напрямую в череп:
> — Покажи самое дорогое воспоминание… Я найду...
---
АКТ III — Память
> 「過去を守ることは、魂を守ることだ。」
"Хранить прошлое — значит защищать душу."
— Макино Джюн, историк эмоций и памяти, Токийский университет.
---
Я не боюсь.
Я пуст.
Я стыжусь.
Я хотел капитулировать.
Просто… исчезнуть.
Но сквозь всё это — один голос:
> — Я служу своему хозяину, потому что он силён душой, — говорил щенок Шисуи. Намэюки.
Я вспоминаю.
Я отпускаю.
И иду внутрь пасти.
Не чтобы сдаться —
чтобы взорваться изнутри.
Тело дрожит.
Колени предают.
Но я лечу.
Механизм зонта щёлкает.
Шипы вырываются — как когти.
Цепь извивается, тонкая, как язык змеи.
Механические суставы скрежещут.
Им тоже больно.
Я ничего не слышу.
Ничего не вижу.
Ориентиры — ноль.
Я в пустоте.
В теле.
В панике.
Зогин — не чудовище.
Он — обратная эволюция.
Человек, сточенный до ужаса.
Крылья скрипят, как плёнка.
Они больше не машут — они дерутся.
Не за воздух. За меня.
Мозг больше не пилотирует.
Я разваливаюсь.
Но мифигия жива.
Она — сенсор, эхо, пульс.
Она щёлкает, сканирует, дёргается.
Передаёт ритм врага, пока я слеп и глух.
Она — мои уши.
Мой радар.
Мой проводник сквозь бойню.
— Ещё… — выдавливаю. — Дай мне ещё…
Поворачиваю зонт.
Выстрел.
Шипы — как гарпуны.
Четыре — в плоть.
Четыре — в рёбра.
И они стонут, будто поняли, что проигрывают.
Откат.
Плечо вывернуто.
Боль — как раскалённая проволока под кожей.
Миг паники: а если мимо?
Но он дёргается.
Есть.
Включаю насос.
Вжик. Вжик. Вжик.
Механизм гудит.
Зонт пульсирует.
Внутрь вливается не кровь.
Память.
Текучая, как ртуть.
Она обвивает, обволакивает, впитывается.
Я кричу.
И зонт — тоже.
Он ближе.
Лицо — сшито из лоскутов лиц.
Нет глаз.
Один рот.
Он закрыт.
Он слушает.
Но не ушами.
А внутри — я сам, разорванный:
Мама.
Отец.
Кошка-девочка.
Намэюки.
Я — стою на крыше.
Я — без тела.
Я — паника.
Он — это я, если бы сломался.
---
АКТ IV — Внутри
> 「闇の中で見える光は、記憶の奥底にある。」
"Свет, который мы видим во тьме, живёт глубоко в нашей памяти."
— Сугавара Коити, профессор когнитивной нейробиологии.
---
Я падаю.
Сжимаю крылья.
Кручусь.
Воздух рвётся, как мокрая плёнка.
Пасть внизу — как врата.
Клыки — из костей тех, кто не прошёл.
Мне страшно.
Но дороги назад нет.
Я влетаю.
Полсекунды лёгкости.
Как вдох перед смертью.
Я — внутри.
И сразу — ужас.
Это не финал.
Это ловушка.
Крылья — в мясо.
Капает горячее.
Кап.
Кап.
Кап.
Хвост уходит в тело.
Зонт — сворачивается от страха.
Я — нет.
Внутри — тепло.
Но не живое.
Как гниющая еда под кожей.
Ту-дум.
Ту-дум.
Ту-дум.
Я слышу сердце.
Но оно — не его.
Это сердце, сшитое из чужих душ.
И среди них...
— Намэюки?.. Ты здесь?..
Тишина.
Но я знаю — он рядом.
Даже если молчит.
Я вспоминаю.
Он лизал лицо Шисуи.
Тот смеялся.
Смеялся впервые.
Я стоял и плакал.
Без слёз.
Просто трясся.
Как тогда, когда понял:
Связь — это не слова.
Она остаётся.
Даже если ты глух.
Даже если ты мёртв.
Мир дёргается.
Как будто сон сбоит.
Я расправляю зонт.
Не как оружие.
Как щит.
Шипы — наружу.
Я стою под ним.
В кишках.
Среди памяти.
Как в адской библиотеке.
И иду.
Зная — выхода нет.
Но если уж сгореть...
То с ним внутри.
🫀ВНУТРИ ЗОГИНА
Внутри Зогина — тёпло и вязко.
Я лечу сквозь внутренности.
Взмах.
Воздух не такой, как снаружи… Сжатый и токсичный. Каждый вдох — жгучая боль.
Крылья хлюпают, будто врезаются не в воздух, а в мясо.
Нет. Я внутри него.
Но я не слышу.
Глухота — не просто тишина.
Это когда звук отстаёт.
Как эхо далёкой бури, которая вот-вот накроет, но не доходит.
Я уже занёс руку, но тело запоздало. Будто воля бежит впереди желания.
Каждый удар — будто в другой комнате, через толстую стену.
Я вижу, как он бьёт — но ощущаю позже. Звук и боль идут разными дорогами.
Каждый взмах — неуверенный.
Я слышу их, как через воду.
Бой — как сновидение. Только не проснуться.
Это не просто тишина. Это — полное стирание координат.
Я не знаю, где верх, где низ.
Слух исчез. Глаза не различают ни глубины, ни цвета.
Ориентир один — ритм.
Он идёт из груди. Через мифигию.
Я ползу.
Руки скользят по склизкой ткани.
Колени тонут в вязком слое слизи.
Поверхность пульсирует.
Каждую секунду сокращается и сжимается подо мной.
Каждое вдувание поднимает меня вверх на метр — я теряю опору.
Выдох — и я падаю лицом в живую плёнку.
Задыхаюсь. Давит на грудную клетку. Всё дёргается.
Это лёгкие.
Огромные. Дышащие.
Цвета гниющей тьмы.
Вены тёмно-перламутровые, плетутся, как ветки.
Я маневрирую между ними. Наклоняю правое крыло. Хвост хлестает.
Горизонтальный пролёт. Ткани живы. Дышат.
Дрожат.
Я чувствую, как сердце дерётся с венами.
«Вой лёгких вибрирует в голове».
---
🧬 ВХОД
Мифигия дрожит. Не как артефакт.
Как оленёнок перед прыжком — не уверена, допрыгнет ли.
Она вырастает в запястья, оплетает плечи, сливается с моим нервом.
Я не просто слышу её — я ею дышу.
4 вдоха. Пауза. Выдох.
Зонт — часть руки.
Мифигия — часть позвоночника.
Я — часть этого тела. Врага. Цели.
Мифигия даёт силу. Но забирает реакцию на боль.
Я чувствую её, но не реагирую.
---
🫁 БРОНХИ
Трубки шевелятся. Не пульсируют — ищут.
Одна выныривает сбоку. Бьёт по лицу.
Я глотаю слизь, сбиваюсь с дыхания.
Рывком срываю зонт с лямки.
Мифигия срабатывает раньше:
шипы вдоль спины встают дыбом.
Рукоять зонта оживает — бьётся в ладони.
Я хватаю.
Кисть гудит.
Иглы по краям раскрываются со щелчками.
Жало выдвигается. Вибрация усиливается.
Рывок вперёд.
Удар — точно в бронх.
Когда шипы мифигии касаются стенок артерии, кровь меняет направление.
Система отступает. Прячется.
Бронх сворачивается. Ворочается. Пищит.
Из него вырывается слизь — липкая, горячая, в глаза.
Кручу зонт.
Шипы впиваются.
Слизь начинает плавиться на металле.
«Ни шагу назад», — звучит в затылке.
Стенка смыкается.
Вторая трубка бьёт в живот.
Третья — по ногам.
Я заваливаюсь набок.
Мифигия выпускает крючок — из плеча.
Цепляется за внутренний шов.
Дёргает.
Ручка зонта покрывается шерстью — серой, острой, как иглы дикобраза.
Она дрожит. От страха Зогина.
Я взмываю вверх, бьюсь о ребро, оставляю кожу на мясе.
Поднимаюсь. Весь — отпечатки боли.
---
🪱 ПИЩЕВОД
Ползу на локтях.
Слизь липкая, как клей.
Стенки двигаются — в такт рвотному импульсу.
Они пытаются вытолкнуть меня обратно.
Сжимаются. Давят. Дышать нечем.
Я впиваюсь ногтями — мягкая ткань рвётся, но держит.
И на секунду я забываю имя своей матери.
Её заменила мифигия.
Мифигия реагирует:
щетинки вдоль позвоночника раскрываются — острые, как щипцы хирурга.
Впиваются в стенку.
Фиксируют ось.
Я вонзаю зонт в слизистую. Он хрустит — держится. Как крюк.
Двигаюсь рывками.
Колени скользят.
Мышцы дрожат.
Каждое движение — отдача в рёбра.
Я не лезу.
Меня ввинчивают внутрь.
---
🧪 ЖЕЛУДОК
Срыв.
Падаю.
Головой — в слизь.
Желудочный сок прожигает ухо.
Пахнет гарью. Не кожи. Памяти.
Что я ел в детстве — исчезло.
Отцовское лицо — серый шум.
Мифигия раскрывает пластину вдоль спины.
Шерсть топорщится. Пульсирует.
Кислота капает — и испаряется с шипением.
Зонт — в режим обратного вращения.
Мифигия впрыскивает бело-серую субстанцию в шов ткани.
Он рвётся. Точечно. Без взрыва. Это — хирургия.
Я поднимаюсь.
Колени дрожат.
Дышу в рваном ритме: вдох — три секунды, выдох — ноль.
Зонт переходит в буровой режим.
Гарпун фиксируется.
Я вонзаю его в дно желудка.
Режу.
Жидкость вырывается фонтаном.
Отталкиваюсь локтями.
Ползу по волне мышечного спазма.
Всё двигается.
Как поезд. Только я внутри.
---
🫀 ГРУДНАЯ ПОЛОСТЬ
Рёбра.
Сухожилия.
Щёлкают, как капканы.
Я ловлю тайминг.
Раз — пролетаю под дугой.
Два — удар в плечо.
Срываю кожу. Кричу.
Мифигия активирует режим копья.
Зонт вытягивается на 30 см.
Пульсация на наконечнике — бело-синяя.
Острие наводится автоматически.
Я скольжу.
Щупальце хватает за лодыжку. Резкий разворот.
Вжик — зонт прорезает связку.
Кровь в лицо.
Я закрываю глаза. Рывок.
Вторая тянется к шее.
Мифигия выстреливает жгут.
Пришивает её к стене.
💓 СЕРДЦЕ (финальная версия с добавленными правками):
Платформа дрожит.
Не как металл. Как мышца.
Тепло поднимается от пола.
Влажное. Живое.
Впереди — сердце. Оно не стучит. Оно трудится.
Каждое сокращение — как землетрясение.
Грудная полость гудит, рёбра сдвигаются.
Оно — размером с дом.
Поверхность исписана сосудами.
Пульсация бежит по ним, как магма в стеклянных венах.
Вдруг верхушка сердца поднимается — как створка.
На ней — лицо.
Мать.
Сшитое из мышц, вен, алых нитей.
Губы мерцают нервными вспышками.
Они говорят — без звука:
> «Ты пришёл?»
---
Вспышка.
Шип — в плечо.
Хруст.
Падение.
Игла — в бедро.
Мышца рвётся.
Колено не слушается.
Зонт выскальзывает.
Скользит.
Падает.
Стук.
Тишина.
Боль — не истерика.
Она точная. Адресная.
Знает, где быть.
Как мама. Только наоборот.
Мифигия просыпается.
Спина горит.
Из позвоночника — жгуты с крючьями.
Как нейроны.
Они хватают рукоять.
Тянут её к телу.
Регенерация начинается с хвоста.
Зонт растёт заново.
Как раковина.
Внутри черепа голос:
сухой, голодный, как кость.
> «Вперёд, мясо. Режь то, что родило тебя.»
---
Я хватаю зонт.
Прыжок.
Боль вспыхивает в бедре — я терплю.
Пятка врезается в край платформы.
Инерция.
Вверх.
Сердце раскрывается.
Клапаны пульсируют, как дыхальца.
Изнутри — шнуры-вены.
Они хлещут, как кнуты.
Я проворачиваю зонт.
Иглы — наружу.
Центробежный удар —
один сосуд — лопнул.
Второй — разорван.
Третий — в грудь.
Меня отбрасывает.
Лечу навзничь.
Стены — живые.
Кровь. Пот. Хаос.
> «Сделай это.»
---
Я встаю.
Продавливаю зонт — обеими руками.
Он рвёт волокна, как бур.
Мифигия вгрызается в ткани, расползается в стороны, как корни.
Изнутри — ток, импульс, взрыв.
Сердце вздрагивает.
Изнутри — дым.
Органика сгорает.
Я чувствую Зогина.
Снаружи он корчится, как и сердце внутри.
Связь — полная.
Каждый порез — отдача в реальности.
Его кожа горит.
Его губы шепчут моё имя.
Сердце дергается, как младенец в судорогах.
Я втыкаю зонт по самую рукоять.
Рука — по локоть внутри.
Мифигия раньше дышала. Потом шептала.
Теперь она ведёт бой.
Я — её клинок.
Но кто держит рукоять?
Щелчок.
Разряд.
Зогин говорит — не голосом.
Изнутри. Сквозь нервы.
> «Ты убиваешь меня в себе.
Но каждый мой отросток — твоя вина.
Я не рана — я след.
Я твой выбор, ставший плотью.
Я сердце, которого ты боялся.
А теперь хочешь сжечь — как мать, что сделала тебя таким?
Убей.
Только знай —
ты останешься здесь.
Как пепел, что не развеял.»
---
Свет.
Вспышка.
Тишина.
Я добегаю до выхода.
Мокрый.
Живой.
Пальцы дрожат.
Кожа пульсирует, будто помнит бой.
Живой.
Но кем?
Я вышел, но
частями остался внутри.
Зогин не умер. Он перетёк в меня.
Мифигия стала инстинктом.
Имя матери — не вернулось.
Тишина — осталась.
Просто теперь…
я умею в ней двигаться.
---
🌿 ПОСЛЕ
Я стою.
Поле.
Трава — до щиколоток.
Небо — зелёное.
Как листья — сквозь слёзы.
Передо мной — мальчик.
С глазами, как у меня.
Он спрашивает:
> «Зачем ты пришёл,
если ты уже
стал мной?»
🕳 ЭПИЛОГ ПЕРЕД АКТОМ I
> «Есть боль, которую невозможно вспомнить — только пережить заново.»
---
🩸 АКТ I — ВСПОМИНАЮЩИЙ
🧠 ГОЛОВНОЙ МОЗГ / ВОСПОМИНАНИЯ
Я смотрю — и не могу дышать.
Что-то внутри сдвигается. Не сердце — глубже. Как будто незнакомая кость, спрятанная во мне, поворачивается с треском, открывая новый путь.
Это не демон.
Это — кто-то, кем Шисуи мог бы стать — Зогин.
Если бы не я.
Если бы в тот момент рядом не оказалось рук.
И вдруг — удар. Не в голову, а в память.
Не моя.
Чужая.
Но я в ней.
Как будто часть меня вырвали и вшили в тело другого мальчика.
Я вижу его кулаки. Сжатые, белые. Как у моего сына, когда он говорил, что не боится.
Но я знал — он боялся.
Так же, как и этот.
Перед глазами — не бой.
Не панорама.
Просто… плотная тишина.
Из неё — запах старого железа и воды, с привкусом крови на языке. Холод — не мороз, а глубина земли после дождя. Он трётся о кости, заставляя дрожать даже мысли.
Это Яма.
Я знаю её, хотя никогда не спускался туда.
Там гора не вздымается — она уходит внутрь. Не вершина, а воронка.
Никаких солнц. Только тусклое, словно плёнка, небо — его не видно, но оно давит.
И воздух… не движется. Он стоит, плотный и густой.
Дышишь — и будто пьёшь свою слабость.
Темень.
Здесь всё растёт не вверх, а вбок. Скрученные лозы, листья — как шрамы.
Живое — прячется. Всё остальное — подглядывает.
🌒 ЭПИЛОГ ПЕРЕД АКТОМ II
> «Некоторые дети не рождены — их вырвали из земли вместе с корнями.»
---
🌫 АКТ II — ЗОГИН
Я чувствую, как земля вибрирует. Не от звука — от присутствия.
Меня не видно, но я знаю: я стою на краю.
Передо мной — мальчик.
Зогин.
Ему пять.
Он голый.
Не урод и не чудовище. Просто — беспомощность, вживлённая в форму.
Кожа — как калька. Настолько тонкая, что кажется, её можно сдуть.
На локтях — мясо.
На голове — не волосы, а чёрно-фиолетовые клыки, покачивающиеся, словно ловят звуки. Они скользят по телу, обвисшие, как страх.
Он держит камень. Простой, чёрный, тёплый.
И вдруг говорит — хрипло, вслух, но не мне:
> — Почему я не могу быть как этот камень? Беззащитным… и безвредным.
Я слышу, как дрожит его гортань.
Он не просто боится. Он пытается быть неопасным.
Это — самая отчаянная форма сопротивления.
Он вскрикивает — и в этом нет силы.
Только надежда, что кто-то услышит, прежде чем он исчезнет:
> — Я мечтаю доказать… тех, кого бросили Вниз — не монстры!
А те, кто изменит мир!
Он поднимается. Тонкие ноги — как корни, неуверенные, стоит ли держать землю.
На нём — чёрное платье. Не ткань. Не одежда.
Оболочка.
Лоза. Она двигается с ним, шипы звенят на концах, словно музыка боли.
Пахнет солью, ветром и чем-то ещё — как сено, гниющее глубоко в земле.
Не воняет. Просто напоминает: время вышло.
— Н-нет… не хочу стать чудовищем! — кричит голос. Не он. Но уже рядом.
Я чувствую, как что-то накатывает. Не паника — предчувствие.
Из-за спины, с самого неба — падает тело.
Глухой удар — не в землю, а в смысл происходящего.
Я знаю: это — новая оболочка, чья форма будет либо принята, либо отвергнута.
Если нет — она распадётся.
> "Что если в один день я не выдержу?" — Лози светятся ярко-красным. Шипы прорезаются и движутся, как продукты на фабрике. Жжение во всём теле.
Лозы вокруг меня — реагируют.
Светятся. Жгут кожу.
Шипы выползают, как пальцы.
Я чувствую это,
Не как враг.
Как тот, кто однажды выжил только потому, что кто-то остался рядом.
Я помню Шисуи.
Помню лозу, запах тени, первые имена, произнесённые вслух.
Он знает, что форма — это не тело. Это доверие.
И что быть человеком — это, прежде всего быть узнанным.
"Ты похож на него…" — думаю я.
"Он тоже боялся. Но я был рядом.
А с тобой — не было никого. Прости."
Я помню деревню Хатаке, где мальчики исчезали, если вовремя не укрыт мифигию.
Где страх разрывает изнутри.
И платье — единственное, что может удержать форму, пока ребёнок не найдёт себя.
Зогин сжимает кулачки.
Пустота внутри дрожит.
"Мама?.. Говорят что это та кто рождает жизнь. Что у всех и вся есть создатель. Но не у меня. Кто меня создал? Зачем? Я должен быть сильным?.. Почему? А если я это она? А если меня никто не держал за руку потому что я сам её рука?"
Я не плачу.
Но край, где он сидит, шатается, как будто может упасть вместе с ним.
Уортон чувствует это,
Не как враг.
Как тот, кто однажды выжил только потому, что кто-то остался рядом.
> «А если я — это она? А если никто не держал меня за руку, потому что я сам — её рука?..»
Я вспоминаю закат.
Небо здесь всегда как цвет сакуры — нежное, ядовитое.
Это — момент перед распадом.
Меня назвали сразу.
Имя выжгли на лбу: Зогин.
Так не делают. Это ошибка.
Я стал «бедствием» задолго до того, как стал ребёнком.
Яма не рождена. Она проявлена.
Излом, из которого выползают Фусай — запечатанные бедствия.
Мы — не дети. Мы — нечто, что нельзя назвать, иначе это станет реальным.
Моё тело — сосуд.
Имя — печать.
Если имя не произнесено — бедствие выйдет.
Если форма не найдена — я исчезну.
Поэтому — оболочка.
Поэтому — лоза.
Поэтому — страх.
---
Я чувствую его. Уортон.
Он не рядом.
Он во мне.
Как будто мир, что я знал, был тенью, и вот впервые — кто-то вошёл снаружи.
Я не вижу его. Но знаю, что он думает:
> — Ты не должен быть концом, Зогин.
Ты мог быть началом.
И ещё можешь.
---
🪞 ЭПИЛОГ ПЕРЕД АКТОМ III
> «Чтобы соединиться с другим — нужно разрушиться изнутри.»
---
🌀 АКТ III — ВХОД
🧠 ВХОД
Я — Уортон, не колеблюсь.
Достаю зонт.
Не чтобы защитить. Не чтобы напасть.
Чтобы соединить.
Вонзаю в лоб. Прямо по центру.
Щелчок.
Трещина — как в стекле.
И… звук — будто кто-то рвёт пергамент, исписанный чужими именами.
Зонт был кодом.
Не оружием, не защитой — интерфейсом.
Проводником в глубинный слой сознания.
В месте, где язык перестаёт работать — он писал новое "Я".
Цвета вспыхивают и гаснут.
Красный. Чёрный. Красный. Чёрный.
Как пульс в ушах. Как код запуска чего-то древнего.
И в один момент —
Я не я.
Тело исчезает.
Вместо рук — пустота.
Вместо ног — пустота и безмерность.
Потом — звук.
Медленный, глубокий, как рёв кита. Только это не животное.
Это — я. В другом.
Голос матери:
> «Он не должен был выжить. Но я не смогла закончить.»
Голос лозы:
> «Ты — сосуд. Но сосуд треснул. Теперь ты — родник.»
---
🌊 ЭПИЛОГ ПЕРЕД АКТОМ IV
> «Когда ты касаешься чужой души — ты больше не один.»
---
АКТ IV — Потеря "я".
Я не вижу.
Только чувствую — будто моё тело — трещина в стекле. Каждое слово «я» — как удар, грозящий разломать его окончательно.
Во рту — вкус сырого бетона, холодного, пустого, как обещания, что не сдержали.
Запах — тлеющие листья, гниющие в луже, забытые всеми.
Звук — не звук, а эхо чужой боли, застрявшее в голове, будто повторяющийся крик, что не мой.
Пытаюсь сказать «я»,
но это слово — чужое, как чужая кожа.
В этом теле нет места для одного «я».
> «Я…»
…не Я.
…не один.
Тело стесняет — как будто сжимают обручем. Дыхание сбивается, будто в лёгких не хватает воздуха, а сердце дрожит в груди — будто вот-вот остановится.
Вдруг — вспышка.
Не света, а осознания.
Как если бы меня вытолкнули из чужой глубины — не в пустоту, а в чужое сердце.
Понимаю: если я растворюсь — исчезнет и он.
Зогин рядом — не человек, а воздух, без которого невозможно жить.
Он не говорит, но я слышу взгляд, который проникает внутрь, касается души.
> — Кто ты?
— Если войдёшь — останешься.
Он не ждёт спасения.
Боится, что я уйду, как уходили другие.
Что я сломаюсь — и он исчезнет.
Я хватаюсь за всё, что могу удержать:
Запах крови и пыли после боя.
Тёплую руку сына, когда тот впервые соврал, что не боится.
Треск зонта, сжатого в ладони.
Моё имя. Мои ошибки. Мои страхи.
Я — Уортон.
Я знаю, зачем здесь.
Чтобы остаться.
Чтобы не дать исчезнуть ему.
🌒 ЭПИЛОГ ПЕРЕД АКТОМ V
> «Иногда, чтобы стать собой — нужно перестать быть одним.»
---
🧬 АКТ V — СЛИЯНИЕ
🧠 СЛИЯНИЕ
Вдруг тело расслабляется — словно лёд, что начинает таять.
Дыхание становится глубже, ровнее.
Появляется тепло — не только внутри меня, но и вокруг.
Мы — трещина и кусок стекла.
Отдельно — хрупкие, одиноки, ломаемся.
Но вместе — рождается нечто новое.
Я проникаю в него, он проникает в меня.
Память не разделяется — она сшивается, словно шов, скрепляющий рану.
Имена переплетаются, кто из нас кто — уже не важно.
> «Мы — не просто два "я".
Мы — новое "мы".»
Кожа больше не преграда.
Сознания — как одна рана, в которую льётся жизнь обоих.
Я не растворяюсь. Я рождаюсь заново.
---
🌘 ЭПИЛОГ ПЕРЕД АКТОМ VI
> «Когда ты узнаёшь другого — ты узнаёшь себя.»
---
🫂 АКТ VI — ПРИЗНАНИЕ
🧠 ПРОБЛЕМНОЕ РАСПОЗНАВАНИЕ
Уортон пытается произнести имя. Любое.
Но во рту их слишком много.
Они ломаются, словно лёд под языком.
"Я… я был рядом.
С ним. С другим.
Ты похож.
Ты —…
(Он хочет сказать «человек»,
но выходит — «чужой».)
И он замирает.
🧠 ПРИНЯТИЕ
Он опускает оружие.
И вырывает из себя — мифигию.
Свою.
Своё «Я».
Дарит,
Не как оружие.
А как якорь.
Как форму. Имя.
И в этот самый момент —
панцирь трещит.
Клыки втягиваются.
Платье растворяется.
Мифигия становится телом.
Он — просто мальчик.
Дрожащий. Живой.
С глазами, как у Шисуи.
С ладонью, сжимающей мою руку.
> «Я выбрал тебя.
Я больше не хочу Вниз.
Я хочу — вверх.»
🧠 СО-Я / РЕБЁНОК ВНУТРИ
И Уортон — дрожит.
Но не от страха.
От узнавания.
Он впервые не один.
Он впервые — не разрушен, а собран.
---
🌑 ЭПИЛОГ ПЕРЕД АКТОМ VII
> «То, что собралось заново, уже нельзя разрушить прежним способом.»
---
🪞 ЭПИЛОГ ПЕРЕД ЗАВЕСОЙ
> «Когда тебя становится двое — тьма уже не кажется вечной.»
---
🌅 ФИНАЛ — ЧТО ИЗМЕНИЛОСЬ
🧠 ЧТО ИЗМЕНИЛОСЬ?
Это не просто слияние двух тел.
Это — рождение нового Я,
которое не исчезнет в темноте,
потому что теперь нас двое, и мы — одно целое.
Когда страх и боль становятся формой, а не разрывом,
мир внутри перестраивается — не в хаос, а в основу.
Из осколков рождается сила.
Над головой — медленно закрывается глаз.
Огромный. Не страшный. Просто… усталый.
Как будто мир посмотрел — и решил:
> «Ладно. Ещё раз попробуем.»
---
🫧 АКТ VII — ЗАВЕРШЕНИЕ
🧠 ЗАВЕРШЕНИЕ
«Задание провалено.
Наказание: боль ломания всех костей сразу» —
звучит роботизированный голос в голове.
Он улыбается.
> «А если кости — не мои?
А если "Я" — теперь двое?»
Мир внутри — не рушится.
Он перестраивается.
Из осколков — в форму.
Их чужого — в «нас».
Но испытание уже близко.
Пульс учащается — ощущение, что боль собирается разорвать тело на части.
Смогут ли два «Я» выдержать эту немыслимую муку?
Или всё рухнет, прежде чем появится новое?
Сноски:
Ядро мифигии — мистический или технологический «центр желания», объединяющий сознание и силу; термин вымышленный для обозначения внутреннего механизма персонажа.
Мифигия — уникальный термин, вероятно, название органа или системы, встроенной в тело героя, совмещающей биологические и технологические функции.
Летающий демон — в японской мифологии часто называется «тэнгу» (天狗) — дух или существо, связанное с воздухом и боевыми навыками, но здесь — метафорическое название трансформации героя.
Щетинки вдоль позвоночника — метафорическое описание некоей биомеханической структуры, похожей на иглы или сенсоры.
Панцирь, клыки, платье — элементы трансформации персонажа, где мифигия «оживает» и становится телом.
Зонт с шипами — символ и оружие героя; зонт как метафора защиты и атаки. В японской культуре зонты (傘, kasa) иногда имеют сакральное значение, связаны с защитой от духов.
Бронхи, пищевод, желудок — анатомические части тела в контексте внутреннего «путешествия» героя внутри Зогина — сюрреалистический и мифический образ.
Зогин — имя или прозвище врага/монстра, возможно производное от слова «зло» или искажение имени, обозначающее внутреннего демона или оппонента героя.
Ту-дум — звук, имитирующий сердцебиение; возможно, отражение пульса жизни и смерти.
Шисуи — японское имя, распространённое в фантастике и традиционных историях, часто ассоциируется с персонажами-воителями или загадочными героями.
Яма — в японской мифологии подземный мир или место загробного пребывания душ; в переносном смысле — глубина, мрак.
лоза — символический образ в фэнтези и мифах, часто обозначающий связующую, живую оболочку или защиту, похожую на растение с шипами.
сосуд — метафора для тела или формы, в которой живёт душа или сознание.
оболочка — внешний покров, форма, которая удерживает сущность или личность.
хакамэ — (возможно производное от «хакама») традиционные японские широкие штаны, символ дисциплины и сосредоточенности.
косодэ — традиционная часть японской одежды — рукав кимоно, символизирующий начало и конец, границу между внутренним и внешним.