Шавка Мистера Милагро (переиздание)

Вашингтон, округ Колумбия. Международный аэропорт имени Даллеса.

Дождь хлестал по бетону, лужи отражали вспышки камер. Гул голосов, крики репортеров, рев самолетных двигателей — город власти сегодня напоминал поле битвы.

— Мистер Милагро! Мистер Милагро! Как вы прокомментируете ваше назначение? Что станет вашим первым шагом? — раздалось из толпы.
— Сэр! Что вы скажете об обвинениях в убийстве Прицкера? Считаете ли вы это политической атакой?

Фрэнк Милагро шагал по мокрому асфальту, за ним — Хэйнс и Молли. Репортеры облепили их со всех сторон, свет софитов бил в лицо, капли дождя смешивались с потом. Охрана с трудом сдерживала натиск, расчищая им путь к трапу.

— Пропустите, черт возьми! — рявкнул кто-то из секьюрити, расталкивая журналистов.

Милагро не обращал внимания. Он уже давно привык к этому шуму, к этим вопросам, к этим взглядам. Все это — лишь очередной акт бесконечного спектакля.

Лестница к самолету была близко. Еще несколько шагов — и Вашингтон останется позади. Но какой ценой?

Они сели в салон самолета. Все, кто вошел, начали смахивать с лиц капли дождя, будто не могли поверить, что так быстро оказались в безопасности, оторванные от дождевой стихии на земле.

Молли, вытирая лицо платком, посмотрела на портфель, который держала в руках.

— Благо, портфель непромокаемый, и документы сухие, — сдержанно сказала она, стараясь не вылить воду на сиденье.

Хэйнс, сидя рядом, скривился, проверяя свой костюм, как бы пытаясь избавиться от мокрых следов.

— Фрейзер сказал, что готовит всё к церемонии награждения, — его голос был серьезным, но с оттенком усталости. — Говорят, что это будет нечто значимое.

Милагро откинулся в кресле, его глаза были темными и сосредоточенными.

— Эта церемония нужна? — спросил он, голос его был почти равнодушным, как будто ему это не имело значения.

Молли, сидя напротив, улыбнулась холодной усмешкой.

— Безусловно. Вы же теперь сенатор, — она сделала паузу и взглядом указала на его костюм, — Публика это любит. Политика — это шоу, Фрэнк. И ты теперь на главной сцене.

Хэйнс отмахнулся, явно не желая больше думать о шумной толпе и ярких огнях.

— А я теперь ненавижу публику и прессу, — он с неудовольствием оглядел пустое пространство самолета, как будто и этот тесный уголок был слишком громким для него.

Милагро молчал, словно переваривая слова, но тут Хэйнс, раздраженно поглядывая в иллюминатор, добавил:

— Да когда мы там уже взлетим? Эти идиоты уже сто раз самолет сфоткали. Лишь бы камеры не забыли.

Молли вытащила телефон и начала читать уведомления, её лицо сразу побледнело, как будто она увидела нечто ужасное. Милагро заметил её реакцию и поднимал бровь, ощущая, что что-то не так.

— Молли, все хорошо? — его голос был спокойным, но в глазах мелькнуло беспокойство. Он не любил, когда что-то выходило из-под контроля, особенно когда дело касалось её.

Она быстро оторвалась от экрана и сделала глубокий вдох, стараясь скрыть тревогу за маской безразличия.

— Да, все нормально, просто читаю мировые новости, — сказала она, пытаясь сделать свой голос уверенным, но лёгкое напряжение всё равно проскакивало в её словах.

Хэйнс, сидящий напротив, бросил взгляд на неё и, скрестив руки, хмуро добавил:

— Может, обойдемся без новостей на сегодня? Давай хотя бы в самолете немного расслабимся. Мы и так передержали свои нервы на пределе.

Молли быстро выключила телефон, но её взгляд ещё долго не покидал экрана, как будто оставшаяся информация всё равно оставалась в её голове, заблокированная и не дающая покоя.

Милагро не сказал больше ни слова. Он видел, что это что-то важное, что-то, что они скрывают от него. Но сейчас он был слишком уставшим от всего, чтобы задавать вопросы.

Лас-Вегас, Невада. Международный аэропорт Маккаран.

Хэйнс, заметив, как из-за облаков выглядывает солнце, с облегчением выдохнул:

— Солнечный Лас-Вегас, слава Богу, — произнес он, как будто только здесь, в этом городе, можно почувствовать себя в безопасности.

Они сели в машину и поехали в сторону мэрии. Дорога была знакомой, но в этот раз всё казалось немного другим. Машина быстро проезжала мимо ярких огней и сверкающих вывесок, но для Милагро всё это теперь выглядело чуждо. Ему не было радости от этого праздника жизни, а в его голове постоянно крутился один и тот же вопрос: что будет дальше?

Молли и Хэйнс сидели молча, но напряжённость в воздухе была ощутимой. Все знали, что впереди — не просто церемония. Это будет что-то большее. Он, Фрэнк Милагро, стал тем, кем всегда мечтал стать. Но в этот момент его не покидала тяжесть того, что он потерял на пути сюда.

Лас-Вегас, Невада. Мэрия.

Вскоре они подъехали к мэрии, и их встретили мэр Донован Фрейзер и губернатор Джо Чендлер. Оба выглядели как всегда — уверенные и довольные собой. Но за их улыбками скрывалась скрытая игра.

— Фрэнк, поздравляем! — Фрейзер протянул руку, на его лице сияла деловая, но тёплая улыбка.

— Теперь это не просто политическое назначение, — добавил Чендлер, — это начало новой эры для всего нашего штата.

Милагро пожал их руки, но внутри него был лишь холод. Он не чувствовал удовлетворения от этого момента, потому что понимал: эта победа — не просто его личная. Она несла в себе и жертвы, и последствия.

— Благодарю вас, — сказал Милагро, стараясь скрыть свою внутреннюю борьбу.

— Так, есть дело, — сказал он, откладывая бумаги в сторону. — Нужно поехать в "Мерло", проверить, как идут приготовления к церемонии и открытию. Ты не забыл, что это важный момент, да?

Милагро оторвался от окна, взглянув на Хэйнса. Он знал, что это важно, но в душе ещё оставалась тяжесть от всего происходящего.

— Едем, — коротко ответил он, скидывая пиджак, будто хотел избавиться от всего, что привязывало его к этому месту.

Они сели в машину, и их кортеж медленно двинулся по оживленным улицам Вегаса. Город, казалось, не знал покоя ни днём, ни ночью. Ослепительные огни, запах жареного мяса, шумиха на улицах — всё это сливалось в одну безумную картину. И здесь, среди всего этого, Милагро чувствовал себя чужим, как и всегда.

— Ты же понимаешь, что «Мерло» — это не просто отель, да? — сказал Хэйнс, глядя на высотки Вегаса, которые становились всё выше по мере того, как они двигались к новому комплексу. — Это гораздо больше. Мы не просто открываем новое казино. Мы запускаем новый этап.

Милагро отреагировал неохотно.

— Да, я понял, — сказал он, не скрывая усталости в голосе. — Но не могу избавиться от ощущения, что всё это не для меня. Мы строим замки из песка, и одна волна может их стереть.

Хэйнс посмотрел на него, скользнув взглядом по его лицу.

— Ты всегда был мастером видеть мрак, Милагро, — заметил он, не скрывая лёгкой улыбки. — Но сейчас тебе нужно думать о другом. У тебя есть шанс, и это единственный шанс, который не повторится.

Милагро помолчал. Он знал, что Хэйнс прав. Это был его шанс, его единственный путь.

— Ладно, поехали, — сказал он, пытаясь избавиться от своих сомнений.

Когда они подъехали к зданию, взгляд Милагро упал на башню "Мерло". Огромная стеклянная структура с блестящей вывеской "Открытие". Это было величественно. А внутри — целый мир, который он должен был контролировать.

— Всё здесь готово для твоей большой сцены, — сказал Хэйнс, как только они вышли из машины. — Надо только проверить последние моменты.

Милагро кивнул, скрывая в глазах напряжение. Он понимал, что каждая деталь этой «церемонии» имела значение. Не только для него, но и для всех, кто будет смотреть.

Они прошли в холл отеля, где уже начали готовиться к открытию. Персонал бегал, устанавливая оборудование, проверяя освещение. Всё было под контролем, но каждый шаг, каждое движение, казалось, было направлено на то, чтобы сделать это событие идеальным. Для Милагро.

Когда они зашли в центральный зал, Хэйнс сказал:

— Всё будет, как ты хочешь. Ты будешь в центре внимания.
— Хорошо. Отлично. Речь выступления же будет готова? — спросил Милагро, не скрывая лёгкой тревоги в голосе.
— Да, Молли займется, — ответил Хэйнс, продолжая проверять документы на столе. — Она подготовит всё как нужно.
Милагро нахмурился, взглянув на Хэйнса.
— А куда она уехала? — спросил он, явно обеспокоенный.

Хэйнс застыл на мгновение, переводя взгляд с бумаги на Милагро.

— Не понимаю, — сказал он, явно не ожидая такого вопроса. — Уехала по каким-то своим делам, не знаю точно. Может, у неё что-то срочное.

После прогулки по Мерло они продолжили свой путь по Вегасу, ночной город начал наполняться огнями, и в воздухе чувствовалась суета — все готовились к завтрашней ночи. Утро, полное тревоги, осталось позади, и теперь единственным волнением был этот грандиозный момент, к которому они шли. Хэйнс, заметив тишину в машине, снова заговорил.

— Всё готово для церемонии. Поехали в Даймонд, и ты уже сможешь спокойно подготовиться. Завтра всё будет по высшему разряду, как ты хотел. Молли всё устроит, остальное — мелочи.

Милагро сидел в кресле, его взгляд был направлен в окно. Город с каждым метром приближался, его пентхаус в «Даймонде» был всё ближе. Он не мог избавиться от чувства, что что-то осталось неотработанным. Тень тревоги не покидала его.

— Не хочу, чтобы это было как фарс, — произнёс Милагро, наконец отвлекаясь от раздумий. — Я не просто хочу стать сенатором. Я должен стать настоящим, и весь этот спектакль ради этого...

— Ты слишком много думаешь о том, что будет после. Сейчас важно здесь и сейчас. — Хэйнс, понимая его состояние, слегка улыбнулся. — А то ты у меня как старый советский стратег. Нужно наслаждаться моментом, понимаешь?

Милагро не ответил, только крепче сжал руки на коленях. Он понимал, что Хэйнс прав — но что-то всё равно не давало ему покоя. В голове крутились мысли: всё ли под контролем? Молли, как всегда, исчезла. Не может ли быть, что это не просто случайность? Он попытался забыть этот момент, сосредоточиться на предстоящем.

Лас-Вегас, Невада. Отель-казино «Даймонд»

Когда машина подъехала к огромному зданию «Даймонд», вечернее освещение окрасило фасад здания в холодный синий, создавая ощущение что они прибыли в центр огромной машины, чьи шестерёнки крутятся в ожидании важной даты.

Они вышли из машины, и охрана с готовностью встретила их у входа. Милагро поднял взгляд на блестящие стеклянные поверхности, где отражались десятки световых эффектов, рекламирующих казино и рестораны. Пентхаус ждал.

— Всё будет как надо. — Хэйнс слегка похлопал его по плечу, но на его лице было не так уж много уверенности. Всё-таки Хэйнс чувствовал, что в воздухе витала какая-то угроза, скрытая под маской успешного торжества.

— Увидимся утром. — Милагро подошёл к лифту и, не оглядываясь, поднялся в свой пентхаус.

Как только дверь лифта закрылась, он почувствовал, как напряжение нарастает. Пентхаус в «Даймонде» был тем местом, где он мог оставить свои переживания, где можно было попытаться перезагрузиться. Но сейчас, стоя на этой высоте, он понял, что даже стены, казавшиеся такими неприступными, не смогут его защитить. Зал ожидания, все эти репортажи и аплодисменты — всё это было только началом, настоящая игра начнется завтра. И он не знал, сколько ценой ему обойдется его решение.

Милагро вошел в пентхаус, и его взгляд сразу остановился на знакомом столике в ресторане. Тот самый, за которым перед своей смертью сидел Прицкер. Он не мог забыть, как все произошло, как в тот момент, казалось, не было ни времени, ни пространства. Просто мгновение, которое изменило всё. Прицкер, его слова, пистолет, выстрел. Всё словно застыло в воздухе, оставив тяжёлую тень на сердце. Это место... теперь оно было связано с чем-то гораздо более тёмным, чем всё, что происходило раньше.

Он невольно подошел ближе, взглядом скользя по бокалу, который стоял на столе, теперь пустой и оставшийся тут как напоминание о былой жизни. Всё было так знакомо, но теперь в этом не было ни привычной комфорта, ни спокойствия. Этот столик, этот пентхаус... всё это казалось чужим, как напоминание о том, что нельзя вернуться.

Фрэнк не стал долго задерживаться. Он медленно пошел в спальню, не оглядываясь. Чувствовал, как напряжение, что накопилось за день, давит на него всё сильнее. В спальне, где на роскошной кровати уже лежал плед, он вытащил бутылку вина из мини-бара, налил себе в бокал и сделал несколько долгих глотков. Вино было хорошее — глубокое, терпкое, но не способное затмить его мысли.

Он лег в постель, пытаясь закрыть глаза, но внутренний шум не уходил. Мысли роились в голове, а в ушах по-прежнему звучали те слова Прицкера, его голос, его взгляд. «Ты ничем не лучше меня». Милагро перевернулся на бок, выдохнув, и закрыл глаза, надеясь, что сон уймет его беспокойство. Но он знал — это только начало.

На следующее утро.

Милагро стоял перед зеркалом в гардеробной, внимательно изучая новый костюм. Строгие линии, идеально подобранный цвет, ткани, которые говорили о статусе и успехе. Он откинул голову назад, закрыв глаза, и ощутил, как боль от последних событий уходит, уступая место чему-то новому. Чувство, которое он давно не ощущал — счастье. Горечь и тень были позади, а впереди — новая жизнь, новое начало. Это был его момент, его победа, его игра. Он сделал это. Силой воли и умением манипулировать, он добился своей цели.

Завершающий взгляд в зеркало, и он почувствовал, как грудь распирает от гордости. Всё, чего он добивался, теперь было на расстоянии вытянутой руки. Команда, верные люди рядом. Он поворачивается, слыша шаги, и видит, как в дверь пентхауса входит Хэйнс.

— Как дела? — спрашивает Хэйнс, его лицо немного хмурится, но это не мешает его спокойному, почти безразличному тону.

Милагро кидает взгляд на Хэйнса, поправляя костюм и окидывая его взглядом.

— Всё нормально. Я готов, — отвечает он, не скрывая уверенности в голосе.

Они вышли на улицу, сели в черную машину и поехали в сторону «Мерло». Город снаружи выглядел всё так же ярко, как всегда, но у Милагро было чувство, что что-то в этот раз будет не так.

Когда они приехали, весь персонал был на месте, официанты в белых рубашках и черных галстуках, все бегали, проверяя последние детали. Отель был безупречен, как и полагалось для такого события. Стены стеклянные, роскошные люстры висели в холле, а ковры цвета индиго под ногами блестели от чистоты. Все сияло и переливалось, словно сам Вегас приветствовал его.

Когда они вошли, Молли уже стояла в центре холла, сканируя пространство, как всегда на высоте.

— Как дела? — спросил Милагро, подходя к ней.

Молли, не скрывая лёгкой усталости, повернулась к нему и улыбнулась.

— Всё в порядке. Я подготовила твою речь. Всё будет идеально, — она сдержала взгляд, будто что-то держала при себе, но быстро продолжила: — Фрейзер в своём номере, он готов.

Милагро слегка приподнял брови, но не стал уточнять.

— Хорошо. Пора. — Он кивнул и направился к ближайшему выходу, следуя за Хэйнсом.

В его голове всё стало чётче, он чувствовал, как его тело наполняется энергией, а мысли четко выстраиваются в одну линию. В конце концов, он стоял на пороге великого события, которое должно было стать его окончательной победой. Момент, когда он мог сказать: «Я сделал это».

Они прошли в просторный зал, где уже готовились к церемонии. Молли и Хэйнс начали проверять последние детали. Фрэнк подошел к одному из рабочих, следивших за установкой декораций.

— Через сколько начнем?

— Пара часов, сэр, — ответил тот, поправляя белоснежную скатерть на одном из столов.

Милагро кивнул.

— Хорошо.

Через час Милагро находился в просторном гардеробе одного из лучших номеров «Мерло». Свет мягко отражался от зеркал, создавая эффект бесконечного коридора из его собственных отражений. На нем был новый, идеально сидящий костюм — глубокий, благородный оттенок, гладкая ткань, выверенный крой. Он знал, что выглядел безупречно.

Милагро провел рукой по лацкану пиджака и замер. В памяти всплыл тот день в Чикаго, когда он стоял в ателье, рассматривая себя в зеркале в таком же безупречном костюме. Тогда он тоже был в ожидании, но не торжественной церемонии, а убийства. Он вспомнил переулок, сырую мостовую, отражение луны в луже... И приглушенный звук выстрела.

Теперь он был здесь, на вершине, выше, чем когда-либо прежде. Сенатор. Его имя звучало в устах политиков, журналистов, финансовых воротил. Сегодня ему предстоит сыграть свою самую важную роль перед тысячами людей. Ирония заключалась в том, что он все еще тот же человек.

Он снова оглядел себя в зеркале. Он был готов. Но в этот раз дело было не только в том, чтобы сыграть роль сенатора. Нет, ему нужно было разыграть еще один спектакль — гораздо более сложный и опасный. Каждый его шаг, каждое слово, каждое движение должны были быть отрепетированы до мельчайших деталей. Мир, который он построил, требовал идеальной маскировки. Отголоски старых дел, скрытые угрозы и замолчанные грехи — все это требовало умело поставленной игры.

Он знал, что не может позволить себе ни малейшего ослабления. Сенатор Милагро должен быть сильным, непреклонным, бескомпромиссным. Но в этой роли было что-то фальшивое. Где же тот, кто он на самом деле?

Он вздохнул, взял со столика часы, застегнул их на запястье и глубоко вдохнул, пытаясь обрести спокойствие. В этот момент он был просто актером. И ему нужно было сыграть свою роль до конца.

В дверях появился Донован Фрейзер. Милагро взглянул на него, но взгляд не был исподтишка — он был осмотрительный, расчетливый, как взгляд человека, который, даже если он не увидит врага, все равно будет готов к нему.

Фрейзер стоял у двери, его фигура была напряжена, словно он собирался сделать важное признание, но не решался. Милагро не сразу заметил его, продолжая разглядывать себя в зеркале. Он был поглощен собственными мыслями, в то время как Фрейзер, казалось, выжидал момента, чтобы заговорить.

— Фрэнк, мне нужно поговорить с тобой, — наконец произнес Донован, прерывая тишину.

Милагро вздохнул, поворачиваясь к нему с легким усталым выражением на лице. Он знал, что в этот момент Фрейзер точно не пришел по пустякам. Его глаза, обычно уверенные и холодные, теперь скрывали что-то более темное, более глубокое.

— О чем? — спросил Милагро, не проявив особого интереса, но внутренне приготовившись к любому разговору.

Фрейзер шагнул ближе, взгляд его был обреченным.

— Ты ведь помнишь, то видео... — его голос стал немного тише, как будто он хотел скрыть это даже от самого себя. — Тот парень, которого я... убил. Я знаю, что в нем нет ничего, что могло бы тебя сильно беспокоить. Но... что, если это всплывет? Что, если кто-то все же узнает?

Милагро не сразу ответил. Он пристально посмотрел на Фрейзера, пытаясь понять, что на самом деле скрывается за его словами. Он видел его нерешительность, слабость, которая контрастировала с тем, как Фрейзер обычно вел себя. Это был человек, который был готов делать грязную работу, но никогда не показывал свою уязвимость.

— Донован, — начал Милагро спокойно, но с тяжестью в голосе. — Сейчас не время для переживаний. Ты знаешь, как я это делаю. Если бы я начал волноваться по каждому поводу, все бы давно разрушилось. Ты сказал, что это под контролем — так и будет.

Фрейзер нервно посмотрел на Милагро, его глаза блеснули беспокойством. Это было не то беспокойство, которое можно было бы встретить у человека, боящегося разоблачения. Нет, это было настоящее сожаление, мука от содеянного. Он чувствовал, что его прошлое может поглотить его в любой момент.

— Я просто... не знаю, что делать, — его голос снова стал более тихим. — Я не могу больше держать это внутри. Я думал, что могу справиться, но... каждый раз, когда я думаю об этом видео, мне становится все тяжелее.

Милагро взглянул на него, сдержанно оценивая ситуацию. Он знал, что Фрейзер слаб и что ему сейчас нужно лишь одно — уверенность в том, что его место в игре еще не потеряно. Но в глубине души он понимал, что если Фрейзер начнет показывать слабость, это может поставить под угрозу все, что они выстраивали.

— Ты нужен мне, Донован. Не забывай об этом, — ответил Милагро, его голос был холодным и строгим. — Так что, если хочешь помощь, подойди позже. Сейчас у нас другие дела. Церемония. Твой статус. Нам нужно думать о том, как двигаться дальше.

Фрейзер кивнул, сдерживая дыхание. Он чувствовал, что Милагро отнесся к его переживаниям с холодной отстраненностью. Но в этом было что-то успокаивающее — Милагро был решительным и не давал себе слабости. Фрейзер знал, что его роль в этой игре уже предсказуема. Но его собственные демоны не отпускали.

— Хорошо, — тихо сказал он, поворачиваясь к двери. — Ты прав. Поговорим позже.

Милагро вышел на террасу, его шаги были уверенными, как всегда, но в этот момент в его сердце чувствовался лёгкий, почти неуловимый толчок волнения. Он остановился на мгновение, чтобы осмотреть пространство. Гости уже собрались — множество людей в элегантных костюмах и вечерних платьях, каждое лицо озарено любопытством и ожиданием. Кто-то из тех, кто стоял среди них, был уже известен в политических кругах, другие — представители крупных корпораций, но все они пришли по одной причине: чтобы стать частью этого момента. Момента, когда Милагро, наконец, выйдет на сцену и подтвердит свою роль в политической игре.

Перед столиками с гостями стояли камеры, захватывающие этот момент с разных ракурсов, под разными углами, чтобы ни один жест, ни одно слово не ускользнуло от зрителей по ту сторону экрана. Прямо перед президиумом, на котором в ближайшие минуты должен был предстать Милагро, мерцали огоньки софитов. С каждого угла освещали сцену, где его ждал долгожданный момент триумфа. Милагро заметил, как всё было идеально скоординировано. Всё от первой до последней детали: декорации, освещение, расположение гостей, настройка оборудования.

Журналисты, стоящие у входа, вели свою работу. Они были готовы ловить каждый взгляд, каждое слово, каждое движение. Всё это было частью спектакля, а он, как главный актёр, должен был сыграть свою роль безукоризненно.

Текст на телесуфлере был готов — он сам всё вычитал, поправил, добавил несколько своих акцентов. Он знал, что каждое слово, произнесенное им, будет иметь значение, что каждый жест будет интерпретирован. Но на этот раз это было не просто политическое заявление. Это было заявление о его личной победе, о том, как он, благодаря своим усилиям и манипуляциям, оказался здесь. Этот момент был его. Он был готов.

Он медленно прошел к президиуму, где стоял микрофон и два стула, свободные, ожидающие его появления. В голове мелькнула мысль о том, что здесь его ждали. Но никто из этих людей не знал правды, и никто из них не знал, что за этой маской скрывается человек, который не остановится перед ничем, чтобы добиться своего. Милагро заставил себя улыбнуться. Он знал, что сегодня он победит — а затем, возможно, будет время подумать о последствиях. Но сейчас ему нужно было сосредоточиться на своей роли.

"Идеально", — прошептал он сам себе, когда его взгляд вновь пробежал по всем присутствующим. Все было точно так, как он себе представлял.

Фрэнк встал у сцены, рассматривая, как люди продолжают собираться, все камеры, журналисты, свет — все это создавало атмосферу настоящего торжества. В его голове крутились мысли, но тут его отвлек голос Микса, который подошел с какой-то папкой и с улыбкой сказал:

— Так, мистер Милагро, рад, что вы уже здесь! Все идет по плану, как договаривались. Молли уехала по делам, так что я вас тут скоординирую. Через пару минут вам нужно будет выйти и сказать первую речь, поприветствовать всех гостей, разогреть публику. — Он сделал паузу, добавив с улыбкой: — Знаете, стандартная программа, все как обычно.

Милагро кивнул, внимательно слушая, но взгляд его был направлен на толпу, и на бесконечное мерцание камер.

— Привет, Микс. Хорошо, понял. А куда уехала Молли? — спросил Милагро, стараясь скрыть любое беспокойство в голосе. Он уже успел заметить, что в ее поведении что-то изменилось.

— Она не сказала. — Микс развел руками и усмехнулся. — Видимо, какие-то личные дела. Она попросила у меня инфу на одного парня, я все собрал, отнес ей. Почитала, сказала спасибо и уехала. Ничего особенного, думаю. Просто работа.

Милагро внимательно посмотрел на Микса. Этот парень явно пытался создать иллюзию легкости, но Милагро чувствовал, что что-то тут не так.

— Что за парень? Почему я не в курсе? — спросил Милагро, подбирая слова, чтобы не выдать своего недовольства. Он пытался понять, что на самом деле происходит. Почему Молли не сказала ему об этом?

Микс почувствовал напряжение и попытался сгладить ситуацию.

— Она сказала, что это личное. Может, просто один из тех, кто должен быть здесь сегодня, может, еще что-то по работе. Я не вникал. Все остальное не так важно, да? — Он посмотрел на Фрэнка с легкой усмешкой. — Все под контролем, мистер Милагро. Не переживайте. Я же вас скоординирую, как договорились.

Милагро немного молчал, его взгляд продолжал скользить по толпе, но в голове закрутилась мысль, которая не давала ему покоя. Почему Молли не поделилась с ним подробностями? Почему она решила уехать без объяснений? Это не было похоже на нее. Он не мог понять, что кроется за ее молчанием, но внутри почувствовал странное беспокойство.

Он заставил себя вернуться к ситуации и сосредоточиться.

— Хорошо, Микс, — сказал он, не раскрывая своих мыслей.

Микс кивнул, удовлетворенный, что разговор завершился. Он немного еще подмигнул и отошел в сторону, пока Фрэнк возвращался к своему плану на вечер.

Через пару минут весь зал затих, и на сцену вышел ведущий, его голос, звучавший уверенно и без запинок, эхом прокатился по просторной крыше отеля. Камеры начали работать на полную мощность, транслируя церемонию на весь штат, а затем и на всю страну. Событие обещало стать значимым.

— Добрый вечер, Америка! Добрый вечер, уважаемые гости и зрители, находящиеся сегодня с нами по всему миру! — его голос был проникнут напряжением, почти величественным, и все знали, что момент настал. — Сегодня мы очевидцы не просто церемонии, а исторического момента, который изменит политический ландшафт нашей нации! Мы свидетели того, как на сцену выходит новый политический гигант, человек, чьи амбиции, силы и способности готовы перевернуть не только столицу, но и всю Америку!

Ведущий сделал паузу, наслаждаясь эффектом от своих слов. Зал начал наполняться аплодисментами, но он продолжил:

— Этот человек не просто политик, он — символ перемен! Он стал голосом тех, кто чувствовал себя забытым. Он доказал, что никакие стены, будь то политические или социальные, не могут его остановить! Встречайте того, кто сегодня не просто становится сенатором — он становится символом силы, решимости и амбиции!

Зал снова взорвался аплодисментами, и ведущий, с уверенной улыбкой, продолжил:

— Сегодня, в этом свете, мы встречаем нашего героя, человека, который сумел сломать все барьеры, пройти через невообразимые испытания и стоять перед вами, готовым начать свой путь в великом политическом путешествии нашей страны! Мистер Фрэнк Милагро!

Он замолчал на мгновение, давая зрителям переварить каждое слово, и затем жестом пригласил Милагро на сцену.

— Это не просто день для нашего нового сенатора, но и для всей нации. Мы стоим на пороге новой эры. Добро пожаловать, Фрэнк Милагро! — И вновь раздались аплодисменты, а зрители, держась в напряжении, следили за каждым шагом человека, который должен был изменить их будущее.

Фрэнк шагнул на сцену, почувствовав, как внимание всех собравшихся устремляется к нему. Он глубоко вздохнул, собрался и начал:

— Добрый вечер, дорогие друзья! Еще недавно я мог лишь мечтать о таком моменте — стоять здесь, перед вами, перед людьми, чьи интересы я теперь обязан защищать в сенате Соединенных Штатов. Долгие годы я работал, стремясь к этому, и сегодня для меня большая честь представить себя вам.

Он сделал паузу, его взгляд скользнул по залу, и он продолжил:

— На днях я смотрел на герб нашей страны, и, знаете, понял, что все, что мы здесь делаем, все наши усилия, имеют значение. Это больше, чем просто политика. Это — честь, которая превыше всего.

Фрэнк приподнял руку в знак благодарности, а затем повернулся к аудитории:

— Я хочу искренне поблагодарить каждого из вас за доверие. Без вашей поддержки я не стоял бы здесь сегодня. И теперь, с вашего позволения, я приглашаю на сцену человека, который всегда был рядом и поддерживал меня. Губернатор штата Невада — Джо Чендлер!

После этих слов Фрэнк отошел от микрофона и направился к краю сцены, где его взгляд вдруг остановился на одном из столиков. Там сидел Сезар Мадригал, с улыбкой наблюдавший за происходящим. Их взгляды встретились, и Милагро, не скрывая интереса, направился к нему.

Он шел уверенно, но внутри его сердце билось чуть быстрее. Что-то в этой встрече было неизбежным.

Милагро не стал терять времени. Подойдя к столику, он протянул руку:

— Привет, Сезар, рад видеть.

Сезар в ответ слегка улыбнулся и протянул свою руку. После рукопожатия Милагро присел на стул рядом.

— Привет, Фрэнк. Как ты? — спросил Мадригал, внимательно изучая его лицо.

— Все хорошо, — ответил Милагро, слегка наклоняя голову назад. — После того инцидента, слава богу, быстро восстановился. Если бы не твоя помощь, я бы не оказался здесь.

— Рад, что ты в порядке, — кивнул Сезар. Он окинул взглядом костюм Фрэнка, заметив, как тот идеально сидит. — Прекрасный костюм, Фрэнк. Это достойно такого момента.

Милагро усмехнулся.

— Спасибо. Рад, что ты здесь, — сказал он, ощущая лёгкую теплоту в голосе. — Мне приятно, что ты пришел.

Сезар немного помолчал, и, казалось, веселье оставило его лицо. Он стал более серьезным.

— У меня есть для тебя новости, — сказал он, не скрывая легкой торжественности в голосе. — Мои люди нашли того, кто слил информацию федералам. Это был юрист, достаточно опытный, чтобы быстро замести следы. Но мои люди уже все уладили.

Фрэнк замолчал, его лицо стало серьезным. Он почувствовал, как тревога, почти незаметно, начала пронизывать его мысли. Юрист? Кто это мог быть? Это был человек из его окружения или кто-то, кто смог проникнуть в его личные дела? Это вызывало вопросы, на которые не было простых ответов.

Он посмотрел на Сезара, и его голос стал более спокойным, но в нем чувствовалась скрытая напряженность.

— Спасибо, Сезар, — сказал Милагро, осознавая, что эта информация может оказаться важной. — Пусть эта ситуация останется между нами. Я ценю твою помощь.

Сезар кивнул, его взгляд оставался тем же хладнокровным, что и всегда. Он понимал, что Фрэнк не будет доверять ему полностью, но на данный момент они были партнерами.

Фрэнк встал, его мысли не отпускали. Он не мог избавиться от ощущения, что в этом деле скрывается нечто большее. Кто был этот юрист, и как он мог быть связан с тем, кто оказался убит в переулке Уоррен Хайтс? Эти вопросы терзали его, и он знал, что на них нужно найти ответы.

Сезар, словно прочитав его мысли, наблюдал за ним с невозмутимым выражением лица. В этот момент все их тайные игры и отношения казались частью чего-то гораздо более сложного, чем могло показаться на первый взгляд.

— Фрэнк! Ты уже выступил? — спросил Хэйнс, схватив его за руку и отвел в сторону, явно нервничая.

— Да, что случилось? — Милагро ощутил, как его спокойствие начинает нарушаться от напряжения в голосе Хэйнса.

— Где, черт возьми, Молли? — Хэйнс заговорил с тревогой, словно что-то было не так.

— Я не знаю... Микс сказал, что она уехала по делам, — ответил Милагро, не понимая, что могло ее заставить уехать в такой момент.

Как раз в этот момент появился Микс, с серьезным выражением лица.

— Мистер Хэйнс, я отслеживал её телефон. Она поехала на кладбище Вудлон, — сказал Микс, подавая информацию, которая как-то не вязалась с их планами.

— Что за кладбище? И что она там делает? — Милагро посмотрел на Микса с настороженностью.

— Это кладбище на юге города. Судя по данным, она едет туда, потому что в документах, которые она просмотрела, упоминается Эдриан Моралес, — сказал Микс, опуская голову и скользя глазами по экрану телефона. — Его тело нашли неделю назад. Утоплен в реке Чикаго.

— Утоплен?! — Милагро нахмурился, и его взгляд потемнел. — Кто это, черт побери? Почему я ничего не слышал?

— Эдриан Моралес — иммигрант из Мексики, — сказал Микс, продолжая уточнять детали. — У него была темная история, но поначалу все казалось обычным делом. Теперь вот, он мертв, и Молли почему-то решилась копать.

— Почему она лезет в это? — пробормотал Милагро.

— Я не знаю, что она планирует, — сказал Микс, наблюдая за выражением лица Милагро.

— Я поеду за ней, — быстро сказал Фрэнк, его голос был решительным.

— Что?! — Хэйнс выглядел ошеломленным. — Ты что, с ума сошел? Тебе нужно быть здесь, Фрэнк! У нас церемония, вся эта толпа, ты только что стал сенатором!

— Я сказал, я поеду за ней! — ответил Милагро, его взгляд был холодным и сосредоточенным. Он понял, что сейчас важнее всего — это найти Молли. Если она с кем-то связана, кто-то может быть в опасности, или хуже того, если Молли сама оказалась в ловушке.

— Ты не можешь просто так исчезнуть! — Хэйнс был в ярости. — Тебе нужно оставаться здесь!

— Ты оставайся здесь, я решу это, — сказал Милагро, не обращая внимания на возражения. Его решение было принято. Он резко развернулся, пронзая взглядом Хэйнса, и направился к выходу, не теряя ни секунды.

Как только он оказался у машины, он быстро залез в нее, не думая об опасности. Всё, что имело значение сейчас, это найти Молли. Она уже успела попасть в нечто гораздо более опасное, чем казалось на первый взгляд.

Запустив двигатель, он резко рванул по маршруту, который указал Микс, чувствуя, как его сердце бьется всё быстрее. Чикаго снова не отпускает его, и что-то подсказывало ему, что этот случай не случайность.

Милагро ехал по ночному Вегасу, словно черная тень, скользящая по пустым улицам города. Его мысли были как острые лезвия, но в его голове не было ни места для сомнений, ни для страха. Он был полностью сосредоточен на одной цели — найти Молли. Где бы она ни была, он должен был её спасти.

Он позвонил в полицию Лас-Вегаса, его голос был строгим, с оттенком напряжения:

— Это Милагро, Фрэнк Милагро. Молли Блэр пропала. Свяжитесь с патрулями, она должна быть за рулем красного спортивного автомобиля.

— Понял, сэр. Информацию получили еще минуту назад. Мы уже начали поиски, поехали по установленному маршруту. Ваш запрос принят, включаем план перехвата. Подождите несколько секунд.

На другом конце слышался короткий перерыв, а затем раздался голос, который Милагро не мог не услышать:

— Всем патрулям, прибыть на установленные блокпосты и пункты проверки удостоверений личности всех участников движения. Код: 10.34. Введен план перехват. Ищем пропавшую Молли Блэр, 26 лет. Должна быть за рулем красного спортивного автомобиля. Ее телефон засекли в районе кладбища Вудлон.

Милагро резко сжал руль, сердце пропустило несколько ударов.

Это была не просто пропажа. Молли исчезла в момент, когда его жизнь начинала становиться слишком стабильной, слишком успешной. Он резко понял, что что-то не так. Но что? Почему она уехала в такое место?

И тогда его мысли вернулись к тому, что говорил Сезар Мадригал — юрист, который слил информацию федералам. Это не могло быть совпадением. Он вдруг понял, что Молли была тем самым юристом, о котором говорил Мадригал, что именно она была тем самым предателем. Но почему? Зачем?

Память возвращала его к встрече с Гарднер. Тогда, при их разговоре, она говорила о каком-то предателе, который работал среди его людей, и теперь все складывалось. Молли действительно была в этом замешана. И если так, то её поездка на кладбище Вудлон означала, что она пытается скрыться или что-то слишком важное уходит в тень, прощаясь с кем-то. Милагро вдруг понял, что его доверие к ней было слишком наивным.

— Молли, — пробормотал он себе под нос, продолжая мчаться по ночным улицам. — Ты это сделала?

Но ни один из этих вопросов не мог остановить его. Он уже понимал, что, несмотря на всё, что он узнал, несмотря на предательство, он не может оставить её. Он должен был найти её, вернуть её, может быть, даже в последний раз. Но он не собирался ждать, когда все блокпосты закроют пути. Милагро хотел ответов. И он ехал на всех скоростях в эту ночь, готовый на всё, чтобы разобраться, что случилось с Молли, и почему она ушла.

Милагро влетел на кладбище, его сердце билось так сильно, что казалось, оно могло бы разбудить все мертвые вокруг. Он схватил пистолет из бардачка и бросился через ворота. Мрак и туман окутывали старые могилы, воздух был пропитан запахом увядших цветов и сырости. Он не обращал внимания на окружение, его взгляд был только на ней — Молли.

Она стояла у могилы, возлагая цветы, её силуэт был знаком, её фигура — частью его жизни, его работы, его пути. Он не мог поверить своим глазам. Она была жива. Но в следующий момент его мир изменился. Из тени выбежали несколько человек — они явно шли за ней.

— Молли! — закричал он, не в силах сдержать тревогу. — Молли!

Она обернулась. Но прежде чем она успела что-то сказать, раздался выстрел. Молли рухнула, её тело упало прямо на чужую могилу, цветы разлетелись по земле. Милагро кинулся к ней, инстинктивно выхватив пистолет. В его голове не было места для сомнений — он стрелял. Истребил этих людей, чтобы добраться до неё.

Несколько бойцов, похоже, из клана Primo Muerto, упали замертво. Но это было не важно. Всё, что имело значение, — это она. Молли.

Он подошел, присел рядом. Её лицо было бледным, глаза закрыты, а кровь медленно окрашивала землю. Милагро осторожно положил руку на её щеку, словно пытаясь вернуть хотя бы немного тепла, которое она унесла с собой. Он не мог поверить, что это случилось. Она была важным человеком в его жизни, человеком, с которым они работали бок о бок, человек, на которого можно было положиться. И вот теперь её не было.

Он никогда не говорил ей, как ценил её помощь. Никогда не мог выразить всю благодарность, которую она заслуживала. А теперь всё было кончено.

Милагро поднялся, взял цветы, которые она хотела возложить на могилу, и положил их на могилу Эдриана Моралеса — того самого парня, который был связан с этим всем. Это был жест прощания. Последний.

Милагро стоял в тишине, его сердце тяжело билось, когда он взглянул на землю и увидел ее телефон. Легкий холодок пробежал по спине, когда он увидел последние уведомления — от Микса и Хэйнса. Он открыл одно из сообщений, и его глаза остановились на вложенном файле. Милагро не знал, что ожидать, но когда он открыл его, все стало ясно. Это был файл с данными о Эдриане Моралесе. Тот самый парень, которого он убил в переулке Уоррен Хайтс. Он не мог поверить. Всё сходилось.

Он ощутил, как что-то неприятное скрутило его внутри. Этот человек, этот несчастный человек, был частью той игры, которую разыгрывал сам Милагро. Но что теперь? Он не знал, что делать с этим открытием.

Милагро перевел взгляд на экран телефона и заметил, что последним открытым приложением был диктофон. Ему стало не по себе. Он открыл его, и его взгляд упал на последнюю запись, сделанную 20 минут назад. Милагро стоял на кладбище, не в силах отвести глаз от экрана телефона, его рука дрожала, когда он нажал кнопку воспроизведения. Тишина вокруг стала еще глухой, как будто сам мир замер. Голос Молли, полный сожалений и неизреченной боли, звучал теперь как прощание, которое не успели произнести.

— Привет, Фрэнк... — её голос был слабым, чуть дрожащим, как если бы она пыталась сдержать слёзы. — Даже не знаю, что сказать... Я ещё не стала мастером публичных выступлений, но я надеялась, что смогу сделать всё правильно, что смогу помочь тебе. Я видела, как ты меняешься, как ты становишься кем-то другим, и я поняла, что не могу остановить это. Ты стал сильным, но я потерялась в этом. Я... я не знала, что будут жертвы. Я просто хотела помочь. Я думала, что если я направлю письмо в ФБР, если они помогут мне, то я помогу и тебе. Но я сглупила, Фрэнк. Когда ты согласился на тот аукцион, я поняла, что не могу быть рядом с этим. Я не могу быть частью этого.

Её голос затих, она сделала паузу, как будто каждый её следующий вздох был тяжким. Милагро закрыл глаза, чувствуя, как боль сжала его сердце, когда она продолжала.

— Я не хотела предать тебя. Но я не могу жить в этом мире, где каждое твоё решение ломает меня. Я думала, что смогу справиться с этим, но я ошиблась. Мне было страшно. Я... я не хотела видеть, как ты становишься тем, кем ты стал. Я не знаю, что будет, если мы поговорим. Но если мы не успеем... если ты не поймешь... я просто уйду, Фрэнк. Я... я не знаю, как это всё закончится. Прости меня.

Запись прервалась. Милагро стоял, не в силах пошевелиться, сжимая телефон в руке. Слёзы стояли на глазах, но он не мог их выронить. Внутри него была пустота. Его мир рухнул, и он не знал, что делать с этой болью. Молли, важная часть всего его мира — она ушла. И не просто ушла, а оставила его один на один с тем, во что он превратился.

Он стоял там, у могилы, не зная, что делать дальше. Он потерял её. И теперь он оставался один, среди мертвых.

Тем временем.
Лас-Вегас, Невада. Отель «Мерло»

Фрейзер сидел у кровати в своём номере, в окружении разрозненных документов и бумаг. Папки с проектами Милагро и Хэйнса были беспорядочно раскиданы вокруг, словно его жизнь — тоже потерянный проект, не завершённый, не понятный. На экране телевизора безжизненно мерцала видеозапись, которая врезалась в его сознание, как остриё ножа.

Экран вспыхнул, и перед ним снова возникло это смазанное, но всё же различимое изображение.

Голос мэра пронзал тишину, резкий и холодный, как металл, когда он выкрикнул:

— ...шутить вздумал? Ах ты, подлец!

Жертва, трясущаяся от страха, дрожащим голосом умоляла:

— Отпустите меня! Вы сами во всем виноваты! Я просто выполнял свою работу!

Фрейзер видел всё это, но его взгляд был уже пустым, почти безжизненным. Он сжал кулаки, не в силах оторвать глаз от сцены. Мерцание изображения на экране лишь усиливало ощущение того, как всё, что он сделал, становилось невыносимым.

Он снова увидел, как мэр резко схватил жертву за горло, пальцы сжались, а тело человека побледнело.

— Заткнись, ублюдок! — прорычал мэр, и рука его резко двинулась в сторону стола.

Графин ударил по голове жертвы. Звук стекла, когда оно разбилось, был таким громким, что Фрейзер почувствовал, как он отозвался в его груди. Тот момент. Тот ужас. Жертва рухнула, а кровь быстро растекалась по полу.

— Вставай! — Фрейзер слышал, как мэр наклонился, пнул тело, его голос становился всё громче, в нём звучала паника. — Вставай, тварь! Вставай!

Тишина.

— Чёрт... чёрт... вставай же! Чёрт! Чёрт! Чёрт! — его голос почти сорвался.

Тот момент — и всё стало окончательно ясно. Это был конец. Он не мог убежать от этого, не мог скрыться. Он понял, что не сможет жить с этим. С тем, что он стал частью этого ужаса, частью этой бессмысленной жестокости.

Запись закончилась.

Фрейзер не шевелился. Он сидел в этом полном молчании, и ощущение вины разрывалось внутри. Он не знал, сколько времени прошло, но всё вокруг было чуждым. Жизнь, что была до этого — она как будто стерлась. Осталась только пустота, тяжесть, невыносимое чувство, которое всё сдавливало, заставляя его дышать с трудом.

Он встал, отложил бутылку виски в сторону и подошёл к тумбочке. Его рука вытащила револьвер. В руках он чувствовал его тяжесть, как тяжесть самого существования, которое он не мог больше нести.

Он поднёс ствол к виску. В этот момент его сердце билось так сильно, что его руки дрожали. Он мог слышать, как кровеносные сосуды пульсируют в его голове, как мысли крутились в голове, но не могли найти выхода.

— Простите меня, — прошептал он, как будто кто-то мог его услышать. Как будто это могло что-то изменить.

И в тот момент, когда мир вокруг него перестал существовать, раздался выстрел.

Тем временем терраса отеля "Мерло" была залита светом софитов, гости неспешно беседовали, бокалы с дорогим вином мерцали в руках влиятельных людей. Морган Хэйнс стоял среди организаторов, напряжённо обсуждая задержку церемонии. Ему нужно было всего десять минут, чтобы убедиться, что Милагро займёт своё место и произнесёт клятву сенатора.

Но времени больше не было.

В этот момент в холле отеля распахнулись двери. Внутрь ворвались агенты ФБР, их шаги были чёткими, уверенными, как у людей, знающих, зачем они здесь. Их вела Элизабет Гарднер — взгляд стальной, походка отточенная. Они прошли мимо изумлённого персонала, охраны, поднялись на нужный этаж и вышли на террасу.

Разговоры стихли. Гости повернулись в их сторону, в воздухе повисло напряжение. Кто-то приподнял брови, кто-то замер с бокалом в руке.

Хэйнс увидел их и на мгновение оцепенел. Он прекрасно понял, что это значит.

Гарднер сделала шаг вперёд, достала из внутреннего кармана пиджака документы и громко, чтобы слышали все, произнесла:

— Мистер Морган Хэйнс, у меня федеральный ордер на ваш арест.

— Что за чёрт? Что вы несёте?! — вспылил он, пытаясь сохранить уверенность, но в его голосе проскользнула резкость, больше похожая на страх.

Агент, стоявший рядом с Гарднер, шагнул вперёд и ровным, хладнокровным тоном зачитал:

— Морган Хэйнс, вы арестованы по подозрению в мошенничестве, злоупотреблении властью, препятствовании правосудию и преступном сговоре. Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката. Если вы не можете его себе позволить, он будет предоставлен вам государством.

Агенты схватили Хэйнса за руки и надели наручники с чётким металлическим щелчком.

— Надеюсь, вам хватит ума не радоваться слишком рано. История любит возвращать долги. — рявкнул он, оглядываясь по сторонам, но никто из гостей не поспешил ему на помощь. Взгляды, наполненные интересом, презрением, даже страхом — но не сочувствием.

Он не сопротивлялся, не протестовал — знал, что момент уже упущен. Но в его взгляде не было страха.

Его повели через всю террасу, затем сквозь зал, где музыка уже стихла, уступая место глухому молчанию. Люди расступались, давая дорогу.

Но кое-кто уже предусмотрительно покинул мероприятие.

Среди гостей не было Сезара Мадригала.

Милагро вернулся в Мерло, он шагнул на террасу, все вокруг было словно в тумане. Гости переговаривались взволнованно, чей-то смех звучал нервно, бокалы звенели громче обычного. Он быстро заметил людей в строгих костюмах с неизменными ухмылками профессионалов, знающих что-то, чего не знает он.

Агенты ФБР.

Что они здесь делают?

Но прежде чем он успел хоть что-то осознать, ведущий уже оказался рядом, схватил его за локоть и с улыбкой, полной показного энтузиазма, повел к сцене.

— Дамы и господа! — голос ведущего разнесся по залу, как удар молота. — Прошу внимания! Сейчас, в этот торжественный вечер, мы станем свидетелями важного события! Фрэнк Милагро принесет присягу как сенатор Соединенных Штатов!

Зал разразился аплодисментами, вспышки камер ударили в лицо. Всё происходило слишком быстро.

Милагро вышел на сцену, чувствуя, как под ногами словно плывет пол. Он знал, что что-то пошло не так. Что-то серьезное. Но назад пути не было.

Фрэнк стоял перед залом, где под ярким светом софитов его фигура казалась почти светящейся. Вокруг — тишина, каждое движение, каждый взгляд были направлены только на него. Все присутствующие в зале, от высокопрофильных гостей до обычных зрителей, замерли, не отрывая глаз, осознавая важность происходящего. Камеры, установленные по периметру сцены, мгновенно захватили момент, а операторы не сводили с него объективов, запечатлевая каждый его жест, каждое слово. Они знали: это событие будет в истории.

В зале, где собрались люди, в атмосфере было что-то почти священное, каждый из которых переживал этот момент как личное событие. Даже в самых удаленных уголках зала ощущалась сильная напряженность, словно все замерли в ожидании величия этого момента.

Внешние камеры фиксировали каждого гостя, а множественные экраны в городе транслировали событие на все уголки Вегаса. В ресторанах, казино и барах, в каждой части города люди остановились, чтобы взглянуть на экраны, затаив дыхание. Мгновения превращались в часы, когда публика следила за тем, как Фрэнк Милагро встал перед народом, приняв свою клятву. Вестибюли казино замирали, все взгляды были направлены на экраны телевизоров, где Фрэнк с достоинством и уважением клялся служить Америке.

Момент, когда Милагро взял микрофон, когда его слова эхом отозвались в сердцах всех присутствующих — как на сцене, так и за пределами зала, — был поистине историческим.

Вдруг, когда он поднял правую руку, вся атмосфера изменилась. Все застыли в тишине, в самом штате прекратилась жизнь. Камеры, как хищные глаза, сфокусировались на нем, словно стремились запечатлеть этот момент навсегда. В зале не было ни одного звука, только глубокие дыхания и звучание его слов, которые казались более весомыми, чем когда-либо:

— Я, Фрэнк Милагро, торжественно клянусь, что буду с честью и достоинством исполнять обязанности сенатора Соединенных Штатов Америки, защищать Конституцию, защищать интересы народа и следовать законам нашей великой страны.

Те слова прозвучали не просто как клятва, но как маневр, что перенаправлял судьбу. Все знали — этот момент определит будущее, и теперь его имя будет вечно связано с Америкой, с ее историей.

За пределами зала на улицах, в дорогих автомобилях и в старых кафе все, кто находился в радиусе телевизионного сигнала, не могли отвести глаз от экранов. В этом моменте было что-то священное, что-то невероятно важное, как если бы сами стены Вегаса пронзают слова Фрэнка, как символ нового этапа в политической жизни.

— Клянусь, что буду служить во благо каждого гражданина, не взирая на его положение, веру или убеждения. Клянусь, что буду работать на укрепление демократических ценностей, поддерживать свободу, справедливость и равенство для всех.

Его голос, уверенный и величественный, разносился по всему миру этого карточного домика, а за стенами этого зала люди, где бы они ни находились, словно бы становились частью этого момента. Он был здесь, в сердце Вегаса, и все смотрели на него. Он был великим. И все понимали — этот момент запомнится навсегда.

Милагро закончил клятву, не спешил опускать руку. Его взгляд был устремлен вперед, а сердца всех, кто наблюдал, били в унисон. Затем, когда он произнес финальные слова, они отозвались эхом не только в зале, но и в тысячах домов, по всему штату, где люди знали: в этот момент произошло что-то большее, чем просто политический акт. В этот момент, возможно, началась новая эра.

— И, наконец, клянусь, что буду стоять за Америку и ее граждан до последнего дня своей службы, сохраняя верность своему долгу. Так поможет мне, Бог.

Когда слова «Так поможет мне, Бог» прозвучали, все затаили дыхание. Это был момент, когда стало ясно: Фрэнк Милагро был готов не просто к власти, он был готов вести страну вперед, через бурю, через все испытания, которые ждут впереди.

Зал взорвался аплодисментами. Словно вся Америка, вся страна, все население штата и тех, кто наблюдал, стали частью этого мощного, торжественного момента. В этом моменте была не просто политическая победа — это была победа духа.

Вспышки камер ослепляли, но среди всех хлопающих и улыбающихся лиц одно выделялось особенно.

Элизабет Гарднер.

Она стояла у края террасы, скрестив руки, с лёгкой, почти насмешливой улыбкой. Её ладони медленно и размеренно встречались в аплодисментах, но её взгляд не выражал восхищения. Скорее, в нём читалась ирония.

Она знала.

Знала больше, чем говорила.

Знала, что этот момент триумфа может стать началом конца.

И именно этот взгляд заставил Милагро почувствовать, что его игра подходит к концу.

Маски, которые так долго скрывали правду, наконец рухнули, и с ними исчезли последние иллюзии. В этот момент все стало ясно: никто не был тем, кем казался, и мир, в который все верили, оказался всего лишь спектаклем, где каждый играл свою роль до последнего акта.

Вегас не знал поражений.

Город жил по своим законам — деньги, власть, обман. Рулетка крутилась, фишки падали на зелёное сукно, автоматы плевались разноцветными огнями. Кого-то эта ночь сделала королем, кого-то — нищим. Но в конечном итоге выигрывала только система.

Казино всегда побеждает.

А великие актеры? Они погибают. Один за другим.

Молли Блэр оставила свои бумаги и иллюзии. Донован Фрейзер — свои сожаления и револьвер. Морган Хэйнс — своё имя, ставшее строкой в деле федерального масштаба. Каждый из них считал, что контролирует игру. Каждый ошибся.

Фрэнк Милагро стал сенатором.

Он выиграл. Он сделал всё, что должен был. Он пережил хаос, смерть, предательство. Он прошёл сквозь огонь и остался стоять.

Но, поднявшись на вершину, он вдруг понял: здесь слишком тихо.

Он смотрел на огни Вегаса, сияющие в ночи, на город, который жил, будто ничего не произошло. В казино продолжали ставить, играть, смеяться. Ровно так же, как вчера. Ровно так же, как будут завтра.

Этот город не знал боли. Он пожирал героев и преступников с одинаковой жадностью, а затем крутил рулетку снова.

В этом городе каждый играет свою партию.

Кто-то делает ставку на доверие, кто-то — на страх. Кто-то блефует, зная, что карты у него дрянные. Кто-то улыбается, пока точит нож за спиной. Здесь предательство не исключение, а правило. Обман — не ошибка, а искусство.

Самые опасные убийцы носят костюмы. Самые искусные воры прячутся за законами.

В Вегасе можно купить всё — власть, свободу, ложь, в которую все захотят верить. Здесь люди исчезают не потому, что их убивают. Они исчезают, потому что так надо.

Фрэнк Милагро знал, что такое проиграть всё. Знал, что значит ошибаться, верить не тем, рассчитывать на тех, кто уже нацелил на тебя пистолет. Он научился не доверять, научился играть по правилам, которые сам же и придумал.

Но, став сенатором, он понял ещё одно:

В этом городе ты не выигрываешь. Тебе просто позволяют думать, что ты выиграл.

Вегас не помнит проигравших.

И, возможно, не помнит победителей.