Глава 10
Прошло десять лет со дня начала войны между Фреорусом и Касштадтом. За эти ужасные десять лет пролилось не мало крови, как с одной стороны, так и с другой. Казалось, что эта ужасная война уже никогда не закончится. Люди с каждым днем слабели все больше и больше. Было ясно, что Касштадт проиграет и понесет огромные потери.
- Я не хочу в это верить, - шипел Эдрих пиная камень по дороге в школу.
Ему уже было семнадцать лет. Недавно его отец вернулся домой с войны с тяжелым ранением. Он лишился левой руки из-за разрыва снаряда. А у самого мальчика с начала средней школы стало падать зрение, поэтому он начал носить квадратные очки. В школе к этому отнеслись нейтрально, хотя Шнайдер переживал, что его будут гнобить. Всем было не до этого, ведь проклятая война сильно поиздевалась над людьми даже в тылу. Было ощущение, что она забрала всю энергию людей, и теперь понятие “человек” - это просто существо, которое ходит на двух ногах, дышит, моргает и иногда говорит.
Аддейну недавно исполнилось пятнадцать. За эти десять лет семья Хайнцер буквально изжила все свои силы. Гаррет было десять, но оона тоже была в ужасном состоянии. Изо дня в день по радио и на улицах, и в домах грубый мужской голос произносил эти страшные два слова: “мы проигрываем”. С каждым годом Аддейн становился все старше ментально. Его вечно холодный и нечитаемый взгляд сводил с ума даже изнеможденных учителей и одноклассников. Хайнцер стал много времени уделять изучению политики и обещал самому себе во что бы то ни стало изменить ситуацию, но понимал, что пока он только ученик старшей школы, точнее говоря, один из лучших учеников. Его знания в области истории и географии поражали. Казалось, что этот мальчик знает абсолютно все о своей родной стране, хотя, наверное, так и было. После школы Аддейн никогда не отказывал себе в удовольствии посидеть в библиотеке и почитать книги про Касштадт. Эдрих, безусловно, был также рядом с ним. Они мало говорили, но знали состояние друг друга, поскольку научились понимать друг друга, просто посмотрев в глаза. Хотя, иногда Эдриху все же приходилось задавать Аддейну вопрос “как дела?”, ведь его холодные до жути глаза никогда не выдавали ничего. Но на этот вопрос каждый раз с непроницаемым видом Хайнцер бросал сухое: “как и последние десять лет”, что означало “никак”.
- Прими как факт, - ответил ему Аддейн, смотря на небо и убрав руки в карманы черных брюк.
- Я не хочу верить в то, что страна закрыла глаза на жителей, - продолжал злиться Шнайдер.
- Когда идет такая масштабная война, люди не стоят ничего. Как песчинки. Если даже исчезнет сотня, это ничего не изменит. Мы ничто иное, как лишний груз на плечах сильного звена.
Сильным звеном Аддейн называл всех Форханов, которые зарабатывали большие деньги на том, что страна проигрывает войну. Они знали, что даже если Касштадт уничтожат, они все равно выживут, ведь они высокопоставленные люди.
- Знаешь, Хайнцер, - начал Эдрих, остановившись.
Аддейн тоже остановился и посмотрел своим пустым взглядом на друга. После перехода в старшую школу Эдрих начал называть людей по их фамилиям, что многих очень раздражало, но Аддейн это игнорировал.
- Иногда я поражаюсь такими людьми как ты. Если бы мне сказали: “да таких Хайнцеров миллион!”, я бы вырвал этому человеку волосы. Таких Хайнцеров не миллион. Ты один такой, Аддейн. И если бы я мог хоть немного поддержать тебя, я бы сделал все возможное, только бы это сделать.
Взгляд Аддейна по-прежнему был холодный и нечитаемый, хотя сердце его сжалось от какого-то внутреннего тепла. Ему было приятно, что спустя столько лет Эдрих слушает его мысли, и они ему нравятся.
- Ты меня уже поддерживаешь, спасибо, - ответил он наконец после молчания.
- Я не про это. Аддейн, ты похож на Дерека Каса. И если бы ты мог объединить народ также, как это сделал Дерек, я бы сделал все что угодно, лишь бы сделал это.
Хайнцер усмехнулся словам товарища, хотя ему было совсем не весело. Он вспомнил тот день в библиотеке, когда сказал самому себе, что никогда в своей жизни не всунется в политику и не будет связывать свою жизнь с государством.
- Вся эта система, конечно, интересная. Но она убивает меня. Убивает изнутри. Я чувствую, что я зависим от нее. Я зависим от красных заголовков газет. Я зависим от этого мерзкого голоса, который изо дня в день твердит эти два слова, что уже у всех на устах. Я зависим от книг, я зависим от всего этого, - говорил Аддейн, а его голос становился все громче и громче, - и если когда-нибудь все это исчезнет, умру и я.
Эдрих понимающе кивнул и похлопал друга по плечу.
- Нет ничего вечного, Аддейн, - прошептал он и пошел дальше.
Хайнцер рвано выдохнул и поспешил за товарищем, ведь в школу опаздывать очень не хотелось. Хотя, даже если бы они и опоздали, ничего бы не было, ведь учителям все равно. Равно как и всем жителям Касштадта.
Встретившись на выходе из школы после занятий, мальчики обменялись взглядами и зашагали в сторону дома. Небо было каким-то серым, хотя на улице был конец апреля. Снег уже растаял, а вот солнца не было. Друзья шли молча, каждый думал о своем. Обсуждать было нечего, ведь за несколько часов, проведенных в школе, ничего не изменилось и не случилось. Остановившись у дома Аддейна, мальчики пожали друг другу руки. Эдрих жил дальше, поэтому каждый день они встречались и расходились у дома Хайнцера.
- Как дела, Аддейн? - спросил Эдрих и сжал крепче руку друга.
- Как и последние десять лет, - без какой-либо иронии в голосе ответил тот и вырвал руку из хватки Шнайдера, - до завтра.
- До завтра.
Аддейн вошел в дом. Дома было холодно, поэтому мальчик не стал снимать свой школьный пиджак. Быстренько скинув черные ботинки на маленьких шнурках, Хайнцер прошел в ванную комнату чтобы помыть руки, но как только открыл кран понял, что воды нет. Пройдя на кухню, он увидел, как мать резала хлеб, а Гаррет сидела за столом и пила молоко из керамической кружки.
- Привет, милый, - сказала Лильям, не смотря на сына.
- Привет, Адди, - улыбнулась Гаррет, облизываясь.
- Привет, - ответил он и подмигнул сестре, - а что с водой?
Женщина тяжело вздохнула, а по ее щеке прокатилась предательская капелька-слезинка.
- Нет у нас воды больше, сынок, - начала она, - подняли цену на нее. У меня нет таких денег. Я работаю на трех работах, но платят так мало, что я даже не могу купить еды. Только хлеб и вот маленькая бутылка молока.
Губы Аддейна сжались в тонкую линию, а глаза вдруг стали не холодные, а до жути горячие. Они буквально горели от ярости, которая начинала закипать внутри мальчика. Он сжал руки в кулаки, но ничего не ответил.
- И еще, - продолжила Лильям, - сегодня я слышала, что Фреорусу начали помогать другие страны. Проиграли мы войну, сынок.
Это стало последней каплей. Аддейн злобно зарычал и со всей силы топнул ногой.
- Да сколько можно уже это терпеть?! Мы живем так, будто мы не люди, а лишь стадо безмозглой биомассы! Почему из-за какого-то сильного звена страдает, например, Гаррет? - он указал на сестру, - всю свою жизнь она только и видит серое небо и слышит два ужасных слова отовсюду, из каждого уголка! “Мы проигрываем”. Да, мы проигрываем! И проигрываем потому, что все бездействуют. Все сидят и страдают, ждут чего-то. Но ничего не случится. Если мы не будем действовать, мы все умрем!
Лильям подошла к Аддейну и обняла его. По ее щекам сразу же с неимоверной скоростью покатились слезы, а плечи содрогались от всхлипов.
- Адди, золотце. Прошу, не лезь во взрослое дело. Живи как маленький ребенок. Я разберусь со всеми нашими бытовыми проблемами.
Хайнцер оттолкнул мать. Его по-прежнему густые, но уже не мягкие волосы упали ему на лицо. Мальчик зачесал их рукой назад, открывая вид на свои полные ярости глаза.
- Я устал молчать! - закричал он так громко, что Гаррет закрыла уши, - мы все понимаем, что из этой войны живой наша страна не выйдет!
Аддейн развернулся и быстрым шагом пошел в коридор. Мать побежала за ним.
- Куда ты, Адди? Не уходи!
Мальчик молча обулся и вышел из дома, сильно хлопнув дверью. Ему срочно нужно было узнать все последние новости. Миновав жилой район Дортхайма, Аддейн дошел до небольшой площади рядом с Артенаром и подошел к ближайшему киоску с газетами.
- Здравствуйте. Дайте пожалуйста крайний выпуск новостей.
- Здравствуй, мансер Хайнцер, - ответила ему продавщица, - с тебя десять монет.
Аддейн нахмурился.
- Простите? С каких это пор мы платим за газеты? Они же бесплатные всю жизнь были. Кинцан Рэмбек, вы меня пугаете.
- Ох, мансер Хайнцер, - протянула женщина, - порядки теперь такие. Новый Штацер у власти. Он и ввел эти большие цены на все.
- И что? Люди довольны? Их все устраивает? - прорычал Аддейн.
- Конечно нет.
- Возмутительно! - крикнул он так, что прохожие лениво обернулись в его сторону.
Заметив реакцию людей, Аддейн запрыгнул на ближайшую скамейку.
- Мансеры и Кинцаны! - воскликнул он, - скажите, что же это делается?! Почему мы молчим? Почему вы молчите? Почему вы игнорируете такие ужасные действия своего правительства? Умоляю вас, давайте примем меры!
Но люди лишь посмотрели на него с безразличием и пошли дальше по своим делам. Аддейн опустился на скамейку и схватился за волосы. Почему не все равно только ему?
- Ох, мансер Хайнцер, - протянула опять Рэмбек, - когда-нибудь ты договоришься.
- До хорошего, надеюсь? - огрызнулся Аддейн.
- До плохого.