4 глава.
***ЧЕТЫРЬМЯ ЧАСАМИ ПОЗЖЕ***
— А так?
Грубо затолкнув того в туалет, она слегка надавливает, впиваясь в возбуждённый орган ногтями. Тот морщится, начиная шипеть, а затем распрямляет плечи, набирая побольше воздуха. «Так тебя это всё ещё возбуждает?» — мерзко проносится у неё в голове.
— Солнышко, ты никому здесь не всрался, — отрезает она, всем своим видом показывая отвращение, а затем хватает его за рубашку, притягивая к себе и впечатывая по вставшему органу коленом. Тот издаёт вскрикивает, сгинаясь.
— Извращенец хренов...
Шипит та ему в лицо, касаясь губами его щеки, а после, со всей силы ударяя лицом о стену и насильно открыв тому рот впихивает туда мыло.
— Промой свой ëбаный рот, подонок! — орëт она, не останавливаясь ударять того лицом о стекло, — Я отрежу тебе эти руки, сука!
Рявкает она, ударяя коленом по его локтю, ломая руку. Снова удар, ещё удар, всё стекло окрасилось в кровавые брызги, а его лицо после ещё нескольких ударов превратилось чуть ли в фарш. Анна кидает его на пол, плюя тому в лицо, и с ноги распахивает дверь, обходя толпы людей. Она садится за барную стойку, расплываясь в широкой улыбке и щёлкнув пальцами подзывает бармена, делая заказ, игнорируя, что тот уже раза два переспросил её о том в порядке ли она, а Лип трусил её за плечи, крича ей на ухо, пытаясь привести в чувства.
— Анна, блять! Ты что с ним сделала?! — безудержно продолжает кричать он ей на ухо, а та лишь смотрит на официанта, прожигая его взглядом, — Ты меня слышишь? Аня! — он хватает её за щëки, насильно заставляя посмотреть на себя, — Аня!
— Что? — безразлично отвечает она, смотря ему в глаза настолько прожигающим взглядом и только теперь он замечает, что её зрачки стали практически одно единое с белками.
— Что ты сделала с тем мужиком? — дрожащим голосом спрашивает он, продолжая держать её лицо.
— Избила до смерти, — с дикой улыбкой выдаëт она, отпивая виски. Тело его мгновенно обмякает, а по коже проносится волна мурашек. Он переспрашивает, снова получая такой же ответ..
***НАШЕ ВРЕМЯ***
Всю оставшуюся дорогу, а как показывал навигатор, на который время от времени поглядывала Анна, они ехали молча, слушая лишь непрерывное гудение двигателя. Анна прижалась виском к холодному стеклу, смотря на быстро мелькающие в окне деревья на фоне ало-оранжевого заката, периодически все же осмеливаясь перевести взгляд на Пятого. Не то чтобы она боялась, девушка лишь не хотела очередных колких фразочек и пустых разборок. После того как они закончили и запихнули связанного Карла в багажник, всем хотелось лишь доехать до дома. В особенности Пятому, плечо невероятно ныло, пуля все ещё оставалась в нем, ибо тупое и несвоевременное угрызение совести и через мерный мудачизм чересчур упёртого парня, отшвыривал любую помощь за километр. Диего похоже уже привык к несносному характеру, так что просто вёл машину, проглатывая выбросы гнева парня, периодами прибавляя газу, когда парень не выдерживал, рявкая в сторону мужчины, что они тащатся со скоростью чешуйницы.
Фредерико же сидел на заднем, рядом с Анной, пару раз пытаясь завести разговор, но каждое его недалёкое предложение заканчивалось издёвочным смехом Пятого, или игнором со стороны девушки. Больше всего, её раздражали нелепые и неуверенные парни, сморкающиеся об собственный рукав боязни осуждения, отказа или насмешки, что как раз и происходило. Хорошим собеседником он бы точно не стал, а чем-то более и подавно, так что всё, что оставалось — Анна изображала из себя глухонемую.
— Весьма необычное кольцо, — низким тоном бормочет тот, встречаясь с холодным и томным взглядом девушки, что быстро метнулся к руке, которую она держала на колене, прикрывая кровавую дыру от бывшего ранения, затем её лицо выражает чёрствую усмешку, за чем следует:
— Это не кольцо, а пластиковая фигня с йогурта, — безразлично отвечает девушка, а по машине проносится смех, исходящий уже от Диего, смотрящий на поражённого друга через зеркало заднего вида, а на лице Пятого, к которому почему-то тут же метнулись глаза Анны, проскальзывает лёгкая усмешка и он закатывает глаза.
— А вы со вкусом... — по-прежнему врываясь в неравный бой, закусывая губу и нервно потирая руки.
— Если ты называешь это вкусом, то мне тебя жаль, — тут же рявкает она, вновь поворачиваясь к нему, — И кончай обращаться ко мне на «Вы», я что тебе, сраная училка? — отрезает та, усмехаясь про себя от жалких попыток собеседника проявить хорошее впечатление.
Мучения, казалось бы бесконечной дороги, подходят к концу. Диего паркуется, а Пятый отшвыривает ремень безопасности, с глухим рыком выходя из машины, сильнее зажимая рану бинтом, что тот откапал в бардачке. Анна тоже быстро вылезает из машины, и пока Диего с Фредерико остались на пару слов, следом пошла за Пятым. Все происходило более инстинктивно, нежели ее заботил факт сопереживания. Самой же ей следовало достать пулю, что находилась до сих пор в ее ноге, неприятно ощущаясь при движении коленного сустава, она и не разглядывала куда именно та попала, ни желания, ни времени в тот момент не было. Самое интересное, что заметила за собой девушка, это отсутствия характерного угрызения совести, тошноты, припадка эдакого осадка, ведь она убила двух человек, не считая того, которому выстрелила в живот, добил-то его Пятый. Возможно, это был шок, или же она настолько стала бесчувственной и непробиваемой мразотой. Конечно, все еще предстояло впереди, но сейчас ее волновало это сраное колено, ну и Пятый, на удивление самой себе. Внешний вид и нервозность парня зашкаливала, так что казалось — дыхни она в его сторону лишний раз, и он расшибет ее и все, что будет под рукой.
От холодного и громкого хлопания дверью, что захлопнулась прям перед носом девушки в порыве злости и апатической боли, Анна морщится, закатывая про себя глаза и делая глубокий вдох, снова открывает дверь входя в дом, морально готовясь к тому, что может произойти. На половине лестницы показывается Клаус, и как только замечает кровавых ребят, корчится, поднося одну руку к щеке.
— Божечки, Анна, и ты туда же... — тараторит тот, а Пятый походу только сейчас замечает ее присутствие здесь, хмурясь и обернувшись, встречаясь до мурашек, что неожиданно пронеслись по коже девушки, взглядом с ее карими глазами, — Лучше бы я молчал... — подходя к ним, бормочет тот вглядываясь в кровавую штанину и слегка хромающую Анну, как-то пропуская то, что его брат, блять, истекает кровью.
— Все нормально Клаус, — отвечает она, выдавливая мягкий тон, но тут же врезается голос Пятого.
— Просто удивительно... — дерзит парень, дойдя до шкафа, копаясь в аптечке.
— Хорошо, что сказал, — продолжает она, и сглатывая нарастающий ком раздражения садится на диван, переводя взгляд на Клауса и поднимая уголки губ. Тогда как парень снова хлопает дверцей шкафа, садясь рядом. Анна задевает штанину, осматривая уже регенерировавшееся место, затянутое слегка грубоватой кожей, чем-то похоже на шрам. Пальцами она нащупывает пулю и, видимо, ещё не сросшиеся ткани, порванные сухожилия, отчего туже следует резка боль. Та морщится, издавая шипение, но дабы не показывать слабость, раз уж она отважно вызвалась с ними, в первую очередь, держа в голове свою способность, Анна переводит моментально унявшееся и безмятежное лицо сначала на Клауса, что застыл перед ними, нервно покусывая губу, а после на Пятого. Он тоже кинул взгляд на её ранение, а после отвел глаза, снимая с себя пиджак.
Посиневшая рука, которую тот держал в полусогнутом состоянии, говорила лишь об одном — сильная кровопотеря или даже перелом. Возможно, пуля попала именно так, что раздробила кость, но этого было не узнать, пока не сделаешь рентген, что тот похоже не собирался делать.
— Господи, Пятый... — неожиданный голос из-за спины Клауса, отчего тот немного дёрнулся. Диего, справившись с потной «работой» подходит к ребятам, рассматривая его руку. Тот же, наконец освободившись от пуговицы, что держала рукав подвёрнутым, поднимает глаза и жимая челюсть рявкает:
— Чё за зоопарк? Нахрен вы здесь собрались?
— Может потому, что здесь их дом? — на вид спокойно произносит Анна, вставая с дивана.
— Вот именно, их, так что можешь возвращаться в свой, — бесцеремонно отрезает тот, начиная избавляться от пуговиц на рубашке, — Спасибо за помощь, — отрезает он, ловя взгляд Анны на его оголённых ключицах, отчего ухмыляется, тут же встречаясь с ней глазами.
Отдергивая себя, девушка тут же чувствует внутри неприятное жжение, от стыда или от злости, а может и всё сразу, но дабы не оставлять себя в неловком положении добавляет:
— Не переживай, я достану пулю и уйду.
Диего слегка возмущённо поднимает брови провожая её взглядом, а после обратно поворачивается к парню:
— Она спасла меня, — серьезным тоном говорит он, вспоминая тот момент, когда он остался один на один с теми тремя уродами, а она неожиданно возникла из-за стены, — Чувак, а ведь я по началу злился, что она пришла с Фредерико.
— Время и случай, — того передёргивает от ее позерства, а в этот момент вспоминая ситуацию с ним. Она ведь по правде спасла ему жизнь, не повернись бы он в ту секунду, тот урод прострелил бы ему затылок, но разве он хочет признавать, что внезапно свалившаяся на его голову школьница способна принести настолько большую пользу? — От неё проблем больше, чем пользы, — вырывается у него в каком-то жëстком тоне.
— Мы всё здесь не рай, так что давайте без этого... — сразу же нахмурившись, отвечает Клаус, подходя к тому и выставляя указательный палец.
Пятый же закатывает глаза, решая хотя бы в этот раза промолчать и оставить своё личное недовольство при себе, убирая уже коричневый по цвету кровавый бинт, стягивая с себя рубашку. За чем следует оханье Клауса, а Диего наклоняется, рассматривая плечо.
— Да тебе в больницу нужно, — конкретизирует тот, смотря в глаза Пятому, уже ожидая тысячу отговорок. Что и требовалось доказать.
Парень хмурится, а затем хочет что-либо высказать, но его призывает голос Анны:
— В больнице подросток с пулевым ранением вызовет много вопросов, — говорит та, уверено садясь обратно на диван, презентационно держа в руке кухонный нож, — Пулю достанем сами, а шов могу наложить я.
— Мне восемнадцать лет, — подмечает тот, не спуская издёвочную ухмылку. От сказанных им же слов у Пятого внутри невольно проскальзывает ироничный смешок,
— Ну как хочешь, — безразлично отвечает Анна, вскидывая бровями, смотря на нужное ей место.
— А ты уверена, что... — морщась произносит Клаус, смотря на Анну, растягивая рот в неприязни от осознания, что та собирается делать.
Смешанное ощущение страха и адреналина, что так и бурлил внутри неё, заставляя её повыпендриваться, никогда ей ещё не доводилось демонстрировать силу перед кем-то, кроме врачей. Анна закусывает губу и, лишаясь последних разумных мыслей, словно безбашенный мазохист, делает надрез кожи. Диего тут же кривится, отводя взгляд также, как и Клаус, выдавая еле слышное: «Ещё один Пятый в доме.» Анна чувствует на себе сверлящий взгляд парня, делая надрез сильнее, при этом чувствуя, как стремительно начинает набирать обороты регенерация. Одна её рука сжимала обивку дивана, впиваясь ногтями в ткань, а зубы сжимались до скрежета. Наконец, чувствуя металлическое тело, она останавливается, шипя от боли и переводя дух смотрит в одну точку. Да уж, не ровня той боли, что ты причиняла себе в ванной, да, Анна? Пятый невольно забывает о собственном ранении, о той боли, что умело скрывал под маской злости и безразличия, наблюдая за этим процессом. Тот одëргивает себя, понимая, что их соревнования на выдержку затягиваются, и, оценив состояние руки, убеждает себя в том, что здесь точно необходимо вмешательство врачей, как бы ему блять этого не хотелось. Анна делает глубокий вдох, пока Клаус уселся рядом, уже откопав где-то чистый бинт, поднимая изнеможённый взгляд на него, а затем вновь возвращается к ране. Нащупав пулю ей предстоит самое болезненное. Грёбаная регенерация, почему она не убирает и боль? Боль бы прошла, если бы ты не ковырялась в ране уже пару минут. Анна смотрит в сторону Пятого и Диего, что ругались между собой, видимо, обсуждая поездку в больницу, для неё же это всё было в неком омуте. Анна чувствует как её тормошит Клаус.
— Э — э — э, только не отключаться, хорошо? — встревоженно и быстро говорит тот, мягко хлопая девушку по щеке. Анна приходит в себя, а с ушей словно считают пробки и она снова слышит крик парней, — Всё хорошо, ещё капельку, — подбадривая девушку Клаус сглатывал подступающую тошноту, ибо зрелище было отвратным.
Последний рывок. Она сделала бы это намного быстрее, но повреждения такого рода у нее впервые. Не беря в учет эксперименты в больнице.
Срываясь, Анна вскрикивает, вынимая пулю и откидываясь назад на спинку дивана, злостно разглядывая её в руке, наконец давая регенерации свободно заживить рану.
— Охренеть... — произносит Диего, подходя к ней и садясь на корточки, переводит взгляд на рану, наблюдая как мясо, мышцы и кожа стягиваются. Словно та родила, Клаус хлопает в ладоши, тоже падая на спинку дивана, вытирая испарину на лбу девушки. Анна переводит взгляд на Пятого, невольно ухмыльнувшись.
— Теперь ты, дерзай, — проговаривает та, окончательно отдаваясь состоянию. Похоже, тот самый момент настал. Туман спадает. Она смотрит на рану Пятого, на свою, а в голове всплывают картины тех расквашенных ублюдков. Естественный процесс заводится слаженным механизмом. Прибавок сил, доля координации, тошнота, позывы, всё одно за другим. Анна кое-как отбегает в сторону, выплёскивая напряжения сегодняшнего дня.
— Твою ж мать... — Пятый морщится, отводя взгляд от девушки, пока Клаус подбегает к ней похлопывая по спине, хотя, такое ощущение, что вот-вот пристроится рядом.
— Клаус! — не выдерживая, рявкает Диего, — На тебе Анна, а ты, — тыкая пальцем в сторону парня, — Едешь в больницу! Я твою рану колупать не буду! — сопротивляться сил не было, ни физически, ни эмоционально, поэтому все, что оставалось Пятому — это кивнуть, бросая взгляд на Анну, что Клаус вел под руку в ванную, а после, направиться с Диего в машину.
***
Пятый смотрел на отсыревший потолок, стараясь не вслушиваться и вообще не обращать внимание на врача, что суетился по кабинету, и на медсестру, аккуратно обрабатывающую рану. Он лежит уже минуты две, но ему казалось, что этот бестолковый практикант чесал своими ластами уже час. Внутри всё противно зудело, зудело от раздражения, дискомфорта, в голове всё вертелись слова Диего «Чувак, она спасла мне жизнь», но по правде, глодало его совершенно не это. Он не понимал почему отшвыривает её, не сказал даже банального спасибо, признавая факт того, что она спасла ему жизнь. До сих пор считаешь это выëбыванием? А что если нет? Что если она реально спасла твою грëбаную жизнь? Его передёргивает от мысли, что он ей интересен, а его совесть не может спокойно жить без этого «спасибо». В конце концов, он уже почти не чувствовал руку. Унизительно было лежать в этой грёбаной больнице почти в одном неглиже, так глупо получив это сраное ранение, а в его доме блевала безбашенная девка, желая уделать его скептицизм, вынув пулю собственноручно.
Проблемы не убывали, а лишь прогрессировали.
Зная, что вот-вот к ним нагрянут гости, а он с одной рабочей рукой, настолько тормошило его сознание, что Пятого снова передёргивает внутри и тот невольно морщится прикусывая губу, его скулы снова обострены, а глаза бешено сверлили потолок. Вторая рука сжимала белоснежную ткань на кушетке, что замечает медсестра, пролепетав ангельским голоском:
— Всё будет хорошо, не переживай.
Конечно, блять, хорошо. Это всего лишь рана от грёбаной пули, а дома как и в Комиссии теперь творится чёрт знает что. Парень сглатывает, чувствуя как в горле першит, но сдерживается, ибо тут ему проблем не хватало, натягивая дружелюбную улыбку, пока врач приступил к делу.
Диего, вновь принципиально отшитый Пятым, мялся около больницы, ожидая, когда они закончат. Дабы не объяснять ситуацию, тот вручил хирургу денег, что тот закрыл пасть и не задавал лишних вопросов. Затягиваясь дымом сигареты, мужчина рассматривал ночной город, искренне удивляясь спокойной и размеренной жизнью людей. Завидовать было нечему, так как его не прельщала эта жизнь. Он удивлялся, а не завидовал. То, что он в постоянной гонке за совершенством, ожидая, что от постоянной борьбы с преступностью её станет меньше, давало ему некоторого смысла в жизни. Мужчина делает последнюю тягу, вдыхая до жути приятный запах, что нежно проносился по грудной, горевшей клетке от ударов и, наверняка, внешних ран. Избавившись от окурка, он заходит в здание, направляясь к кабинету, так как прошло уже минут тридцать, если не больше.
— Пожалуйста, соблюдайте покой, — приоткрыв дверь, тот заглядывает внутрь, наблюдая сидевшего на кушетке Пятого, сверлившего холодным и безразличным взглядом доктора. Тот замечает в дверях Диего, резко меняясь в лице и вставая с рабочего места, протягивает ему листок с рецептом ухода.
— Что там? — почти шёпотом произносит мужчина, — Надеюсь ничего серьёзного? Жить сможет? — подмигнув и слегка ухмыльнувшись от раздражённого лица Пятого, которого явно бесили этих чересчур аккуратные и медленные действия медсестры, что заматывала ему плечо.
— Я, конечно, не спрашиваю откуда у подростка пулевое ранение, чуть не повредившее ключицу, — напряжённо начинает парнишка, бегая глазами по лицу Диего, а после продолжает, — Но скажу, что легко отделался.
Диего лишь кивает, слегка глянув на размашистый почерк, а периферическим зрением замечает, как парень уже проносится в коридор.
— Будьте осторожны в следующий раз! — успевает добавить он, когда оба уже выходят из кабинета.
***
Убедившись, что вода тёплая, Анна заходит под струю воды, пару минут наслаждаясь теплом, что растекается по всему телу, медленно выдавливая ароматный гель, который, по видимому, принадлежал Пятому. Так как этот приглушённый аромат пломбира, что до боли приятно сочетался с запахом кофе или ликёра, снова заставляет девушку вспомнить о нем, прокрутив все события за день заново. Похоже, им одним оставалось лишь унять внутреннее возбуждение агрессии, дискомфорта, а кому-то и приходящее осознания, что за эти дни она лишила жизни трех людей. Кровь уже давно запеклась, а потому оттереть её удаётся с трудом, особенно с рук. В отражении зеркала, что так похотливо висело напротив душевой кабинки, Анна находит свой измученный взгляд, отчего натягивает улыбку, но всё это пустая трата времени. Пока она не отпустит то, что было, наконец не смирится с тем, что произошло, ничего не выйдет. Конечно, принять то, чего не должно было быть, отпустить тех, кого любила так сильно, что сейчас не чувствуешь себя без них живой, для неё кажется невозможным, но это сделать нужно. Она не может продолжать каждый раз убегать от боли и заглушать бестолковую тревогу химией.
Насильно Анна отшвыривает доставучие мысли, а взгляд падает на оголённое, подтянутое тело. С груди стекала ароматная пена, что отдавала радужным цветом, придавая ещё больше сексуальности. Она любила себя, в особенности фигуру, хотя прошлое и оставляло за собой грубые «шрамы» на всём теле в виде синяков под глазами, красных глаз, кожей на руках, что шелушилась из-за таблеток. Настоящую себя она умело скрывала под маской агрессивной, порой циничной, самолюбивой и пофигистичной Анной, которую знали все, кроме Липа. Наконец избавившись от засохшей крови, девушка упирается лбом в плитку, выдыхая напряжение дня, всё ещё надеясь, что оно уйдёт, но как назло её приводит в чувства резкое барахление душа. Последняя холодная струйка падает на её ноги от чего девушка вздрагивает и выругавшись выключает воду. Оглядев крючки Анна понимает, что полотенце в самом дальнем углу.
«Почему так сложно продумать все свои действия наперед? Когда я успела превратится в такую рассеянную дуру?»
Аккуратно, дабы не навернуться, она проходит на цыпочках до полотенца, нервно хватая его. Повезло, что оно там вообще было. И что теперь? Снова переодеваться в грязные вещи? А разве есть выбор? Выходить полуголой она точно не имела желания. Хотя, будем честны и признаем тот факт, что либо это так устроено женская натура, либо это её эго, но сейчас она прокручивала моменты, как ее застаёт Пятый обмотанную в одно лишь полотенце.
— Дура, соберись... соберись, соберись. Ты сама подписалась на это. Да и что тебе от него нужно? Оставь этого психопатного пубертата с синдромом маньяка в покое.
Анна выходит из душа, почему-то нервно оглядывая коридор, и направляется на кухню, всего лишь желая положит хоть что-нибудь в рот. В доме снова стояла гробовая тишина. Тут вообще кто-то бывает, помимо Клауса и Пятого? Спускаясь с лестницы, Анна слышит довольно насыщенный разговор со стороны кухни, невольно прикусывая губу. Пятый стоял около стола, попивая кофе и о чем-то бурно болтая с Диего, который курил в другом конце кухни. Как только профиль девушки показался в дверном проёме, в неё тут же врезается одновременно и острый, и спокойный взгляд.
— Как обстоят дела? — не желая ждать пока кто-то задаст колкий вопрос адресованный ей, а может она себя и накручивала, Анна садится за стол потянувшись к прянику, быстро поднося его ко рту, на что Пятый хмыкает снова делая глоток.
— Перелома нет, легко отделался, — отвечает мужчина, выдыхая дым, быстро разносящийся по кухне, — А ты, мазохистка, как себя чувствуешь? — как-то странно произносит тот, улыбаясь глазами.
— Всё просто замечательно, — не смотря на то, что они так и не познакомились, хотя она знала как его зовут, услышала в машине, но вести с ним разговор было довольно легко. Как она позже поняла, он не закладывал тайный смысл в фразы, не задавал двусмысленных вопросы, да и вообще, за всем этим занавесом грозного мужика в чёрном, был лишь обычный, чем-то сломленный, как похоже все здесь собравшиеся, импульсивный, наивный человек. Впрочем, с такими Анна умела общаться и вести разговор. Чего не скажешь о его брате. Пятый сверлил взглядом девушку, так и не объясняя своё не довольство. Обиделся, что влезла в его миссию? А может расстроен, что спала ему жизнь?
— Как ты нашла нас? — неожиданно прерывает тишину Пятый, серьёзно задавая вопрос, пристально исследуя глазами её лицо, словно ища подвох в какой-либо её мимике.
— Сначала по новостям засветился Диего, а потом я пришла сюда и спросила у Клауса, — тут же беспроблемно озвучивает она, потянувшись уже за вторым пряником, — За что, — она подмигивает, поднимая уголки губ, — Ему отдельное спасибо.
— Хорошо, — щурясь, тот накланяется вперёд, — Тогда другой вопрос, зачем ты туда припёрлась? — жёстко спрашивает он, слегка пройдясь пальцем по краю стола.
— Ну, я хотела убедиться в том, кто ты, — не заканчивая, она перебивает себя, снова откусывая, чувствуя этот приятный вкус, пудру, что оставалась на губах, и которую она аккуратно слизывает, продолжая держать зрительный контакт с парнем, — Чем занимаешься и на что способен, — Пятый невольно усмехается, желая всеми, мать его, атомами, чтобы она ушла из его жизни. Она как по щелчку пальца могла переобуваться из милой овечки, в крысоподобную замешательницу. Он мог бы оттолкнуть её от себя, от семьи на раз два, но пока что это было делать невыгодно. Ни для него, ни для неё. Пока он не покончил с союзниками Хельги, что вот-вот должны были нагрянуть, её нужно было держать в узде, дабы та не попала в их лапы. А как он уже убедился, она станет хорошим всадником будь еще обученной им.
А что насчет него? Анна не знала, что её ждёт, она не доверяла ему, а потому чувствовала что-то неладное и она обязана была знать, с кем имеет дело. Хотя бы пока она не свалит отсюда.
— Я не собираюсь лезть в твою личную жизнь, Пятый... — снова подняв уголки губ, она продолжает, ровно в тот момент, когда тот хотел перебить, — Я лишь буду держаться рядом, пока не пойму, что я в безопасности и что угроза не идёт ни от тебя, ни от кого либо, с кем ты имеешь дело, — заканчивает она, облизывая липкий сироп с кончиков пальцев, вальяжно вставая из-за стола.
— Ты уже влезла в мою жизнь, — отрезает тот, синхронно вставая, а после телепортируется, появляясь перед ней, — А потому, я не позволю тебе это делать и дальше, как бы тебе этого не хотелось, — практически срываясь на крик выкидывает он, вскипая ещё больше от её безразличного лица, словно он разговаривал со стеной. Диего прокашливается, дабы прервать очередной переполох, но теперь двое словно ушли в некий астрал, застыв в зрительном туннеле, — Так что перестань лезть туда, куда тебя блять не просят... — шипит он той практически в губы, со злости сжимая руки в карманах.
— Я бы с удовольствием доверяла тебе бы, Пятый, но я уже сказала, что не уступлю, — прокусывая край языка, всё также спокойно выдаёт она, заправляя прядь волос за ухо, — Хотя, можешь не переживать, после завтра мне восемнадцать, а потому до заветной мечты свалить от сюда два дня, — она отстраняется, делая пару шагов назад, дабы вернуть более комфортное расстояние, — Плюс-минус.
Это действовало безотказно. Эта нетактильность похоже играла с Анной злую шутку, она моментально терялась, тем более, что его голос при близком контакте и шепот был для нее настолько будоражащим.
— Эй! — окликает их обоих Диего, подходя каким-то медленным, крадущимся шагом, — А как же наш разговор в машине? Она остается с нами. — жестко конкретизирует тот, а Пятый приоткрывает рот, сжимая руки еще сильнее, — Нам нужно держаться вместе, — тот переводит взгляд на Анну, которая почему-то по-прежнему не менялась в лице, спокойно смотрела то на него, то на Пятого, — Куда ты уезжаешь, Анна?
— Это неважно, — отмахивается она, но сразу же получает выкрик в лицо,
— Неважно? Мы здесь курорт планируем или что? Тут у тебя нет выбора! — орет Пятый, а Анна сжимает челюсть набирая в себя побольше воздуха, только бы не сорваться в ответ, — Комиссия отследит тебя где угодно, а сама ты... — тот прикусывает губу, расплываясь в какой-то странной улыбке, — Точно не справишься.
— Вот и отлично! Значит поедешь со мной, солнышко, — отрезает та, выходя из кухни. Диего резко меняется в лице, точно не ожидав такого ответа и упертости, не сдерживая нервный смешок, а Пятый выпрямляется, распрямляя плечи, делая глубокий вдох.
***
Меган кидает на стол различные пакетики, таблетки, шприцы и, раздражённо отставив стул, падает на него, глухо ударяя сжатыми кулаками по столу.
— Этого будет предостаточно? — жестко спрашивает она, а глаза дергаются словно у психа. Всё лицо и руки были в глубоких ссадинах, а в некоторых местах до сих пор сочилась кровь. Всё что ей нужно — это ответ. Положительный ответ. Женщина на против напряженно рассматривает лицо новоприбывшей клиентки, а затем отводит взгляд рассматривает принесённый товар, иногда поднимая брови удивляясь, где она это нарыла. Терпение становится на пределе, и девушка вновь повторяет вопрос, привставая и двигая корпус на встречу, — Когда? — нервным тоном выкрикивает она, испытывая невероятный дискомфорт от побитых и разбитых частей тела.
— Предостаточно. Как только подготовлю я... — не успевает договорить та, как ее сразу же перебивают.
— Точно. Когда. Будет. Готово? — слово за слово отчеканивает та, сдирая корки засохшей крови на костяшках.
— К утру, — вздохнув, отвечает та, закатывая про себя глаза от жалости покупательницы, и понимая, что выбора у неё нет, а девушка встаёт задвигая стул и поспешно удаляется из комнаты.
***
Девушка сидела около какой-то заправки, почесывая лоб и выкуривая последний косяк, дожидаясь, когда он затуманит еë разум, а ком в горле, пылающая в ней злость и раздражение, страх, безысходность и тоска, все это уйдет, уйдет хотя бы на пару часов. Голова неприятно гудела от переизбытка выделившихся в ней гормонов, которые та благополучно сдержала в себе, а не пустила на самотек. Каждый звук, каждый диалог, который она слышала под ухом от мимо проходящих работников или просто приезжих, вводил ее в резкий приступ разбить им ебальники. Зачем ты вообще приперлась на заправку? Лучше места во всем городе для медитации не нашлось?
— Вот черт... — шепчет она, останавливая руку на пряди волос и крепко сжимая, а затем глубоко затягивается дымом, пуская его в горло и сразу же прикрывая глаза, когда он проходит в лёгкие, а голова понемногу начинает менее агресивно воспринимать происходящее рядом.
В общем и целом, Анна поняла, что с некоторых пор не сможет находиться сама, ибо внутренние переживания, воспоминания и прочие обстоятельства, в частности и осознание, что за ней ведут охоту какие-то ублюдки, просто загонят еë в петлю, а провалятся часами мертвой она не хотела. Анна выбрасывает потушенный косяк и взяв телефон набирает Липа.
***
Она с Липом подходят к одному из клубов в районе ее дома, перекидываясь усмешливыми взглядами, ибо прошлый их поход закончился весьма красочно. Перебирать в этот раз никто не хотел, но и проводить дотошный вечер они не собирались, по крайней мере Анна. Сколько ей ещё осталось здесь? А что если всë накроется и эти бляди заберут ее? Анна отгоняет доставучие пессимистические мысли в сторону, фыркая, «пусть только попробуют», а затем они усаживаются за барную стойку, сразу же пробегаясь глазами по весьма хорошему интерьеру и приличному трезвому виду бармена. Прошлый раз, по сравнению с этим элитным местом, она похоже посетили какую-то сральню для спитых дедов. Анну знатно повесили вывески эдакой рекламы, похоже самых хороших напитков: Spectrum Caribbean Rum — тёмный тягучий, сладковато-пряный, с едва заметной шоколадно-сливочной ноткой. Ром Cobra Strawberry Champagne — настоящее наслаждение для дамы и лёгкое расслабление для мужчины. Клубничное шампанское прекрасный вариант для того, чтобы провести вечер вдвоем. Mast Have Christmas Drink — легкое, но приятное игристое не оставит вас равнодушным.
— Аня, ты чë будешь? — окликает еë Лип, выдергивая из мыслей, в которых та витала уже минуту с лишним, как-то маньячно рассматривая эту несчастную вывеску, на которую тут же метнули глаза бармена.
— Желаете что-то из этого? — игриво спрашивает смугловатый молодой мужчина, внешностью чем-то напоминающий испанца, — Cobra Strawberry Champagne, как раз для таких сладких парочек как вы, — с каких это пор в барах такого не приметного района стало такое обслуживание, словно они в ресторане. Анна сразу же хмурит бови, словно еë кольнули под ребрами, переводя какой-то опешивший взгляд на Липа, чувствуя, как к еë щекам прилила кровь, еле заметно окрасив их в розоватый цвет.
— Что? — жестко переспрашивает она, сама удивляясь с себя, насколько порой, нет, что уж, всегда выбирает недружелюбный тон, ведь можно было бы ответить и более вежливо, — То, что люди противоположного пола решили посетить бар вместе, не всегда значит что они пара, — слегка поморщившись от очередной волны недовольства, отвечает Анна, периферическим зрением замечая, как Лип поджал губу, нервно перебирая пальцы,
— Извините, сказал не подумав, — все еще дружелюбно отвечает Артур, имя которого она прочла с нашивке на его форме.
— Ничего страшного. Просто дала вам полезную информацию, — отмахивается она, натягивая дружелюбную улыбку, желая уже поскорее закончить этот неловкий и постепенно становящийся дотошным разговор, — Я буду мартини, — сразу же оглашает она, переводя взгляд на Липа, который уставился на нее, а затем как ошпаренный кивает, выбирая этот же напиток.
Помещение понемногу заполняется все большим количеством народа, а сидеть становится все тяжелее. Не только потому что уже было почти одиннадцать часов вечера и Анну понемногу клонило в сон, но и от тесноты, ведь каким бы хорошим не был этот клуб и просторным, все садились именно около них двоих.
— Все в порядке? — неожиданно, и, как ей показалось, даже аккуратно, спрашивает Лип, потирая бокал в руках. Анна поднимает свои светлые брови и, слегка наклонив голову, неспеша отвечает, ибо она думала, что он хотел сказать что-то еще, но проглотил эти слова вместе с очередным глотком,
— На тебя это не похоже, Лип, — с какой-то дружелюбной усмешкой отвечает она, положив руку на его плечо, — Всë в порядке... — максимально убедительно выдает она, в какой-то степени стараясь переубедить саму себя, что-то, что происходит в ее жизни не несет ничего глобального за собой, а этот день она закончит на ура.
— Да, ты права, это пустяки, ты всегда в порядке, — словно отшутившись, тот также отвечает с усмешкой, потупив глаза, смакуя напиток, — Почему не подождала меня в после тренировки? — в голосе проскальзывает нотка серьезности, а глаза снова возвращаются к ней, бегло бегая от одного ее зрачка к другому.
— Я очень устала тогда, а ты стоял с пацанами в стороне и вел весьма хорошую беседу, — не прекращая улыбаться, отвечает она, убирая руку и отпивая с бокала, пологая, что так скрасит всё косяки, ибо начинала чувствовать «запах жареного».
— Вот потому-то я и спрашиваю, Анна, — та сразу же поворачивается к нему, а улыбка сползает, когда еë слух режет полная форма имени, которой он еë почти не называл, а на его лицо вовсе не излучало позитив, которого ей как раз и хотелось за этот гребаный день.
— Боже, я не понимаю тебя, Лип, — Анна хмурит брови, отводя глаза от него, как-то глупо рассматривая людей в округе.
— Ты играла как сумасшедшая, мне даже показалось, что ты и Пятый соревновались, в чем дело? — Липа не волновали их недовольные и кипящие от неприязни друг к другу мины в тот вечер, но почему-то именно блять сейчас, когда они сидят и хорошо проводят вечер, нужно было всполохнуть то, что кое-как уселось на дно, — Если между вами что-то есть, ты скажи, — после этой, казалось, однозначной фразы, еë глаза резко впиваются в него, а рука с бокалам сама по себе сжимается.
— Не забивай голову ерундой. Ты прекрасно знаешь мою позицию, и спешу тебя обрадовать или огорчит, в моем сердце нет никого, — тот пару секунд непонимающими глазами смотрит на нее, даже прокручивая свой вопрос по новой, ибо до него не доходит еë ответ, — Что еще может быть между нами? — та как-то нервно усмехается, делая большой глоток, тем самым осушая бокал.
— Я имел не совсем это, я лишь хотел убедиться в том, что между вами нет тëрок, Анна, — поднимая брови, отвечает он, а затем, качнув головой, также допивает мартини, подзывая бармена. Анна прикусывает губу, ощущая себя полной дурой, ибо почему-то сейчас еë слабо работающий мозг не мог мыслить иначе, а уж что более плачевно, не мог переключится на что-то другое.
— Тебя угостить, малышка? — вяло спрашивает недавно подсевший рядом мужчина, заставляя снова поднять взгляд, — А может ты хочешь чего-то большего? — пытаясь говорить трезво, тот подсовывается ближе, так, что теперь она слышит чуть ли не бурления в его желудке, ибо контакт был слишком близким, проводя указательным пальцем вдоль её позвоночника.
— Да, чтобы ты заткнулся и свалил, — морщась, отвечает она, выставляя руку и пихая того в грудь, какими-то дурацкими и глупыми надеждами полагая, что он это сделает сам. Ну да, действительно, он же для этого сюда подсел, а перед этим знатно накидался. Он трахнуть тебя хочет, разве не видно? Чего ты ждёшь?
— Да брось, я вижу, что ты хочешь снять стресс... — тот продолжает мычать ей под ухо, а ранее появившееся в ней опьянение снимает как рукой.
— Руку убрал от неё, — Лип встаёт с места, обходя Анну, и хватает того за шиворот. Она мысленно закатывает глаза, понимая, что этот вечер определённо в заднице.
— Эй, петушок, спокойно, мы оба этого хотим, так давай её поделим и всë, — тот выставляет руки вверх, подмигивая, говоря эту херь прямо перед ней. Тебя ничего не смущает, кусок дерьма?
— Малышка, ну так, что, — его рука быстро залазит под её джинсовую юбку, скользя по ноге выше. Лип хотел было ответить, а по всей видимости кулаком, но та опережает его, хватая его за предплечье и разворачивая к себе.
— А знаешь, ему пора бы преподать хороший урок.
С какой-то злорадной ухмылкой отвечает она, и не убирая его руку с ноги, подсаживается к мужчине ближе, слыша от Липа некого рода возмущение. Мужчина округляет глаза, расплывается в идиотской улыбке, а затем чувствует её горячую руку у себя на пахе.
— Нравится? Так давай отойдем, ты же хочешь меня, — ухмыльнувшись, спрашивает она, чувствуя адское желание сделает с этой эгоистичной сволочью, который видимо посчитал, что напиться и поприставать к девкам это нормально, что задумала. Тот кивает и они удаляются в уборную.
— А так? — грубо за толкнув того в туалет, она слегка надавливает, впиваясь в возбуждённый орган ногтями. Тот морщится, начиная шипеть, а затем распрямляет плечи, набирая побольше воздуха. Так тебя это всё ещё возбуждает? Мерзко проносится у неё в голове, — Солнышко, ты никому здесь не всрался, — отрезает она, всем лицо показывая отвращение, а затем хватает его за рубашку притягивая к себе и впечатывая во вставшему органу коленом. Тот издаёт громкий стон, сгинаясь, — Извращуга хренов... — выплёвывает та ему в лицо, касаясь губами его щеки, ударяя лицом о стену и насильно открыв тому рот впихивает туда мыло, — Промой свой ëбаный рот, подонок! — орëт она, не останавливаясь ударяя того лицом о стекло, — Я отрежу тебе эти руки, сука! — рявкает она, ударяя коленом по его локтю, ломая руку. Снова удар, ещё удар, всё стекло окрасилось в кровавые брызги, а его лицо после ещё нескольких ударов превратилось чуть ли в фарш.
Анна кидает его на пол, сплëвывая на него, а затем с ноги распахивает дверь обходя толпы людей. Она садится за барную стойку, расплываясь в широкой улыбке и щёлкнув пальцами, подзывает бармена, делая заказ, игнорируя, что тот уже раза два переспросил её о том в порядке ли она, а Лип трусил её за плечи, крича ей на ухо, пытаясь привести в чувства.
— Анна, блять! Ты что с ним сделала?! — безудержно продолжает кричать он ей на ухо, а та лишь смотрит на официанта, прожигая его взглядом, — Ты меня слышишь? Аня! — он хватает её за щëки, насильно заставляя посмотреть на себя, — Аня!
— Что? — безразлично отвечает она, смотря ему в глаза настолько прожигающим взглядом и только теперь он замечает, что на её зрачки стали практически одно единое с белками.
— Что ты сделала с тем мужиком? — дрожащим голосом спрашивает он, продолжая держать её лицо, бегая по нему глазами.
— Избила до смерти, — с дикой улыбкой выдаëт она, продолжая сидеть как вкопанная. Тело его мгновенно обмякает, а кожа покрывается мурашками. Он переспрашивает, снова получая такой же ответ.
— Дерьмо, — выкрикивает бармен, громко ставя бокалы на стол и срываясь с места летит в уборную, — Вызывайте полицию и скорую! — орëт он остальным, мгновенно поднимая балаган вокруг них.
— Анна, что ты наделала? — тихо шепчет он, чувствуя как его руки сами по себе падают с её лица, — Ты убила человека...
— Мне плевать, он сраный извращенец, — грубым, неестественным тоном отвечает она, а лицо мгновенно становится бледным и холодным. Она встаёт с места, быстро проходя сквозь толпу людей, которые пялились в коридор. Та поворачивается, видя как того мужика выносят двое барменов, кладя на пол. Громко фыркая, она обходит всех и распахивая дверь выходит на улицу, слыша за собой крики людей.
***
Хватаясь кровавыми руками за плиточные стены, с которых они быстро скользят, окрашивая их как в сраных фильмах ужасов, она пару минут смотрит на себя в зеркале, бегая глазами от ног, по которым стекали две небольшие струйки крови, юбку, которая задралась, когда она бежала домой, белая рубашка, которая теперь чем-то походила на Квадрат Малевича, шея, платиновые волосы, на концах окропленные кровью того, кто вывел её из себя. Анна вспоминает его расквашенное лицо, полный крови умывальник, пол, смешенный с грязью и кровью. С глаз и сознания сходит какая-то то пелена, а едкое осознание того, что она с каждым грëбаным днём возвращается в прошлое, где она должна была мутузить морды, как подопытная куница, которую посадили в клетку к мышам. Она позволяет каждому второму выводить её, доводить до грани срыва. Блять. Ты снова не контролируешь себя, идиотка! Ты могла бы впечатать этой гниде в челюсть там или позволить это сделать Липу, но ты превратила его в фарш. В горле с каждой секундой становится теснее и теснее, а лёгкие и сердце начинают качать воздух с такой скоростью, что он просто перестаёт ощущаться. Умывшись холодной водой она влетает в комнату, бегло ища глазами таблетки, которых, блять, как назло, не было на привычном ей месте.
— Где сраные таблетки? — с громким рыком она выходит в зал, окликая дядю, который мирно спал около работающего телевизора. Тот подскакивает, быстро промаргивая пелену с глаз, оглядывая еë с ног до головы, — Где таблетки? — она растопыривает глаза, делая какие-то хищные шаги к нему, разведя руки в стороны.
— Что ты натворила? Ты вся в кровище... — отвечает он, вытягивая руку, словно перед ним собака.
— Что значит натворила? Может меня изнасиловали, — с громкой усмешкой отвечает она вопросом на вопрос, а затем вскидывает бровями, немного опустив подбородок, — Я так похожа на садиста?
— Да, — коротко отвечает он, прямо намекая ей на то, кто она без контроля и работы над собой.
Анна отводит взгляд, потупив глаза в пол, прикусывая губу сквозь улыбку, а затем снова подходит, ощущая, как напряжение в воздухе витает ещё больше. Тебе стоило бы остановится. Ты что, пугаешь его? Да, ты блять всех пугаешь, Анна!
— Так что же я тут делаю? — практически шëпотом спрашивает она, продолжая сокращать расстояние, — Снова сдадите меня в больницу? А может сразу в зверинец? — он наблюдает за её бледным лицом, глазами, которые врезались в него, руками, которые она развела в стороны напрягая каждую мышцу, грудная клетка, двигающаяся быстрее обычного.
— Перестань, ты умеешь совладать собой. Ты не зверь, Анна, — говорит он слово за словом так спокойно, что трусость и прямой страх собственной племянницы из ушей лезет.
— Да? Именно поэтому ты выставил руку, словно я собака? — приулыбнувшись, та смотрит на него исподлобья, слегка приостановившись и проводя подушечкой большого пальца по краю нижней губы, — А может ты просто боишься меня? — тот сглатывает, вопросительно хмуря брови, — Положи телефон на место, — резко и грубо отрезает она, поняв, что тот хочет сделать, для чего держал руку около пояса, медленно заводя за спину, для чего вынул вторую, как бы отвлекающий манёвр, для чего эта лëгкая манипуляция. Она считывала каждое его движение, каждую его эмоцию. Сейчас, каждая клетка её тела была напряжена, а мозговые клетки были настолько возбуждены, что влекло собой резкое обострение обоняния, зрения, внимательности, логического мышления, ловкости, силы, — Положи сраный телефон на место, — повторяет она, делая два резких шага к нему.
— Тебе нужна помощь, тебе стоит успокоиться, это всё для твоего же блага, курносик.
— Хочешь сдать меня в больницу откуда я пришла такой? — шипит она ему практически в губы, — И какой я тебе, нафиг, курносик? Ты никогда так не назвал меня, никогда, так назвал меня только папа, — выплёвывает она слово за словом, нагибая его над диваном в обратную сторону практически под углом девяносто градусов, — Это мать тебе звонила, не так ли? Не она ли стыдится меня? Не она ли, отдавала меня туда как только отца не было дома? А ты? — та запинается, проглатывая слëзы, которые уже во всю стекали ей в рот, — Ты тоже теперь боишься меня? — его глаза бегают по её зрачкам, пытаясь найти ответ на её лице, ответ, который бы помог ему избежать проблем, но разве она проблема? Да. Он прав. Ты можешь держать свою силу в себе, ты можешь не давать сигнала своему телу выступать в роли сраного зверя, ты не хочешь.
Она отходит от него, потратив еще пару секунд на то, чтобы смотреть в эти мерзкие, на данный момент, для нее глаза, пропуская ногти сквозь капронки, оставляя на них длинные засечки, а после быстро выходит из дома, слыша как тот кричит ей «Таблетки на кухне», когда это можно было сделать намного раньше.