20.
Приятный серебристый, едва заметный, лунный свет озарил всё вокруг. Капли дождя, прошедшего вчера в обед, поблескивали на траве, а в воздухе витал аромат ночной свежести. Сама луна, большая, беспристрастная, летела в темном небе сквозь редкий дым облаков. Даже веселье на складах утихло. Потихоньку ангелы, демоны и люди начали выходит одн за другим на улицу. Придя в себя, словно ото сна, я обернулась к друзьями и семье. Эвелин подбежала ко мне, и обвивая мою талию руками, положила голову мне на живот. Нежно погладив ребёнка по голове, я подняла взгляд на остальных. Все были взволнованны, ожидая открытия печатей, но свидетелями этому буду лишь я, Люцифер и Азазель, потому что без крыльев ему дорога и на Небеса, и в Ад заказана. Настало время прощаться с теми, к кому я так сильно привыкла. Все они отправлялись на войну, и в моём сердце, в первый раз за всё время нашего знакомства, теплилась надежда на то, что скоро мы увидимся вновь. Первой ко мне подошла Асмодей, которая за столь короткий срок стала мне хорошей подругой. После предательства Кэнди, я и думать не могла о том, что когда-нибудь снова смогу поверить в женскую дружбу, но Асмодей показала мне, что я тогда ошибалась. Девушка заключила меня в крепкие объятия, дождавшись пока Эвелин отойдёт в сторонку.
— Береги себя, — шепнув эти слова мне на ушко, княгиня погладила меня по спине и сделала шаг назад.
— И ты себя, — я с грустью улыбаюсь.
Затем ко мне подходит Бельфегор и тоже довольно крепко обнимает, похлопывая по спине. За ним тоже самое делает Шамсиэль. С Азазелем и Левиафаном мы не обнимались, но пожали друг другу руки в знак уважения. Я хорошо к ним относилась, но мы были не так близки, как с остальными. С Азазелем мы вообще познакомились только что, можно сказать, а Левиафан всегда был более отстранённым и немногословным, чем все остальные. Первым на Небеса отправился Шамсиэль, затем князья, но Люцифер придержал Асмодей, попросив остаться не надолго. Мы обе с ней непонимающе переглянулись, не понимая мотивов короля. Азазель, не имевший крыльев, тоже остался стоять здесь, и также как и мы слегка удивлённо взглянул на короля. Однако Люцифер не стал говорить загадками или ходить вокруг да около и сразу же объяснил мне, что он задумал.
— Сейчас будет опасно. На всей Земле. Для твоих... для семьи, — мужчина кивает в сторону двойняшек и Джея, стоящего за моей спиной, — если их не достанут ангелы, то это сделают Всадники. Даже не потому, что они тебе важны. Всадники хорошо выполняют свою работу, а значит скоро по земле с бешенной скоростью распространиться чума, затем вспыхнут войны, голод и в конце всех заберёт смерть. Пока мы не узнали, как запечатать Всадников обратно, двойняшки и этот пацан должны быть в безопасности. Хотя бы ради твоего спокойствия, Женевьева.
— Но где? — нахмуриваюсь я, а от правдивости слов Люцифера по моему телу пробегают мурашки.
— В Аду, — догадалась Асмодей и Люцифер согласно кивает, переводя взгляд с неё на меня.
— Я приставлю к ним демонов или падших на твой выбор. Кому ты больше доверяешь. Но нигде больше в мире они не будут в такой безопасности, как там.
— Он прав, Эва, — соглашается Асмодей. — Только там они смогут пережить освобождение Всадников на сто процентов. Здесь их судьба и жизнь... они на волоске.
— Нет! — выступил вперёд Джеймс, взмахнув рукой. Его взгляд растерянно бегал от Люцифера ко мне, он не мог поверить в то, что мы сейчас обсуждаем. — Нет, Джен. Я не спущусь в Ад ни за что. Случись что, мы даже сбежать не сможем. И ты нас не достанешь. А что, если это какой-то хитроумный план, чтобы держать тебя на коротком поводке? Я не доверю свою жизнь этим... этим выродкам. И двойняшки тоже никуда не пойдут.
Вся храбрость Джея мгновенно испарилась, когда Люцифер угрожающе шагнул в его сторону. Эверетт и Эвелин стояли рядом со мной, и опустив глаза к моим любимым брату и сестре, я без слов поняла о чём они думают. Я знала, что чтобы не случилось, Эвелин и Эверетт всегда останутся на моей стороне. Как дорог им не был бы Джеймс, их выбор всегда падёт на старшую сестру. В этом я была уверена, как ни в чём другом. И я всегда выбирала, выбираю и буду выбирать их, мою семью. Подарив им беглую улыбку, я вернула на лицо бесстрашную маску и отрицательным кивком головы попросила никого не вмешиваться. Оставила двойняшек за моей спиной, а сама почти в притык подошла к Джеймсу, твёрдо заглядывая ему в глаза.
— Эти, как ты сказал, выродки спасли тебе жизнь. Будь благодарен хотя бы за это. Хочешь остаться здесь? Пожалуйста. А за Эвелин и Эверетта ты решать не в праве.
— Я участвовал в их воспитании. Я им, можно сказать, уже как старший брат. И моё слово тоже имеет вес.
— Твоё слово против моего? — недобро усмехнулась я, а затем повернулась к детям. — Вы что скажите, милые?
— Мы с тобой, Эва. Ты всегда заботилась о нас, и мы верим тебе. Если ты скажешь нам пойти с демонами, то мы не будем спорить, — уверенно ответил мне Эверетт, как-то не слишком добро поглядывая в сторону Джея. Эвелин ничего не сказала, но в её взгляде что-то изменилось. Она нахмурилась, взглянув на друга.
— Слышал? — я вновь поворачиваюсь к Джеймсу, испепеляя его взглядом. — Они отправятся с Асмодей в Ад. И точка. Ты — делай, что хочешь.
— Я был прав, когда ты меня ударила, — сквозь зубы процедил Джеймс.
— Это, когда ты намекал мне, что я меркантильная сучка?
— Да. И не ошибся.
— Следи за языком, пока он у тебя есть, мальчишка, — Люцифер грубо развернул Джея к себе за плечо, едва не повалив того с ног, — ты забываешься.
— Уб-бей меня прямо здесь тогда, — словесный поток продолжал слетать с уст Джея, хоть уже и без той дикой уверенности, — но я был прав. Она падкая на статус и...
— Она больше не твоя подружка-напарница по работе, к которой ты подкатывал. Женевьева — пророк Божий. Не по статусу ей возиться с такой грязью, как ты, — угрожающе понизив голос, проговорил Люцифер.
Он не психовал и не орал на всю округу. Но его ровный, чересчур спокойный тон оказывал намного более давящий эффект, чем любые крики и истерики. И этот натянутый злобный оскал был в разы страшнее открытой ярости. Сейчас Люцифер на моей стороне, он защищает меня, поэтому у меня не было причин бояться, но если бы я находилась на месте Джеймса, то давно бы словила апоплексический удар. И, судя по всему, Джей тоже оказался не таким крепким и смелым, каким хотел бы выглядеть если бы не смертельно бледное лицо и сжатые в гримасе дрожащие губы, которые выдавали его не шуточный страх и ужас перед лицо короля Ада. Парень заметно стушевался и сделал шаг назад, боясь, что вслед за угрозой может последовать нечто гораздо худшее, чем простые слова. Но Люцифер ничего не сделал. Даже рукой не повёл. Джеймс судорожно выдохнул.
Джей этой ночью твердил мне только об одном. И его слова мне не удавалось выкинуть из головы, как бы не пыталась. На самом деле, я не считала себя лучше других людей, — в глобальных масштабах важнее, но не лучше, — да только Джеймс действительно сегодня пересёк черту дозволенного. Вызвано ли такое поведение его беспокойством обо мне и двойняшках или завистью и ревностью, мне было не важно. Обидно. И я вовсе не считала, что действительно достойна таких слов в свой адрес. Джеймс никогда не интересовал меня как парень, я ему даже призрачный шанс не давала на то, что у нас когда-нибудь могло что-нибудь получиться. Никогда я его не водила за нос. Но меня слушать отказывались. И тут уже явно не моя проблема.
— Отлично. Раз мы всё решили, то заберите мою семью в безопасное место. Асмодей, не могла бы ты приглядеть там за ними, пожалуйста? — спрашиваю я. Как бы сильно мне не хотелось бы оставить Эвелин и Эверетта рядом, в душе я понимала, что здесь они в опасности, а я очень уязвима для врага.
— Без проблем, конфетка. И, кстати, Джеймс, шёл бы ты отсюда. В эпицентре будет хуже всего. Советую тебе убраться как можно дальше, желательно, за город. Думаю, у тебя есть около тридцати минут. Поторопись.
— Ты не перенесёшь меня?
— При всём неуважении, — хохотнула Асмодей, схватившись за живот, тем самым выбивая парня из колеи, — но ты только что оскорбил мою подругу. Так что нет.
Джеймс поджал губы в тонкую линию, и не сказав больше ни слова, быстрым шагом побрёл прочь. Даже не попрощался. Я постаралась не думать об этом, ведь сейчас есть вещи намного важнее, даже если при этом моё сердце обливается кровью. Отогнав все плохие мысли, я присаживаюсь на корточки и одной рукой касаюсь плеча сестру, а другой — брата. Пробежавшись внимательным взглядом по их лицам, я старалась запомнить каждую детальку. Они выросли. Я всегда считала их малышами, но в последнее время изменилась не только я, но и мои брат с сестрой. Мы все выросли. В их глазах уже не было той детской наивности и задорства, которое присуще всем в этом возрасте. Они знают то, что никто не знает и пережили то, что никому больше не пережить. Эверетт и Эвелин оказались сильнее Джеймса и даже меня. Невзирая на страх, они адоптировались и быстро приняли ситуацию. Они крепче, чем некоторые взрослые. И это давало мне сил двигать дальше. Они верили мне, верили в меня. А я не могла их подвести. Не имела право. Мне жаль, что их детство выдалось не самым лучшим, но если Люцифер победит, а я выживу, то клянусь, что сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы обеспечить им достойное будущее.
— Берегите себя, милые. Мы обязательно скоро увидимся, — я крепко-крепко обнимаю двойняшек по очереди, стоически сдерживая слёзы.
— И ты будь осторожна. Будем ждать. — Эверетт сильно прижимает меня к груди и поджимает дрожащие губы. Ему страшно.
— Эва! Пожалуйста-пожалуйста, возвращайся скорее!
Единственным человеком, кто не сдержал слёз и эмоций была Эвелин. Я поцеловала девочку в лоб и кивнула Асмодей, тем самым давая знак, что они должны идти. Сердце рвалось на куски от расставания, хоть я и пыталась успокоить себя тем, что в Аду им будет безопаснее. Я боялась отпускать их туда, где сама никогда не была. Что мы, смертные, знаем про Ад? Ужасное место, где жестоко мучают грешников. И хоть я отдавала себе отчёт о том, что двойняшек никто пытать не будет, мне было сложно принять тот факт, куда именно я их отправляю. Княгиня не стала медлить, понимая, что я могу разрыдаться в любой момент и пошатнуть веру детей, поэтому тут же подошла к двойняшкам, положила им руки на плечи и они исчезли с глаз. И я не выдержала. Упав на колени, я дала волю слезам, ведь больше не могла терпеть. Солёные слёзы жгли глаза, руки тряслись. Чтобы подумали родители, узнай куда я отправила младших? Послышался шорох одежды, а затем на моё плечо легла большая мужская ладонь. Поглаживая меня по спине, Люцифер не произнёс ни слова, пока я не упала в его объятия. Сейчас, как никогда прежде, я нуждалась в этом. Джеймс наговорил гадостей и ушёл, Эверетт и Эвелин теперь не рядом. Мне на долю секунды показалось, что я осталась совсем одна, но сильные руки Люцифера, прижимающие плачущую меня к своей груди, помогли мне немного успокоиться.
— Женевьева, там о них позаботятся, — падший слегка коснулся губами моей макушки, а затем помог мне подняться на ноги.
— Люцифер, пообщай мне одно. Если со мной что-нибудь случиться... не бросай их. А если мы оба погибнем, то заранее найди им хорошего опекуна, умоляю. Только не оставляй их на улице, — утирая слёзы прошу я, не веря в то, что сама говорю.
— Всё будет хорошо. Никто из нас не умрёт, — тихо, но уверенно шепчет мне Люцифер.
— Всё равно пообещай.
— Клянусь тебе исполнить твою просьбу.
— Х-хорошо, — я шмыгаю носом, отряхивая одежду от пыли. — Не будем терять время.
Азазель разводит костёр, пока я ходила за печатями. Руки дрожали. Мало того, что у меня в голове творился бардак, так и на душе было не спокойно. Я понятия не имела, чего ждать от этого ритуала, — первого ритуала в моей жизни, — знала лишь то, что ничем хорошим это не закончиться. Большой круг серебристой луны завис в зените, а мертвенно-бледный её свет играл с яркими и тёплыми, словно живыми, языками пламени. Люцифер и Азазель отошли на несколько шагов назад по моей просьбе, и приказав им не подходить и не прерывать заклинание, чтобы не происходило. Я не знала, что делаю, но что-то внутри направляло меня к верным действиям. Была ли это душа пророка или же моя человеческая интуиция — не знаю, однако всё равно верила и следовала за ощущениями. Опустившись на колени рядом с костром, в котором потрескивали раскалённые до красна деревяшки, что падшие собрали со всего склада, я разложила перед собой все четыре печати по порядку. Это было не сложно, на каждой из них был уникальный номер. Когда некоторый хворост начал распадаться на угли, я взяла в руки первую каменную скрижаль. Я учила заклинания из Слова Божьего, поэтому надеялась на то, что смогу произнести всё правильно.
— Ostende sursum. Primus equitis apocalypsis, hic mundus portas suas tibi aperuit. Fatum tuum imple!
Я поднесла печать к огню, опустив руки в самое его сердце. Пламя объяло меня, наполнило жаром и невыносимой болью, а каменная скрижаль засветилась. Я краем уха слышала крик Люцифера и его приближающиеся шаги, но свет печати становился всё сильнее и сильнее, пряча меня ото всех, на давая помешать начатому. Руки пылали адской болью, но я не кричала, хотя всё внутри меня разрывалось от невыносимости. Продолжая твердить эти три предложения, я не убирала рук из огня. Нежная кожа стягивалась, обгорала, на ней стали появляться отвратительные волдыри. Из глаз брызнули слёзы, но я заставляя себя держаться. Пахло жаренной плотью. Казалось, ещё чуть-чуть и я не смогу, отдёрну руки к себе, завалюсь на бок и взреву от нестерпимой боли, как вдруг скрижаль в моих руках начала плавиться. Моя кровь смешивалась с жидкой печатью, капала в костёр, от чего красно-оранжевое пламя поднималось выше, искры летели во все стороны яркими звёздами, а в воздух трубой поднимался чёрный непроглядный дым. Всё вспыхнуло всё ярче, будто огонь полностью поглотил меня, как всё резко прекратилось. Разрушительной силы энергия вытолкнула меня от костра с невероятной мощью. Пролетев несколько метров назад, я упала спиной прямо на каменную крошку, что осталась от асфальта. Удар выбил весь воздух из лёгких. Я прокряхтела, едва оставаясь в сознании. По земле прошла рябь — последствие выброса энергии, но вскоре всё успокоилось. Люцифер и Азазель в миг оказались рядом со мной, помогая подняться на ноги, но я не слышала, что они говорили. Губы их двигались, роты открывались, но ни единого звука не вылетало.
Не успев подняться с земли, я содрогнулась от громового голоса, что раздавался из ниоткуда и ото всюду одновременно. Он гремел над моей головой, призывал посмотреть. Замерев в одном положении на полусогнутых ногах, я повернула голову к костру. И увидела. Рядом с пляшущими в диком убийственном танце языками пламени бледный конь рыл переднем копытом землю. Тощая лошадь больными глазами взглянула на меня, громко заржав. На ней восседал всадник. И перепутать его с кем-либо другим было невозможно. Держа в руках лук, он также обратил свой взор на меня. Волосы его короткие каштанового цвета, сам облачён в белые одеяния с красным длинным плащом, а глаза... в глазах его не было зрачков. Лишь идеально белый белок. Всадник изнеможён на вид, но сидел и двигался уверенно, словно слабость была лишь видимой частью его образа. Его лицо не выражало никаких эмоций, был он бледный, как каменное изваяние. Лишь слегка поднял уголок губ, когда посмотрел в мои глаза. По телу прошла дрожь от мощной убийственной энергии, которая исходила от него. Воздух из моих лёгкий будто спёрло, дышать оказалось невозможно из-за невыносимой сухости. Где-то вдали послышались громкие, тяжёлые раскаты грома. И земля едва не ушла у меня из-под ног. Забыв про боль от заживо обгоревших рук, про страх, от которого сердце опустилось в пятки, и даже про невозможность дышать, я с ужасом, застывшем в жилах, смотрела на всадника, не в силах отвести глаз. Он был преисполнен уверенности. Уверенности в том, что победит. Бледный конь, сверкнув взглядов, высоко задрал голову. Он топтался на месте, будто не терпелось ему уже рвануть вперёд. Наездник пришпорил лошадь и та с радостью, цокая копытами, понесла своего всадника по миру.
Всадника, чьё имя Чума.