Ангел мести

МАРИ

Пока ехала на работу, связалась с Мартином, он как раз заступил на сутки. Попросила его организовать мне перевязку.

Когда зашла в перевязочную и разделась, услышала:

— Марусь, твою ж мать, что на этот раз?! Ты не можешь жить спокойно?

— Дружище, не начинай только! Помоги сделать перевязку и не гунди. Не хочу, чтобы знали об этой царапине.

— Ни хрена себе царапина! Тебе же швы наложить пришлось. У тебя редкая группа крови, если что с тобой случится, донора не найти! Ты когда будешь головой думать, перед тем как влезть в очередное дерьмо? Ведешь себя, как эгоистка, которой наплевать на чувства окружающих, не ценишь жизнь, постоянно рискуешь! — не унимался Мартин. — Ты напала или на тебя?

— На меня.

— Вот ставлю тебя в известность официально, Мари Росси, если тебя убьют, я не приду на похороны и не пророню ни единой слезинки! — извергал, как вулкан, свой праведный гнев Мартин.

— А, кстати, если я умру, кто меня будет хоронить, у меня же никого нет? — задумавшись, рассуждала вслух я. — Слушай, Мартин, как друга прошу, кремируй мое тело и высыпь прах в Тихий океан, пожалуйста, — последнее слова просто проныла. — А вообще-то хотела завещать тебе свою библиотеку, а квартиру родителям Джима, — уже серьезно произнесла, глядя в окно кабинета.

Мартин реально разозлился, еле сдерживаясь, закончил помогать мне с перевязкой. Впервые видела его таким. Потом бросил ножницы на стол и со словами «Ну и дура ты, Маруся! Я больше так не могу!» вышел из процедурного кабинета, громко хлопнув дверью.

Никогда Мартин не повышал на меня голос, это был первый раз.

Я знала, что друг за меня искренне волнуется, и каждая такая перевязка моих ран — стресс для него. Мартин классный, только поворчать любит. Надеюсь, сегодняшняя обида на меня у него долго не продлится.

Только закончила с Мартином, пришло смс от Шона. Тренер просил сразу после работы приехать в клуб на разговор.

— С Шоном беседа будет серьезнее, чем с Мартином, — решила для себя и пошла в ординаторскую. Хорошо, что сегодня не участвую в операциях.

По окончании рабочего дня поехала в клуб, где меня встретили несколько наших парней со словами, что Шон меня ждет в своем кабинете.

Только переступила порог, как наставник хмуро на меня посмотрел.

— Почему не позвонила, что на тебя напали? Знаешь, кто это?

— Привет, тренер. «Огненные Львы».

— Повреждения есть, тренироваться сегодня будешь?

— Пока не могу, небольшой порез на левом плече.

Шон знал, что только в случае, когда мою рану зашивали, я могла пропустить тренировку.

— Причина нападения?

— Хотели припугнуть, но не ожидали, что со мной окажется Джамир, и мы дадим отпор.

Тренер удивленно посмотрел на меня.

— Правая рука Лютого? Ты с ума сошла находиться рядом с ним?

— Ничего такого, он на пляже ко мне подошел, я заметила слежку, думала, что за ним. Наблюдавших было несколько. Решила не отказываться от его предложения довести до дома, была уверена, что на него нападут. Так и получилось. Но целью была я, а не он. Его тоже слегка черкануло пулей.

— Зачем ты им, идеи есть?

— Уверена, что появился убийца Джима, пришел за мной. Он связан с «Огненными Львами», только не спрашивай, откуда знаю. Не скажу, просто интуиция.

Наставник устало сел со мной рядом.

— Знал, что это время наступит, но боюсь за тебя. Ты мне как дочь. Понимаю, что все эти 10 лет ты упорно готовилась к этой встрече и хочешь отомстить, тебя не остановить. Готов помочь. Как ты на него выйти собираешься?

— Он сам на меня выйдет. А дальше — по ситуации. Знаешь, у женщин и котов есть общее правило: если чего-то делать нельзя, значит, это надо делать незаметно. Вот и я пойду по такому правилу. Спасибо, наставник, за поддержку, очень ценю ее, — я положила свою голову Шону на плечо.

— Ох, Зефирка, Зефирка, — вздохнул Шон.

Я приехала к дому, заметив машину с двумя мужчинами, которые делали вид, что заняты своими телефонами.

— Да уж, совсем «беспалевное» наблюдение, дилетанты, — усмехнулась про себя и зашла в подъезд, сняв пистолет с предохранителя, но ничего подозрительного, в итоге, не обнаружила.

В своей квартире я чувствовала себя в полной безопасности. Переодевшись, пошла готовить омлет с ветчиной и бутерброд с маслом и сыром, сварила кофе и под негромкую джазовую музыку, которую очень люблю, ужинала. Вечер прошел в покое, уединении, как я люблю.

Утром, выходя из квартиры, под дверью обнаружила прозрачную упаковку, полную цветного зефира. Отправитель никак себя не обозначил, пожелав остаться неизвестным. Но это он так думал, а вот я понимаю, что это первый его шаг в мою сторону. Это еще, конечно, не вызов, но его интенция для меня очевидна.

«А ты, Альберт Уилсон, как я погляжу, любитель сладенького, особенно зефира. Ну что, «дружочек», начнем игру!» — усмехнулась про себя, по пути выбросила коробку и поехала на работу.

Такие коробки с зефиром из самого дорого магазина Лос-Анджелеса я находила в те дни, когда шла на работу, и у меня не было суточных дежурств.

«Значит, ты знаком с моим графиком работы? Тем лучше», — я прямо чувствовала приближение хищника ко мне и ждала его.

Так продолжается уже неделю, и «игрок» пока не устал. Если бы я ела этот зефир, то аллергию на сладкое заработала точно.

Все это время с Мартином мы практически не пересекались, а если и попадали в поле зрения друг друга, то он делал вид, что не замечает меня.

Уважая его эмоции, не мешала другу дуться, вернулась к привычному для меня образу жизни.

Шон особенно рьяно взялся за мои тренировки, и «братики» по клубу решили, что он меня за что-то наказывает. А я знала, что он волнуется и таким образом готовит своего война к встрече с врагом.

В один из дней я гуляла по берегу Тихого океана. Мне на сотовый поступил звонок с неизвестного номера.

— Алло, — ответила и услышала приятный мужской голос.

— Мари, добрый день. Это Даниэль Миллер. Помните такого?

— Помню. Чем обязана, Даниэль?

— Я бы хотел встретиться, если вы не против. Мне нужна консультация, хотел попросить вас посмотреть выписку из истории болезни моего знакомого.

— Если это не срочно, приезжайте завтра в больницу к 9 часам.

— А сегодня возможно это сделать? Простите мне мою настойчивость.

— Я сейчас на центральном пляже, где пробуду еще час. Можете подъехать, если срочно.

— Я ваш должник, Мари, скоро буду, — и он сбросил вызов.

Я же глубоко вздохнула, потянулась к небу руками и улыбнулась, тихо произнеся:

— С таким «вежливым» мужчиной давно не встречалась. Пора себя побаловать «сладким» светским обществом.

Прошло минут 20, и меня окликнул приятный мужской голос:

— Добрый вечер, Мари.

Обернувшись, увидела Даниэля Миллера в темно-синем спортивном костюме, который прекрасно сидел на его подтянутом, натренированном теле, черных кроссовках. В руках у него был файл с бумагами.

«Как интересно. Его спортивный костюм был в стиле надетого на мне. Забавненько, прямо-таки парная одежда получилась. Решил подстроиться под меня, значит», — с усмешкой констатировала про себя.

Мужчина подошел, протянул руку, я ответила на приветствие.

— Простите за беспокойство, — сказал он, продолжая удерживать мою руку, я же пристально на него смотрела.

— Ничего страшного. Показывайте документы, — не торопясь свою руку убрала.

Даниэль предложил сесть в ближайшем кафе на пляже и выпить кофе. Мы прошли в кафе, он заказал кофе, а я стакан яблочного фрэша. Изучив выписку (пациент Альберт Уилсон), обратилась к мужчине.

— Что смущает вашего знакомого?

— Ему нужно компетентное мнение, насколько правильно сделаны назначения врачом.

— Они сделаны верно, соответствуют поставленному диагнозу. Волноваться не стоит, если только диагноз правильный и врач не ошибся.

Я посмотрела на мужчину, который не спускал с меня своих глаз, забыть которые невозможно. В этих почти бесцветных глазах читалась настороженность, интерес и желание. Не стала отводить взгляд своих сейчас несколько уставших глаз, приобретших изумрудный цвет, от глаз Даниэля. Чувствовалось его возбуждение, он положил свою руку на мою, лежащую на столе рядом с бумагами.

— Спасибо, что не отказались помочь... Мари, у вас такие красивые глаза. Готов смотреть в них вечность.

С нежной улыбкой я убрала свою руку, не отрывая взгляда от лица Даниэля, который в этот момент пялился на мои губы.

— Не стоит благодарности. Передайте своему знакомому беречь себя, не напрягаться и не делать резких движений, в его случае это опасно.

— Передам обязательно.

— Мне пора, Даниэль, — произнесла, а он сразу же подошел, отодвинул мой стул, когда я поднялась, и глубоко вдохнул запах моих волос, наклонившись слишком низко к голове.

— Я могу вас проводить? — задал он вопрос, снова взяв меня за руку.

—Даниэль, мне кажется, что на сегодня достаточно нашего общения. Поторопитесь, вашему знакомому ведь срочно нужны эти бумаги. Прощайте, — освободив свою руку, улыбнулась и пошла, чувствуя, как он скользит своим взглядом по моей спине.

«Какой же ты падкий на женщин, Даниэль. Я стану твоим слабым местом», — злорадно усмехнулась про себя, и во мне проснулся инстинкт охотницы.

Не успела зайти в дом, как получила смс от Даниэля Миллера с надеждой встретиться снова и пожеланиями хорошего вечера. Это сообщение я специально проигнорировала.

Поднялась на лифте на свой этаж. Подходя к дверям квартиры, увидела облокотившегося о стену Мартина, который был пьян и в руках держал начатую бутылку виски. В таком состоянии я его видела только один раз и то в университете. Он посмотрел на меня долгим и каким-то для меня не совсем понятным взглядом, но ничего не сказал.

Я тоже молчала, просто открыла дверь и пропустила его в квартиру. Мартин достал свои тапочки, переобулся, шаткой походкой прошел в ванную, помыл руки, потом на кухню, открыл холодильник, достал молоко, яйца, а из шкафа муку.

Понимая, что его лучше не трогать, я зашла в ванную, а когда вышла из нее, на кухне уже стояли пожаренные блинчики и чай с лимоном — все, как я люблю. Перед Мартином, сидящим за столом, стоял бокал и бутылка виски. Мой друг о чем-то думал.

«Какой он милый в таком состоянии», — подумала и села напротив, начала с удовольствием уплетать всю эту вкуснятину, макая блинчики в сметану, от блаженства прикрывая глаза и мурлыча, как кот.

Мартин смотрел на меня с грустью и умилением. Мне знаком этот его взгляд, он нередко на меня так смотрит.

Я, видя, что он ничего не ест, придвинула к нему его тарелку, положила блинов и сметаны, и он тоже начал есть. Вспомнив, что Мартин любит клубничный джем, метнулась к холодильнику, вытащила джем и положила его на блин в тарелке друга. Он слабо улыбнулся. Бутылку виски я отодвинула в сторону. Мы продолжали есть в полнейшей тишине.

Когда доели, Мартин встал, подошел ко мне, без слов снял с волос полотенце, промокнул волосы, принес из ванной фен и начал их аккуратно сушить. А я подумала, что, наверное, в семье, где есть любящий старший брат, который заботится о сестре, такие моменты часто бывают. От ощущения, что ты самый младший в семье и тебя все любят, стало тепло и хорошо.

В университете Мартин был на два курса старше меня. Мы как-то сразу нашли общие темы для разговора: оба увлекались микробиологией, анатомией и гистологией. Он тоже не любил шумные компании, тусовки. Я его познакомила с Джимом. Нам было о чем поговорить, как провести дружеский день или вечер. Мартин мне как старший брат. Джим же, шутя, называл его шурин, а чаще родственник.

Мартин говорил, что один в семье, но всегда хотел иметь младшую сестру. И я ею стала. Наши отцы — коллеги. Мы с этим парнем хорошо знаем друг друга и в словах не нуждаемся. Сегодняшний вечер этому подтверждение. И именно он стал моей поддержкой и самым близким человеком после гибели Джима и смерти родителей, и остается им до настоящего времени.

Когда, по мнению Мартина, мои волосы высохли, он выключил фен, развернул меня к себе лицом и обнял, крепко прижав к своей груди. Так мы некоторое время стояли и молчали.

— Прости меня, Марусенька. Очень испугался за тебя, боюсь, что ты исчезнешь. Я этого не вынесу, без тебя не смогу, — нарушил тишину друг, а я обняла его в ответ и погладила по широкой спине.

— Я все понимаю. Извини, что заставляю волноваться и спасибо тебе за блинчики, как всегда вкусно.

Поскольку Мартин был изрядно выпившим, много говорить с ним не было смысла, предложила ему пойти в душ и лечь спать. Он в знак согласия кивнул и пошел в ванную.

Постелила другу в комнате, в которой он какое-то время жил. Мартин лег, я накрыла его теплым одеялом, погладила по голове, а он прижал мою ладонь к своей щеке и через минуту уснул.

Выключив свет, пошла в свою комнату. Хоть я и люблю одиночество, но с Мартином как-то по-семейному уютно.

Вспомнилось высказывание Габриэля Гарсиа Маркеса: «Это большая удача в жизни найти такого человека, чтобы было приятно смотреть, интересно слушать, увлеченно рассказывать, не тягостно молчать, искренне смеяться, восторженно вспоминать и с нетерпением ждать следующей встречи».

Поскольку другу утром на работу идти не надо было, решила, пусть он отдохнет. Проснувшись пораньше, приготовила ему завтрак, оставила порошок от головной боли, записку и поехала трудиться.

МАРТИН

Проснулся почти в 11 часов утра в квартире Мари. Мне у нее в доме всегда хорошо спится. Голова напоминала колокол, выпитое вчера на пользу сосудам точно не пошло.

Поднявшись, пошел принимать душ, вроде как даже взбодрился. На кухне нашел укутанный в банное полотенце завтрак, который мне приготовила Мари, и рядом с ним записку: «Доброе утро. Не забудь позавтракать и выпить порошок, который лежит около чашки (не бойся, это не яд. И смайлик). Где лежат запасные ключи, знаешь. Я заступаю на сутки». И в конце рисунок смеющейся девчушки с косичками в разные стороны.

— Из твоих рук и яд готов принять, Маруся, — сказал вслух и приступил к завтраку.

Мне кажется, что Мари знаю вечность. Эта солнечная девочка с зелеными глазами появилась в медуниверситете, где я уже обучался на втором курсе, ей было всего 17 лет. Она была единственной студенткой такого возраста, окончившей школу и бакалавриат экстерном. Сначала все думали, что она дочь кого-то из преподавателей или чья-то сестра. Как-то на студентку внешне явно не тянула: маленького роста, пухленькая, очень спокойная, но, как оказалось, с обостренным чувством справедливости, внимательная к мелочам и невероятно прилежная.

Учеба ей давалась легко, она оказалась из семьи врачей, увлеченная и стремящаяся стать хирургом, как ее отец.

С первого дня было заметно, что девушка не нуждается в компании, в каком бы то ни было общении, не стремилась идти на контакт, в отличие от других первокурсников.

В конце первого дня в качестве студентки встречать ее из университета пришел высокий афроамериканец, по возрасту старше ее, к которому в объятия она просто летела со счастливой улыбкой, не обращая ни на кого внимания. Он еще издалека увидел Мари, раскрыл свои руки, улыбаясь, и она в эти крепкие объятия впорхнула. Парень ее закружил, поцеловал в лоб, потом забрал у нее сумку, крепко взял за руку, будто боялся потерять, и эта весьма необычная, но счастливая пара удалилась.

Если честно, эта картина удивила всех, кто ее видел, и я не исключение. Но потом все привыкли, что эти двое практически неразлучны.

Наш курс стал шефствовать над первым курсом, на котором обучалась Мари. Так мы и познакомились ближе. У нее оказался невероятный кругозор, с ней было интересно. Пожалуй, я был единственным, кому она позволила приблизиться к себе. Мари познакомила нас с Джимом. До самой его гибели мы были дружны. Я был счастлив, глядя на то, как трепетно они относятся друг к другу, как Джим своими черными глазами смотрит в ее зеленые, как бережет и дорожит каждым днем, проведенным со своей Зефиркой.

Как-то раз, когда мы вместе «зависали» в караоке, пока Мари пела (а у нее очень сильные вокальные данные), Джим мне сказал, не отрывая взгляд от своей девочки, что безумно с ней счастлив, что она — Ангел, посланный ему небесами, а еще, что он боится ее потерять, ведь без нее мир перестанет существовать. Он ждал ее 18-летия и хотел сделать ей предложение, ведь они вместе с того времени, когда Мари исполнилось 5, а ему 8 лет.

«Потрясающая история любви», — думал тогда я.

Эти двое во всем поддерживали друг друга. Джим стоял за нее, как говорится, горой, никто не смел даже смотреть в сторону Зефирки. Все знали, что этот парень, похожий на великана, ее боготворит и никому не отдаст. Да и сама Мари никогда не давала повода сомневаться в ее чувствах. Она даже не смотрела на других парней, в ее жизни был только Джим Паркер, ее «черненький волчонок», как она его иногда называла, но не при посторонних.

Мари была надежным другом. Она, несмотря на то что была самой младшей в университете, словесно побеждала не только старшекурсников, но и преподавателей. Да уж, язычок у нее очень острый, не дай бог попасть в опалу.

Я же ее не давал в обиду на правах старшего брата. Джим при встрече, шутя, говорил: «Привет, родственник». Вообще, с Мари и Джимом можно было оставаться самим собой, рядом с ними чувствовалось счастье, которое будто бы от них передавалось и мне. Эти двое по-особенному смотрели на мир, они его иначе ощущали.

Я был единственным, да и остаюсь, наверное, до сих пор, кому известно, что Мари бросили родители, когда она была совсем маленькой, сдав в детский дом, и ее опекунами стали бабушка с дедушкой, которых она называла мама и папа, что она по происхождению русская и ее имя до изменения документов Мария, что ее любимое блюдо — блинчики, которые я со временем научился для нее готовить. А она знает всю мою жизнь, мои взлеты и падения, неудачи в любви, когда меня предавали, когда я ошибался. Мари всегда была на моей стороне и никогда не осуждала.

Что эта девушка для меня реально родной человек понял, а точнее, почувствовал, когда она на втором курсе стала донором для офицера, кажется, он был спецназовец, которого доставили в больницу с тяжелейшем ранением брюшной полости, ему требовалась редкая группа крови — 4 положительная.

До этой ситуации не знал, что у Мари такая же. Пока у нее брали кровь, впервые в жизни почувствовал, что боюсь за девушку, как за самого дорогого мне человека.

Мы тогда с Джимом сидели в коридоре больницы, ждали нашу Мари, и оба за нее переживали.

С тех пор за нее боюсь постоянно, понимая, как врач, что она может спасти других, а ее спасти, если что, будет трудно, донора можно и не найти.

В день 18-летия Мари Джим участвовал в бое, Зефирка его сопровождала. Вечером в доме родителей он собирался сделать ей предложение, о чем девушка не знала, ей готовили сюрприз Джим и их родители. Но жизнь оказалась настолько жестокой к этим двоим, что и врагу не пожелаешь.

Пока Мари была в коме, я думал, что сойду с ума. Малышка ведь еще не знает, что Джим погиб.

«И что с ней будет, когда она придет в сознание, если придет? И как сможет жить дальше?» — от этих мыслей у меня текли слезы, я задыхался от кома в горле, не находил себе места.

Все 4 дня я провел около дверей реанимации, где за ее жизнь боролись врачи. Человек, убивший Джима, дважды выстрелил и в Мари, одна из пуль прошла в 3 сантиметрах от сердца. Родители Мари и Джима, его команда — все мы молились, чтобы девочка выжила, чтоб не потребовалось переливания крови, искали донора.

Я, как мог, поддерживал Мари с первой минуты, как она пришла в сознание и узнала о трагедии.

С тех пор, как Мари выписали из больницы, после похорон Джима, она стала другой, видимо, понимая, что защитника, опоры в лице Джима в жизни больше нет и не будет, как и счастья.

Девушка активно занялась спортом, пошла в тот же клуб, где тренировался Джим, даже заняла его шкафчик в раздевалке, изучала практику восточных единоборств, уезжая в другие страны во время каникул, стала для всех, кроме меня, жесткой, уверенной, бесстрашной, резкой. Её многие побаиваются.

Лично меня ее изменения в характере и образе мысли заставляют нервничать. После гибели Джима она перестала ценить свою жизнь, у нее отсутствует страх смерти, Мари, не задумываясь, идет на риск, мало отдыхает, погружена в работу (она действительно отличный хирург, самая молодая не только в нашей больнице, но и в городе). А вот уже пару лет как она осталась и без родителей, совсем одна. Меня очень расстраивает ее любовь к одиночеству и то, что она рассчитывает и опирается только на себя и не ждет от этой жизни ничего хорошего.

10 лет прошло с момента гибели Джима, а она его все также любит, и я чувствую, что все эти годы готовится отомстить за смерть любимого человека. Я ее понимаю, но панически боюсь за ее жизнь, Мари очень мне дорога, только я знаю, какая она маленькая, беззащитная и одинокая девочка внутри.

А совсем недавно сам себе, наконец-то, признался, что Мари мне нравится не просто как «младшая сестра», а как девушка. Если быть честным, я всегда ее любил, но понимал, что у нее есть Джим. Не представляю своей жизни без Мари. Сейчас очень хорошо понимаю чувства, которые Джим испытывал к ней. Ее хочется окутать нежностью, теплом, защитить, сделать ее жизнь счастливой, чтоб она чаще улыбалась, радовалась каждому рассвету и закату. Но чем больше в нее влюбляешься, тем сильнее страх ее потерять.

Когда смотрю на спящую Мари, мне кажется, что она до сих пор маленький ребенок: смешно хмурится, когда ей снится что-то неприятное, мило улыбается, когда гладишь ее по голове. Особенно трогательно, когда она сворачивается калачиком, а ладошки подкладывает под щеку, а еще когда обнимает своего огромного плюшевого медведя. В эти моменты я по-настоящему счастлив.

Еще я стал чувствовать Мари, улавливать ее настроение, желания. Даже просто быть рядом с ней — счастье для меня. И я понимаю, что никакая девушка в мире не сравнится с Мари, никто кроме нее мне и не нужен, потому что я ее люблю.