Глава 7
Три машины стреляли без остановки, пули свистели мимо нас, задевая кузов и разрывая воздух. Я крепче сжал руль, едва увернувшись от встречного огня. Вдруг один из наших выстрелил в заднее окно одной из этих машин — и я заметил рыжие волосы. Сердце сжалось — у Насита рыжие волосы. Я сразу запомнил номер этой машины и резко сказал об этом Пувину:
— Он в этой машине.
Пувин кивнул, хмуро прищурившись, и начал стрелять по другим машинам, чтобы не дать им возможности нас окружить. Сзади раздался грохот — одна из машин наших ребят сорвалась в кювет и с треском рухнула в лесу, в темноту.
— Машина наших упала, — коротко сказал Пувин, мельком оглянувшись.
— Держимся, — ответил я, выстрелив по колесам одной из машин, чтобы сбить её с курса.
Пули летели в обе стороны. Пувин не переставал стрелять, и мы прикрывали друг друга. Вдруг кто-то из нападавших выстрелил прямо в край руку Пувина, кровь брызнула на стекло. Я тут же заметил стрелка, навёл пистолет и выстрелил ему в голову. Второй враг, что сидел рядом, потянулся за оружием — я успел выстрелить и в него. Машина резко свернула с дороги, пробила кусты и с диким ревом рухнула вниз, в лес, где мгновенно вспыхнул огонь.
Остались две машины. Они не прекращали стрелять — шквал пуль буквально косил воздух. Две машины наших упали одна за другой, когда водители были сражены насмерть. Оставалась лишь одна наша машина, и мы держались изо всех сил. Один из наших бойцов метнул гранату в машину противника, где не было Насита. Мы успели быстро уйти в сторону, а взрывная волна отбросила горящую машину в кювет. Люди внутри пытались выбраться, но было уже поздно — огонь жадно поглотил металл и крики затихли.
Пувин выстрелил в водителя другой машины, и она замерла, резко остановившись. Мы с Пувином выскочили из машины, спешно открыли двери, где был Насит. Он сидел на заднем сиденье, бледный, весь в дрожи, глаза бегали из стороны в сторону. Пувин резко распахнул дверь, вытащил Насита и буквально вытолкнул его нашим людям, которые выскочили помочь.
— Забирайте Насита и валите быстрее! — закричал Пувин, оттолкнув его от себя.
Наши схватили Насита за руки и повели прочь, Насит ещё пытался оглянуться, но его быстро увели. Я хотел помочь, но тут из другой машины, уже почти перевёрнутой, вылезли двое мужчин. Они были в чёрных куртках, на лицах злые ухмылки. Один из них держал наручники, а другой — пистолет. Они быстро защёлкнули один наручник на моей руке, а другой — на руке Пувина, и мы оказались скованными вместе.
Я не растерялся — поднял обе ноги и резко ударил их обоих, заставив пошатнуться. Мы с Пувином рывком освободились от их хватки и начали бежать, цепляясь наручниками друг за друга, но от этого становились лишь злее. Они погнались за нами, пули снова начали свистеть. Дыхание перехватывало, но мы не останавливались — знали, что любой промах сейчас может стоить нам жизни.
Мы наконец отвязались от них. Сбросив погони, мы резко остановились и огляделись — вокруг нас были только густой лес и темнота. Пульс бешено стучал в висках, дыхание рвалось наружу, а сердце все ещё колотилось в груди от недавней перестрелки. Пувин молчал, но я заметил, как по его руке медленно стекала кровь. Она капала на землю, оставляя алые пятна среди мха.
— Вы ранены, — сказал я, взглядом указав на край его руки.
— Ерунда, — прохрипел он, стиснув зубы, но кровь продолжала течь.
Я быстро огляделся, потом двумя руками разорвал рукав своей рубашки и начал обматывать его рану. Ткань промокла почти сразу, но я крепче затянул повязку, чтобы хоть как-то остановить кровь.
— Это всё, что я пока могу сделать. Потерпите, да? — спросил я, глядя ему в глаза.
Пувин лишь кивнул, сжав губы. Ему явно было больно, но он даже не вздрогнул. Его лицо оставалось твёрдым, и я понял — он не допустит, чтобы слабость выдала его. Я закончил завязывать повязку и посмотрел в темноту.
Наши руки всё ещё были связаны наручниками, и каждый шаг отдавался болью в запястьях. Двигаться было тяжело, но я знал — останавливаться нельзя. Поэтому я взял руку Пувина в свою, переплёл пальцы и крепко держал, чтобы нам обоим было легче идти.
Так мы шли, держась за руки, сквозь тёмный лес. С каждым шагом ноги становились всё тяжелее, но я не отпускал Пувина. Минуты тянулись бесконечно. Мы молчали, слыша только своё дыхание и шум леса.
Примерно через двадцать минут я услышал слабый голос Пувина:
— Арм, я устал, — пробормотал он.
Я посмотрел на него — в темноте его лицо было бледным, а глаза усталыми.
— Нам нужно найти нормальное место, чтобы хоть немного отдохнуть, — сказал я, стиснув зубы.
Пувин лишь глубоко вдохнул в ответ, и мы продолжили путь. Через десять минут я вдруг заметил впереди старую «Газель». Машина стояла заброшенной, у неё даже не было крыши — от неё остался только ржавый кузов, но для нас это было лучше, чем ничего.
— Сюда, — сказал я, крепче сжимая руку Пувина.
Мы легли в «Газели», в том месте, где крыша давно обвалилась. Ночное небо, усеянное звёздами. Ветер слабо гулял по салону, шелестя опавшими листьями, что лежали в углах машины.
— Господин, — тихо сказал я, — как рука?
— Потерплю, — ответил он без эмоций, будто устал отвечать на этот вопрос.
Мы замолчали. Далеко слышался крик какой-то ночной птицы. Луна медленно поднималась выше, и её свет ложился на наши лица, выхватывая в темноте наши силуэты.
Я чувствовал, как Пувин глубоко дышит, словно пытаясь успокоиться. Его взгляд был устремлён вдаль, туда, где за старыми деревьями простирался лес, такой же мрачный и молчаливый, как и мы в тот момент.
Мы с Пувином всё ещё держались за руки, и вдруг я это осознал и я резко отдёрнул руку. Но Пувин, заметив это, лишь улыбнулся. Его глаза не отрывались от неба, а губы чуть дрогнули в уголках.
Он словно ни в чём не бывало, вновь обхватил мои пальцы своими.