часть 17
Пентхаус Хайтани, место, где власть витала в воздухе, пропитанная ядом лжи и интриг, стал для Моны новой ареной. Она задыхалась в этом удушающем воздухе, чувствуя, как каждая новая ложь режет ее сердце, отдаваясь болью. Она была уверена: Ханма и Кисаки плели паутину заговора, чтобы свергнуть Рана и захватить власть. Кисаки, мастер манипуляций, притворялся другом, но его глаза всегда были холодными и расчетливыми – он готовился нанести удар в спину.
Поняв, что ее единственный шанс – действовать быстро и решительно, Мона собрала в себе всю смелость, которую только могла найти. Она позвала Рана и Риндо на разговор. Ее голос дрожал, но ее глаза горели огнем решимости, отчаяния и, возможно, чего-то еще, что она сама не могла до конца понять.
— Ребята, мне нужно вам кое-что сказать, — начала она, стараясь смотреть им в глаза, но чувствуя, как взгляд ускользает. — Я больше не могу молчать. Я... я работала на Кисаки.
Лица парней мгновенно окаменели. Ран смотрел на нее с ледяным холодом, в его глазах не было ничего, кроме разочарования. Риндо же, казалось, задохнулся от ярости.
— Ты о чем, дура?! — выкрикнул Риндо, его кулаки сжались так, что побелели костяшки.
— Это правда, — тихо ответила Мона, не отводя взгляда, несмотря на дрожь в голосе. — Он обещал мне защиту. И... и некоторую власть. Я не могла отказаться.
— Ты нас предала? — спросил Ран. Его голос был тихим, но в этой тишине скрывалась пугающая сила.
— Да, — прошептала Мона, чувствуя, как сердце разрывается на части. — Простите меня.
В комнате повисла гробовая тишина, настолько плотная, что казалось, можно было услышать, как стучит кровь в висках. Риндо с трудом сдерживал себя, его глаза метали молнии, готовые испепелить ее. Но Ран поднял руку, останавливая его.
— Пусть уходит, — произнес он холодным, бесстрастным голосом. — Не мешай ей. Она сделала свой выбор.
Мона, не в силах выдержать этот взгляд, этот приговор, развернулась и ушла. Она шла к Кисаки и Ханме, тщательно обдумывая свой следующий шаг. Каждый ее шаг был наполнен мрачной решимостью, словно она шла на эшафот.
И вот они заявились на собрание ОПГ. Мона вошла в огромный зал в сопровождении Ханмы и Кисаки. Ханма, подросток с растрепанными черными волосами и яркой желтой прядью, выглядел самодовольно. Его выбритые виски и длинные волосы на макушке создавали вызывающий образ, а в глазах читалось превосходство. Он думал, что полностью контролирует Мону, этот маленький, наивный пешка. Кисаки, напротив, был худощавым парнем, чуть ниже среднего роста – около 164 см. Его светлые, крашеные волосы обрамляли лицо с голубыми глазами, за которыми скрывалась бездна холодного расчета. Он носил очки, которые придавали ему вид невинного ученика, но в его взгляде чувствовалась неумолимая жажда власти.
Ее присутствие вызвало недоумение и тревогу у тех, кто считал ее предателем. Мона чувствовала их взгляды, как клеймо. Она старалась держать лицо, но знала – один неверный ход может все разрушить.
Ран и Риндо стояли чуть поодаль. Ран оставался внешне спокойным, но его неподвижность выдавала внутреннее напряжение. Риндо же кипел от злости и разочарования. Его взгляд, полный боли и гнева, говорил все без слов.
Когда настала очередь Кисаки, он вышел вперед, его движения были плавными и расчетливыми. Он начал говорить о важности единства, о доверии к лидерам, о необходимости сплоченности. Мона слушала, но в голове уже формировался план. Сердце билось быстрее от предвкушения решающего шага.
Вдруг Кисаки повернулся к ней, его взгляд остановился на ее лице.
— Мона, — спросил он, его голос звучал мелодично, но в нем была стальная нотка.
— Что скажешь? Не скромничай. Расскажи им о своей верности "Поднебесью". Как ты разочаровалась в Ране и Риндо.
Мона подняла голову. Ее взгляд встретился с его. И в этот момент она поняла, что другого шанса не будет.
— Я скажу правду, — заявила она громко, ее голос разнесся по всему залу.
— Я расскажу, что на самом деле происходит в "Поднебесье".
Зал замер. Ханма нахмурился, его самодовольная улыбка сползла с лица. Он понял, что ситуация вышла из-под контроля. Ран и Риндо напряглись, их взгляды были прикованы к Моне.
— Я – Мона Сайкудзака, — начала она, ее голос становился все увереннее. — И я скажу вам правду. Это время, когда Кисаки и Шуджи Ханма обманывали всех – и лидеров, и участников. Они хотели забрать власть себе и убить Рана и Риндо. Они давили на меня, чтобы я подчинилась им, и я пошла к ним, чтобы завести в ловушку.
Она повернулась к Кисаки, ее взгляд горел презрением.
— Не так ли, Кисаки? Или я что-то не договариваю? Я признаюсь, ты обманул меня, заставил предать тех, кто мне доверял. Ты играл на моих страхах, на моей наивности. Но я больше не позволю тебе использовать меня.
Лицо Кисаки исказилось от злости.
— Сука! — заорал он, его лицо побагровело. — Я убью тебя!