16
За окном ярко светило солнце. Кажется, это был обед. Мне завезли тележку с едой и таблетками, спросили, как я себя чувствую, на что я ответил молчанием. Снова один в комнате я глотал медикаменты, запивая их водой. Снова такой же день, как и другие, снова по мне скрежетал невидимый взгляд. Думаю, я сдался. Лежать на кровати и смотреть в стену - последние развлечения. Потом настанет вечер, мне снова привезут еду и таблетки, потом ночь, сон, утро, и опять по новой. Думаю, я схожу с ума. Они не сломают меня, даже если я потеряю силы бороться.
Дверь медленно раскрылась. По расписанию меня сейчас не должны трогать. Плечи напряглись. Я тихо лежал и внимал мягким шагам и стуку подошв о кафель.
- Привет? Извините, если разбудил, могу ли я задать Вам пару вопросиков?
Я не двигался и вслушивался в бархатистый и сладкий мужской голос. Зачем ему задавать мне вопросы? Неужели он не может спросить у медсестры?
— Ладненько. Меня зовут Игорь Владимирович Исаков, прибыл из областного психоневрологического центра и провожу внеплановую проверку. По данным, предоставленным мне, Вы - Евгений Дмитриевич Совятин, содержащийся здесь с 1987 года и до нынешнего. Можете, пожалуйста, описать условия Вашего проживания здесь за шесть лет?
Сколько? Шесть? Я здесь уже шесть лет? Этого не может быть. Или может. Моё тело вполне выглядит как тело совершеннолетнего. Но шесть лет это слишком много. Он врёт мне. Все они всегда мне врали, и этот случай не исключение.
Слишком много слов для приветствия. Он заучил слова. Это ещё больше настораживает.
Он представился обычным проверяющим, но на душе у меня было неладно. Кажется, всё не так уж и просто. Почему он не спросит у медсестёр или главврача? Почему именно у меня ему нужно узнавать такую важную информацию? Он явно что-то недоговаривал. Мне это не нравилось. Если его игнорировать, то он уйдёт, если же он останется, то он точно нацелен именно на меня.
— Ой, вероятно, Вам любопытно, почему я не спрошу у врачей? Я почти уверен, что они соврут. Вы содержитесь здесь дольше всех зачисленных, поэтому я решил спросить Вас. — Я чувствовал, как он улыбнулся и сел на край кровати.
Дешёвые оправдания. Ложь, он хочет узнать мои секреты. Почему он говорит так, будто я не один в комнате? Он знает об убийстве, он знает, что за мной следят, и обращается к следящему тоже. Мне кажется, что если я отвечу мужчине, то тут же раздастя выстрел, и я умру, и моя кровь растечётся по белой подушке. Мне страшно говорить, поэтому я лежал спиной к проверяющему и пялился в стену, молясь, чтобы он оставил меня в покое. Уйди, уйди, иначе меня убьют, и ты станешь свидетелем чудесных условий больницы.
— Ваше мнение очень помогло бы мне исправить положение в заведении, и Вас могли бы отсюда выписать. Судя по всему, условия здесь не очень, и это ужасно грустно.
Меня могут выписать только за то, что я поговорю с этим мужчиной? Что за бред? Снова ложь, очевидная ложь. Я не сдамся ему.