240

«На счет раз выходим мы из западни,
Второй счет означает казни.
Поможешь ли ты найти разгадку
Этой сложной тайны?»

Шум батареи, прогоняющей по своим искусственным венам, что странно, холодную воду, разносится по комнате и является единственным источником звуков во всем помещении. Будь она чуть теплее, то может быть я не мерз от мороза в зимнюю стужу. Иногда, вдобавок к батарее слышится зов ветра снаружи. К сожалению, источника я так и не нашел, как бы внимательно не осматривал эту небольшую комнату. По большей части мои движения сковывали самые настоящие кандалы — первая причина, почему я просто не встал и не ушел. Вторая же — темнота. С детства ее ненавижу, стараясь оставлять на ночь светильник даже в моем достаточно взрослом возрасте. Собственно, это меня и пугало — неизвестность, непонятное помещение, звуки и полная... кромешное молчание. Я как будто здесь совсем один, как школьник, оставшийся на продленку из-за хулиганства. Правда, в наше время вместо темной комнаты нас оставляли в кабинете учителя по математике и заставляли смотреть обучающее видео на большом мониторе — единственной новой вещи в нашей школе. Но детство давно прошло и позабылось, оставив после себя лишь точеные воспоминания с каких-либо уроков и мероприятий. Например, первая влюбленность, задирства и разговоры с родителями. Последнее пугает даже сейчас, несмотря на то, что мне, как я понимаю, двадцать семь лет. Надо же, я не уверен даже в собственном возрасте... Это так влияет конфузная ситуация, стресс или напряжение? Наверное, все сразу.

Сказать честно, я не помню своего имени, как бы странно это не звучало. После того, как я очнулся, я вообще многое не помню. Но, пока я здесь нахожусь совершенно один, я смог вспомнить о том, сколько мне лет и как я боялся темноты в детстве — очень важная информация, должен сказать! Это какой-то дурацкий эксперимент или я действительно сошел с ума? Нервничать я также уже перестал. Я подумал, что если бы кто-то хотел меня навестить или убить — уже давно бы это сделал. По наручным часам, к слову, которые уже были на мне после моего пробуждения, показывали четверть одиннадцатого ночи, а сейчас уже половина двенадцатого с лишним. Этого времени казалось достаточно для саморазрушения и самопознания одновременно. Несколько раз я пытался встать с места. Видите ли, на холодном полу лежать совсем не удобно, учитывая факт, что он бетонный и пыльный. Такое чувство, что здесь никто не живет и жить не может! Даже врагу таких апартаментов не пожелаешь. И все же, я смог разглядеть лампочку, висящую над моей головой в метрах трех от пола. Она была подвешена на проводе и была еще одним подтверждением, что комната находилась либо в очень новом, либо в слишком старом состоянии. Все, что было освещено — это я сам и лишь сантиметров двадцать, максимум двадцать пять от моей фигуры. Я не мог понять размеры комнаты, но то, что я нахожусь в ней один почему-то меня успокаивало. Кто знает, может сейчас начнется русская рулетка с соседом по кандалам! Спасибо, но я еще хотел бы пожить. Отморозив себе всю задницу, я упираюсь рукой в бетонный пол и тут же отдергиваю ее от него, ощущая острую боль в плече. Это можно сопоставить с тем, что ты чувствуешь, когда проходит отек той или иной части тела — сотни иголочек вонзаются в него и также быстро вытаскиваются — только раз в шесть, а то и все семь больнее. Не знаю, почему я не обращал внимания на свою боль раньше. Согнув руку, я заметил багровое пятно на своей болотной футболке. Почему-то только сейчас я начал чувствовать металлический запах крови на ней и ощущать, как темная промокшая в поте и крови одежда липнет к телу. В этот момент мое сердце вновь забилось в ускоренном темпе, как будто кобыле приказали ускоряться прямиком на скачках. Я не могу это контролировать и что самое страшное — я совсем не помню, откуда взялась эта рана. Ну вот почему я не мог вспомнить ни о школе, ни об институте, ни о работе, ни о том, почему и как я здесь оказался? Кто меня бил? Не мог же я сам себя ударить, связать и выбросить ключ! А если и мог, то я рад, что я это не помню. С таким же успехом я мог встать на краю пропасти при желании сброситься, но привязать себя веревкой к ближайшему столбу, чтобы не разбиться. «Похоже, меня все же били», — подумал я, поднимая майку и смотря на свой сине-фиолетовый живот. На нем не было пресса, как у мужчин с глянцевых обложек, зато похвастаться травмами я точно мог. Уже представляю заголовок газет: «Неизвестный мужчина с синим животом привязал себя в доме и отказывался выходить из своего подвала». Нет, это уже слишком даже для меня, я почему-то уверен. Да и почему я взял, что нахожусь в подвале? Судя по ветру, я сижу как минимум на шестом этаже достаточно высокого здания. Да и в подвалах всегда сыро... А тут даже влаги не чувствуется, воздух сухой и иногда мне кажется, что его дефицит. Я нервно почесал затылок. Этим движением я также убедился, что травмы головы у меня нет. По крайней мере физической уж точно. Кровь шла лишь по локтю к ладони с новым потоком, как будто я сковырнул коросту. Странное чувство — перед глазами мутнеет, свет, что освещал мои кандалы, также пропадает и расплывается. Я сейчас упаду в обморок, если не сосредоточусь на чем-то одном! Но на чем? Тут так темно! Поджав под себя свободную от оков ногу, я устремляю свой взгляд на джинсы, залитые черной жижей. Нужно думать о чем угодно, только не о головокружении. Возможно, поэтому под эту участь пали именно штаны. Чем я вообще мог так испачкаться? Прикоснувшись к ткани, я потер ее о пальцы. Это что-то скользкое, но оно почти застыло и стало липким не меньше, чем моя майка. Нефть? И почему я сразу подумал о нефти? Может быть это просто грязь, которую я не смог стереть или такой особый элемент джинс. Ну, конечно, вряд ли это украшение, ведь располагалось по большей части либо на икрах, либо на бедрах. Я решил остановиться на втором варианте, вновь ругая себя за эту глупость и наивность. Я всегда был таким глупым? С этими мыслями о грязи я смог отвлечься от головокружения, что почти прошло, оставляющего после себя лишь небольшую боль в глазных яблоках. Тяжелое дыхание тоже удалось привести в норму, но вот сердцебиение так и скакало от гор до бездны. Меня все еще сковывал страх и иллюзии, что в эту комнату кто-то может прийти. Наконец таки я решаюсь собраться с силами и подобраться ближе к месту, куда вела не очень длинная цепь. Странно было не только наличие кандалов, но еще и их новизна. Почти идеальные, без единой ржавчины. Как будто их купили специально для меня. От такой мысли я снова нервно сглатываю подступившую слюну. Даже так я могу чувствовать, как сердце, которое только прошло, бегает марафон от ног до головы. Перевернувшись с задней точки на колени — наверное, единственное место, что совсем не ныло от неприятных ощущений — я сделал шаг в сторону цепи. Специально перед этим я тяну ее на себя со всей силы, в очередной раз убеждаясь, что на ней все же поставлен какой-то замок. Вот и третья причина, почему я никуда не смог уйти. Конструкция не поддается, а значит остается два варианта: сидеть на месте и ждать, пока кто-то не придет (а это скорее всего будет последнее, что я сделаю) или же на ощупь пробраться к замку. Сказать честно, ни тот, ни другой вариант меня не радует. Но мне нужно это. Кто еще сделает это, как не я? Я с уверенностью делаю шаг вперед, все также стоя на коленях и игнорируя боль в локте и животе. Она кажется мне вторичной проблемой после темноты, за которой может скрываться все, что угодно, начиная с ловушек и заканчивая... Лучше даже не задумываться об этом. Свет одной лампочки все также светит на меня, я все еще нахожусь под ее влиянием, я зависим от нее. — Ерунда какая-то... — фыркаю я себе под нос, стиснув зубы. Лишь сейчас я осознал, что комната на самом деле не такая уж маленькая, как я думал раньше. Мои слова эхом донеслись до стен и впитались в них. Наверное, видь меня кто-то из моих знакомых, не узнал бы. Хоть я и не помнил о себе практически ничего, я как будто знаю, что я должен быть харизматичным и уверенным в себе. А сейчас кто стоит перед ними? Слабак и нервотреп, боящийся темноты. Ну нет, нужно идти и отговорок больше быть не может! Я вновь останавливаюсь, не делая следующего шага в темноту. В этот раз моим действиям было достаточно серьезное объяснение — в метрах четырех от меня загорелся такой же яркий свет лампочки-прожектора, как моя, что горит над головой, только другого цвета — синего. Моя была холодного белого цвета. Я думал, что я здесь один. И до этих пор меня это радовало в какой-то степени. Кажется, мои шутки про русскую рулетку уже не кажутся такими смешными. Я сел обратно под свой свет, хмуря глаза, как щенок, только что увидевший мир. Кажется, это был еще один мужчина. Внешне сказать о нем что-то сложно, единственное, что видно сразу — ужасающий вид. Наверное, я выгляжу не лучше — в крови и с грязью на джинсах. Издалека достаточно сложно разглядеть его, в особенности учитывая, что я отодвинулся от него подальше. Мы сидим друг напротив друга. Точнее я сижу, а он пытался сесть. Его темные волнистые волосы торчали, как солома в разные стороны. На лице виднеется красивый красно-сине-фиолетовый фингал, а взгляд испуган и насторожен. Я представляю его чувства, ведь сам испытал их около часа назад. Страх — это то, что не покинет его еще достаточно долгое время.
— Ты кто такой? — брюнет явно выбрал стратегию нападения. — Знал бы — сказал бы, когда увидел, что ты проснулся. И вправду, мы сидели и смотрели друг на друга целую минуту, в ожидании, когда кто-то начнет задавать следующие вопросы. — Я ничего не помню, — я стараюсь сохранять холодность и спокойствие, но от стресса мой голос звучит словно у пресс-секретарши на высоких каблуках и с глубоким декольте — звонкий и громкий. — Ты тоже потерял память? — я все же надеялся, что я — единственный, кто не помнит о своей жизни до этого момента, поэтому мой голос звучит даже сердито по отношении к нашей дырявой памяти. Я снова осматриваю джентльмена напротив меня оценивающим взглядом. Легко сказать, что он из достаточно богатой семьи, а может сам зарабатывает себе на жизнь состояния. Одет в брюки на подтяжках и черную рубашку в тон низа. Так что если я смотрюсь, как сбежавший из оврага, где находились пчелиные соты, он — настоящий бизнесмен. Ярко выраженные острые скулы сопровождались мертвой бледностью. Ему она либо свойственна, как аристократу, либо он потерял достаточно много крови. И тот, и другой вариант я не отрицаю. Еще одна черта в его внешности — это яркие голубые глаза. Такое чувство, что он носит контактные линзы. По крайней мере я никогда не видел таких ярких глаз прежде. — Имя? — на такой легкий вопрос можно с лету дать ответ, но не для нас. Это молчание даже рассмешило меня, но ненадолго. — Д... — попытался начать парень, проводя языком по белоснежным зубам. Тщетно. Его попытки кончились лишь одной буквой, и то не факт, что она правильная. — Нет... — его обреченный голос казался мне очень знакомым. — Я не помню. Какого черта мы тут делаем? На самом деле меня радовало то, что Ди (назовем его так, раз он сам предложил эту букву) не начал истерить и бить кулаками по полу, как сумасшедший. И пусть я чувствую его страх, он все еще пытается найти этой ситуации логическое объяснение. Пусть даже таким способом. Я смог вспомнить обрывки моей жизни за час, но дальше воспоминаний о детстве и друзьях не сдвинулся. Может быть у этого парня в костюме двадцатого века получится лучше, чем у меня. — Я повторяю, что знаю не больше твоего, — монотонно, но с раздражением сказал я. Повторять одно и тоже по сто раз я не горю желанием. — Вообще, я думал, что я здесь совсем один. Теперь не знаю, радоваться мне или грустить. — Определенно грустить, — снова фыркнул себе под нос Ди, закатывая глаза. Эта фраза не на шутку меня напрягла. — Ты застрял в этом месте со мной. Я уже хотел было высказаться в опровержение слов моего собеседника, как буквально в метре от меня снова загорелась лампочка. На этот раз она была желтого цвета и под ее светом лежала девушка, прикрытая тонким платком. Он явно ее, об этом говорят брызги крови на нем. Не могу утверждать, но кажется из ее бедра что-то торчит... Черт, это самая настоящая железка... У меня даже мурашки по коже пробежали. Уверяю, тоже самое случилось и с моим собеседником, внимательно осматривающий лежащую. Она, похоже, в сознании. Тонкие руки — она явно не работала с чем-то тяжелым — оказались согнуты под странным углом, как будто суставы оказались вывернуты. Ладони ее упираются в бетонный пол, пачкаясь в собственной крови. Если до нас с Ди крови почти не было, этой девушке повезло меньше нашего. Сквозь сотни попыток она смогла сесть, кряхтя от боли. Рука ее потянулась к железке, которая не сразу удосужилась вниманием. В эту же секунду я подпрыгиваю на месте от крика Ди: — Стой! — в его голосе звучал и совет, и наставление. — Не стоит этого делать. Эта штука могла врезаться тебе прямо в артерию. Если так, то ты потеряешь слишком много крови, если попробуешь ее вытащить и уж тем более куда-то идти. — Если бы она поранила артерию — я бы давно умерла от заражения крови! — да, а наглости ей не занимать. Только проснулась, а уже начинает командовать. — Нужно наложить шину... — сказала девушка намного тише. — Конечно! — с едким сарказмом сказал Ди. — Подожди секунду, у меня под задницей завалялась еще дощечка для твоего жгута, осталось только достать ее, — вот чего-чего, а разногласий с самого начала пути нам не нужно было. Прежде, чем незнакомка успела что-то ответить на замечание второго проснувшегося, я вставил свое слово: — Ты хоть. что-то понимаешь? В смысле, где мы и почему мы тут? — я задал достаточно логичный вопрос, ставший в этом угрюмом месте уже традицией. — Да, конечно. Я воодушевленно поднял голову, хоть все еще не смотрю на то, как она ковыряется со своей раной. — Нас похитил маньяк или какой-то потрошитель, и теперь устроит для нас тупую игру в выживание, а потом трупы наши начнет жрать, как Ганнибал Лектор. А, еще, это сто процентов старик какой-нибудь, — она говорила с таким спокойствием и хладнокровностью, как будто ежедневно попадает в такие ситуации. — Каждый день в такие ситуации попадаю, — а вот теперь я уже стиснул зубы. Главное — не поддаться на искушение встать и со всей дури выдернуть эту затычку из ее бедра.