Сломанный разум

i,m a firefighter - cigarettes after sex.

Столкнувшись с собственным страхом, я попыталась заглянуть в его глаза, чтобы нащупать душу.

Уже около десяти минут девушка безотрывно смотрела на дырку в стене, пытаясь примерно прикинуть, сколько сантиметров ей не хватало до середины. Вероятно, около семи. С каждой потраченной секундой на рассматривание обыкновенного изъяна в стене, фантазия пациентки убегала всё дальше, звонко смеясь и выбрасывая наиболее ужасные картинки.

Изначально, Джозефина была уверена, что это вовсе не дыра, а чей-то одинокий глаз, прожигающий её и просящий передвинуть его в центр. Так было бы куда легче наблюдать за белоснежными волосами девушки и бегающими голубыми глазами. После идея показалась ей абсурдом. Какой глаз? Почему у него нет зрачка и радужки, а главное, где тогда второй? Быстро глаз в её голове сменился на рот, широко ухмыляющийся или агрессивно скалящийся, всем видом показывая, что разорвёт её глотку, как только девушка посмеет отвернуться.

И она не отворачивалась, повторяя себе одну и ту же фразу. «Меня убьют, если я отведу взгляд до того, как пройдёт полчаса». Наблюдала, повторяла одну и ту же фразу, думала. Думала, наблюдала, повторяла одну и ту же фразу. Повторяла одну и ту же фразу... чёрт.

Думала. В голове пациентки крутились мысли о первом убийстве. О том, как оно прошло и что оставило после себя. Какой след и насколько глубокий шрам. Она уже не помнила лица и, честно сказать, начала забывать имя. Лишь помнила, что это была девушка. Да, именно, раздражающая её, громкая, своенравная и чертовски неаккуратная девушка. Помните Мэдисон? Так вот мадам Бэтриш, их учительнице по биологии, не стоило доверять русоволосой пробирки с кровью лягушек.

Она как сейчас ощущала тот разряд тока, что пролетел по телу, когда девушка споткнулась, зацепившись ногой за ранец Стива и полетела вперёд, первым делом выпустив из рук те самые несчастные пробирки. Ей повезло бы, свались они на пол. Блондинка сумела бы сдержаться, сделать глубокий вдох и отвернуться. Но когда звон стекла раздался в десяти сантиметрах от неё, а брызги крови попали на лицо, Джозефине не хватило вдоха. Ей некуда было отвернуться и нечем вытереть кровь с белой рубашки. Перед глазами прыгали иллюстрации лягушек, болота, мух, которых они ели и её лица в их крови. Вероятно, она даже не поняла, как кинулась на Мэдисон, желая залить всю белую рубашку кровью, как и собственное лицо с руками. Чтобы чистота казалась грязью в тот момент, а не наоборот. Чтобы вопли в её голове успокоились и снизили громкость. Чтобы она перестала думать о том, что умрёт, если не избавиться от чистоты на своём теле.

Первое, что Джозефина почувствовала, вспоров глотку визжащей одноклассницы – облегчение. Она не стала её мучить, бить, покрывать тело новыми ранами. Одного ровного пореза и крови, хлеставшей в её лицо, хватило, чтобы ощутить спокойствие. Мысли о её скорейшей смерти покинули голову, дыхание нормализовалось, а осколок выпал из расслабившихся пальцев. Девчонка напротив что-то хрипела, сжимая ткань её юбки, тряслась и заваливалась назад.

Смерть желала получить Джозефину Олдмен, шепча гадости ей на ухо, словно передавая «привет» десяткам голосам в её голове, которые заводились от упоминания их подружки с длинной косой, начиная щебетать; но получила виновную в собственной гибели Мэдисон Эрнандес, которой ещё даже не исполнилось семнадцати.

Тогда Джозефина грубо убрала уже не шевелившеюся ладонь одноклассницы от своей юбки, встала и осмотрела затихший класс. Мадам Бэтриш беззвучно рыдала, прижимая к своей груди одну из перепуганных учениц. Никто не пытался помочь Мэдисон. В тот момент девушка ухмыльнулась, подумав, что заносчивая девчонка докучала каждого, ведь никто не желал ей помочь. И лишь сейчас, спустя почти два месяца, она поняла, что они первые поняли, что Мэдисон умерла. Стала началом её конца и подарила Джозефине путёвку в лечебницу «Чистый разум».

Но после облегчения пришла паника. Осознание того, что от её рук умер человек, запачкав своей смертью не только её тело, но и душу. Кровь Мэдисон сумела как успокоить блондинку, так и привести в бешенство. Эти грязные лужи на полу, её промокший портфель и юбка. Она до сих пор не знала, как должен реагировать на подобное человек, ведь сама Джозефина начала сходить с ума ещё больше.

Убийство для неё это яблоко. Сгнившее с одной стороны и невероятно сладкое с другой.

Блондинка отрывает взгляд от дыры в стене, когда сто двадцатая секунда двадцать девятой минуты подходит к концу и навязчивые мысли покидают голову.

Мисс Спенсер, что всё это время терпеливо ждала ответа на заданный вопрос вначале их сеанса, вскинула бровь, поставив локти на стол.

— Ну, так? – приятный голос был ей к лицу. — Какого это, убивать?

Блондинка хмурится, не понимая. Разве, она не рассказала об этом только что?

— А вы не пробовали? – расслабленно произносит, хватая со стола карандаш.

— Как видишь, нет, иначе бы я не сидела здесь, Джозефина, – улыбка, совершенно не натянутая и необыкновенно спокойная в стенах лечебницы, появляется на губах Аманды, успокаивая девушку, сидящую напротив.

— Яблоко. И Фина, не стоит обращаться ко мне полной формой. Там девять букв, а не десять или восемь.

— Отлично, это уже похоже на ответ, – женщина лёгким движением руки делает запись, после убирая свои короткие волосы со лба. Они были белыми. — Что произошло в столовой, Фина?

Изначально Джозефина собиралась молчать весь приём у «доктора». Она любила делать так с самого детства. Молчать на вопросы серьёзных взрослых, не выражая эмоций. Она видела, как их раздражало это, слышала тяжёлые вдохи матери и ощущала её цепкую хватку на собственном плече. Было весело. Возможно, из-за этого девушка и угодила в психушку?

Ей было весело, пока другим сносило голову от злости. Ей было грустно, пока остальные срывали горло от смеха. Её не было, пока остальные были везде.

— Недопонимание.

— Хочешь сказать, что ты набросилась на того парня из-за недопонимания? – женщина напротив не злилась и не обращалась к ней с издёвкой в тоне. Наоборот, голос был серьёзен, губы сжаты, а длинные пальцы играли с карандашом. Как и пальцы девушки.

— Он первым перевернул стол.

— Верно. Из-за чего, Фина? О чём вы говорили?

— О глупостях. Глупый мальчишка не сумел разделить со мной стол и начал грубить, – широкая улыбка украшает лицо девушки, когда она поднимает взгляд на директора лечебницы. На щеке до сих пор виднелось красное пятно, оставленное горячей кашей. В руке до сих пор ощущалась тяжесть от осколка, которым она хотела распороть ему лицо. — Вероятно, это повторится, мисс Спенсер, ведь я не пересяду ни за один из других столов. Как и он. Так что видеться мы буде часто. Убирайте кабинет тщательнее перед моим приходом, иначе приход случится у меня, – девушка смеётся, осознавая, что из всего монолога её фразой было «о глупостях». Остальное девушке шептали на ухо, прикусывая иногда мочку.

— Как скажешь, Фина. Расскажи мне о первой недели.

— Скука. Вы, наверное, долго смеялись после того, как утвердили расписание и рацион питания. Попади сюда нормальный человек, выжил бы из ума через месяц, не больше. Это ведь ебаная матрица. Никаких различий между днями и неделями. Я оставляю линии на бедре, чтобы было легче считать дни. Пока что карандашом.

— Откуда у тебя карандаш? – улыбка вмиг спадает с губ девушки. Простой вопрос, абсолютно, но не когда его задают в стенах «Чистого разума».

Карандаши и остальные вещи низкой опасности выдают лишь в присутствии медсестёр и санитаров в общей комнате. Пациенты имели право рисовать, грызть их, даже ломать и кидать в друг друга. Но никогда бы не позволил девушке раздирать кожу, дабы оставить линию. Значит, карандаш был украден и Аманда это сразу поняла. Вопрос был задан для лучшего изучения пациентки. Это злило блондинку.

— Мне его принёс один из санитаров, – произносит так, словно это было шуткой, кидая карандаш директора на стол. Лёгкая улыбка касается алых губ Аманды, а после женщина кивает:

— Конечно. Чего ты боишься, Джозефина? – медленно произносит им я девушки, не сводя с её лица глаз.

С самого детства маленькая голубоглазая девчонка боялась многого. Воя собак, криков матери, рук отца, всего горячего и монстров под кроватью. Её пугал их шёпот и ногти, что скребли по полу, пока они пытались выбраться на ковёр. Каждую ночь Джозефина плакала, просясь остаться в постели с родителями, чтобы не было так страшно. Но ответом был громкий крик и толчок в спину.

Ты ведь уже взрослая, Джоззи, перестань рыдать на пороге нашей спальни.

И она перестала. Перестала бояться, зажимать ладонями уши, прятаться под пледом и шёпотом просить о помощи Бога, если он существует. Девочка всё отчётливее слышала их шёпот, огромные грязные лапы созданий касались ковра, а их вой становился настолько громким и невыносимым, что она перестала спать. Пока в один из дней монстры из под кровати не перебрались в её светлую голов и не окрасили её мысли чёрными тонами.

— Стать нормальной.

За эти семь лет монстры стали единственными и верными друзьями девушки. Они никогда не оставляли блондинку, лишь могли замолчать, позволяя ей самостоятельно защищаться от мира. Они учили её. Готовили к моменту, когда замолчат навсегда. И главным страхом пациентки стало выздоровление. Свобода от монстров и их наставления.

— Не объяснишь?

— Вы ещё не доросли до этого в наших глазах, – и снова. Голос, громкий и настолько сильный, что, казалось, он был способен разорвать её голову на куски, оставив после себя лишь чёрные масленые разводы. Он был её любимым.

— Значит, ты не хочешь стать здоровой? Перестать трястись от грязи и неровного угла, не испытывать желания убить кого-то? Не хочешь жить, как и все остальные, Фина? – женщина продолжала что-то чиркать в её карте, иногда поднимая глаза на пациентку напротив.

— Вы столь же глупы, как и эти нормальные люди, о которых говорите. Кто вам сказал, что вы блять нормальные? Не внутренний ли голос, Аманда? – вскидывает бровь, от нервов начиная раздирать кожу на запястье.

Женщина усмехается, хватая новый лист тускло-жёлтого цвета и начиная вновь что-то писать. Недолго. После она направилась к двери, открыла её и попросила одного из санитаров зайти, передавая ему тот самый листок.

— Сеанс закончен, список препаратов передайте Эшли. Стринекс давайте лишь в крайних случаях, – мужчина кивает, подходя к девушке и поднимая её со стула, начиная вести к двери. — До встречи, Фина.

Девушка успела выработать привычку за время пребывания в лечебнице. В длинных коридорах, где было находиться противнее всего, она зацеплялась взглядом за точку в его конце, не сводя глаз. Так было легче не замечать неровности, пыль, паутину, мигающий временами свет, свист ветра за окном и скрежет половиц под тапочками. Ботинки так и не выдали. Серые лица санитаров не вызывали в девушке интереса, от чего она не могла завязать с ними разговор, который тоже мог бы помочь.

Время обеда ещё не наступило, но пациентов уже собирали в зале, позволяя им немного отвлечься от врачей и собственных комнат, изученных вдоль и поперёк. Некоторым нравилось упереться лбом в стену и петь, другим собирать пирамиды из кубиков и рисовать страшные гримас санитаров, а Джозефине Олдмен курить и наблюдать за всеми с дивана.

Брюнета не было видно, и её стол пустовал, из-за чего девушка не спешила занять место. Санитар по имени Берндт положил новый короб спичек на стол, взглядом предупреждая пациентку не совершать глупых поступков. Она лишь подкурила, откинувшись на спинку старого дивана и прикрыла глаза.

Ей совершенно не нравилось находиться в лечебнице. Первые дни казалось, что это глупая шутка, но каждый день осознание накрывало, вынуждая биться об стены. Было достаточным вспомнить решительность матери, когда она ставила подпись на согласие отправки дочери сюда, а не виселицу. Сама блондинка выбрала бы второе. Отцу было без разницы. Впрочем, как и всегда. В её одиннадцатый день рождения мужчина собрал вещи (всё то ненужное барахло копившееся в их доме годами) и переступил порог, не попрощавшись. Джозефина удивилась, увидев его в суде. Лишь на секунду, после стало без разницы, как и ему когда-то на её рождение.

— Ты села на Роджи, – неизвестный голос вынуждает открыть глаза и увидеть рыжего парня, что хмурил брови и указывал рукой в сторону бедра девушки, которая лишь непонимающе рассматривала его, пытаясь вспомнить, что именно произнёс пациент. — Встань! – толкает, из-за чего девушка еле удерживает сигарету в пальцах, падая на бок. Парнишка достаёт плюшевого медведя без глаза и довольно усмехается, садясь на, минуту назад, её место.

— Лука, – девушка успевает потушить сигарету и ровно сесть, к тому времени как парень вновь открывает рот, решая продолжить разговор.

— Если ты не перестанешь называть глупые имена, я не пойму тебя, – недовольно произносит, отбирая медведя, чтобы рассмотреть поближе, на что рыжий вопит, вырывая его из её пальцев.

— Моё имя – Лука, и оно не глупое, девчонка, – фыркает, засовывая мишку под подмышку.

— Отлично, забирай медведя и уходи, Лука, – взмахивает рукой в сторону остальных, трясущимися руками доставая новую сигарету и поджигая её. Голос парня слишком громкий и живой на фоне остальных, заставил тело девушки трястись. Она отвыкла от чужого шума за эти дни.

— Уже прошло семь дней, я подумал, что ты готова к знакомствам, – склоняет голову, от чего солнце, наконец, касается веснушек на его лице, создавая прекрасную картину.

— На тебе можно начертить созвездия, – проводит пальцем от носа к уху парня, прикусив губу.

— Даже не думай, девчонка, – ударяет Джозефину по руке, на что она лишь глубже затягивается, переводя взгляд на свой стол, который уже начали накрывать.

— Фина.

— Если ты не перестанешь называть глупые имена, я не пойму тебя.

— Моё имя – Фина, и оно не глупое, мальчишка, – усмехается, вставая и направляясь к столу, как раз в тот момент, когда санитары ввели внутрь брюнета.

Девушка первая села за стол, дожидаясь, пока он подойдёт. Джозефина успела досчитать до двенадцати, когда тень покрыла стол, а после место впереди оказалось занято. Вновь идеальные зелёные глаза коснулись бледного лица блондинки. Дым от её сигареты временами закрывал лицо брюнета, но она точно знала, что он ни на секунды не отвлёкся от их переглядок. Вскоре зал заполнил шум вилок об посуду, но эти двое так и не притронулись к еде. Сигарета оказалась утоплена в стакане с компотом, а тело затекло от отсутствия движений.

Брюнет дёргал ногой под столом, от чего их лавочки чуть тряслись, нервируя девушку. Приходилось глубже дышать и сжимать ладони в кулаки, но это действовало лишь первые семь минут.

— Прекрати.
— Нет.
— Немедленно.
— Нет.
— Я не уйду.
— Знаю.

Вот и всё. Диалог, которому не дали права продлиться даже минуту, кончился, оставив после себя неприятный осадок внутри девушки. Она желала отомстить за случай в прошлую их встречу, но не знала как именно, от чего единственное, что ей оставалось, это рассматривать парня, покрытого тьмой, и убеждаться, что он был похож на монстров в её голове.