Глава 3
Евнух - воспитатель восседал на огромном красном пуфе, величественно и пристально вглядываясь в темные и глубокие воды Нила, разливающиеся и мерцающие в темноте бездонной фиванской ночи. Как в зеркале, Сириус отражался в водах, лениво и медленно, разбрасывая синеватые лучи, искрящиеся и пронизывающие водную гладь Нила, видимую только поверхностным, легким и игривым слоем, бесконечной и глубокой таинственной бездны, загадочной и таящий в себе невообразимую древнюю мощь.
Легкая тень предчувствия омрачала лицо воспитателя, сомнения закрались в его душу, предательски нашептывая: «Кто ты такой? Ты песчинка в огромной пустыне, тебя влекут иллюзии, толкают в пропасть из которой нет выхода, после тебя не останется даже мумии, навеки ты канешь в небытие...».
Другой голос шептал: «Птолемей плох, он долго не протянет, наследник не готов к власти, Клеопатру и Арсиною можно легко устранить, договорится с Римом, обещать золото Египта, зерно, рабов, да всё, что они захотят!
"Да, вот она – власть! Сами римляне сделают меня наместником. А народ? Что делать с египтянами? Народный бунт сметал с лица земли и не таких наместников! Целые государства рассыпались в прах под натиском толпы, неразумной, необразованной, вечно голодной и оборванной, но обладающей силой Шерги, этого безжалостного ветра пустыни, который называют «гневом богов», не оставляющим после себя ничего живого и рукотворного, всё превращающего в песок, эту безмолвную, но всё помнящую частичку пустыни, ничего не представляющую и не имеющую никакой значимости в единственном числе, но грозную и безжалостную.
Когда она объединена смерчем в единую субстанцию, крошащую и растворяющую всё живое, расчищающую всё пространство для чего-то нового, позволяющую человеку использовать шанс выстроить заново, на пустом месте нечто новое, иногда лучшее, но чаще ни на что не годное, нездоровое и обречённое на дальнейшее разрушение".
События мелькали перед глазами Потина с такой стремительной скоростью, что ему показался пустынный смерч, закрученный в колесо и сметающий события и людей, превращая их в прах, с какой-то непонятной целью, слишком отдаленной для осознания отдельно взятым человеком, даже таким образованным и изощренным как Потин.
«Как можно настроить народ против Птолемея? - Мысль вспыхнула и ответ пришел сразу – Голод! Я напугаю их голодом! Это всегда срабатывает! И обвинят в этом конечно же Птолемея».
Евнух хлопнул в ладоши, открылась дверь, почтительно согнутая фигура грека медленно, но подобострастно и выжидающе, приблизилась к Потину.
- Что, господин? Какие будут приказания?
Евнух был падок на лесть и при обращении к нему «Господин», любые внутренние сомнения рассеивались, как утренняя дымка, поднимающаяся над прохладными водами Нила, едва тронутая лучами солнца и исчезающая в жарких лучах вечного бессмертного фиванского бога-солнца.
- Приказываю немедленно двенадцати верным мне гонцам отправится в каждую провинцию Верхнего и Нижнего Египта. Должен пройти слух, что Птолемей- дудочник отдал все запасы египетского зерна на потребу римской армии. Птолемей не может заботится о своем народе, он занят игрищами и празднествами, больше, чем трудами, направленными на сохранении египетского царства.
- Стычки устраивать? – оживился преданный ему грек.
- Только мелкие, не более нескольких человек. Они считаются неопасными. Мелкие вспышки недовольства, никогда не влекут за собой вмешательство со стороны государства, на них никто особо не обращает внимания. Но нам они очень помогут подогреть ситуацию и в самый решительный момент мы это выгодно для себя используем. Пусть отправляются срочно! Ни медля ни минуты! Как только римские легионеры явятся за следующей данью, их должны встретить как подобает в таких случаях, пусть это обязательно просочится в Рим, там должны знать, что Птолемей уже не контролирует весь Египет. Хорошо бы убить пару-тройку римлян и списать это на происки недовольного населения.
- Но Рим за своих легионеров ввёл очень жестокие санкции! – лицо грека удивленно вытянулось
- Тем лучше для нас – холодно ответил Потин, резко отвернувшись к окну.
Грек сообразил, что приказ уже отдан и очень быстро засеменил к выходу. Он уже давно знал, что приказы нужно выполнять быстро и беспрекословно, особенно, если они исходят от такого мстительного и коварного хозяина как Потин.
Грек очень быстро шел по коридору, не оборачиваясь и не глядя по сторонам, поскольку он был твердо уверен, что в тишине дворца ни одна мышь не услышит его бесшумные шаги. Скользнув тенью в открытые двери, он приблизился к первому гонцу, который через мгновение вышел из дворца и двинулся по направлению к царским конюшням.
Исполнительный грек подходил ко второй, третьей, четвертой и только после двенадцатой двери он понял что выполнил своё нехитрое задание, гонцы подчинились приказу, царские лошади мчались во весь опор всё дальше и дальше, в каждую, даже самую отдаленную провинцию и только Сириус, блистающий синими лучами, скользящими по темной глади Нила, сохраняла величие и спокойствие и каждый луч, идущий от звезды был направлен на безмятежно дремлющие пирамиды, вросшие в песок Египта, сроднившиеся и единые с египетскими землями и водами, с его небесной твердью и пульсирующим, стихийным, живым и трепещущем временем.
Внезапно луч, идущий от звезды, встрепенулся и осветил одно из окон дворца и массивную фигуру в красной тоге. Золотом вспыхнувший шлем римского военачальника, сворачивающего папирус с короткой запиской: «Потин отдал приказ об убийстве римских легионеров с целью свержения Птолемея».
Папирус плавно скользнул в трубку. Сургучная печать, твердеющая на крышке будет вскрыта только в Риме, во дворце Гая Юлия Цезаря, а его решение будет передано в Фивы раньше, чем гонцы воспитателя успеют выполнить свой приказ, отданный им, таким недальновидным и недалеким евнухом, обозначившим слишком широкие горизонты для своей незначительной, но глубоко амбициозной персоне.