дела минувших дней

Темные коридоры чужого сознания плотно сплетались со множеством дверей: за каждой из них отрывки воспоминаний, моменты, которых за жизнь неизбежно скапливается бесчисленное множество.

Живым сюда входа нет, они лишь способствуют появлению новых дверей.

Шаги по клетчатому кафелю, отдаленно напоминавшему шахматную доску, эхом отскакивали от стен, разлетаясь по всей протяженности этого места. Здесь нет точного конца, нет понятия времени, полностью отсутствует какое-либо понимание о твоем нынешнем местонахождении. Ты можешь изо всех сил бежать из одной стороны в другую, но в итоге остаться на том же месте.

Сюда вход есть лишь мертвым. Тем, кто так и не смог упокоиться. Они лишь бесконечно бродят по всем этим коридорам, наблюдая за тем, как воспоминание за одной и той же дверью, куда они могли заходить уже не один раз, возможно даже являясь его частью, искажается из раза в раз все сильнее.

Дрожащая ладонь крепко обхватывает холодную дверную ручку, словно она является последним спасением. Петли скрипнули, впуская обитателя местных коридоров внутрь комнаты.

Знакомая обстановка: кровать, шкафы с книгами, письменный стол и куча листочков с неаккуратными записями.

В комнате двое: один из них высокий, с небрежно завязанными в хвост белыми волосами, на плечах дорожный плащ — наверное, не так давно приехал; второй же больше походил на фарфоровую статуэтку: конечности тонкие, кожа неестественно бледная.

Лица обоих смазаны, а все произносимые ими слова превращались в набор звуков.

Все происходящее отдавалось приятной теплотой глубоко внутри, хотя вошедший уже даже не был полностью уверен, что за этой дверью действительно находился он сам. Наблюдать кого-то со стороны стало обыденностью, однако, созерцать себя же...

Стены комнаты стали постепенно размываться вместе со всеми в ней присутствующими, оставляя после себя пустоту.

Лишь еще одна особенность этого места; ничего необычного в этом уже не виделось. Сплошь и рядом цветы, небо без единого облака и горизонт, за которым нет ничего. Искаженное отражение реального мира. Сюда могут попасть уже не только мертвые, но и живые души, например, через сон, что случается чаще всего. По-настоящему везет лишь тем, кто после случайного визита сюда возвращается.

Прищуривается: не так далеко виден знакомый силуэт, что до этого сидел вместе с ним в той комнате. Все по крупицам складывается: теперь он вспомнил, зачем здесь.

***

Скука, скука, скука.

Бесконечная, со всех сторон окутывающая, противно сочащаяся, словно из каждой ничтожной щели комнаты.

Висмут уже несколько часов пыталась занять себя очередным рассказом из толстенной книги со сказками: жаль, что на этот раз уход в мир затертых почти до самых дыр страниц не помог убить время.

За окном давно смеркалось, а небо усыпало множеством мерцающих огоньков-звезд.

Спать не хотелось, а заниматься чем-то другим, нежели лежать и ничего полезного не делать, тем более.

В соседнем от кровати углу одиноко висела на стене скрипка, под ней же еще стопка каких-то книг и сверху изрисованные вдоль и поперек листы. Занятий вокруг казалось более чем достаточно, но ни одно из них симпатией к себе не откликалось. И все они в итоге так и продолжали лежать в том же углу, покрываясь толстым слоем пыли.

В полной тишине, до этого нарушаемой лишь тихим шелестом страничек, раздался противный, режущий уши скрежет чего-то острого по стеклу. Девочка замерла, медленно переводя взгляд со строчек на занавешенное окно: она как привороженная, боле не могла отвести глаз от ведомого ветром тюля. Отложив книгу в сторону, она слезла с кровати, так тихо, как только то было возможно, подходя к источнику звука.

В комнате стало ощутимо холоднее, а по полу прошелся сквозняк, снова колыхнувший шторы и, словно бы легким движением руки, смахнувший с подоконника появившуюся на нем бумажку. Висмут поначалу не проявила к пролетевшему мимо нее листку ни капли внимания, подходя к окну вплотную и наблюдая через открытые ставни удаляющийся куда-то вглубь ночи силуэт.

Сердце колотилось как бешеное, норовя и вовсе проломить грудную клетку.

Только сейчас сознание полностью прояснилось, а ощущение своего тела в полной мере вернулось.

Дрожащими от страха руками девочка наглухо захлопнула окно, после со всей силы задернув ранее колыхавшиеся от порывистого ледяного ветра шторы.

Маленькая ладошка легла на грудь, ощущая, как сердце все продолжает неугомонно биться, как будто находясь в самой руке.

Вдох: легкие больно покалывали от попавшего в них воздуха, как будто после долгого бега. В голове продолжала навязчиво крутиться лишь одна мысль: «нельзя, нельзя, нельзя...нельзя ввязываться и искать ответы там, где искать было очевидно опасно».

Шумный выдох. Тело все еще не особо охотно слушается хозяйку.

Висмут опустилась на колени, поднимая с пола ту самую, пролетевшую мимо нее бумажку. Шершавая, в углах раскрашена в красно-белые полосы, а в середине листа, размером чуть больше ладони, красовалась каллиграфическим почерком выведенная надпись: «приглашена» опустив глаза строчкой ниже, девочка побледнела

— Висмут Грейсон; приглашена на особое представление, через сутки после получения, явка обязательна, — смешанные, очень смешанные чувства. Онемевшими пальцами она вынула из кармашка на пижаме аналогичного вида и содержания приглашение, но на имя Реймонда.

Девочка понятия не имела, что случилось с тем, кто такое же письмо получил до нее, какие были обстоятельства, жив он или просто пропал, почему отец ничего про него говорит; раз они, судя по всему, родственники, стоит ли в конце концов рассказать об этом кому-то? А что случится, если она туда не явится? Силком притащат?

Много мыслей, море вопросов и неизмеримый, как казалось девочке, страх перед происходящим. Не это она, конечно, себе представляла, когда говорила, что хочет чем-нибудь заняться.

Одна в комнате Висмут находиться боле не могла — от одного только взгляда на эти злосчастные, по селе задернутые шторы, вызывал мурашки по всему телу.

Она поднялась с пола, тихо, на самых-самых носочках прошла к двери, словно бы боялась, что сейчас, прямо в стенах особняка, ее найдет и заберет с собой тот, кто подкинул записку.

***

— Астат! — девочка трясла брата за плечи.

Еще минуту назад мальчишка миролюбиво дремал в своей же комнате, кажется, несильно ожидавши столь позднему визиту сестренки.

— Астат, как ты можешь сейчас спать?! — юнец потер глаза, оборачиваясь на не занавешенное окно, внимательно всматриваясь в ночную темноту, не считая еле заметных точек-звездочек.

Висмут добилась своего. Астат таки поднялся в сидячее положение, с нескрываемым недовольством смотря на сестру.

— Какого черта тебе от меня надо? — Астат сощурился, разглядывая лицо девочки: в темноте это было сделать трудно, и даже блеклое свечение луны, удачно просочившееся в комнату, не помогало.

Мальчишка нахмурился, чувствуя что-то неладное. Ее редко можно было застать такой...взволнованной? Напуганной? Астату оказалось невероятно тяжело подобрать подходящее слово для описания; он не был так красноречив, как, например, отец. У него, казалось, на любую ситуацию есть подходящая умная фраза.

— Как ты вошла? — доселе сонного Астата, не сразу снизошло осознание того, что на ночь дверь в свою комнату он предусмотрительно замыкал, посему войти просто так к нему не могли даже слуги.

— Это не так важно. — девочка торопливо выудила бумажку из кармана ночнушки, попутно запихивая нечто блестящее поглубже во все тот же карман. Кажется, это была такая-то навороченная заколка для волос, он не успел рассмотреть. Листок же, который только что достала Висмут, казалось, изрядно потрепало не только такого рода хранение в куче других посторонних вещей. Интересно, в том кармане действительно бездна, или так только со стороны мерещится?

— Помнишь, я тебе рассказывала? Помнишь ведь! Та птица, расспросы отца, схожее время года и условия! — Висмут словно подменили.

Безусловно, допускался вариант того, что она просто так сильно взволнована, что из тихой и молчаливой резко превратилась в неугомонный ком чистой энергии.

Астату оставалось лишь молча наблюдать за ходящей из стороны в сторону сестрой и почти налету пытаться переработать весь поток информации, который она сейчас так старательно ему втолковывала.

— Подожди... — мальчишка потер переносицу, осмысливая сказанное.

— До этого ты пробралась в кабинет отца, забрала ту несчастную книжонку, вычитала там какой-то бред, а сейчас утверждаешь, что тебе в самое окно подкинули что-то? А как этот кто-то, по-твоему, через ворота пролез? Туда просто так даже мне не протиснуться. — он поднял одну бровь, укоризненно смотря на девочку, словно бы пародируя ее саму в этот момент.

— Я бы и шагу дальше своей комнаты не сделала, не случись оно на самом деле, — Висмут серьезно посмотрела на брата, протягивая ему еще одно, такое же приглашение прямо в руки, — теперь ты мне веришь?

Мальчик с некоторым недоверием взял листок, пробегаясь глазами по написанному.

— Не хочешь отцу об этом рассказать? Он быстро разберется кто это был, отк...— мальчишку грубым образом перебили, выхватывая из рук листки.

— Нет! Исключено. Когда он узнает, что я во всем этом рылась без его ведома, и...

— И? — Астат наклонил голову на бок, всматриваясь в напряженное лицо сестры. А ведь действительно, что в таком случае? Лишит чего-то? Разозлится? Запрет на выход из дома до конца жизни?

— Я хочу сама разобраться. Хочу сама, без помощи и вмешательств. — Висмут устроилась сидеть на место рядом с братцем, скрещивая на груди руки. Послышался тяжелый вздох.

— И что ты тогда предлагаешь?

Ночь миновала.

Утро встретило ребят своими щекочущими лицо лучиками солнца, бьющими через не прикрытое шторами окно.

Астату было не чуждо иногда оставаться с сестрой ночевать, успокоить от неприятного сна, или просто долго о чем-то болтать.

Соперничество меж ними имело место быть, наверное, лишь в разделении между друг другом отцовского внимания. В остальном же, не считая колкостей, отпускаемых ими друг дружке, царил покой и понимание.

Висмут лениво потянулась, зевая. Тело затекло от долгого лежания в одной не самой удобной позе, глаза открывать не хотелось, сон с большим трудом отпускал из своих объятий после беспокойной ночи. Астата в это время рядом уже не было; как оказалось, мальчишка что-то с упоением рассматривал за окном.

Висмут считала, что ему с комнатой повезло больше, нежели ей: у брата из окон можно было наблюдать за жилыми домами, городом в целом, а вот через ее ставни виднелся только, казалось, бескрайний и непроглядный дальше вытянутых рук лес. Ветки деревьев, сухие в это время года, выглядели в какой-то мере пугающе. Особенно ночью, когда оттуда вылазят всякие и ломятся посередине ночи.

— Мертвеца завидел? — девочка спрыгнула с кровати, босыми ногами на мягкий мягкий ковер. Когда-нибудь она тоже выпросит себе такой же пол: сия вещица приятнее мертвенно холодного кафеля.

Она наклонилась к рыжей макушке, всматриваясь, в попытке узнать отчего так резко побледнел брат.

Над городом возвышался острый шпиль, от самой верхушки которого тянулись бело-красные полотна. Все на самом деле в духе обычного цирка, что временами мог приехать в город. Но чтоб такое образовалось всего за одну ночь, еще и все до сего момента случившееся. В такие совпадения трудно поверить.

— Астат. — она обернулась в сторону брата, что отошел от окна на добрых пару метров. Мальчишка смотрел в одну точку, прикрывая ладонью рот. Таким напуганным она застала его впервые.