тень по ту сторону
Вокруг пустота. Абсолютное, безграничное и бесформенное ничего. Собственное тело ощущалось таким же, не имеющим четких очертаний комом.
Пустота сменилась коридором с множеством однотипных дверей.
Одна из дверных ручек дёргается вниз, словно приглашая внутрь.
Следующий кадр.
Вокруг поле. Яркий свет ударил в глаза, заставляя прищуриться и отвернуться от его источника.
Ощущение своего тела постепенно возвращалось, а дискомфорт от резкой смены освещения отступал.
Вокруг расстилалось, казалось, совсем бескрайное поле алых маков.
Здесь не было ветра, не ощущалось жара или холода, времени как будто вовсе не существовало, а земля не просматривалась сквозь плотный цветочный ковер.
На плечо мягко легла чья-то ладонь, так невесомо оставляя на месте прикосновения приятный, тёплый след. Он растворился так же быстро, как и появился.
За спиной что-то зашуршало, а затем раздался треск обломившихся стеблей. Создавалось ощущение, что тот, кто сейчас стоял за спиной, очень неуклюж или невежлив, раз позволил себе так обращаться со столь прекрасными цветами.
Хотелось обернуться. Узнать. Увидеть того, кто еще здесь находился.
— Прошу.. не смотри, — из-за спины зазвучал тихий, едва слышимый, даже в такой кромешной тишине голосок. Он показался таким знакомым, родным, как и все это место, начиная с коридора дверей и заканчивая полем.
— мне многого стоило хотя бы так увидеться с тобой, — говорящий словно вот-вот разрыдался бы, если судить по дрожащему на последних словах голосе, — я..я х-хотел рассказать тебе нечто важное, — сзади снова раздался хруст стеблей, кажется, собеседник сел, затем вздох, и тот продолжил — находясь здесь, мне дано знать больше, нежели живым, как тебе, — снова почувствовалось тепло, на этот раз на ладони: странно, тот, кто сейчас вёл за спиной монолог, явно находился как минимум в метре, а в прошлые разы передвижения сопровождались звуками.
Они здесь не одни?
— мне не дозволено рассказать тебе все. Я оставил много записей перед тем, как все случилось, прошу, забери их, кто-то может повторить мою судьбу. — стебли снова захрустели, а тепло теперь распространялось не только на руке, но и на талии, словно ее обхватили две маленькие ручки. Казалось, что тот, кто все это время с ним разговаривал, был невысокого роста, потому это единственное, куда собеседник дотянулся.
Поле вокруг стало рассыпаться, вновь оголяя пустоту, что скрывалась за морем маков. На этот раз коридоров не было.
Пространство вокруг резко сменилось с кромешной черноты на..потолок?
Ричард подскочил на собственной кровати, случайно задевая кувшин с водой, строящий на прикроватной тумбе. Отделить увиденное от реальности оказалось непосильной задачей в данный момент.
Перед глазами пляшут звезды
— м-милостивый.. — как зачарованный, смотря на разлетевшиеся по всему полу осколки с водой, Грейсон схватился рукой за бешено колотившееся сердце. Дыхание не унималось, а в голове перебирались тысячи вариантов произошедшего. Видение, как на зло, разлетелось на столь же огромное количество осколков, как и графин.
Остатки сна и воспоминаний, имеющих хоть такую-то возможность оставить в себе зацепку, улетучились окончательно, как только у входной двери раздался стук, с мясом вырвавший Грейсона из вереницы мыслей.
— Ваше величество, вы порядке? Я могу войти? — одна из горничных, видимо, проходивших мимо в этот момент.
— все в порядке, не стоит беспокойств. — потерев переносицу и удостоверившись, что звезды перед глазами более не летают, Ричард поднялся с кровати, ступая босыми ногами по прохладному паркету. Камин за ночь совсем потух, а оставшиеся в нем угольки теплом делиться не торопились.
Грейсон подошел к гардеробу, обходя осколки от былого графина. Старые петли противно скрипнули при прикосновении к ним. Выудив с полочки аккуратно сложенные брюки, а с плечиков рубашку, Ричард обернулся к зеркалу, бегло оглядывая себя с ног до головы. Тело дрябнет с каждым днем все заметнее. Через ткань ночной рубашки уже стали отчетливо просматриваться шрамы, напоминающие о пережитом. Они словно клейма, которые теперь останутся до до самого конца.
Пора покончить с этим.
Белокурые волосы завязаны в низкий хвост, украшенный атласным синим бантом; рубашка с жабо и черные брюки, чуть расширенные к низу — так выряжаться было бы и вовсе необязательно, не будь сегодня сразу нескольких приемов. Так Ричард бы и с радостью, относительной конечно, весь день просидел с своём кабинете, не вставая из-за стола и не вылезая из кучи макулатуры, добрую часть из которой еще требовалось отправить и подписать. Благо, выезжать еще никуда не приходилось, послы со своей задачей справлялись на ура.
Грейсон уверенно двигался по коридору к, так называемой, "старой" части особняка. Это полу-отреставрированные развалины, которые каким-то образом сумели пережить события минувшего десятилетия. По спине пробегала стая мурашек, при одних только мыслях о былом.
Тем не менее, Ричард не мог позволить себе просто взять и снести это крыло, похоронив вместе с этим и часть себя. Там раньше жила его семья: отец, матушка, брат. Всех их сейчас нет рядом и не окажется уже никогда, но те крупицы, что от них остались, были бесценны.
Глубокий вдох, затем выдох и снова вдох — Грейсон мялся перед входом в комнату, как будто сейчас увидит там нечто большее и страшное, чем просто груда пыли и старые книги на полках.
— его нет там уже десять лет, с чего бы бояться пустой комнаты? — Ричард бубнил эти слова как мантру, пытаясь укротить в голове рой вспыливших воспоминаний: они еще донимали его по пути сюда, но не ожидалось, что все станется так худо.
Безусловно, много воды утекло с того времени, а с кошмара, через который пришлось пройти Грейсону, уже минуло поколение.
Пора забыть.
Тишину коридора разразил скип дверной ручки: эту комнату давно никто не открывал, чудо, что она вообще уцелела, как и вся эта часть поместья. Со стороны казалось, что сгорело все до последнего.
Внутри все так и осталось стоять на своих местах — словно хозяин комнаты просто отлучился куда-то и забыл убрать со стола открытые чернила, с кровати обратно на стеллаж книги, и задвинуть некоторые ящики, судя по всему с ворохом какой-то не самой важной макулатуры.
Ричард сделал несколько шагов вглубь помещения, оглядывая все с потолка до самых щелей в паркете — в молодости он не так часто бывал дома, но воспоминания связанные с этими местами от этого тусклее не становились. Приятное чувство ностальгии, смешанное с болью того, что такого никогда больше не будет.
Прошлое в прошлом.
Хотелось забрать с собой его крупицу, все же отпускать брата настолько, чтобы не забрать даже дневников, что он после себя оставил, было не по силам. Видимо, это было не таким уж и бесполезным занятием, как казалось раньше Ричарду.
Грейсон стал перебирать ящики стола, небезуспешно: оттуда оказались выужены две книги в толстых кожаных переплетах, а пролистав в них пару страниц, Грейсон без особого труда разобрал на этих страницах почерк младшего. Пробегая глазами по строкам аккуратного мелкого почерка, не сдержать слез. Прочь все издержки, долой уверенность в давно затянувшихся ранах. Соскучился, действительно соскучился по тем былым денькам, когда захаживал в эту комнату и мог проводить здесь часами, не замечая, как летит время за рассказами каких-нибудь баек. Все вокруг казалось таким родным, таким тёплым, а воспоминания такими живыми, что вылезать из этого сладкого сладкого плена никак не хотелось.
Порыв эмоций нарушил стремительно приближающийся топот и хихиканья: еще пару мгновений, и в проеме открытой двери кто-то остановился.
— отец, вы долго еще здесь будете? Матушка велела вытаскивать вас отсюда на ужин. —
Ричард не смел оборачиваться. Не хотелось, чтобы его же дети видели его столь подавленным.
— Астат, я, кажется, уже говорил тебе, и не один раз, что такого рода обращения мы используем только в обществе, в семейном кругу забудь о них. — Грейсон быстро утер глаза краем рукава, оборачиваясь к вошедшему. Ярко-рыжие волосы, еще утром завязанные в аккуратный хвост, сейчас оказались взъерошены от и до, а на ранее идеально белом пиджаке и рубашке красовалось несколько пятен на локтях и воротнике. Ричард потер переносицу двумя пальцами, предполагая такой сюжет.
— нет, я не скоро. Передай Алекс и Висмут, что пусть начинают без меня. — мужчина повернулся обратно к многолетней пыли и дневникам Рея. Сынишка, в свою очередь, повис на ручке двери, начав на ней качаться, провоцируя своими действиями противный скрип. Эти петли пережили пожар, десяток лет отсутствия на них хоть капли масла, но вот вес девятилетнего мальчишки им уже было не суждено выдержать. Ручка на иссохшем и изрядно потрескавшемся дереве оторвалась, отлетая на пол вместе с Астатом, у которого в руках она благополучно осталась.