Глава 9. Покидая колыбель
Три тысячи лет назад
И пары дней не прошло, как все вокруг изменилось. Лес по-прежнему был красив и многоцветен, только вот птицы больше не пели, а голоса животных стали редки и тревожны. Гату куда-то исчез, маленькие духи носились из стороны в сторону, нервно вереща: "Темнеет! Темнеет!". Постоянно сталкиваясь друг с другом, они искали пустые гнезда, дупла и норки, стремясь поскорее скрыться с глаз. На любой вопрос Раски они лгали, будто играют в прятки.
К Роши так и не вернулось привычное благодушное спокойствие. Дав Раске задание набрать как можно больше ягод, корений и хвороста, он позволил овечкам нагуляться вдоволь, а после принялся маскировать вход пещеру ветками и мхом.
Совсем скоро Раска обнаружил, что в притихшие голоса леса вплелся новый звук. Неясный гул на границе слышимости, который постепенно усиливался. Дождавшись, пока Роши отойдет подальше, Раска ловко взобрался на высокое дерево, росшее на пригорке, осмотрелся. Тогда-то он и увидел темноту, о которой рассказывал странный дух: словно тучи собрались на горизонте и, влекомые ветром, неслись в сторону леса. Вот только тучи не бывают настолько черными. Раска сощурился, стараясь рассмотреть что-нибудь еще, но по треску сухих веток внизу распознал поступь Роши и поспешил вернуться на землю.
Когда гул стал настолько громким, что заглушил другие звуки, а земля под ногами стала мелко подрагивать, Роши затащил Раску вглубь пещеры и уже изнутри закончил маскировать вход, перекрыв его так плотно, что ни единый солнечный лучик не просачивался внутрь. Запретив разжигать огонь, он хорошенько вылизал Раску и пообщел:
— Когда все кончится, я все тебе р-р-раскажу. А пока, щенок, слушайся меня. Если я пр-р-рикажу тебе забиться в самую глубь пещер-р-ры и сидеть тихо как мышонок — сделай и не смей даже пикнуть. Если скажу пр-р-рыгать мне на спину — пр-р-рыгни, схватись за шер-р-рсть покр-р-репче, пр-р-ригнись и закр-р-рой глаза: будем бежать быстр-р-ро.
После дни и ночи совершенно смешались. Когда не видишь восходов и закатов, трудно оставаться бдительным. Роши почти все время дежурил у входа в пещеру, поэтому бедному Раске и поговорить оказалось не с кем. Он то спал, то маялся от скуки. Иногда, просыпаясь, Раска пугался, что ослеп и уже никогда ничего не увидит: тогда он на ощупь пробирался в самое дальнее ответвление пещеры, куда обычно остерегался ступать. Там земля была вязкой и липла к ногам, пахло неприятно, а еще по стенам и над головой ползали противные черные жуки. Зато только в этом ответвлении рос особый мох, от которого исходило тусклое зеленоватое свечение. В неверном свете Раска разглядывал собственные руки и щедро раздавал имена жукам до тех пор, пока от запаха не начинало мутить. Приходилось возвращаться, обмываться в подземном источнике и, погоняв мысли по кругу, снова укладываться спать.
Он не знал, сколько времени прошло, когда гул сменился другими звуками. Прислушавшись, Раска опешил: снаружи явно резвились его друзья - маленькие духи: смеялись, разговаривали (жаль, слов было не разобрать), перепрыгивали с ветки на ветку. Обрадовавшись, что все, наконец, закончилось, Раска бросился к выходу, но Роши оттолкнул его, ударив в грудь обеими лапами.
И все же несчастный вид пасынка разжалобил, — а может, сказалась усталость после бессонных, полных напряжения ночей и дней — Роши все же решился сойти со своего места. Пришел к Раске, свернулся вокруг него, согрев теплыми боками, хорошенько вылизал голову, сделав волосы совсем мокрыми.
— Ты пр-р-родр-р-рог и исхудал. Не стр-р-рашно, когда все кончится, мы наловим много р-р-рыбы и набер-р-рем много твоих любимых ягод... — усталость взяла свое: Роши заснул, не успев закончить фразу.
Стараясь не потревожить его, Раска выбрался из теплых объятий и направился ко входу в пещеру, принялся осторожно расчищать себе путь. Как же хотелось хотя бы одним глазком увидеть, что происходит снаружи! Казалось, маленькие духи вошли в раж и резвились так, что ветки деревьев жалобно трещали. Еще были слышны щебет, свист, уханье и звуки, похожие то ли на раскаты грома, то ли на безудержный густо-басистый хохот. Словно весь лес пустился в пляс!
Подпитавшись горьким чувством несправедливости, Раска принялся работать усерднее, раскидывая ветки. Он даже не заметил, что поранился о колючки и не почувствовал, когда кровь потекла по рукам. Прохладный свежий воздух разбавил духоту пещеры, и Раска даже застонал от удовольствия, вдохнув его полной грудью...
Спину обдало жаром. Раска обернулся, едва не запутавшись в ногах, и увидел острые зубы Роши и его сверкающие яростью глаза. Прежде он никогда не испытывал страха перед приемным отцом, но теперь немота сковала все тело, а кровь зашумела в ушах. Раска зажмурился, и тут же острая боль пронзила ногу — то зубы Роши вонзились ниже колена. Приемный отец потащил его по неровному земляному полу; потащил словно тушу загнанного зверя. Рубашечка Раски задралась, каждый подвернувшийся камешек и неровность стесывали кожу на спине. Лишь в глубине пещеры жестокая хватка зубов разомкнулась, Роши ушел ко входу, оставив пасынка лежать в темноте.
Перепуганный Раска свернулся в клубок и горько заплакал, давясь рыданиями и подвывая. Прошло немало времени, прежде чем слезы иссякли, а боль немного отступила. Подволакивая ногу, Раска на четвереньках дополз до овец, умостился между ними на соломенной подстилке. Подтянув колени к груди, он потрогал ранки от зубов Роши и скривился, слезы с новой силой потекли по щекам. Какая чудовищная несправедливость, жестокость!
Внезапно тусклый огонек вспыхнул в темноте, стал плавно приближаться — это оказался маленький дух с крылышками и усиками, точно у бабочки, с фонарем светлячка вместо животика. Голова его напоминала высушенный на солнце абрикос, а глаза — красные ягоды брусники. Дух приземлился рядом с Раской, на голову овцы, отчего та недовольно бекнула.
— Привет. Почему плачешь?
— Роши не пускает меня поиграть с вами, да еще и так больно тяпнул.
— Мы и сами не играем, сидим тише воды ниже травы.
— Но почему? — удивился Раска. — Я же слышу, как вы смеетесь!
— Да что ты, наши голосочки тихие: отойди на десяток шагов, уже не услышишь, как бы мы ни кричали. Видимо, тебе и впрямь сложно здесь сидеть столько времени, раз сумел спутать.
— А кто тогда там так играет и смеется?
Огонек духа тревожно вспыхнул.
— Это свита Баронга выбрала наш лес, чтобы передохнуть. Но, надеюсь, со дня на день она снимется с места и отправится дальше.
Необычайное воодушевление охватило Раску. С самого младенчества Роши рассказывал ему истории о сильном и доблестном Баронге.
В начале начал мир был похож на кипящую похлебку. Огромные волны, яростно шипя, сталкивались друг с другом и превращались в пар прежде, чем успевали обрушиться вниз. Вулканы не прекращали извергаться, разливать раскаленную лаву — пока однажды потоки жидкого огня не вынесли наружу существо. Первого жителя, Баронга, изначального духа, порожденного самим сердцем этого мира. Его тело оказалось способно впитывать излишки жара, поэтому чем больше Баронг бродил по свету, тем сильнее остывала земля.
Вскоре появились и другие изначальные духи: заключили воду в границы берегов, просеяли травы, очистили воздух. Одним из таких духов стал Роши — когда-то он входил в стаю псов-гончих, что бежали по свету, толкая землю мощными лапами, заставляя вращаться — чтобы она не раскалялась с одной стороны и не покрывалась ледяной коркой с другой. Когда же земля разогналась настолько, что продолжала двигаться сама по себе, стая распалась.
Обновленный, красивый мир, населенный самыми разнообразными духами и животными, стал привлекать страшных, вероломных существ, живущих за небесным куполом. Это был лакомый кусочек, который они хотели поглотить, чтобы утолить свой вечный голод и вечную жажду. Раздирая небеса огромными пальцами, существа пытались пробраться внутрь, вонзить в землю острые зубы или воткнуть хоботки, точно пчелы, тянущие цветочный нектар. И Баронг оказался единственным, кому было по силам отбить их атаки.
Целые столетия небо над головой не знало покоя, вместо дождя проливая на землю потоки крови. Роши рассказывал, тогда он почти позабыл, как выглядят облака и звезды, как ярко может светить солнце и как красивы две луны, приблизившиеся друг другу и исхудавшие до месяцев — точно лодки возлюбленных, которым не удалось соединиться при жизни, зато они сделали это после смерти, отправившись в путешествие по небесной реке.
И все же наступил миг, когда страшные существа поняли: что бы они ни делали, какими бы сильными ни были, Баронг и его свита сильнее; они не отдадут свой дом на растерзание. Лишь одно существо оказалось настолько упорным и жадным, что не пожелало сдаваться. Его прозвали "Пожирающей-Миры".
Однажды разрыв в небе был настолько широким, что это существо сумело просунуться в него по пояс, и все увидели длинные волосы и груди — когда сумели отвести глаза от широкой зубастой пасти и длинного языка. С того дня считается, что тело у этого чудовища женское.
Каждый раз, зализав раны и накопив силы, Пожирающая-Миры снова и снова устремляется сюда: вот и приходится Баронгу со свитой неустанно носиться по миру, высчитывая, с какой стороны она попробует напасть в следующий раз, и отбиваться.
— Так чего же мы прячемся?! — Раска вскочил, мигом позабыв о болячках, но те тут же напомнили о себе: нога отозвалась болью, такой сильной, что в глазах заплясали белые мошки. Охнув, Раска рухнул обратно, но радостного возбуждения в его голосе не убавилось. — Они же защищают всех нас! Надо поприветствовать, познакомиться! Тем более, мы столько раз играли в Баронга и его свиту, спорили постоянно, как бы он поступил. А теперь сидим здесь как земляные червяки, и я совершенно не понимаю, почему!
Дух повертел головкой, словно опасаясь, что его подслушают:
— Постоянно участвуя в жестоких битвах, невозможно самому не стать жестоким. Если ты попадешься Баронгу или кому-нибудь из свиты, они вдоволь натешатся, а когда закончат, от тебя и косточки не останется. Для них это будет лишь игра, простая забава, и как бы отчаянно ты ни кричал, они останутся глухи. Ведь они столько раз ранились, что перестали чувствовать боль, как свою, так и чужую. Поэтому, пожалуйста, не пытайся выйти. Почитай Баронга, восхищайся им, но издалека. Тогда все будет в порядке.
Долгое время Раска сидел неподвижно, сраженный этими словами. Верить не хотелось; и все же он своими глазами видел, как изменилось поведение жителей леса, едва свита появилась на горизонте, какими встревоженными и нервными они стали.
— Почему Роши никогда не рассказывал об этом? Я бы понял все правильно. Неужели он и правда считает меня глупым? А ведь и Гату так думает, да и все вы тоже. Вы порой говорите вещи, которые меня смущают, но отказываетесь объяснить. Ты сжалился надо мной только теперь, когда я чуть не попал в беду. А еще, если ты прятался в пещере, то почему не прилетел ко мне раньше?
— Я скрывался среди веток, которыми Роши завалил вход, помогал прислушиваться и наблюдать. Когда он задремывал, я был начеку, а когда отдыхал я, он ни на миг не смыкал глаз, — маленький дух протянул руку, похожую на клешню богомола, и ласково царапнул Раску по щеке. — Ты не можешь этого помнить, но когда Роши только появился в нашем лесу, все мы тоже попрятались. Как же, один из изначальных духов пожаловал. Чего ждать от него, такого большого и сильного? Но затем мы услышали звонкий смех и, выглянув, увидели, как ты делаешь первые шаги, хватаясь за его шерсть. Как он слизывает твои слезы, когда ты падаешь, подталкивает носом, помогая встать. Перестав бояться, мы подобрались ближе и узнали: Роши всего лишь искал место, где мог бы вырастить своего ребенка. Мы приняли вас, помогли обустроиться, и так уж сложилось, полюбили тебя. А полюбив, пытались сберечь: ведь знания в большинстве случаев достаются в обмен на счастье.
— Почему это? — Раска потер щеку.
— Подумай сам: разве теперь ты сможешь беззаботно носиться с нами по лесу, играя в Баронга и его свиту? Разве захочешь притвориться кем-то, кого так сильно боятся?
Раска помотал головой, а дух добавил с сожалением:
— На свете существует множество вещей, которые кажутся прекрасными лишь до тех пор, пока не узнаешь о них побольше. Поэтому лучше и не пытаться узнавать, если в том нет нужды. И все же я предупреждал Роши, что сберечь тебя от всего на свете не получится. Особенно от себя самого.
— Да что со мной не так? Хотя бы теперь ты можешь сказать мне?
Маленьких дух снова боязливо огляделся, но Раска не собирался сдаваться:
— Ты уже столько всего мне открыл, и видишь: я живой и невредимый. И какой смысл тебе молчать? Я же просто так это не оставлю, буду приставать с расспросами ко всем нашим друзьям, к Гату, к Роши, и неважно, сколько раз он будет на меня рычать. Однажды кто-нибудь все-таки раскроет мне эту правду.
— Хорошо, хорошо, — фонарик духа замерцал, точно вот-вот погаснет. Голосок был полон волнения. — Ты не не похож на нас. Мы духи, ты — человек.
— И что это значит? Вы ведь тоже все не похожи. Среди маленьких духов не сыщется второго такого же, как ты. Да и Гату с Роши отличаются и друг от друга, и от всех остальных. Так что же я — только называюсь по-другому?
— Люди будто сделаны сплошь из узелков, тогда как мы, духи, прямые и ясные. Каждый из нас знает, зачем рожден. Мы, маленькие духи, заботимся об этом лесе. Забредет опасный зверь, способный задрать или прогнать местных животных, мы незаметно направим его прочь. Занесет ветер семечко, которое, прорастая, будет убивать соседние травы и деревья, — мы высушим его, скормим насекомым или рыбе. Люди же... Они рождаются, живут и умирают как звери. Духи могут поедать друг друга и становиться сильнее, но человек сильнее не станет, что бы и сколько бы он ни съел. Дух со временем может поменять форму или собрать себе новое тело из всего, что попадется по пути — но если человек лишится какой-нибудь важной части, ее уже ничего не заменит. Люди могут сделать глупость, даже не поняв, почему этого делать нельзя. Они не плохие, просто они не чувствуют, — одна из овечек громко заблеяла, заставив Раску вздрогнуть. Шикнув на нее, маленький дух продолжил. — Но зверь не выучит нашего языка, не сочинит интересной истории. В этом и во многом другом люди похожи на нас. И это... Многим особенно не нравится.
— Почему?
— Одна из причин — никто не может ответить, как вы появились. Это произошло во время бесконечной кровавой битвы с существами, пытавшимися съесть нас. Тогда все духи либо сражались бок о бок с Баронгом, либо прятались. Никто не знал, да и не интересовался, что делается у соседа, чего там больше нет и что нового появилось. Когда все, наконец, стихло и осталась только настырная Пожирающая-миры, духи с удивлением обнаружили людей. Они все спрашивали друг у друга, встречались ли люди раньше, но не могли найти ни единого воспоминания, ни единого следа. Тогда стали думать: когда Баронг закрывал прорехи в небесах, отрубленные части тел существ падали на землю — скорее всего, одна из них и породила людей.
— Замолчи! — Раску прошиб холодный пот, на глаза навернулись слезы.
— Я предупреждал, что знание может оказаться тяжелой ношей. Впрочем, не расстраивайся, это лишь слухи, домыслы. Тем более, прошло так много времени, что уже никому нет до этого дела. Но вот что тебе действительно стоит понимать: для духов люди — что выброшенные из гнезда птенцы. Кто-то умилится вашей трогательной беззащитности, полюбит, будет помогать и защищать. Но для других вы лишь удачно подвернувшееся лакомство. Поэтому будь осторожен с духами, которых не знаешь.
— Ты все ему р-р-рассказал, — отчаянный рык прокатился по пещере по пещере, отчего с потолка посыпались мелкие камушки.
Маленький дух задрожал, огонек совсем потускнел. Раска закрыл его собой:
— Я сам попросил. И я рад, что узнал.
И хотя он так сказал, радостно ему не было. Впрочем, плохо не было тоже. Много лет спустя, вспоминая события этих дней, Раска пытался понять, что за чувство охватило его в тот момент. Горькое разочарование, страх, печаль?... Скорее, ощущение, словно очнулся после затянувшегося сна, такого приятного, что хотелось остаться в нем подольше. Когда уже чувствуешь, как затекла спина или как колется подстилка, понимаешь, что проснулся — но все равно продолжаешь тянуться обратно, хвататься за ускользающие видения. Но они продолжают рассеиваться, словно легчайший пар, а поднявшееся солнце все сильнее жжет веки и впереди ждет множество самых разных забот.
Оставив голову овечки, маленький дух стремительно полетел ко входу, и приемный отец с пасынком остались в полной темноте. Постояв немного, Раска вернулся на свое место, и чуть погодя почувстовал, как Роши положил ему на колени свою большую голову, послав искорку боли по прокушенной ноге. Раска перетерпел, пока боль не отпустила, и почесал приемного отца между ушей.
— Когда все закончится, я хочу посмотреть другие места, — сказал он тихонько. — Узнать других духов и людей. Не бойся за меня так сильно, я сумею со всем справиться.
Длинный печальный вздох был ему ответом.
Прошло немало времени, прежде чем все, действительно, закончилось. Отзвуки смеха и кутерьмы, от которой трещали деревья и вздрагивала сама земля, больше не доносились до ушей обитателей пещеры, лес снаружи словно вымер. Разобрав защищавший их завал из веток, Раска, Роши и маленький дух выбрались наружу.
Их взору предстала безрадостная картина: вырванные с корнем стволы, обугленные проплешины в местах, где раньше росли грибы и ягоды, земля, усеянная толстым слоем перьев, пропитанных кровью комков шерсти, выдранных с мясом когтей, выбитых зубов. Встречались даже обглоданные кости — а еще целые лапы, хвосты и глаза. От них у Раски начинали ныть руки и ноги, а еще нестерпимо зудело под веками, из-за чего по щекам катились непрошенные слезы. Слизывая их, Роши пояснял:
— Духи из свиты часто дер-р-рутся между собой, хар-р-рактеры у них тяжелые, буйные. Могут поспор-р-рить, поставив на кон часть своего тела, а пр-р-роигр-р-рав, откажутся отдавать — тогда остальные накидываются на них и силой забир-р-рают пр-р-роигр-р-ранное.
Осмелев, остальные маленькие духи выбрались из своих убежищ, и Раска горько заплакал, увидев, насколько мало их стало. С большим трудом им удалось его успокоить:
— Наши друзья сейчас невидимы, потому что лишились своих тел — но они обязательно соберут себе новые, лучше прежних. Поэтому, если увидишь красивый камушек, шишку, скорлупку — возьми с собой, отдай кому-нибудь из нас.
— Вы, наверное, обманываете, чтобы успокоить меня. А на самом деле тех, кого сейчас нет, просто съели! Духи же едят друг друга!
— Ну что ты, что ты, далеко не всем духам нужно есть других. И мы ведь такие малыши: интересно, сколько нас надобно съесть, чтобы стать хоть чуточку сильнее? Это просто не имеет смысла! — маленькие духи смеялись, но от их слов Раске становилось только хуже.
В конце концов, он сумел отвлечься, присоединившись к уборке. Много дней он, Роши и другие духи очищали землю, разгребали завалы, образовавшиеся из-за поломанных деревьев и кустарников. Под одним из таких завалов обнаружился Гату: он втиснулся в прикорневое дупло, а затем едва не задохнулся, не сумев выбраться.
Гату выглядел исхудавшим и безумным, трясся всем телом, вращал глазами, вздрагивал от любого прикосновения, что-то невнятно бормотал, подвывая. Раске и Роши с трудом удалось привести его в чувство. И все же прошло немало времени, прежде чем к Гату вернулись его надменное выражение и привычки закатывать глаза да хлопать по лбу ладонью.
Когда работа была окончена, лес, конечно же, не стал выглядеть так, как прежде. Поредевший, притихший, с ранами от когтей, он хранил на себе отпечаток случившегося. Раска подолгу всматривался в знакомые до каждой черточки места, узнавал их — и одновременно не узнавал. Сердце его сжималось от боли. В один из дней он напомнил Роши о том, что хотел бы увидеть мир за границей леса. На удивление, приемный отец не стал отговаривать.
Напоследок Раска вдоволь набегался с маленькими духами, наговорился с Гату, попрыгал с ним по деревьям, поразгадывал загадки. Не забыл он и о духе-рыбе; жаль только, вода, прежде прозрачная и чистая, после отхода свиты стала серой и мутной.
Передав овечек на попечение Гату и маленьких духов, Роши вынес в зубах одну из корзинок, самую большую. Туда поместилась Раскина сменная одежка, несколько свертков ткани, глиняные плошки, да припасы, которыми можно было перекусить в дороге. Потирая пальцами прутики, из которых была сплетена корзина, Раска спросил:
— Мы отправимся к ним? К людям, которые передавали мне вещи все это время?
Роши взглянул в сторону, отмеченную переломанными деревьями, истоптанную тяжелыми лапами и размеченную следами когтей.
— Боюсь, там, где пр-р-рошла свита, больше никого не осталось, — прорычал он. — Мы напр-р-равимся в др-р-ругую стор-р-рону.
Попрощавшись со всеми друзьями, которые пришли их проводить, Раска устроился на спине Роши. До самой границы леса он не выпускал из рук корзину, не обращая внимания на то, как сильно занемели пальцы.
_____
Автор умничает:
В "Дороге первоцветов" Баронг — изначальный дух, появившийся из раскалённой лавы в самом начале мира. Он был создан, чтобы поглощать излишки жара, и благодаря его путешествиям земля остыла и стала пригодной для жизни. Позже Баронг стал великим защитником, который сражался с чудовищами из-за небесного купола — хищными тварями, пытавшимися поглотить этот мир. В этой главе мы с вами почти не соприкоснулись с Баронгом, но позже обязательно сведем с ним близкое знакомство :)
В нашем с вами мире такой персонаж, как Баронг, тоже существует. В индонезийской культуре, особенно на острове Бали, Баронг — это мифологическое существо, дух-хранитель и символ добра. Он изображается как фантастическое существо, напоминающее смесь льва, собаки и дракона, часто украшенное узорами, масками и перьями. Индонезийский Баронг ведёт вечную борьбу со злым демоном Рангдой, которая символизирует тьму и разрушение. Их битва никогда не заканчивается, так как это отражает баланс между добром и злом в мире.
Хотя в балийской традиции Баронг считается защитником, он также обладает диким, хаотичным нравом. Его поведение может казаться игривым, но оно часто выходит за пределы понимания людей.
