Змеиные легенды

Тамаре хотелось орать и прощаться с жизнью, но у жизни, кажется, были на нее совсем иные планы.

Вот она упала копчиком на что-то мягкое и влажное. Это было не столько страшно, сколько противно. Земля. Она оказалась на промокшей от дождя земле!

Перевернулась на спину и уставилась в черное-черное небо. На нее сверху капала вода, но это не раздражало. Наоборот, открыв рот, Тамара с удовольствием ловила дождевые капли.

Жива. Жива!

Она смотрела наверх: там, где-то далеко-далеко чернел лес. А под ним был резкий склон с очень небольшой относительно мягкой тропкой. Вот по ней и повезло скатиться Тамаре.

Подумать только: пара сантиметров туда – метр сюда – и она могла бы остаться без головы! Вот это чудо!

Она развернулась всем телом и поняла, что все еще в лесу. Но деревья здесь пореже. Где-то вдалеке звучал звук автострады. Если пойти на него, можно было выйти к людям. Если повезет, ее добросят до Ажов.Skazа. Если нет – пешком пройдет до какого-нибудь опознавательного знака, а там уж позвонит. Кому? Да хотя бы тому же Четвергову. А он обязательно о ней доложит Змейке.

С такими мыслями она пошла вперед. Ноги чавкали от грязи, толстым слоем прилипающей к кроссовкам. Тамара только мысленно благодарила себя за то, что не натянула босоножки. По лицу били дождевые капли.

Тата старалась не думать о том, сколько сейчас времени.

Так она, пробираясь между соснами, добралась до дороги. К сожалению, тут никого не было.

Странное дело: пока она шла, она отчетливо слышала звук взвизгивающих шин. Но стоило подойти ближе – и дорога, проходящая аккурат по середине леса, оказалась пустынной.

Тяжело вздохнув, Тамара наступила на асфальт, и пошла туда, куда ей казалось логичным – прямо и вниз. Идти в гору не хотелось. Она прошла, наверное, минут семь, которые показались ей вечностью – дождь усиливался. Это были уже не мелкие капли, которые можно было игнорировать, а барабанная дробь, которая с каждым мгновением усиливалась и грозилась перейти в ливень.

Тело заледенело, а руки покрылись гусиной кожей – маленькими пупырышками, от которых, словно от призыва Гьяллархорна, рога, предвещающего начало Рагнарёка, Конца Света, вставали волоски. Где-то вдалеке грянул гром, усиливая впечатление приближающегося Апокалипсиса.

Было холодно и противно. Джемпер намок, да и джинсы начали липнуть к ногам. Единственное, что ее грело – кольцо, даже в такую погоду не утратившее своего тепла. Но его было мало. Тамара понимала, что так долго не протянет.

Но уйти в укрытие деревьев означало упустить даже призрачный шанс на то, чтобы поймать попутку.

Она вздохнула и продолжила упрямо идти вперед.

Прошла еще пара минут – и вдруг фортуна повернулась к ней той стороной, где прятался рог изобилия. Ее спину осветил ровный свет фар.

Неверяще, Тамара обернулась. Сзади нее стоял огромный черный автомобиль. Иномарка. Внедорожник. Дорогой. К сожалению, это все, что поняла Тата – в машинах она разбиралась хуже, чем в картах. А карты она не понимала вовсе.

Свет от автомобиля на мгновение погас, а потом снова включился. И так несколько раз - фары подмигнули ей.

Как завороженная Тамара наблюдала за машиной. Ей одновременно и хотелось подойти к ней, и было страшно. Девушке нужна была помощь, но ночью, в лесу, садиться в незнакомую машину было явно небезопасно.

Кажется, водитель понял ее сомнения. Автомобиль двинулся и медленно подъехал к ней. Когда его переднее крыло поравнялось с Тамарой, окно со стороны водителя опустилось.

Светлые кудрявые волосы до плеч, золотой шапкой свившиеся на голове, карие глаза цвета виски. Длинноватый тонкий нос, по которому только что упала ледяная капля, и тонкие черты лица. На Тамару из окна смотрел Никита Полевской.

- Заблудилась? – с сочувствием произнес он, и Тата почувствовала, как от его голоса, мягкого и бархатистого, словно у диктора-профессионала, у нее начинает кружиться голова. – Подвезти?

Тамара с сомнением уставилась на него. Дождь продолжал противно капать. Она чувствовала, как с волос, прилипших к макушке, стекает вода.

- Я вам все замочу, - наконец выдавила она. Его машина выглядела слишком дорого.

Он широко улыбнулся, его глаза блестели.

- Заползай! – приказал он и, разлегшись на переднем сидении, открыл дверь. Створка приветливо распахнулась. И Тамара, больше не раздумывая, ринулась в тепло.

В машине было уютно и тепло. Пахло чем-то терпким и лесным. Травами?

Под задницей приятно заскрипела кожа, и Тамара, впервые за вечер, вдруг почувствовала себя в полной безопасности.

Он дождался, когда она пристегнет себя ремнем безопасности, а затем автомобиль мягко тронулся.

Полевской молчал, но эта тишина была уютной. И совсем не скованной. Сжав себя руками, Тамара пыталась подавить дрожь – от контраста температур ей начинало потряхивать.

- Замерзла? – заботливо уточнил Полевской все тем же волшебным баритоном, от которого у Тамары сжималось сердце и почему-то выделялась слюна. Ну прям как у собаки, заметившей косточку! Его голос хотелось слушать и слушать.

Тамара замерла, так и не сумев ответить. Он улыбнулся и нагнулся к печке, переключил рычажок. Воздух начал потихоньку нагреваться. Полевской еще раз нажал на какую-то кнопку, и в кабинке заиграла негромкая музыка. Что-то нежное и на иностранном языке. Прислушавшись, Тамара поняла, что это французский шансон. Мило.

Мелодия не отвлекала, но расслабляла. Тата откинулась на кресле и с наслаждением уставилась в окно, разглядывая дорогу. Капли дождя, барабанящие по крыше, больше не раздражали, но успокаивали.

Она видела, как Полевской разглядывает ее в зеркало, как его глаза медленно скользят по ее лицу, и почему-то это тоже было приятно.

- И что, - наконец произнес он своим бархатным голосом, от которого приятная дрожь шла по телу, - такая красивая девушка делает в лесу в столь поздний час?

Тата улыбнулась ему, и он, поймав ее улыбку, широко ухмыльнулся ей в ответ. Какая-то странная связь, тонкими невидимыми ниточками перешла от него к ней.

- Вы считаете, что я красива? – с улыбкой произнесла она. Она знала, что красива. Но впервые в жизни услышать это от кого-то другого было приятно.

Он грустно покачал головой. В его голосе начали проявляться новые, рычащие нотки:

- Любой, у кого есть глаза, посчитает тебя красивой, Тамара. Но я спросил не об этом. Что ты тут делаешь? Одна, в лесу. Это может быть опасно.

Тамара вздохнула. Странное чувство охватило ее. Ей хотелось быть откровенной.

- У меня было исследование.

Он поднял брови. Тонкие губы сжались в еще более тонкую линию.

- Исследование?

Дождь ручейками стекал со стекол. Это было красиво. Тамара отвлеклась, а он не настаивал на ответе. Лес все не заканчивался, и вдруг Тата решилась – словно в воду прыгнула.

- Никита... - она сделала паузу – ну вот в упор не могла вспомнить его отчество. Как неловко.

- Просто Никита, - улыбнулся он, правильно поняв ее смущение. – И можно на «ты». Не такая уж и большая между нами разница в возрасте.

Тамара улыбнулась. В любой другой момент она могла бы с ним поспорить, сказать, что «вы» - это форма уважения. Но здесь, в этой машине, было так тепло, так хорошо, так спокойно, что не хотелось говорить «нет». Поэтому она продолжила:

- Вы... - Тамара смешалась под его пристальным горячим взглядом – он словно кинжалом обжог. Смешавшись, она произнесла: - Ты веришь в Ажова?

Полевской тихонько засмеялся. Не над ней – но словно своим мыслям.

- В писателя? Конечно. Его книгам уже несколько сотен лет.

Тамара нахмурилась. Лес не заканчивался. Долго бы ей бродить пришлось.

- А в то, что то, о чем он писал – правда?

Полевской с силой сжал руль. Костяшки его пальцев побелели. Он внимательно уставился на Тамару, но его голос звучал ровно:

- Ажов описывал быт петровского времени. Ученые утверждают, что его сказки исторически достоверны.

Тамара грустно улыбнулась.

- Я не об этом, - наконец произнесла она. – Мне кажется, что все это... правда. Я имею в виду Великого Полоза и все остальное.

Никита поднял брови, но ничего говорить не стал. А Тамара продолжила:

- В последнее время мне часто снятся сны. Странные. Они... Я думаю, что они про Каменную Девку. Это как будто я, но в прошлой жизни. Ты веришь в то, что бывают прошлые жизни?

Полевской прикусил губу. Было видно, что он тщательно подбирает слова. Осторожно он произнес:

- Некоторые верят, что человек проходит через перерождения. И если мы что-то не сделали в прошлой жизни, то воспоминания приходят нам в этой.

Тамара с благодарностью уставилась на него. Он не смеялся над ней, не говорил, что она глупая. И почему-то от этого хотелось говорить больше. Он был словно человек из другого мира. Которому можно рассказать все хотя бы потому, что больше с ним никогда не пересечешься.

- Мне кажется, что это правда, - она начала говорить, и больше остановиться уже не могла. Словно плотина прорвалась. Да и, откровенно говоря, ей не хотелось останавливаться. – Мне кажется, что действительно есть духи. И есть Золотой Полоз. И я думаю, что он мне помогает.

Полевской молчал, а ей и не нужны были его слова. Она вдруг говорила и говорила. Говорила о кольце, от которого тепло – показала Никите, и он взглянул на него с одобрением. Говорила о своих снах. Даже о том, как змей помог ей сбежать. Только о преследователе не сказала – почему-то про это говорить было неприятно. А Полевской слушал и слушал. Он был приятным собеседником: говорил тогда, когда это было нужно, и молчал тогда, когда ей хотелось высказаться. В жизни Тамара не встречала такого человека, с которым было приятно... просто говорить.

- Так ты сейчас ищешь все места, связанные с Полозом? – наконец улыбнулся он, когда она, выплеснув все, чем жила, откинулась на сиденье.

Никита не высказал и слова сомнения в том, что это может быть правдой. И она была ему благодарна. Он ни на секунду не усомнился в том, в чем ей самой себе было стыдно признаться – в том, что она допускала существование духов, верила в реинкарнацию и прошлую жизнь. Полевской просто готов был выслушать – или помочь. Как она скажет. И это было... мило.

- Или с Девкой, - наконец произнесла она, а потом выплюнула мысль, которая уже давно червячком вскрывала ее мозг: - Мне кажется, что Ажов не совсем верно рассказал ее историю.

Полевской молчал, и Тамара, словно в никуда, добавила:

- Мне кажется, там все было как-то иначе.

Тишина успокаивала. Дождь продолжал барабанить. Музыка играть. А они больше не говорили о Девке – каждый словно размышлял о своем.

Лес все также был с обеих сторон, и Тамара с изумлением задумывалась над тем, как она так далеко ушла.

- Как в кино, - вдруг произнесла она и, поймав взгляд Полевского, смущенно добавила: - Я словно в кино. Вокруг лес, идет дождь, в машине играет нежная музыка, а меня везет красивый парень.

Никита хитро улыбнулся и отзеркалил ее слова, поигрывая бровями:

- Ты считаешь меня красивым?

Кожу обожгло жаром. Она в упор уставилась на него, словно внимательно разглядывая. Как глупо. Он был чертовски красив. Кто с этим будет спорить? Молочно-бледная кожа и тонкие губы, на которые хотелось смотреть не отрываясь. А еще небольшая ямочка под горлом. Там, где в шею врезается грубый воротник.

Пауза неприлично затягивалась. Тамара забывала, как дышать. Воздух словно наполнялся чем-то неуловимым. Пряным и лесным. Покоряло волю, горячей волной обжигало сердце, россыпью мурашек било по желудку. Несмело она подняла глаза, и увидела, что он внимательно смотрит на нее. Смотрит и улыбается.

Смутившись, Тамара резко отвернулась, чувствуя, что краснеет. Да что это с ней?

Он хрипло рассмеялся. Легко – словно гром перекатывал, а потом его мягкая теплая рука сжала ее ладонь. По кончикам пальцев словно молния прошла – и опалила все внутри, горячим спускаясь вниз. Тамара начала судорожно сглатывать. Да что это с ней такое?!

Пытаясь скрыть смущение, убрать наваждение, она нарочито холодно произнесла:

- Все равно это не будет совсем как в кино. В кино красивая героиня танцует под дождем, и с неба на нее падают красивые капли, а где-то издалека доносятся песни о любви.

Он расхохотался.

- Селин Дион пойдет?

Тамара уставилась на него так, словно видела впервые. Она что, ослышалась?! Крутые мальчики знают, кто такая Селин Дион? А он хитрюще улыбнулся и нажал на кнопку. Из колонок мягко потекла главная тема «Титаника». Глаза Тамары стали большими и увлажненными – ну кто не любит эту песню про вечную любовь, прекрасную, как ванильное мороженое?

Машина остановилась. Полевской открыл дверь и вышел под дождь. Потом обошел машину и, нажав на кнопку, галантно протянул руку Тамаре.

Она вышла – двери остались открытыми. Из них доносилось божественное пение.

Никита вывел ее за руку перед автомобилем, где легкий свет фар освещал им дорогу, и подвел к лесу.

Он взял руки Тамары и положил их к себе на шею, потом обхватил ее талию – и повел.

Тата подняла голову. Дождь все также падал с неба, и, отражаясь в вспышке фар, отсвечивал то золотым, то красным. Но не было холодно. Наоборот – от рук Полевского ей становилось жарко. Вода стеной падала с неба, заливая все на своем пути, и Тамара чувствовала, как ее одежда липнет к телу, как все, что можно было увидеть, тает за стеной дождя.

Но это было неважно. А важны были только руки Никиты, согревающие ее. И его глаза, которые в вспышке фар отливали золотым. И нежные капли, что стекали с ее плеч.

Словно героиня кино, она двигала в такт его движениям, совсем не задумываясь о том, что делает, какой будет ее следующий шаг – они словно стали единым целым. Сплелись, на мгновение став единым целым. И не было стеснения, а были только мурашки под кожей, нервными окончаниями взрывающиеся от каждого прикосновения Полевского. И хотелось, чтобы он не останавливался, чтобы он продолжал обнимать ее, чтобы... что?

Их разделяла мокрая одежда, и Тамара сквозь его тонкий джемпер чувствовала, как бешено колотится его сердце, видела, как синевой бьется под нежной кожей тонка жилка. И хотелось запустить руки куда-то глубже, под кожу, чтобы уже ничто не разделяло их.

Странно, Селин, вроде, писала и не про нее, и не о ней, но когда припев оглушал ее нежными звуками, ей казалось, что это все про нее, и о ней, и для нее. Что кто-то другой говорит о том, что она чувствует.

А чувствовала она сейчас только одно – что она не хочет, чтобы это когда-нибудь останавливалось. Дождь заливал их, а она чувствовала себя Лиззи Беннет, поймавшей мистера Дарси.

Песня подходила к концу. Движения Никиты замедлились. Что-то волшебное уходило вместе с этими мгновениями. Что-то безвозвратное и тягучее. И Тамаре не хотелось это отпускать.

Он остановился – и Тата остановилась вместе с ним. Она тяжело дышала. Но это было не из-за танца. И не из-за дождя. От прикосновения его пальцев на нее накатывала дрожь. И она, чувствуя, как ледяные капли стекают по ее подбородку, невольно ловила себя на мысли, что в кино это все завершалось поцелуем любви. Жалко, конечно, что это точно не ее случай.

Словно поймав ее мысли, Никита осторожно правой рукой поймал ее подбородок и легонько приподнял, заставляя смотреть в глаза. Его левая рука все крепче прижимала ее талию к себе, не оставляя между телами ни миллиметра. От него шел жар, в котором сгорала Тамара.

Его глаза, уже не светлые, а темные, мутные, внимательно разглядывали Тамару. А потом он медленно наклонился к ней.

«Да!» - заорало сознание – и отключилось в томной истерике.

Огненный шар, распаляющий все на своем пути, тонкой точкой возник в груди и начал разрастаться до космических размеров, захватывая все ее тело. Ноги превратились в студень. Его губы нежно коснулись ее губ – и словно кто-то вырубил свет.

Больше не было никого и ничего, кроме Никиты. И его нежности. И пожара, в котором сгорала она.

Мир сузился до двух точек – горячих рук Полевского. И его нежных губ. И почему-то Тамара совсем не была против.