Дары
За 5 недель до Змеиной ночи
Идти второй раз на Медовую гору было не так страшно, как в первый. В прошлый раз Старуха-судьба не встретила ее, а волки не сгрызли. Духи не разозлились, а даже помогли. А еще у нее появился новый друг. Разве плохо?
И все же вокруг горы ходили неприятные слухи, и осознание этого заставляло сердце биться чуть быстрее, усиливая кровоток.
В прошлый раз Степан, узнав, где она была, чуть не убил ее – схватил так сильно, что на предплечьях появились синяки и заорал, что запрещает ей ходить на гору из-за него. Его пугало то, о чем шептались люди: что там живут духи (здравствуй, Великий Полоз!), и что если уж они на какую девку глаз положат, то уведут к змеям.
Тамара на это только фыркнула: ей было всего семнадцать, а всем известно, что духи засматриваются только на тех, кому от восемнадцати до двадцати. Но Степана это нисколько не успокоило. Он продолжал дуться.
Поэтому, наверное, о том, что малахита, что она собрала для него, Тамара узнала не от него, а от Аси.
Ася вчера вечером пришла к ней в слезах и сказала, что Степан переживает из-за того, что ему для чаши ему еще малахит нужен, другой породы, а нет его. И говорить ей, Тамаре, ничего не хочет, чтобы второй раз не пошла, и дело его трудное – не сделает хорошо, не только волную не получит, но... о том, что следовало за «но» Тамара думать не хотела.
Успокоила она вчера Асю, а утром решила пойти на Медовую гору, за новым малахитом. В прошлый ведь раз дала она ей хороший. И в этот, наверное, не пожалеет.
Вот только этот раз оказался каким-то другим: Тамара долго шла в гору, поднималась, вроде, тем же путем, да никак не могла найти того места.
Словно обиделась на нее гора за что-то, показываться не желала.
День разгорался, солнце пекло неимоверно. Не было ни ветерка, но при этом кроны деревьев шумели, словно были недовольны чем-то. Сердце Тамары отзывалось гулом им в ответ.
Медовая гора, которая, по ее расчетам, должна была уже здесь быть, так и не появлялась.
Тамаре казалось, что она ходит по кругу, поэтому она старалась хоть немного свернуть в другую сторону, пойти другой тропкой. Но все равно все заканчивалось тем же: она оказывалась на поляне, с которой только что ушла. И – никакой горы.
Она резко остановилась. На глазах выступили слезы. Бешено бьющееся сердце, разогревая кровь, застучало в висках.
Вот об этом и говорили мрачные легенды: если пришелец зайдет в лес, и духам он не понравится, жди беды. Заиграют, тропки запутают – и не выберешься ты из леса, и останешься тут. На века.
Лучи солнца, не прикрываемые листвой, жарили ее кожу, болью отдавались в темечке. Похожие со всех сторон листва и деревья лишали возможности ориентироваться. Страх неконтролируемой волной накатывал все сильнее и сильнее.
Она не найдет гору. Не соберет малахит. Степан останется без чаши. Она не попадет домой.
Тамара села на ядовито-зеленую траву. Из ее груди, против воли, начало вырываться тяжелое, прерывистое дыхание. Звуки паники, издаваемые собственным телом, еще больше пугали.
Сознание начало путаться.
Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд. Не добрый и не теплый, дружелюбный – а холодный, злой. Словно кто-то исподтишка наблюдал за ней, намериваясь напасть.
Она обернулась, но рядом, разумеется, никого не было.
- Совсем уже... трусишка, - рассмеялась она, пытаясь звуком собственного голоса успокоить себя. Но ее слова прозвучали слишком жалко и испуганно, и еще больше смутили ее.
Рядом что-то пошевелилось. Тамара обернулась – и обомлела. Неподалеку от ее руки, в паре вершков от нее, кольцами свилась змея. Вся черная, с узкими зрачками, как у кошки, и треугольной тупой головой. Гадюка.
Змея приоткрыла пасть и зашипела. Тамара старалась не двигаться, но ее пальцы подергивала дрожь.
Вот гадюка сделала быстрое движение – и девушка была уверена, что это последнее, что она видит: как черная лента бросается на нее. Тамара невольно зажмурилась, малодушно не желая видеть собственную смерть. Она вдруг поняла, что вот это, черное и шипящее – последнее, что она видит. И ей стало противно: она никогда не думала о своей гибели всерьез, не представляла ее. Но ей никогда и в голову не приходило, что она будет. Такой. Скучной. И жалкой. В лесу, где ее никто и никогда не найдет.
Мгновения шли, но боль от укуса, знак того, что яд уже вошел в ее кровь и сделал свое дело, не приходила. Тамара несмело открыла глаза и поразилась – черная змея замерла, глядя куда-то в сторону, словно прислушиваясь к чему-то.
Еще мгновение – и вдруг, неожиданно, пришло спасение.
Со стороны мелькнуло что-то золотое. Оно зашипело гневно и будто даже с яростью, словно выговаривая что-то, а потом сплелось с черным.
Тамара с недоумением смотрела на черно-золотистый клубок, из которого доносилось шипение, закладывающее уши, заставляющее учащенно биться сердце. Страх наполнял все ее существо. Она вдруг поняла, что в тот момент, когда ее внезапный спаситель, замедливший движение гадюки, уйдет, она будет мертва – змея укусит ее.
Клубок двигался по поляне, то отдаляясь от Тамары, то подходя к опасной близости, а потом, вдруг, распался. В ее сторону откатилась что-то золотое и прохладное, с силой врезалось в бедро, а резко выпрямилось, гневно зашипело.
На осознание произошедшего понадобилось меньше секунды. Змей. Ее золотой змей, которого она спасла в прошлый раз на Медовой горе, пришел заступиться за нее.
Его хвост кольцами вился около ее бедра, а мощное тело поднялось угрожающе. Он злобно шипел на гадюку, сжавшуюся под ее взглядом. Она отвечала ему не менее гневным шипением, но выглядела как-то жалко, подавленно. Тамара вдруг поняла, что ее внезапный защитник победил.
Вот гадюка бросила на нее гневный взгляд, раскрутила гибкое тело и медленно начала удаляться с поляны. Весь ее торжественный марш словно говорил: «Подумаешь, не больно-то и хотелось кусать девчонку».
Но Тамара ей не верила. Она надеялась, что ее внезапный защитник – тоже.
Наверное, так оно и было. Он уже больше не шипел, но продолжал держаться прямо, опираясь на кольца хвоста, глядя на удаляющуюся соперницу до тех пор, пока она не исчезла из виду.
Затем он медленно опустился, разжал кольца и, не глядя на Тамару, пополз в лес.
Девушка вдруг поняла, что на этом все. Что он не посмотрит на нее, что она чем-то обидела своего спасителя. И от этого стало гадко на душе. Даже гаже, чем в тот момент, когда она поняла, что погибнет от яда змеи в месте, где ее никто и никогда не найдет.
- Подожди! – окликнула она нового друга, так и не решившись встать – ее ноги отказывались двигаться, а руки пробивала мелкая дрожь. – Пожалуйста, не уходи.
Змей, словно услышав, словно поняв, что обращаются к нему, затормозил и медленно обернулся. На Тамару, не мигая, уставился золотой глаз с тонким кошачьим зрачком.
- Спасибо, - прошептала она побелевшими губами.
Змей в ответ недовольно зашипел. Казалось, если бы он мог это сделать, прямо сейчас он бы закатил глаза. Весь его вид говорил: «И что, ради этого ты меня остановила?».
- Мне было так страшно, - слова выплеснулись чуть быстрее, чем она успела подумать. Тамара вдруг поняла, что если не скажет ему, если не объяснит, если не остановит, он уйдет – уйдет навсегда. И почему-то очень страшно, очень тоскливо в душе отзывалось это – «навсегда». – Я думала, что умру.
Змей в ответ зашипел, обнажая клыки. И почему-то Тамара поняла его: «Ну, не умерла же».
- Наверное, я разозлила духов, - выплевывая слова, делилась она, невольно любуясь тем, как отдает на солнце золотом чешуя. – Наверное, они посчитали меня жадной. Я пришла сюда, чтобы помочь Степану. Он мой друг. И ему для чаши нужен еще малахит. Если я не помогу ему, его отправят в ужасное место.
Змей снова зашипел. Очень недовольно. Тамаре показалось, что упоминание Степана ему почему-то неприятно. Но странно. Почему? Степан здесь жил давно – и о его таланте слагались легенды. Ну что ж, если ему неприятна эта тема, то ее можно и сменить.
- Я рада, что встретила тебя, - честно призналась она, убирая с лица прядь, а потом, вдруг для себя, добавила. – Сегодня. Я скучала. Почему ты не приходил?
Змей наконец соизволил развернуться к ней полностью и уставился прямо в глаза. Это был умный и проницательный взгляд. Словно человек вглядывался в ее душу.
- Ты присматривал за мной, - улыбнулась она, - а сейчас спас. Я хотела... - она запнулась, - я думала, мы могли бы стать друзьями. У меня не так много друзей здесь.
Змей зашипел и стал подбираться поближе. Тамара продолжила:
- Только Ася и Степан. Отец много времени проводит в своей лавке, а мать помогает ему. И я... я чувствую себя ужасно одиноко. В этих местах... никто не принимает меня. Понимаешь? Я чувствую себя здесь чужой.
Змей подполз еще ближе. Его тело расположилось рядом с ее коленом: только протяни руку – и можно погладить. Но Тамара опасалась это делать: вдруг ему не понравится?
- Я бы хотела, чтобы ты стал моим другом, - вдруг призналась она. Страх начал отступать. Все ужасное было позади. Вдруг, откуда бы оно взялось, на нее напало игривое настроение: - Ну ты видел эту гадюку? Она же была размером с волка! Ужас какой! Я в жизни так не пугалась.
Змей издал какой-то звук – Тамара решила, что он смеется.
- Ты – мой герой, - призналась она, серьезно глядя на него. – Ты спас меня. Спас от такого ужаса, такого ужаса...
Змей довольно зашипел, а Тамара вдруг осеклась.
- Вот только в этом нет никакого смысла, - с горечью добавила она.
Змей поднял голову и уставился на нее немигающим взглядом.
- Я весь день иду по этому лесу, и никак не могу попасть к Медовой горе. Словно заколдованная, возвращаюсь к одной точке. Мне уже начинает казаться, что я не попаду домой.
Змей еще раз зашипел, но уже как-то миролюбиво, успокаивающе, а потом раскрыл кольца и пополз в сторону, противоположную той, куда уползла гадюка.
Уходил он медленно, а потом, остановившись на полпути, развернулся к Тамаре и пригласительно махнул хвостом – мол, иди за мной, не пропадешь.
Почему-то Тамара ни на секунду в нем не сомневалась: все правильно, за ним можно идти, с ним не пропадешь. Она уверенно встала на ноги и пошла за ним. Только спустя несколько шагов до нее дошло, что ноги ее не дрожат и двигаются уверенно, крепко вставая на землю – вот что разговор с другом сделать может.
Она шла за змеем, и вот чудное дело: вроде бы и шла туда же, куда двигалась до этого, но стоило только зайти за кромку леса – как перед глазами не снова густой ельник, а... Медовая гора.
Тамара вскрикнула от восхищения и рванула к ней. Восторг от того, что она ее все же нашла, счастье из-за того, что все же выбралась, радость из-за того, что не умерла – все словно затопило ее.
Не чувствуя под ногами земли, не думая ни о чем, кроме того, что цель путешествия близко, она рванула к горе. И вдруг остановилась на полпути. Виноватая мысль, молнией сжигая тело, пронзила ее существо. Виновато она обернулась к своему спасителю.
Змей, свернув кольца, грустно смотрел на нее. В этом взгляде читалась не то тоска, не то обида. И Тамара вдруг, каким-то странным чутьем, поняла: он чувствует себя использованным. Словно сделал дело, которое от него требовалось – и все. Ей стало стыдно.
- Мне нужно набрать камней для Степана, - мягко произнесла она, подходя ближе.
Змей зашипел и немного поднял тело. Но опасным или угрожающим он все равно не выглядел.
- Поможешь мне? – тихонько уточнила она, а потом добавила: - А потом побудем вместе, если ты не против.
Змей довольно зашипел и пополз к горе. Деловито он залез на камни, а потом, дождавшись Тамару, начал с силой бить хвостом то по одному, то по другому. Там, где он указывал, девушка и искала. Надо признаться, чутье у него было отменное: каждый раз Тамара доставала камень такой величины, какой могла достать и такого качества, которое, как ей казалось, и нужно было Степану.
Еще несколько ударов хвостом – и наконец она поняла, что нашла ровно столько, сколько ей надо.
- Фух! Хватит, - с улыбкой произнесла она. – Спасибо.
Она тут же села рядом со змеем, деловито убирая корзинку с набранными камнями – Тамаре не хотелось уходить раньше времени, да и не хотелось показывать ему, что она находится рядом с ним только из-за камней. Тем более, что это было неправдой.
Змей, однако, словно не слыша ее, снова ударил хвостом по камню. Требовательно и настойчиво. Он смотрел на Тамару так, будто приказывал протянуть руку.
- Мне больше не нужно, - улыбнулась она, распрямляя складки платья.
Но змей, не слушая ее, ударил снова. Требовательно.
Тамара медлила. Ей не хотелось обижать его. Но и казаться жадиной – тоже. Не стоило дразнить духов леса. Тем более, что она и так чуть не попала в переделку. И все же. Змей смотрел так настойчиво, что она, тяжело вздохнув, все же протянула руку.
Пальцы осторожно забрались за камень и уткнулись во что-то теплое – словно металл нагрелся на солнце. Тамара потянула его на себя – и перед глазами появилось кольцо. Малахитовое кольцо. Ее кольцо. Она улыбнулась и с благодарностью уставилась на друга. Красота тут же налезла на палец.
Змей довольно зашипел и снова требовательно ударил по камню. По другому.
Уже не переживая о том, что ее посчитают жадной, Тамара протянула руку. Там, в небольшом стыке, ее ждал набор – малахитовые серьги и малахитовые бусы. Красивые, дорогие, удачно сочетающиеся с кольцом.
Из ее груди вырвался вопль желания и восторга. В жизни она не видела такой красоты. Тонкая, искусная работа. Без единой лишней грани, без ошибки. Казалось, сама природа отшлифовала камень.
Это было не просто красиво, хотя работа была филигранная (вдруг Тамара поймала себя на мысли, что это даже лучше работ Степана, которого считали мастером), это было... ее.
Сложно это объяснить и трудно описать. Просто берешь вещь в руки и понимаешь, что она – полностью твоя, что она такая, какой ты бы ее хотела видеть, что тебе хочется надеть ее. И совсем ничего не хочется менять.
- Они... - задыхаясь, произнесла Тамара, блестящими глазами уставившись на змея, - прекрасны. Это мне?
Змей довольно зашипел – и девушка вдруг поняла, что по ее щекам текут слезы. Слезы счастья. Или удовольствия. Тут себя было сложно понять.
- Я могу их надеть? – на всякий случай уточнила она – и когда змей одобрительно зашипел, тут же надела.
Серьги, несмотря на то, что были большими, с россыпью богатых камней: один, огромный, в центре, а вокруг него – помельче, да еще и с небольшими малахитовыми подвесками, были легкими. Бусы с огромными пузатыми камнями, легко легли на шею. От них веяло теплом – и домом.
- Хороша? – расхохоталась Тамара, специально тряся головой так, чтобы камни защелкали от столкновения друг с другом.
Змей одобрительно зашипел. А она грустно улыбнулась ему.
- Спасибо, - тихонько произнесла она, пальцами ощупывая камни на шее. – Никто не дарил мне таких подарков, - она запнулась, а потом поправила себя: - Никто не дарил мне подарков. Это... так, - она снова споткнулась о слова, но больше не смогла найти сил продолжить.
Так они просидели в тишине какое-то время. А потом поток слов словно хлынул из нее:
- Батюшка говорит, что дарить девке украшения могут только женихи, - она сглотнула, трогая красоту. Оказывается, как мало нужно для счастья – всего лишь красивые бусы. И колечко. И сережки, конечно. – Но какие женихи? Они здесь все чужие. Это неправильно. И так... противно. Разве можно быть с кем-то, с кем не чувствуешь себя как дома?!
Тамара вздохнула. Слова невольным потоком ринулись из нее. Сначала это был небольшой ручеек. Но чем больше она говорила – тем сильнее прорывалась плотина, пока не затопила все.
Она вспомнила вереницы парней, что заходили «поговорить» с ее отцом – и были нещадно отправлены назад. Пока. Она знала: пока ее спасает только возраст. Но что будет через пару лет? Когда духи не возьмут ее? А она была уверена, что духи не возьмут. В конце концов, последняя, кого они брали, была из рода Гумешкиных. И было это тогда, когда ее пра-далекий-дед уехал из деревни.
Она вдруг, с грустью, рассказала об Асе, к которой женихается Скрябов сын. Ася замуж не хочет, это Тамара знала наверняка, но Скряб – человек богатый, и как только духи не захотят брать ее в жены, отец Аси тут же отдаст ее замуж.
Скрябов сын был человеком неплохим, это правда, достаточно милым парнем, если быть точнее. Но какой в этом есть смысл, если Ася его не любит, да и вообще замуж не хочет?
Тамара жалела Асю, но еще больше жалела себя – судьба подруги была предрешена, и ее, скорее всего, тоже. Это все лишь вопрос времени.
Тамара вздыхала – и змей вздыхал вместе с ней.
- Ты не думай, - вдруг резко призналась она, чувствуя, что еще немного, и точно разревется от жалости к себе. – Я не то, чтобы совсем против замужества. Оно, может, и вовсе не так уж и плохо. Но если как у мамы с папой. Они – родственные души. А я... я хочу также, не хочу за чужого. А здесь все чужие.
Змей сочувствующе качал головой и смотрел так, что хотелось продолжать.
- Слушай, ну ведь есть же, должен же, ну, по крайней мере, может же быть на свете парень, который мне бы подошел. Я ведь немного прошу, - она уставилась на змея открытым взором, а он продолжал смотреть на нее. Так внимательно, так требовательно, что она, расслабившись, продолжила: - Я понимаю, идеалов нет. И можно сколько угодно говорить, что я хочу встретить человека справедливого и смелого, который не видит перед собой препятствий. Возможно, упрямый. В хорошем смысле слова. И умный. Но это ведь все слова, верно? Я просто... хочу найти человека, который полюбит меня. Ты смеешься, верно? – Тамара грустно уставилась на змея, но он не смеялся. – Я красива. Это правда. Многие хотят жениться на мне. Потому что думают, что любят. Но это ведь внешность. Никто не говорит со мной. Никто не знает, какая я. Никто не любит меня за то, что я – это я. А я хочу, чтобы меня любили не за красоту. И я хочу полюбить. Не за красоту. Не за ум. Не за что-то. А просто так.
Глаза змея золотом отражали заходящее солнце. И Тамаре казалось, что он понимает ее.
- Я хочу найти кого-то, кто будет понимать меня, - тихонько произнесла она, с горечью снимая украшения – день клонился к закату, и нужно было уходить. – Кто не будет давить. Кто, в конце концов, просто примет меня.
Она мягко положила дары рядом со змеем, а он больше не шипел с возмущением.
- Ты сохранишь их для меня? – уточнила она, и когда друг кивнул, закончила старую мысль: - Только тот, кто примет меня – такой, какая я есть, с теми решениями, какие я приму, умными или глупыми, правильными или нет, только тот и стоит того, чтобы я приняла его. С его решениями. Умными или глупыми, правильными или нет. Навсегда. На всю жизнь.
Змей задумчиво смотрел на догорающее солнце, плавно оседающее на ветках леса. И Тамара вдруг с горечью поняла одну простую вещь: не всегда то, что правильно, приходит тогда, когда его ждешь. Иногда для этого время наступает слишком поздно. А иногда оно и не приходит вообще.
- Жалко только, что рядом со мной такого человека нет.
Змей резко уставился на нее. В его глазах, словно маленькие звездочки, зажигалась мысль, оседала в зрачках и выплескивались решимостью. Казалось, что он только что окончательно принял что-то для себя.
Но потом он повернул голову – и Тамара поняла, что это было лишь игрой света. В конце концов, он был всего лишь змеей, а она – одинокой девочкой, которая почему-то решила, что дух леса разговаривает с ней.