Змеиный день
Змеиный день
За 4 недели до Змеиной ночи
Это был очень странный сон: когда ты, вроде бы, и осознаешь себя спящим, и вроде видишь себя со стороны, а вроде бы и находишь внутри. И две тебя одновременно занимаются двумя делами: одна живет своей жизнью, а вторая – наблюдает за ней. И от этого наблюдения холодок пробирается по коже. Ведь такое уже было. В ту ночь. Ночь, когда ей приснилась собственная смерть.
Но Тамаре было все равно. Ведь она была жива. Еще жива. И не была она еще на речке. И не тонула она. И не захлебывалась воздухом, когда легкие отказывались дышать. Она была еще жива.
Это была какая-то деревня. Тамара (та, что радовалась жизни) и узнавала ее, и считала своим домом, а та Тамара, что наблюдала со стороны, с изумлением оглядывалась по сторонам.
Пыль на дорогах и отсутствие машин, лес, виднеющийся в отдалении, и низенькие дома, похожие на те деревенские, что показывают по телевизору: с окнами-створками, одним этажом и совсем без пластика.
Отчего-то Тамара знала: вон там, через два дома – ее дом.
Окружение напоминало аутентичный фильм о старой деревне: покосившиеся дома, коровы, мычащие где-то вдалеке и веселящиеся девки в русской одежде.
Тамара опустила глаза вниз – и увидела, что на ней тоже народный сарафан. Но это ее почему-то не удивило. Та Тамара, что видела все от первого лица, уже начала перетягивать на себя инициативу, оставив ту, другую, наблюдающую, наблюдать где-то в стороне, на задворках сознания.
Ей было весело. Девки пели народные песни, и Тамара пела вместе с ними. Она знала их. Она знала слова.
Рядом задорно засмеялась девушка, а потом взяла за руки. Ее лицо казалось смутно знакомым. Той, наблюдающей Тате, не этой. Эта с радостью ее опознала: Ася, подруга.
- Завтра пойдем на речку рыбу ловить, - шепотом, чтобы другие девчонки не услышали, весело сообщила подруга. – Степан нам вот такие удочки сделал!
Тамара расхохоталась в ответ. Отец Аси только на днях кричал, что как только закончится Змеиный день (и если духи благословят, Змеиный месяц), он обязательно сосватает ее за кого-нибудь из деревни, потому что ишь: девка выросла, а ума не прибавилось. Замуж пора.
А Ася – вон она, вместо того, чтобы о женихах думать, с ней да Степаном рыбу удить собралась.
От этой мысли стало легко и спокойно. За себя Тамара и вовсе не беспокоилась. Ей было только 17, отец обещал, что пока еще не будет зазывать сватьев. У нее был впереди как минимум год. И Змеиного дня она не боялась...
Где-то вдалеке забили барабаны. И девушки перестали веселиться. Лица стали серьезными.
- Змеиный день! Змеиный день! – закричали с разных сторон бабки-кликуши. Ася с силой сжала ее руку, но Тамара, волнуясь за подругу, совсем не испытывала страха. Ей было 17. Ей было рано.
Люди со всех сторон начали собираться, подгоняя девушек от домов к площади. Там уже стояли почти все парни деревни, женщины и... старейшины.
Тамара с любопытством смотрела на стариков, надевших самые лучшие одежды. У старосты, Никанора Кирилловича, была наглажена борода, а в руках он держал мягкую подушечку, на которой, спрятанное за дорогой кружевной тканью, лежало кольцо. Змеиное кольцо.
Ася рядом громко сглотнула. Кто-то издал слабый писк. Никанор Кириллович в упор уставился на Тамару, и она поняла намек: ее среди тех, кого уже выбрали, не было. Ей ведь было всего 17.
Она пожала плечами и отошла в сторону, незаметно проведя ладонью по ладони Аси – вся поддержка, что она могла ей дать. Дальше она могла наблюдать только со стороны.
Люди недовольно посторонились, пропуская ее в первые ряды – никто не хотел упускать зрелища. Никанор Кириллович сглотнул и начал церемонию. Впрочем, без особых предисловий.
- Все мы знаем, что сегодня за день, - так громко, как только мог, произнес он. Тамара знала: он говорит так, чтобы его слышали не только люди в округе, но еще леса и горы, окружающие их благословенную деревню. – Змеиный. Мы выбрали самых красивых девушек деревни, которые только есть, чтобы назвать их невестами духов. Перед вами кольцо, что нам передал лес. Сегодня каждая красавица наденет его и тем самым закрепит обряд и станет обещанной. В течение Змеиного месяца дух будет выбирать из вас. И возможно, одна из вас станет истинной невестой.
Кто-то из девушек гордо поднял голову, окидывая деревенских дерзким взглядом. Тамара была уверена: некоторые уже раздумывали над тем, что положат в малахитовую шкатулку.
Кто-то смотрелся настороженным. Настасья же выглядела испуганной и тайком поглядывала на Степана, который стоял с другой стороны, почти напротив Тамары. Сам же Степан, пытаясь приободрить Тамару, улыбался ей немного грустно и лукаво подмигивал. Тамара еле удерживалась, чтобы не расхохотаться – таким он был забавным в своей нарочитой браваде.
Старейшина откашлялся, а потом вытянул на руке подушку. Все уставились на нее.
Интересно, - подумала Тамара, - какое оно будет в этот раз?
Каждый год кольца были разными. Ведь каждый год духи-женихи, выбирающие их, менялись. Кто будет в этом году – никто не знал. Но по кольцу, его форме и орнаменту, можно было строить догадки. До утра. Утром жених уже должен был проявить себя.
Вот старейшина насладился минутой славы и отбросил платок.
Звук. Куда-то исчез звук. Тамара вдруг почувствовала себя оглушенной рыбой. В глазах кровавыми точками заиграла чернота. Дыхание сбилось. Но разве можно дышать, когда ты не помнишь, как это делать?
Осознание било по рукам, сшибало с ног. Может, это ошибка? Но нет. Сомнений не было. Староста подошел к ближайшей девушке и почтительно поднес к ней подушку. Так было принято: только невесты могли касаться металла.
Девушка легко взяла в руки изящное кольцо. Золотое, с огромным малахитом в центре, над которым, как легкая корона, возвышался еще один, в форме лепестков лилии. Основной камень с двух сторон поддерживали золотые вставки, словно раскрытые рты змей, окаймленные блестящим камнем – бриллиантами. Очень дорогая вещь. Нечеловеческая работа. Ее невозможно не узнать.
Она закричала. Против воли – не хотела обращать на себя внимание, и все же закричала. Но ее вскрик никто не заметил – девушка, что взяла кольцо, все никак не могла его надеть на палец. Оно просто не налезало.
Другая девчонка, следующая в очереди, начала забирать кольцо себе. Между ними вспыхнула ссора – люди отвлеклись на это зрелище, и началась давка.
Еле протиснувшись между потными спинами, Тамара побежала. Дальше. Куда глаза глядят.
Она слышала, как ее зовет по имени Степан, как пытается нагнать. Но куда ему? В такой толпе?
А Тамаре все равно – сердце бьется в пятках и заставляет их двигаться быстрее, чем она думает. Плохо только, что думать она совсем не может.
Пришла в себя только дома, в сенях. Запряталась в самый угол и с ужасом слышала собственное дыхание. Нервное и хриплое. Придумала, она, конечно, все это придумала. Ей показалось. Ведь не может же такого быть, чтобы ей это не показалось?
Мысли, разные мысли, хоровод мыслей били ей по голове, пытаясь отвлечь от осознания непоправимого.
Сколько прошло времени? Она не знала. Вот рядом послышались женские голоса. Невесты. Они сплетничали о кольце. И все жаловались. На кого-то оно не налезало. Те, кто смог надеть на палец, жаловались, что оно жало и давило на жилку. И все обсуждали то, каким ледяным оно было.
Голоса ушли, но их спор успокоил Тамару. Не оно. Конечно, не оно. То было теплым. Приятным. И так легко сидело на коже, что было незаметным.
Эта мысль так утешила, что она не заметила, как заснула. Просто смотрела на свои руки в темноте, а потом раз – и солнце своим лучом ударило ее по лицу.
Тамара встала с улыбкой на губах, почти спокойная, радуясь новому дню. Все показалось. Ей вчера все показалось. И это все не то...
Она вышла из сеней – теплый утренний ветерок прошелся по волосам, согрел кожу, предсказывая новый жаркий день.
Тамара с улыбкой повернулась к дверям, чтобы закрыть их и начать новый день. И заорала. Заорала так громко, так дико, так неистово, как никогда не думала, что может кричать.
На ее двери, прямо на уровне глаз, была нарисована золотая змея, кусающая собственный хвост.