Скука
за три часа до того, как нашли тело профессора
Последние несколько дней в лагере были ужасно скучными. И чтобы понимать всю степень скучности событий, можно сказать только несколько слов: уход профессора с совещания на веранде был самым ярким событием этих пяти дней.
Змейка постоянно заходила к участникам и отводила то одного, то второго для беседы. О чем именно они говорили, Тамара не знала, потому что ее не приглашали. А те, кого приглашали, рассказывать не собирались. Сама она, к слову, тоже не намеривалась напрашиваться на беседы.
Группу больше не вывозили на ажовские места: Настасья заявила, что слишком много интерактивностей в день может отвлечь зрителей. И что сейчас самое время познакомить аудиторию со своими звездами. А выезды у них будут только раз в неделю.
Тамара кивала и умирала со скуки. Им дали еще одно домашнее задание – изучать больше материалов по Ажову, чтобы они могли интереснее и доступнее рассказать обо всем подписчикам. Тамара читала и повторяла то, что знала. Вычитывала больше об уральских мифах – узнавала то, что не знала. И – умирала со скуки. Как и остальные.
Они уже смирились с тем, что выпускали контент ежедневно. Кто-то всегда утром, кто-то – как придется. Тамара же писала исключительно вечером, разумно решив, что это самое то время для того, чтобы подвести итоги дня.
Они часто встречались вместе в рекреационной зоне – потрясающем месте, похожем на библиотеку в тропиках: много книг, мягких подушек, зеленых экзотических растений, небольших искусственных водопадов и скульптур змей и ящериц. И все это на третьем этаже, пограничном, отделяющим мир мальчиков от девочек. Идеальная граница, оснащенная кофемашиной и огромными, в пол, панорамными окнами.
Дни тянулись долго, вечера – еще дольше, а сумерки наступали внезапно. Они успели все перезнакомиться друг с другом, да так, что Тамаре уже не нужно было морщить нос, чтобы запомнить одно или другое имя.
Вот Костя Когтевой, красавчик-блондин, который в первый же рабочий день сдал Тамару Змейке. Он говорит, что спортсмен, и это было заметно по его фигуре: высокий, накачанный, с волевым мужским подбородком и широкими плечами, он был обалденно красивым. Эдакий оживший Давид Микеланджело – настоящее воплощение мужественности.
Каждое утро он встает рано и начинает ездить на велосипеде, привезенном из дому, по лесному бездорожью. Спортивный образ жизни, правда, не мешает ему при этом жевать все, что попадет в глотку, независимо от того, полно оно вредных веществ или нет.
Впрочем, он настолько красив, что это ему прощается. И всегда кто-то (Ирина Водова) готов принести ему что-то с кухни.
Или вот Ира. Она часто отмалчивается, но всегда сидит со всеми рядом, словно прислушивается к чему-то. В ее руках вечно лежат книги, но Тамара ни разу не видела, чтобы она что-то читала. Всегда держится особняком от других девчонок, но при этом дуется, когда ее не зовут готовить на кухню.
Готовит в основном Соня Пегова. Она тоже тихоня, но в ней чувствуется характер. Эдакая вещь в себе, что нужно разворошить, чтобы она показала себя.
У Сони светло-русые, идеально прямые волосы, по-детски наивное лицо, из-за которого она выглядит моложе своих 19-и лет, и голубые глаза. Они всегда смотрят внимательно, иногда даже пронзительно, словно не слушают слова, а читают душу.
Кажется, что готовка успокаивает Пегову, а овощи и фрукты неплохо заменяют общество людей. Тамара даже удивлялась, как она решилась на такую авантюру, как Ажов.Skaz, пока не узнала, что они с Черновод лучшие подруги. Соня просто решила поддержать подругу – и прошла.
За это Тата даже начала больше уважать ее, ведь она поехала не для себя или своих амбиций, а чтобы поддержать Марину (хотя уж кем-кем, а человеком, которому нужно поддержка, Черновод точно не выглядела). И казалось, что эта поддержка, нахождение среди незнакомцев, выпивает много моральных сил Сони, буквально выдергивает из привычной среды.
Не в пример ей смотрелась Черновод. Она, громкая и смешливая, со своими кудряшками, которые мелькали везде, наверное, наряду с Махиным, делала шоу. Втайне Тамара была уверена: если их и смотрят сейчас в Сети, то только из-за этой парочки: шумной Марины, которая либо придумывала идиотские затеи (кто продержит в зубах кружку с горячим чаем дольше), либо задавала провокационные вопросы. И то, и другое не нравилось Водовой и Когтевому, но забавляло остальных. Да, кстати, никто так и не смог продержать кружку в зубах. Все дружно уронили кипяток на стол, немного ошпарив ноги.
Махин же был персоной совсем иного сорта. Черноволосый, черноглазый, высокий, с горбинкой на носу, тонкими чертами лица и пухлыми губами, вечно подергивающимися в сарданической усмешке, он, казалось, все делал наперекор, чтобы позлить. Именно он, Влад Махин, был тем человеком, который съел яблоко назло оператору. И в этом был он сам – как бы с толпой, но всегда смотрел высокомерно, как бы слушал, но делал назло.
Стоило только пару дней назад разместить камеры по всему периметру дома (кроме спален и туалетов, за что спасибо), как Влад тут же, как бы случайно, заехал бананом по одной, да так, что сбил на пол. На возмущение работников он только с невинным видом ответил, что сделал случайно, да и вообще хотел поиграть в баскетбол. Своеобразный тип, в общем.
А еще с ним постоянно терся Миша Четвергов. Крупный, крепкий. С кудрявыми волосами цвета шоколада и льдисто-серыми глазами. Как поняла Тамара, Четвергов приятельствовал с Махиным и тоже отправил с ним резюме за компанию.
Вот только Махина взяли, а Четвергова – нет. Да, это забавно, но ему, действительно, отказали.
Миша рассказывал об этом со смехом, но глаза его оставались пустыми и злыми. Он говорил, что ему не столько было обидно из-за Skazа, сколько из-за Змейки.
У всех сложилось впечатление, что блогер ему нравилась еще давно. В любом случае, попал он в Skaz сказочно: где-то узнал адрес Настасьи и стал сначала присылать ей цветы, а потом писать стихи под окнами и ночевать у ее подъезда. Он говорил, что даже пел песни...
В общем, все закончилось тем, что Змейка сжалилась над ним и уговорила Полевского взять в команду еще одного человека. А тот уже решил к еще одному парню взять и девушку. Так к ним присоединилась Водова.
За таким трепом и посиделками, обсуждениями личной жизни ребята и провели последние пять дней.
Наверное, единственный, кто отмалчивался – Даня. Он казался улыбчивым и компанейским, много шутил и как-то легко влился в коллектив, но от всех вопросов о личном ускользал, давая понять, что говорить не хочет.
- Как скучно! – зевая во всю глотку, заявила Марина, с отвращением отшвыривая от себя книгу. – Еще один том о туризме южного Урала – и я загрызу любого, кто скажет: «горы»!
Тамара хмыкнула. Здесь было слишком много гор – у Марины точно зубов не хватит, чтобы отгрызть их все.
- И почему Настасья просто не повезет нас куда-то? Я уже устала сидеть в четырех стенах.
- Потому что, - авторитетно заявила Водова, поправляя очки указательным пальцем, - мы выезжаем раз в неделю. Змейку надо слушать...
- Зме-йфку н-н-адо слу-шать, - передразнила Марина и показала язык. Это было ее стандартное решение большинства проблем.
- Мне кажется, - ответила Тамара, с удовольствием отрываясь от своего сборника легенд Урала. – Что она просто не знает, куда нас везти.
Все уставились на нее ошеломленными глазами, а она, пожав плечами, продолжила:
- Разве вы не обратили внимание? Она выглядит очень встревоженной. Профессор ушел несколько дней назад, и она не может с ним связаться – он просто не берет трубку.
- Может, ушел в запой? – хохотнул Четвергов.
Когтевой смерил его презрительным взглядом.
- Он же профессор! – возмущенно выдала его мысль Ира. – Он так не может.
- Ога, ога! – заржал Миша. – А еще он ест радугу и какает понями.
Тамара поморщилась от описательной части, но мысль продолжила, не давая сбить себя с толку:
- Я думаю, что общий маршрут они, конечно, продумали. Но раз профессор является консультантом, то и последнее слово о том, когда и куда мы пойдем, остается за ним. Наверное, нас поэтому не трогают.
Марина нахмурилась.
- И что нам тут, со скуки помирать, пока профессор ответить на телефон изволит?! На-до-е-ло!
Тамара грустно кивнула, а остальные лишь тяжело вздохнули. Они не знали, что это был последний час их спокойствия. Что о такой тихой, отгороженной от всего мира жизни, они будут скоро мечтать и сожалеть, что она прошла так быстро.
Беда уже случилась, тонкой пленкой покрыла привычный быт, но еще не добралась до них. Она спешила, спешила перевернуть привычный мир на «до» и «после», но еще не вошла в дом, расположившись на пороге.
Они не знали, и от этого незнания были непозволительно спокойны, беспечно счастливы.
- Может, сыграем во что-нибудь? – лениво осведомилась Марина, ногой пиная Влада Махина, спиной прижавшегося к дивану, на котором лежала она.
- Карты? – также лениво отозвался Махин, зевая так широко, что можно было увидеть гланды.
- Да хоть в карты, - согласилась Пегова, подходя ближе. Спина Махина напряглась.
- Если в карты, - с ухмылкой на губах предложил Четвергов, уже достав откуда-то колоду карт и начав их перемешивать, - то только на раздевание.
Соня с ужасом уставилась на него. От и так бледного лица отхлынули остатки краски. Губы сжались в тонкую линию.
- Я плохо играю, - шепотом произнесла она.
- Ничего, - с азартом произнесла Марина, скатываясь с дивана. – Зато я жулить умею. Не бойся, Софка, я тебя раздеть не дам!
- Погодите, - тут уж вмешался Когтевой. – Но правилами строго-настрого...
Четвергов и Черноводова тут же уставились на него мрачным, немигающим взглядом. На губах Махина застыла злая, мефистофелевская улыбка, с которой он обычно начинал творить все свои шалости.
Когтевой стушевался и покраснел. Ирина переводила медленные взгляды с него на компанию и обратно. Тамаре вдруг захотелось расхохотаться. Костя так отчаянно выступал в оппозиции, что вызывала восхищение его храбрость: неужели он действительно мог вывезти противоборство толпы?
- Пфа-ви-ла, пфа-ви-ла, - тут же начала передразнивать его Марина. – Нет в твоих правилах ничего про карты, ясно? Как и про алкоголь тоже. Я вчера контракт перечитала на ночь глядя.
Нежная кожа Кости, на вид мягкая, как персик, еле подернутая юношеским пушком, зарделась. На скулах выступили красные пятна.
Тамара нахмурилась. Про алкоголь в последнее время не было сказано ни слова. К чему эта фраза? Она перевела задумчивый взгляд на Четвергова, который выглядел таким же непонимающим, а потом – на Костю, лицо которого приняло виноватое выражение. Он исподлобья поглядывал на Влада Махина. Но тот выражение лица не сменил и выглядел все также надменно. И не поймешь: то ли не знал, о чем идет речь, но решил сохранить лицо, то ли знал, но ему было плевать.
- Это моя страница! – сжав пальцы в кулак, красный, как тот прокисший том-ям, что на днях пыталась приготовить Водова, зарычал Костя. – Ты не имеешь права! Змейка сказала....
- Вот и жалуйся Змейке! – тут же ощетинилась Марина. Кажется, она была за любой способ развлечься – даже за потасовку.
Тамара нахмурилась. Да и не одна она, на самом деле. Лицо Сони Пеговой приняло задумчивое выражение, будто она пыталась посчитать сложный математический пример.
Еще пять дней назад, когда Настасья в лицах прочитала сообщение читателей сначала на странице Таты, а потом – цитаты Водовой, было принято решение, что участники не должны читать страницы друг друга. Это нужно было для того, чтобы они не перессорились.
Об этом торжественно заявила Змейка в тот же день, но время прошло – а они все также свободно могли лазать по страницам друг друга и читать или смотреть все, что там было.
Сама Тамара это не делала: нельзя, значит, нельзя. Но она точно знала, что такая возможность есть, потому что ей периодически приходили оповещения о том, что Даня Летемин ставит лайки на ее контент. А как-то раз она даже зачитывалась длиннющей перепиской Дани с каким-то ее читателем, где Летемин зло и аргументированно (кажется, это называется «троллинг»?!) спорил с читателем, который утверждал, что она не знает ничего о Девке, да и вообще не филолог, потому что закончила только первый курс.
Это было мило – то, что Даня вступился за нее. И то, что вступился так, что злые комментаторы от нее на время отстали. Он был настоящим цербером ее странички, но все же после Тамара попросила его так не делать – не заходить, не ругаться.
Она сама не ругалась, предпочитая аргументированно расписывать какие-то детали в своем ежедневном «домашнем задании», и считала, что такой обратной связи достаточно.
Тем более, что в личных сообщениях активизировалась мама. Она спрашивала, что за симпатичный юноша находится с ней и постоянно защищает в Интернете. Она все пыталась узнать, как у них все складывается и целовались ли они или нет.
Тамара на это только вздыхала – да, Даня вел себя как настоящий Санчо Пансо, как верный друг. Они как-то сразу сошлись и нашли общий язык, это верно. Но дальше он не заходил – не пытался держаться за ручки или обнять, и уж точно даже ни разу не сделал намек на то, что хочет ее поцеловать. Он не заводил разговоров о том, какова природа их отношений. И не сообщал ей, что хочет встречаться.
В общем, тут стоял полный ноль и жирный прочерк – Тамара сама не знала, что у них с Даней происходит, волновалась из-за этого и огорчалась.
А еще она в принципе с изумлением замечала, что ей интересен Летемин, что она ждет наступления дня, чтобы встретиться и поговорить с ним, что она отправляет пост вечером и с нетерпением ждет оповещения, что он поставил ей лайк, что она одновременно жаждет и боится этого разговора с Даней. Разговора, в котором он может что-то ей предложить.
Ее это удивляло, потому что Даня был не первым парнем, который ей в принципе что-то мог предложить (и предлагал): она была красивой и знала это, но он был первым, кому она (Тамара понимала это в глубине души) могла не отказать.
Иногда она приглядывалась к Дане, к его ямочкам не щеках, когда он улыбался, к постоянно растрепанным льняным волосам, к светло-зеленым, почти прозрачным волосам, и не понимала, что в нем особенного. Он был симпатичным, наверное, даже чуть больше, чем просто симпатичным. Но не красавцем же, как Когтевой! И все же именно Дане она была почти готова сказать «да». Дане, а не Косте.
Летемин словно почувствовал ее взгляд, поднял голову от книги, от которой не отрывался во время спора Марины и Кости, и улыбнулся Тамаре. Улыбка была нежная и легкая, почти застенчивая, и от нее что-то сжалось в тугой узел внизу живота. Тамаре вдруг начало казаться, что она поняла, что особенного было в Дане. Не словами, нет, но чем-то внутри, всем существом она поняла, что это было: Даня был Даней, от него веяло чем-то родным и знакомым и, почему-то, собой.
- Прекратите ругаться, - прервал ее размышления звонкий голос Сони, который звучал мягко и успокаивающе. – Да, Костя, Марина читала твои сообщения. Мы все можем это делать. Прими это. Да, Марина, это плохо. Не надо читать чужие сообщения. Может, сыграем в карты?
Лицо Черновод приняло хищное выражение, но она ничего не ответила. Четвергов, словно только и ждал это предложение, тут же рухнул на пол и начал перетасовывать колоду.
- На сколько человек раздавать? – деловито осведомился он, с хитрецой поглядывая на Когтевого. – Коготь, ты с нами?
Когтевой насупился, но это была колода мира, которая могла утихомирить враждующие партии, например, заставить Черновод забыть о его сообщении (интересно, что там?), так что он мрачно кивнул и уселся напротив Миши, поджав под себя ноги по-турецки.
Водова, недобро щурясь, подошла к нему и села слева, всем своим видом показывая, что готова влиться в коллектив. Рядом с Четверговым тут же расположились Марина и Влад, а Соня, немного помявшись, уселась между Махиным и Когтевым. Вся компания уставилась на Тамару с Даней.
Тамаре не хотелось играть – она не любила карты. Но отрываться от команды тоже было неправильно.
- Хорошо, - улыбнулся Даня, усаживаясь рядом с Мариной, - но учти: я – хороший игрок.
- Я тоже, - сладко улыбнулась ему Черновод, тряхнув кудрявыми русыми волосами, карие глаза, в которых на глубине таилась зелень, сверкнули насмешкой.
Что-то в груди Тамары поднялось. Что-то тяжелое и неприятное. Улыбка Марины почему-то вызвала у нее прилив раздражения. Она тут же грациозно уселась рядом с Даней и Водовой и замкнула круг. Летемин повернул ей глаза, полные нежного света, но она не увидела ни их, ни его легкой улыбки – так была зла, что сосредоточилась исключительно на картах.
Это была неправильная игра.
Тамара поняла это практически сразу. Но в чем была ее неправильность, понять было сложно. Она присматривалась к игрокам: кто хмурился, как, например, Костя, которому сегодня ужасно не фартило, кто веселился, как, например, Соня, которой всегда везло – она первой выходила из круга. Все тщетно. Не было ничего подозрительного. И все же что-то было.
Она поняла это не сразу, только на четвертом или пятом круге. Да и то случайно. По слишком долгому взгляду Марины. По беспечно насвистывающему Мише, по сарданически усмехающемуся Владу. По полуголому Косте. Они сговорились! Они. Сговорились.
Сложно было понять, когда у них возникла эта идея, возможно, они договорились заранее, еще до того, как предложили сыграть в «Дурака», ведь не зря же у Миши оказалась с собой колода карт! Возможно, они просто пришли к молчаливому согласию в тот момент, когда Марина сцепилась с Костей.
Но сомнений не было: они вошли в тайный сговор с целью раздеть Когтевого перед многотысячной аудиторией Ажов.Skazа. Да и какие могут быть сомнения, если вот он, Костя, сидит, считай, голый, в одних трусах, в то время как остальные участники за все время лишились только пары носок, да мальчишки – рубашек. Девчонок либо берегли, либо они оказались везунчиками, отделавшимися только снятой обувью и носками.
Тамара внимательно разглядывала их. Почему Костя? Возможно, мальчики ему просто завидовали – даже не заходя на страницу Когтевого, Тамара знала, что он – один из самых популярных (если не самый популярный) участник Skazа. Почему? Да все просто: у нее постоянно в комментах девочки просили номер телефона Кости. Возможно, парни хотели таким образом унизить Когтевого.
Что ж, не самая продуманная стратегия: если в одежде красавчик напоминал Давида, то в одних трусах он был копией одновременно и Давида, и Диониса. В общем – зрелище такое, что Ирина Водова чуть косоглазие не схватила, пытаясь одновременно поглядывать в карты и на него. Марина, не таясь, чуть не пуская слюни, разглядывала пресс Кости, скульптурированный, как у Шварценеггера в лучшие годы. Даже Соня Пегова, которая, казалось, была выше всего материального, исподтишка поглядывала на него.
От этого зрелища Четвергов злился, а Махин мрачнел. Тамара только улыбалась, разглядывая Костю, как разглядывают статую в музее. Что делал в это время Даня, она не знала, потому что повернулась к нему затылком.
- Погоны! – с торжеством заорала Черновод, выбрасывая на пол двух дам.
Когтевой покраснел, а потом разом побледнел, словно Индикатор из «Тайны третьей планеты».
- Снимай, - злорадно произнесла Марина, выразительно глядя на последний предмет одежды Кости.
- Марин, может, не надо? – шепотом спросила Соня, прижимая ладонь к губам и с сочувствием глядя на Костю.
- И правда, как-то неловко, - вступилась Тамара. Ей было все равно, но Соня смотрела с такой мольбой на ребят, так глазами просила помочь, что она поняла: правильнее будет сказать именно так.
- Карточный долг, - с ленцой произнес Влад Махин, растягивая слова, - долг чести. Надо снимать.
Костя побледнел и затравленно начал оглядываться по сторонам. Соня с отвращением смотрела на Влада, остальные затихли, словно наблюдали за сражением века.
- Тогда я смотреть не буду! – отрезала Тамара и резко встала. – Развлекайтесь сами.
Она широким шагом вышла из рекреационной зоны и направилась вниз, на веранду. За ней послышался легкий шаг – Пегова.
- Девчооонки, - в след им протянул разочарованный голос Миши Четвергова. Кажется, он посчитал их слабачками. Ну и пусть.
Ира Водова, не желая отставать от перформанса, слоновьей поступью ступила на лестницу – она тоже сбегала от того, чему не хотела быть свидетелем. Глаза ее горели праведным гневом, но она не сказала ни слова.
Вот так они втроем спустились вниз, на веранду, и начали пить кофе. Точнее – начали делать вид, что начали пить кофе. Потому что кофе никому не хотелось. Говорить – тоже.
Тамара напряженно смотрела в окно – там, где за каплями дождя виднелась зелень леса. Иногда она любила по утрам выходить туда и дышать воздухом, даже начинала рисовать, весьма посредственно, но сейчас, конечно, было не до этого. Она с тревогой поглядывала на Пегову, которая, напряженная, с крепко сжатыми губами, мрачно смотрела в свою чашку. Тата боялась, что Соня может с ней что-то сделать. Или со стеклом.
Послышались шаги, а потом в комнату влетела хихикающая Марина. Вид у нее был предовольный, как у ребенка, слопавшего запрещенное варенье.
- Ну чего такие кислые? – с изумлением произнесла она. Потом поймала их мрачные взгляды и уже другим, официальным тоном продолжила: - Они решили его перед камерами не раздевать. Ну, типа, это не круто и все такое. В общем, договорились, что я уйду, а они выведут его в мальчишеский коридор, где вчера из строя вышли камеры, он там пробежится – и к нам вернется.
Пегова подняла глаза от кофе – ее лицо перестало быть таким напряженным, и чистым голосом произнесла:
- Это хорошо.
Марина серьезно кивнула, а потом прыснула – кажется, она не могла быть серьезной. Даже в такие моменты.
Дальше разговор уже начал клеиться. Соня рассуждала о том, куда они поедут в следующий раз, а Ирина, с авторитетом филолога, называла легенды, которые могли бы послужить основой для предполагаемого места. Марина же, в свою очередь, руководствуясь картой, рассуждала о том, где это может быть конкретно.
Разговор оказался таким занятным, что они даже не заметили, как на пороге оказалась Змейка.
- О! Девочки, - широко улыбаясь, заявила она. – Собираемся, у нас выезд.
- Куда? – тут же спросила Марина.
- Будут пожелания в одежде? – одновременно с ней поинтересовалась Водова.
- На Каменную речку, - хмурясь и заглядывая в мобильник, оповестила Настасья, - и нет, сегодня идем в привычном. После того шоу, что устроил Летемин... - она замолчала и мрачно уставилась на Тамару.
Тата, в свою очередь, покраснела – да, Даня на ее страничке устроил настоящее шоу. «Если бриджи на девушке, на красивой девушке, так пугают вас, то, уверяю вас, это не самая большая ваша проблема», - и это было определенно самое доброе из того, что он там ответил.
Черновод, которая верила, что развлечение надо устраивать из всего, была в восторге.
- В общем, - свернула тему Настасья, - руководство решило не рядить вас больше. Где мальчишки?
- Ээээ, - сделала невинное лицо Марина, улыбаясь так широко, что невозможно было ее заподозрить в чем-то недобром. – Они скоро будут. Так зачем нам опять на речку?
Настасья нахмурилась и снова уткнулась в телефон.
- Ему что-то не понравилось, - буркнула она, с мрачным видом тыча пальцами в смартфон. – Он считает, что нам нужно съездить туда еще раз.
- Он? – недоуменно переспросила Водова, в то время как у Тамары что-то внутри сжалось.
Она насупилась, пытаясь понять ощущения: ее точно не волновало то, что пишут комментаторы под ее статьями (в последнее время более дружелюбные, чем в первые дни – спасибо Дане), и уж точно она не сомневалась в своей компетенции. Она не боялась, что ее выступление не понравится кому-то, кому-то, кто управлял Ажов.Skazом, потому что бояться было нечего: она была уверена в себе и своих знаниях.
И все же... и все же... При одном слове «он» у нее сжался желудок. Невольно всплыло приветствие Полевского, приветствие, на которое она так и не ответила. Приветствие, после которого он больше ничего не написал. Она заметила это. Не хотела обращать внимание – а все же заметила. Это ему что-то не понравилось?
Настасья явно не желала ничего уточнять. Она кусала губы и смотрела исключительно в свой смартфон, и Тамара буквально чувствовала, как от нее исходят флюиды волнения, смешанного со страхом, и раздражение.
- Профессор так и не отвечает? – тихо спросила она.
Змейка подняла на нее глаза – серые, пытливые. Ее простоватое лицо выглядело маской: типичная внешность, которую в народе называют «мордой рязанской», крупный курносый нос и золотисто-рыжие волосы, собранные в неловкий пучок.
С синяками под глазами, которые она даже не пыталась замаскировать косметикой, крупноватая Настасья, которая, судя по ее блогу, вечно сидела на диетах, выглядела так, будто прожила долгие пять дней.
Дверь с грохотом распахнулась – в комнату влетели парни. Двое. Махин и Четвергов. Они держались друг за друга и смеялись. И этот-то смех не понравился Тате. Что они задумали? И где Даня?
- Ну наконец-то! – с облегчением накинулась на них Змейка – и Тамара поняла, что отвечать на ее вопрос она не будет. Впрочем, этим не-ответом она ведь ответила ей, верно? Как и своим изможденным видом. – Где Когтевой и Летемин?
- Коготь? – фыркнул Четвергов, словно только что услышал невероятно смешную историю. – О! У него... эммм... случилась неприятность.
- Он решил стать звездой Интернета, - на полном серьезе ответил Махин, глядя черными, немигающими глазами на Настасью, а потом невольно перевел взгляд на Соню. Она смотрела на ребят с тревогой. Впрочем, ее волнение разделяла вскочившая Ира. Марина лишь захохотала.
- И что это значит? – мрачно осведомилась Настасья, убирая телефон. Ее идеально выщипанные брови модной формы сошлись на переносице. Она сейчас выглядела так, словно готова была убивать, но еще не решила кого: Махина или Когтевого.
Влад лишь ей в ответ сладко улыбнулся.
Наверное, Змейка бы выпотрошила из него всю правду – она уже уставилась на него таким прокурорским взглядом, что было понятно: если ей придется вырезать кровавого орла на спине Махина, чтобы выбить из него правду, она сделает это с превеликим удовольствием.
Но этого, к всеобщему счастью (ведь все же их совместное шоу было рассчитано на людей и до 18 лет тоже!), не случилось. Дверь снова открылась – и в комнату зашел Летемин. Лицо у него было задумчивым. Не грустный, не расстроенный, а словно обмозговывающий какую-то мысль.
- Настасья? – с удивлением произнес он, уставившись на Змейку. – Мы куда-то едем?
- Да, - улыбнулась она, поправляя на голове домашний пучок. – На Каменную речку. Если, конечно, дождемся Когтевого.
Летемин серьезно кивнул, словно не только принимал слова блогера, но и понимал, почему они едут на речку, словно разделял мысль, что так надо, а потом произнес:
- Костя скоро будет. Мы можем выходить. Он подойдет к микроавтобусу.
Настасья кивнула ему в ответ, что-то написала в телефоне, а потом первой вышла из комнаты. Махин и Четвергов с подозрением уставились на Даню – их веселье как рукой сняло.
Марина сориентировалась первой: она кошкой спрыгнула со своего места и танцующей походкой направилась в сторону выхода. Остальные гуськом последовали за ней.
- Если опять Ящерова будет выступать, - недовольно заявила Водова, первой забираясь в микроавтобус, - то зачем ехать мне?! И подниматься в эту даль? Пусть бы...
- Сегодня будет работать вторая четверка, - резко осадила ее Змейка, нервно поглядывая в зеркало заднего вида – Костя так и не шел.
- О! – на лице Водовой появилась улыбка. Она с торжеством оглянулась на усевшуюся сзади нее Тамару, Тата подмигнула ей в ответ. Хочет соревноваться – пусть. Ей, Тамаре, она не соперник. Ей вообще никто не соперник, потому что состязаться ей ни с кем не надо. Тамара была уверена в том, что она и так лучшая.
- А где... - начала было Соня, как тут же резко замолчала. В машину с разбегу влетел Костя.
С ним было что-то не так, но что - Тамара поняла не сразу. И лишь только приглядевшись осознала, что Когтевой выглядит так, словно натянул на себя одежду на несколько размеров меньше. Но зачем?
- Ты! – прорычал он, гневно тыча пальцем в Марину, которая с невинным видом, наверное, слишком невинным, смотрела на него. – Ты! Ты украла мою одежду!
- Прости, что? – улыбнулась Черновод, демонстративно оглядывая его с головы до ног. На Косте были натянуты джинсы, облепившие ноги лучше, чем дешевый дневной крем лицо, и футболка, почти трещавшая по швам на его мускулистых руках. Если честно, он напоминал Халка после обращения.
- После того, как я вернулся в гостиную, - плаксивым тоном пояснил Костя, повернувшись к Змейке с таким видом, будто она одна могла все понять и разрулить, - я обнаружил, что всю мою одежду! Всю! Даже трусы! Стащили.
- И что? – холодно отреагировала Марина, глядя на него почти с презрением.
- И то, что это сделала ты! – Костя смотрел на нее почти с ненавистью, щеки покраснели, а в голубых глазах заблестели слезинки. – Точно ты!
- Думаешь, стала бы трогать твои трусы? – с показным отвращением уточнила Марина. Глаза ее смеялись – кажется, ситуация ее забавляла.
- Тогда... - Костя перевел гневный взгляд с нее на Махина и Четвергова, - это вы!
- Умойся, придурок! Нужны мне твои труханы, - отрезал Махин и демонстративно зевнул. Четвергов заржал и кивнул:
- Не трогали мы твой шмот.
Кажется, эта драма надоела Змейке. Она мрачно уставилась на Костю:
- Ну ты же сейчас одет. Мы опаздываем.
Костя покраснел еще гуще, но позиции сдавать не собирался:
- Это Летемина. Он мне свои вещи дал. В моих ключ был от моей комнаты. Я запираю. А вещей нет – и в комнату не попасть! Если бы не...
- Да, да, - закатывая глаза согласилась Настасья. – Мы поняли. Летемин – герой. Как приедем, обязательно взломаем дверь в твою комнату. Только будь добр, садись быстрее. Мы уже опаздываем на полчаса.
Костя помялся еще несколько минут, а потом с неудовольствием ушел в заднюю часть салона – на единственное свободное место, которое было как раз рядом с Водовой.
Всю оставшуюся дорогу он бурчал о том, как ему неудобно в тесных джинсах (на худощавом Дане они висели) и какая обтягивающая у него футболка (на жилистом Дане, она, опять же, смотрелась почти оверсайзом).
Когда Костя переставал жаловаться на бренности бытия, он переходил на рассуждения о том, кто стащил его вещи. Влад и Миша на это только фыркали, Марина же делала вид, что не слышит его стенания. Возможно, она правда не слышала.