Жили-были, да всплыли
за шесть дней до дня, когда умер профессор
Однако утро оказалось недобрым совсем с другой стороны.
Было, наверное, пять утра, когда к ней в комнату ворвалась Настасья. Она была вся какая-то взбудораженная, чрезмерно активная, но при этом в идеальном порядке: выглаженная одежда и ровный конский хвост создавали ощущение, что у нее все под полным контролем.
За спиной блогера переминались с ноги на ногу несколько человек. В руках у них было что-то длинное и зеленое, а вид такой решительный, что Тамаре сразу стало ясно: дело пахнет керосином.
- Уже проснулась! – нарочито довольно произнесла Змейка, с хитрецой поглядывая на Тамару. – Выглядишь готовой к работе.
Конечно, она не видела своего лица, но была уверенна, что готовой к работе точно не выглядела: заспанная, с колтуном вместо волос, она явно была какой угодно, но не бодрым трудоголиком.
Помощники Настасьи, зашедшие вслед за ней в комнату, смотрели на них обеих с сомнением. Наверное, тоже не замечали в Тамаре тяги к прекрасному – к работе.
Сама же Тата только с грустью повернулась к окну. Там было еще черно.
- Вставай, - уже другим, более жестким голосом, произнесла Настасья. И лицо ее приняло выражение стервозное. Вот уж правда – босс, - у нас сегодня много дел. Первая запись для Skazа, а ведь еще нужно сделать фотосессию. Твои фото на странице, конечно, чудесные, но нам нужно сделать больше.
И вот уже чужие руки стягивают ее с кровати, подталкивают в сторону ванной, а Змейка отдает команды полным ходом: не дольше пяти минут на душ и зубы, а потом либо она выходит, либо команда заходит к ней.
Не то, чтобы Тамара позволяла кому-то командовать, но внезапно ей стало весело и даже немного любопытно: а что дальше? Поэтому она решила безропотно, по крайней мере, пока, выполнять указания. Умываться быстро она умела.
И вот через четыре с половиной минуты она, чистая и расчесанная, стояла перед блогером. Та, правда, ее стараний не оценила.
- Долго, - скривила она губы. – Надо будет ускоряться. Ты, - кивок одному из помощников, - будешь заниматься волосами, а ты, - кивок другому, - сделай что-нибудь с ней. Мы хотим сотворить из нее Девку...
Рот Тамары раскрылся широко, словно у выползшего на берег тюленя: вроде бы и не сильно желая, но все-таки с надеждой, что туда попадет рыбка.
Каменная Девка! Один из ее любимейших персонажей мира Ажова. Хоть о ней говорилось и мало, в сказках всего несколько упоминаний, но...
Это была девушка. Обычная, хоть и невероятно красивая. Черные волосы, зеленые глаза... Да, между ними было что-то схожее. На Девку, согласно легенде, заглядывались многие, но никому она не отвечала взаимностью. За то и поплатилась.
Что-то легко кольнуло грудь: то ли печаль, то ли радость, то ли все вместе.
-... мы, - словно не замечая, что ее не слышат, гудела Настасья, и Тамара вдруг поняла, что они давно что-то обсуждают, - решили устроить вам фотосессию в стиле сказок Ажова. У каждого на странице будет свой герой. Ты хоть знаешь, кто такая эта, Каменная Девка?
- Да, - как-то глухо произнесла Тамара, у нее было ощущение, что она выходит из транса, - она жила здесь, на Урале, где-то в деревне, недалеко от...
- Вот и отлично! – перебила ее Змейка, кажется, даже не слушая. Вместо этого она внимательно наблюдала за тем, как ее помощники, ловкие и необычайно молчаливые, быстро заплетают черные волосы в косу, накладывают на лицо еле заметный макияж, от чего глаза Тамары кажутся еще более зелеными, а лицо – неземным, словно подсвеченным изнутри светом. – На месте и расскажешь.
- На месте?
Но никто ей отвечать не собирался. Волосы собраны, макияж наложен. И все это заняло такое короткое время, что у Тамары захватило дух: даже дома она так быстро не всегда делала!
А ее уже стаскивают со стула, раздевают в четыре руки и протягивают какие-то черные велосипедки и топ.
- Это под платье, - тут же деловито произносит Настасья, одними глазами отдавая приказы – и вот велосипедки натягиваются, а топ уже сидит, - чтобы линии смотрелись более округлыми.
Платье! От одного вида этого платья уже хочется выть. Оно красивое. Темно-зеленое, эдакий старинный сарафан в пол. На вид словно из камня высечено. На вес – тоже.
Тамару затягивают в него в четыре руки, а ей хочется разразиться площадной бранью: оно тяжелое, а корсет затянут так узко, что дышать получается через раз, да и то словно через трубочку.
- Ничего, - тут же резко произносит Настасья, словно пытается подавить еще не разразившееся восстание, - зато на фото получится красиво.
Тамара мрачно уставилась на нее. Какое фото? Если она так будет дышать, то снимать ее будут посмертно.
А помощники Настасьи тем временем несут... кокошник. Весь блестит, переливается. Зеленый, с драгоценными камнями (или, скорее, искусственными подделками, кто на нее драгоценными-то тратиться будет?), отлично скроенный. Надевают на голову – и тут становится понятно, что шапка Мономаха реально тяжела.
Тамара уже пытается открыть рот и сказать что-то, но Настасья ее не слушает, а тянет за собой, вытягивает из комнаты, а сзади подталкивают остальные.
На улице холодно. Ветер не детский, да и градусов, наверное, около десяти. Тамара готова поклясться, что видела на листьях изморозь. Ничего себе лето!
В сарафане тяжело и холодно. Ткань, которая выглядит как камень, малахитом переливается на ней. Душно, и все, что хочется – вдохнуть воздух полной грудью.
А Настасья словно не замечает этого или, наоборот, замечает, но получает удовольствие. Она тянет куда-то в сторону, ближе к лесу. И кажется, что они уже не в лагере, а глубоко в чаще. И уже не выбраться из нее. И от этого так спокойно, что Тамара почему-то ощущает себя как дома. Вот только платье слишком неудобное.
А Змейка продолжает раздавать указания, выудила откуда-то фотографа, который уже, оказывается, настроил свет.
Этот человек не понравился Тамаре: юркий, нервный, да еще и совсем не разрешал встать так, как удобно. Все сам поднимал ей руки, двигал голову, менял позы.
В какой-то момент Тамара почувствовала себя куклой. Маленькой куклой на шарнирах: безвольная, послушная, красивая. И совсем не принадлежащая себе.
Прислушиваясь к указаниям, повторяя их движения так, как ей говорили, она и не заметила, как сознание уплыло куда-то вбок, а она сама погрузилась в некое подобие транса. Ее движения стали плавными и величественными.
Когда она пришла в себя, солнце уже взошло, темнота ушла, и лагерь снова стал казаться обычным. Фотосессия закончилась.
- Прекрасные кадры, - с восторгом прохрипел фотограф, поворачиваясь к Настасье. – Настоящая Девка...
Змейка же словно его не слышала. Ее губы были плотно сжаты, брови нахмурены, а взгляд такой, словно она пыталась что-то сообразить, но никак не получалось. Или получалось – но не то, что ей хотелось.
- Я могу идти? – резко осведомилась Тамара и даже поразилась, как холодно прозвучал ее голос.
- Да, - словно тоже выходя из транса, задумчиво произнесла Настасья, делая странный жест рукой: то ли отпускала, то ли от комаров отмахивалась, - но только костюм не снимай. У нас сегодня съемки. Будешь в образе.
Тамара кивнула и пошла дальше от команды.
Не так уж и далеко они ушли, кстати! Стоит только по тропинке выйти прямо – и уже за деревьями вход в лагерь. Вот он высится среди леса. Деревянный, внушительный, красивый. С прозрачными стенами на первом этаже.
Стоит только оглянуться, чтобы понять, что никого из съемочной команды сзади нет, как она тут же начинает сдирать с себя сначала платье, а потом – кокошник. Ну их! Дудки! Не будет она в этой тяжести весь день таскаться. Если Змейке надо, то вот пусть она и ходит. А ей – не надо.
В велосипедках и футболке прохладно. Лето на Урале совсем не такое, как на юге. Оно холодное, словно октябрьское солнце. И все же в теле сразу появилась такая легкость, что Тамара оценила это как оправданную цену.
Она сделала несколько шагов вперед, подошла ближе к дому, а потом услышала голоса. Несколько женских и столько же мужских. Ее коллеги по счастью.
Она сделала лицо кирпичом, а потом вальяжно вплыла к компании с таким видом, словно ей до них не было никакого дела. В общем-то, так оно и было.
На веранде, около домика, расположилось две девушки: кудрявая брюнетка и блондинка с такой светлой кожей, что казалось – попади на нее лучик солнца, так сразу сгорит. Тамара была уверена, что вчера не видела ее. А вот ее соседка казалась смутно знакомой.
Девушка хохотнула и резко повернулась в глубь веранды, где, очевидно, сидели парни, сказала что-то быстро, неразборчиво, а потом засмеялась так громко, что Тамара вздрогнула.
И тут память услужливо подсказала: Марина Черновод. Вот как ее звали. Любительница пранков и девочка, которая мечтала изобрести стиральную машину. Как мило.
Тамара улыбнулась ей, а потом зашла в помещение. Там сидело трое парней. Красавчик с льняными волосами и волевым подбородком, черноглазый брюнет с орлиным носом и... тот парень, которого вчера вечером она так и не смогла найти на сайте.
Он внимательно слушал Черновод и улыбался ей. Открыто и тепло. И почему-то от этой улыбки Тамаре стало не по себе. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей неприятно, что он так смотрит на эту Марину, что он улыбается ей.
Парень вздрогнул, будто почувствовал ее взгляд, дернулся и повернулся к ней. Их глаза встретились. И от этого взгляда светло-зеленых, почти прозрачных глаз, ей на мгновение показалось, что остановилось сердце. Словно током ударило, и она забыла, как дышать.
Парень тяжело сглотнул, махнул головой, от чего светлая копна волос стала выглядеть растрепанной, а потом улыбнулся так тепло, так нежно, будто в жизни не видел ничего более прекрасного.
В общем-то, Тамара была с этим согласна: она была прекрасна. И часто ее вид вызывал у парней похожую реакцию. Правда, впервые в жизни, ей было это приятно.
- Тамара, - низким, почти хриплым голосом произнес он. – Садись.
Он тут же подвинулся, показывая ей место рядом с собой. Она пожала плечами и присела рядом.
Комната была большой и неплохо оборудованной: современная техника, столы, мягкие пуфы. И парень, подозвавший ее, кажется, занял самую удобную позицию: почти напротив входа, так, что можно было увидеть всех вошедших.
Оказывается, подростки завтракали. Перед каждым лежала тарелка и кружка с чаем или кофе.
- Ты голодна? – тут же осведомился этот мальчик со странной фамилией, которую Тамара так и не смогла запомнить. И, не дожидаясь ответа, встал и начал накладывать ей еду. Как мило.
- Ну и видок у тебя! – тут же нарушил всю прелесть момента красавчик, что сидел неподалеку. У него было идеальное лицо – наверное, так и должно было выглядеть золотое сечение, т.е., формула неоспоримой красоты, у мужчин. Такой парень своей внешностью мог покорять не только одиночные женские сердца, но брать целые города одной улыбкой. Увы, у Таты, избалованной мужским вниманием, на такие физиономии был иммунитет.
Поэтому Тамара отреагировала на него также, как обычно реагировала на всех, кто ее раздражал (а раздражали ее почти все, кто желал поделиться с ней своим бесценным мнением): мгновенно уставилась на него долгим, немигающим взглядом. Она знала: почему-то люди не любили, когда она на них так смотрела. Вот и пусть тоже не любит.
Красавчик заерзал. Льняные волосы, голубые глаза, широкие плечи – он выглядел как спортсмен или герой девичьих грез, внезапно сошедший в наш бренный мир со страниц журналов. И все же он стушевался и отвел глаза. Ненадолго.
- Вид у тебя странный, - продолжил он, глядя себе в тарелку. Кажется, даже взгляд змеи не пробрал его до нужной степени.
- Да ну? – отрезала Тамара. Вот еще она будет тут перед кем-то оправдываться.
Черноволосый парень, сидевший с другой стороны, сарданично усмехнулся. Он вертел в пальцах стакан с кофе так, словно раздумывал над тем, что лучше сделать: вылить остатки на пол или швырнуть чашку в стену.
- У нас у всех странный вид, - примирительно заявила блондинка, подаваясь чуть вперед. Тамара вздрогнула – голос у девушки был нежный и обволакивающий. Да и сама она выглядела как-то хрупко, совсем по-девичьи: с тонкой фигурой, голубыми глазами, которые словно смотрели прямо в душу, и длинными прямыми волосами. – Настасья всех заставила вырядиться странно.
Тамара хмыкнула и уставилась на разношерстную команду по-новому. Все они были одеты в русские национальные костюмы. Правда, на ком-то были рубахи, а кто-то носил кафтаны. Девушки же были в разноцветных сарафанах и с лентами на голове.
Они словно сошли со страниц ажовских сказок. Тамара тут же узнала героев разных историй: вот тебе и резчики по камню, а вот и девушки, которые могут превращаться и в змей, и в ящериц. Прелестно. Сегодня, очевидно, день действительно должен был быть веселым.
- Я – Огневушка, - тут же с улыбкой оповестила блондинка. – Образ, конечно, - тут же смутилась она, опуская глаза. – А так я Соня Пегова. Но что за образ у тебя?
Тамара собралась и уставилась на компанию мрачным взглядом. Ей вдруг стало все противно.
И тут, словно добрый волшебник, к ней вернулся ее растрепанный блондин. Он поставил перед ней тарелку с блинчиками и кофе и улыбнулся с такой теплотой, что настроение сразу стало лучше.
- Я – Каменная Девка, - оповестила Тамара, с удовольствием отмечая, как глаза растрепыша стали больше, а ноздри, казалось, расширились – так часто он задышал. – Сегодня, конечно. А так я – Тамара.
- Оригинально они тебя вырядили, конечно, - тут же встряла Марина Черновод, закусывая круассаном. – Я думала, что она должна... быть чуть побогаче одета.
Тамара хмыкнула. Велосипедки и топ, видимо, нравились только ей. Хотя, возможно, и услужливому блондину рядом. Зря он что ли так внимательно на нее смотрит?
- А я и была. Только там такое ужасное платье было, что я его сразу скинула. И кокошник тоже. Пусть там валяется.
Красавчик, который мог бы покорить города улыбкой, но пока, очевидно, их не взял, издал какой-то звук, словно был шокирован таким признанием. Он уставился на Тамару с осуждением. Но ей, честно говоря, было плевать. Хочет ходить в зипуне – его право. А ей и велосипедки по душе.
Остальные лишь молчали. Тогда она запустила зубы в блин и с благодарностью уставилась на растрепыша. Ей хотелось его о многом расспросить, но она не знала, с чего начать.
- Я тоже не люблю эти кокошники, - заговорщицким шепотом признался он, улыбаясь так, что появились ямочки на щеках. – И эти бриджи тебе очень идут.
Тамара громко сглотнула. Он что, клеил ее? Клеил ее, пока у нее был полон рот блинов? Вау! Да она просто очаровательна. Главное – не выплюнуть ему всю эту массу на колени, если соберется отвечать.
- А я – Даня Летемин, - продолжая улыбаться, все также тихо представился он.
Ле-те-мин. Да, именно так его и назвала вчера Змейка. Тамара вздохнула. Как жаль, что она не вспомнила об этом вчера. И правда. Простая фамилия. И имя под стать.
А тем временем разговор за столом продолжился. Марина рассказывала какую-то историю, а Соня и брюнет ее внимательно слушали. Так внимательно, что, кажется, совсем забыли о Тамаре и ее костюме. Только красавчик, кажется, работал двумя ушами, чтобы слышать оба разговора.
- А я – Тамара, - сделав гигантский глоток, призналась она, где-то в глубине души надеясь, что не выглядит уж слишком некрасиво. С другой стороны, ему нравились велосипедки – половина дела покорения уже сделана, не так ли?
- Филолог и с детства любишь сказки Ажова, - с хитрой улыбкой на губах и чертиками в глазах произнес Даня, посмеиваясь. – А мама называет тебя Татой. Это ведь мама написала тебе, верно?
Глаза Тамары расширились. Он что, вчера искал ее? Вдвойне «вау».
Ей тут же захотелось устроить ему допрос с пристрастием, как тут же ее перебил красавчик:
- Ты что, переписывалась где-то с мамой? Где?
Тамара уставилась на него с выражением неподдельного раздражения. У нее тут, вообще-то, в личной жизни начинало что-то налаживаться. А он – с глупостями.
- На сайте, - равнодушно призналась она. – Вчера выложила пост, а мне там мама ответила.
- Пост? – тут же закудахтал красавчик, заливаясь краской возмущения. – Ты вообще в курсе, что администрация Ажов.Skazа нам запретила что-то выкладывать до сегодняшнего дня?! Если Змейка узнает...
- А ты вообще кто такой? – перебил его Даня, резко преображаясь. То был милый, улыбчивый парень, а теперь – ходячая угроза: кулаки сжаты, лицо приняло злое выражение, а плечи подались вперед. Кажется, ему тоже не понравилось, что в их такой полный глубоких мыслей разговор влезла копия Париса.
- Я, - с достоинством произнес красавчик, - Костя Когтевой, исторический факультет...
- Вот и занимайся своими делами, Костя, - с деланным спокойствием произнес Даня, - пока с тобой не случилась какая-нибудь история.
Костя насупился и отвернулся. Остальные молчали. Вдруг появилось ощущение, что кто-то выпил всю радость – и легкая беседа затихла сама собой.
Тамара притянула к себе блин и начала спокойно его жевать, попивая кофе. Волнение от вида Дани и его слов, словно волной, сошло с нее. А парень, задумчиво поглядывая на нее, по примеру брюнета начал вертеть свою чашку с чаем.
Вот в таком состоянии их и застала Змейка. Она зашла к ним легко, виляя бедрами, а сзади нее стояли двое участников. Та рыжая зануда в очках и высокий кудрявый мальчик с волосами цвета шоколада и смазливым лицом.
Парень почему-то, не в пример Настасьи, выглядел недовольным. Сама же Змейка улыбалась широко и, кажется, вообще была в приподнятом настроении.
- Ну что, группа, - бодро заявила она, вваливаясь в комнату. Ее глаза щурились от того, что она из светлого помещения зашла в полумрак. – Готовы к первому рабочему дню?
В ответ ей досталось только бурчание, которое можно было трактовать по-разному. Змейка оценила его как готовность.
- Отлично! За мной!
- Погодите, - тут же запротестовал Когтевой. – А вы вообще в курсе, что здесь происходит?
Настасья резко затормозила, словно в невидимую стену врезалась, и обернулась к нему. Ее глаза продолжали щуриться, но теперь это выглядело как-то недобро.
- Нарушение правил, - между тем продолжал докладывать красавчик-Костя, неприлично тыча пальцем в сторону Тамары, - она вчера опубликовала пост. А нам это строго-настрого было запрещено.
Пальцы Дани, сидящего рядом, сжались в кулак. Он вполоборота повернулся к Косте с таким выражением, словно очень хотел ударить, но мешала Тамара между ними.
Змейка перевела на них взгляд, сначала на Тамару, потом на Даню, а после нахмурилась. Было видно, что ее хорошему настроению наступил конец.
- А еще, - продолжал ябедничать Когтевой, - она платье сняла, вот.
- Ну и придурок же ты, Когтевой, - прошипел Даня, уставившись прямо на него.
- Это – нарушение правил, - авторитетно произнес красавчик. Вот только Тамара уже не считала его привлекательным. Хотя, если честно, достаточно равнодушно отнесясь к его выходке: в конце концов, о том, что она написала в блоге, знал сам Полевской. Знал и никаких кар ей не посулил. А раз главного спонсора проекта это устроило, то устроит и Змейку. Что же касается платья... что ж, кому нравится платье, вот тот пусть сам его и надевает. А ей и в бриджах удобно, мерси.
А Змейка, тем временем, кажется, начала входить в раж.
- Не нравится платье? – деланно спокойным голосом произнесла она, кажется, не замечая, как ее лицо принимает звериный оскал.
- Тяжелое, - в тон ей ответила Тамара. Откровенно говоря, ей было плевать на чувства и реакцию Змейки. О том, что ее выгонят из проекта, если она не будет носить тяжелые платья, в ее контракте не было ни слова.
- Тяжелое, - прорычала Настасья, а потом перешла на визг, - наш великий модельер Тамара Ящерова решила, что платье ей не подходит. Что оно, видите ли, тяжелое. А остальные, видимо, у нас Тамаре не ровня. И будут ходить в том, что им предлагает проект!
Воздух из ее груди выходил со свистом, сама же она почти перешла на ультразвук. Злая фраза выбила из нее весь дух, и она, собравшись, уже открыла рот, чтобы продолжить дальше, но ее перебил Даня, не дав вставить что-то:
- Почему же не ровня? Мне тоже костюм не нравится.
С этими словами он начал стаскивать с себя зипун. Зрелище, откровенно говоря, впечатляющее: грубая ткань поднялась слишком высоко, на несколько мгновений обнажая впалый живот и острые ребра, худощавую фигуру и... грудь, где, там, где сердце, пряталась татуировка. Что-то темно-зеленое, круглое. Тамаре на мгновение показалось, что она увидела змею, но вот Даня дернул снизу ткань и остался во вполне современной футболке. Татуировка исчезла под ней.
А Даня, даже не заметив ее интерес, встал, стянул с ног порты и остался... в длинных шортах или коротких бриджах. Тамара тут же из вежливости решила, что это, все же, были бриджи.
Брови Змейки поползли вверх. Она внимательно смотрела на то, как Даня стягивает с себя неудобную одежду, оставаясь лишь в привычном костюме городского сумасшедшего – только носок в сандалиях не хватало для полного воплощения образа. А потом кисло улыбнулась.
- Костюмы даны для аутентичности. Вы должны выглядеть как герои Ажова, чтобы популяризовать его истории. Хотя... Если кто-нибудь еще хочет раздеться, - ядовито добавила она, - то милости просим. Может, если не за счет личной харизмы, - небольшая многозначительная пауза и такой же глубокий взгляд в сторону Тамары, - хоть так сделаем проект популярным.
А потом развернулась и вышла. Остальные пошли за ней следом. Стягивать неудобные костюмы больше никто не выразил желания.
Тамара с Даней вышли из комнаты последними. Гуськом они выбрались за пределы деревни Skazа. Там, в лесу, на поляне, где недавно была Тата, их поджидал микроавтобус, а рядом стоял все тот же знакомый профессор.
Чуть менее грязный, но все такой же неприятный. Он нетерпеливо водил носком туфли по пыльной дороге и посматривал по сторонам. Увидев приближающуюся команду, он начал зыркать по лицам подростков, словно искал среди них кого-то, и, заметив Тамару, вперил в нее тяжелый, задумчивый взгляд. Наверное, с таким видом лягушек препарируют.
- У нас возникли проблемы, - бросила ему не глядя Змейка, не обратив внимания на изменившееся выражения лица профессора. Блогер залезла в фургон, на переднее сидение, не добавив к фразе больше ни слова, явно показывая, что профессор – не та шишка, перед которой ей нужно оправдываться.
Мужчина кивнул, на несколько секунд задержал цепкий взгляд на Тамаре, а потом полез следом.
У Таты от этого взгляда как-то неприятно засосало под ложечкой. Как на экзамене, когда перед тобой лежит билет, который, вроде бы, и выглядит знакомым, но... но ничего не лезет в голову. Так и тут. Что-то такое... вдруг всколыхнулось в памяти, почувствовалось на глубине, что-то эдакое, за что хотелось схватиться, за что хвататься было страшно – вдруг вспугнешь, да оно и останется там, внизу.
Тамара нахмурилась, пытаясь осознать мысль, но ее начали подталкивать сзади, кто-то легонько ткнул в спину – и неоформленная мысль убежала прочь.
Участники, неловко копошась, уже залезли в микроавтобус. И Тамара осталась последней, а вместе с ней - Даня. Парень легко запрыгнул в транспорт, а потом протянул руку, чтобы помочь ей залезть.
Тамара улыбнулась ему, взяла за протянутую ладонь и... столкнулась взглядом со Змейкой. Та, находясь впереди, внимательно наблюдала за их движениями в зеркало заднего вида. Вот она уставилась на сомкнутые пальцы – и глаза ее превратились в щелки, губы сжались, а ноздри расширились.
Ладонь Тамары непроизвольно разжалась – и она отпустила Даню. Глаза Змейки поднялись выше, и она столкнулась взглядом с Тамарой. Секунда – и лицо блогера приняло спокойное, почти равнодушное выражение – будто маску натянули на лицо. Она улыбнулась и повернула голову к окну.
Это выглядело так, что можно было подумать, что все это показалось, что Настасья не была зла, но Тата знала, что увидела что-то такое, чего видеть не должна была. Или, точнее – что Настасья не хотела, чтобы кто-то увидел. А еще появилось какое-то иррациональное чувство, может, интуиция, что это связано со странным поведением профессора.
Остальную дорогу она провела молча. В первых рядах микроавтобуса был слышен смех Марины. Кажется, она подшучивала то ли над водителем, то ли над Змейкой. А Костя Когтевой возмущался по поводу того, что не все действуют согласно правилам.
Тамара чувствовала, как рядом неуютно ерзал Даня, пытаясь вовлечь ее в беседу, но оставалась ко всему этому безучастной – на нее вдруг навалилась такая безраздельная тоска, словно горечь всего мира легла ей на плечи.
Они уезжали от своего леса только для того, чтобы приехать к другому, темному, реликтовому, кажется, более древнему. Если, конечно, можно считать один лес древнее другого.
- Приехали! – заявила вдруг Змейка, когда машина резко остановилась. – Дальше пехом.
Толпа тут же недовольно заворчала: перед микроавтобусом открывался не просто лес, но лес, расположенный на горе с очень резким подъемом. Перед ними расстилалась только одна тропинка, которую с легкостью можно было назвать «козьей» - такой она была узкой и неудобной, с резкими поворотами.
- Я туда не пойду, - громогласно объявила рыжая Водова, филолог, которую Тамара вчера сочла редкостной занудой. – Вот еще! Если надо меня снимать где-то, то снимайте здесь. А в горы я не пойду. У меня организм не приучен.
Остальные забурчали тихо и глухо, как морская волна, прежде чем удариться о песок.
Змейка обернулась к разлагателю дисциплины резко, и от ее злого лица веяло недобрым.
- А тебя, - каркая, словно осипшая птица, заверила она, – никто сюда и не звал. Не хочешь принимать участие – вот и проваливай. В конце концов, единственная причина, по которой ты тут оказалась, Ирина Водова, - это то, что нам понадобился резервный участник для ровного счета. Поблагодари Четвергова, что он попал в команду. Но если тебе так тяжело подниматься в гору, то никто не держит – свободна.
Водова как-то сразу стушевалась. Ее лицо пошло розовыми пятнами, а на глазах заблестели слезы. Она опасливо, словно затравленное животное, огляделась по сторонам, не сталкиваясь ни с кем взглядом. Змейка выглядела торжествующей. Стало тихо.
- Хватит ругаться, - еле ворочая языком и вообще находясь в каком-то полутрансе, отрезала Тамара. До нее вдруг дошло, что препираться можно и до вечера. А можно просто уже все сделать и уехать обратно. Почему-то ей здесь очень не нравилось. – Никто не хочет уходить. Все пойдем в гору.
Подавая пример, она первой направилась к козьей тропе. На поворотах ее обогнал Даня и, помогая взбираться, пошел вперед, подтягивая ее за собой.
Примеру парня последовали и остальные. Мальчишки тут же разбились на пары с девчонками и начали вести их за собой. Только для Водовой парня не нашлось. Кудрявый мальчик с волосами цвета шоколада, единственный, кто остался без пары, как-то подсуетился, подал локоть Змейке и, что-то игриво нашептывая ей на ухо, начал вести за собой. Кажется, он был занятным собеседником – по крайней мере до Таты, идущей впереди, постоянно докатывался призывной, заливистый смех Настасьи.
В лесу было красиво: много зелени, которую Тамара прежде никогда не видела, деревья, густые и с толстой корой, которых никогда не бывает на засушливом юге, а еще – ягоды разных цветов и размеров, растущие как на земле, так и около деревьев, иногда обвивая их словно плющ.
Поросль давала прохладу, и вдруг снизошел покой. Даня, идущий рядом, стал что-то насвистывать, компания сзади – громко шушукаться и жаловаться на судьбу, подарившую им столь резкий подъем, а у Тамары внезапно обнаружилась сверхспособность – ее, в отличие от остальных, не кусали комары.
В общем, это была в меру теплая прогулка, которую все мечтали поскорее закончить.
Поэтому, когда на самом пике подъема Змейка вдруг объявила, что их путь практически закончен, с облегчением вздохнули все. Особенно – профессор и Водова, плетущиеся в самом конце.
А Настасья, хитро улыбнувшись спутникам, обошла всех участников, встала впереди и повела за собой, куда-то в бок, показывая операторам, которые с унылыми лицами тащили камеры, с какого ракурса надо снимать.
- Вот мы и пришли! – наконец возвестила Змейка, добравшись до поляны.
Тамара подошла ближе – и ахнула. Перед ней, в окружении лесов, расстилалась широкая река. Широкая каменная река.
- Узнаете место? – Змейка испытывающе уставилась на Тамару, словно пытаясь подловить на чем-то, будто сомневаясь в ее знаниях.
- Каменная река! – вместо нее, с видом всезнайки вставила Водова, громко фыркая. – Это же очевидно.
- Да ну? – подняла бровь Настасья и так уставилась на Ирину, словно она сморозила глупость. Под этим взглядом стушевалась не только Ира. – И почему же она каменная?
- Ну, это все знают, - авторитетно произнес красавчик-Костя, который, казалось, был единственным, кто не запыхался. Оно и не удивительно: Когтевой с идеальной фигурой и мощными плечами смотрелся заправским спортсменом, способным пробежать марафон. Что ему какой-то подъем в гору? – Это из сказок Ажова. Но я в это не верю.
- И что же это за сказка? – сладким голосом спросила Змейка, глядя на Тамару как-то странно, будто презирая за то, что она не смогла дать ответ.
Тата отвернула голову и поняла, что их уже давно снимают, что операторы делают крупный план то одного участника, то другого, что работа Skazа уже началась. Остальные увидели то же и стушевались. Никто не хотел быть первым. Никто не хотел облажаться первым.
Тамара сделала еще несколько шагов вперед и приблизилась к реке, которая на самом деле рекой не была: просто огромное широкое устье, по обоим сторонам которого был расположен лес, а внутри – гигантские белые камни, настоящие валуны. Они были наброшены друг на друга огромным массивом, уходящим в самые недра земли. И казалось, что перед тобой расстилается белая река. Река, состоящая из камней, заменяющих привычную воду.
- Это... такая легенда, - наконец произнесла Тата, когда поняла, что желающих выступить нет. Она ступила на камень, сначала один, потом второй, затем – третий. Дошла до четверти реки и уселась на самый огромный булыжник, повернувшись лицом к камерам и ребятам. Вид у нее открывался необычный: зелень и горы, скребущие темным верхом по грозовому небу. Это вызывало какое-то двойственное ощущение: пугающее и успокаивающее одновременно, будто уже ничего не нужно было бояться, словно уже все было позади. – О Каменной Девке.
- О Каменной, - как-то многозначительно повторила Настасья, выразительно глядя на нее.
Тамара намек поняла – если бы она не стянула это дурацкое платье, ее вид в объективе был бы более выразительным. С другой стороны, тащиться в нем на такую верхотень она точно не смогла бы.
- Да, Каменной, - продолжила она низким голосом, словно ее и не перебивали. – Легенда гласит, что раньше здесь, недалеко от этой реки, она раньше была настоящей, состоящей из воды, было поселение. Местные жили хорошо. Среди них были охотники и рыболовы, камнерезы и старатели или, по-другому, горщики. Жили они безбедно и в довольствии, потому что помогали им различные духи, чью землю они населяли. Духи эти приходили к людям в разных образах: змеи и ящерицы, лягушки да кошки, - ее голос становился более глубоким, и она сама не замечала, как начала погружаться в любимую историю. – Только об одном просили покровители за свою помощь: послушание. Вот придет так ящерка к человеку, да скажет: так, мол, и так, Великий Полоз (это главный дух), передавал привет, да просил тебя больше в эту штольню не лезть. А в штольне этой камня да чистой породы – видимо-невидимо. Но если послушает человек и уведет оттуда бригаду, то счастье ему будет. И Великий Полоз помогать ему во всем будет и камни в другие штольни подбрасывать, и золото. Но ежели кто не послушает его, то осерчает Полоз, да и вовсе из штольни породу заберет. А тогда уж радости никому не жди – там, где человек этот пройдет, что Полоза не послушал, уж золота не найти.
А бывало, раз в несколько поколений, кто из могучих духов жениться соберется. Тогда собирали самых красивых девок, да ему в невесты предлагали. Если предложит невест достойных поселение, то дух всех наградит. Только вряд ли женится. Ведь мало среди смертных, достойных бессмертных.
Но если найдет он себе жену по нраву, то всю семью ее осчастливит, да и саму девку равной себе сделает – силой своей наградит, да бессмертие с ней разделит.
Только давно уже духи не искали себе невест. Много десятков лет прошло с тех пор, как сватался кто-то из подданных Полоза. Сватался, сватался, да не взял никого.
Жила в те времена девка одна. Как звали – уже никто и не вспомнит. Но девка была что твой камень: красивая, все парни заглядывались, да в женихи напрашивались. Но только не люб был ей никто. Всем отказывала, всем говорила, что не по их стать она.
Вот эту-то девицу и увидел однажды дух из подданных Полоза. Увидел – и влюбился. Жениться захотел. Отговаривал его Полоз: зачем тебе человек? Да только не отговорил. Влюбился Змей. Кольцо подарил. Семью девки и всю деревню одарил, да и сердце ей свое отдал. И согласилась она замуж пойти, признав Змея женихом, достойным ее.
Наступила тишина, да такая громкая, что слышно было, как шумит ветер в горах. Тамаре стало грустно – конец истории был печальный. Судя по тому, как потупились остальные ребята, они тоже это знали. Только один профессор подался вперед и цепко уставился на Тамару глазами на выкате.
- В ночь свадьбы сбежала красавица из родного дома. И побежала она сквозь лес к реке. Потому что знала – за рекой кончаются владения Полоза. Не заставят ее замуж пойти. Не хотела она замуж-то.
Свобода была так близка - одна нога уже занесена над водой, как поймал Змей невесту свою и повел обратно.
Только не хотела она замуж за него. И отказала духу великому и Великому Полозу просила передать, что лучше уж станет Девкой Каменной, да незамужней, чем женой нелюбимого. И – в воду пошла.
«- Будь по-твоему», - ответил Великий Полоз.
И задрожала вода под ней, и превратились капли в камни. И стала река каменной. И там, где ручейки касались кожи Девки, становилась она тоже каменной.
Увидела Девка это и в воду тогда вся легла, чтобы быстрее в камень превратиться. А по щекам ее, сливаясь с камнями, слезы горячие текли. Так слезы эти в чистый малахит превратились. И долго их еще по берегу собирали...
Тамара вздохнула и замолчала. Вот и вся история Каменной Девки – девушки, которой хотелось свободы, которая достигла свободы. Свободы умереть так, как она сама того хотела.
Молчали и остальные. Только профессор тяжело вздыхал.
- А что же, - наконец прервал неловкое молчание Когтевой. – Случилось с остальными жителями этой деревни?
Тамара грустно ему улыбнулась.
- Да что с ними будет? Жили-были, да потом всплыли...
Это можно было трактовать по-разному: как шутку или как то, что Великий Полоз лишил деревню своего покровительства, или как то, что это просто легенда. Кто знал? В конце концов, на этой сказке и заканчивался цикл ажовских сказок.