Возмездие
Йэн очнулся у себя в постели. "Неужели это был всего лишь кошмар?" - подумал юноша. Но по сильной боли в спине понял, что, к сожалению, это не было сном. Йэн возненавидел Мейли еще больше. Он скинул с себя одеяло. К счастью, он был в рубашке и брюках. Его сапоги стояли у прикроватной тумбочки. Юноша посмотрел на часы. Была глубокая ночь. Но Йэн не хотел спать. Теперь мысль о покушении на деда не казалась дурацкой. Ему надоело терпеть постоянное насилие в свою сторону.
Недолго думая, юноша прошёл на дворцовую кухню и заварил себе мятный чай, для успокоения.
Взяв кружку с горячим напитком, он яростно капнул туда раствор валерианы и принялся потихоньку пить. Чай был горячим.
Йэн думал о деде. Он размышлял о том, что могло сделать его таким ужасным и развращенным. С ноткой жалости к нему, он предположил, что над маленьким Мейли тоже издевались, вследствие чего он вырос именно таким. Но сейчас ничего не осталось от чистого и невинного ребенка. Он имел дело с самым рьяным маньяком, все время думающем лишь о себе.
И у такого жестокого, помешанного человека были жена и дочь. Йэну было страшно представить, что было с ними, если он терпит такие унижения. Хотя, юноша не помнил, когда его дед в последний раз близко контактировал с женщиной. Создавалось впечатление, что его влекли мужчины.
Он подумал о матери. Дед говорил ему, что та умерла при родах. Он мог солгать, о чём предполагал юноша. Как же он хотел хотя бы одним глазком увидеть ее вживую, а не на портрете. Его мать, Элен, была прекрасной девушкой со ярко-желтыми, как янтарь, глазами и жемчужными волосами, как у него. Юноша сильно был похож на нее, но все же была пара отличий, - длинные волосы у матери, собранные в замысловатую причёску и большой мясистый нос у сына. На портрете у Элен лицо было бледно и твердо, как мрамор, а губы были такими пухлыми и алыми, что резко выделялись из общей картины. Взгляд этой девушки был одновременно твёрдым и мягким, свирепым и добрым. И каждый раз Йэн, вспоминая ее изображение или смотря на неё, видел либо гневный укор, либо проявление материнской заботы. На своём единственном портрете Элен была одета в утонченное белое платье с пышными рукавами, а в ее косы были вплетены белые шелковые ленты. Йэн восхищался этим полотном.
Вспоминая о картине матери, юноша не мог забыть о портрете молодой бабушки вместе с дедом. У бабушки были тоже светлые волосы, но глаза её были голубыми. Она выглядела хмуро, но властно, выражение её лица было благородно. Рядом с ней стоял Мейли. В ту пору он был прекрасным и крупным мускулистым юношей с неимоверно длинными, доходящими до колена, волосами. Он по юности носил их заплетенными в длинную косу, чаще собирал в пучок. Но, когда Мейли стукнуло больше сорока лет, он почему-то резко отрезал всю свою красоту, оставив лишь длинную челку как напоминание о былом великолепии.
Это хорошо прослеживалось по его портретам. Мейли любил себя и часто рисовал. Он еще в детстве закончил художественную академию и великолепно писал реалистичные полотна. Какая-то часть картинного зала была увешана именно его работами, например портрет матери Йэна был его кисти.
Однако был у него один особенный автопортрет, изображающий его юным, вероятно таким же молодым как Йэн, и обнажённым. Тот красиво лежал на постели, и его пышные длинные волосы хорошо справлялись с тем, чтобы скрыть его наготу. Это небольшое полотно Йэн видел каждый раз, когда заходил к деду в спальню. Оно висело на одной из стен. Конечно, эта картина была написана лишь только для себя, чтобы Мейли ей любовался, как в зеркало.
Размышляя о картинах, юноша допил чай. Время тянулось долго, ибо прошло всего полчаса. Тогда Йэн решил навестить портрет матери и мысленно поговорить с ним, как он это делал в трудные минуты.
Юноша быстро прошёл в картинный зал. Он подошёл ближе к заветному портрету матери и громко вздохнул. Так, что его безысходный вздох раздался эхом. Йэн посмотрел на мать. Та смотрела на него с полотна укоризненным, осуждающим взглядом.
"Я больше не в силах его терпеть, - мысленно произнёс Йэн. - Я прошу прощения у тебя, что намереваюсь устранить твоего отца. Я понимаю, что ничем не смогу умолить и загладить этот грех, но, мама… он… он этого заслуживает сполна..."
Юноша стыдливо посмотрел на пол, после чего снова вернулся к портрету.
"Что со мной будет, если я его убью? - Продолжал в мыслях он. - На меня упадут обязанности главы дома? Это не страшно, я уже и так выполняю за него почти всю его работу. Но что будет, если мой замысел угадают? Приставят к высшему суду? Верховные силы и так не благосклонны к моему роду. Я ни разу не имел честь с ними контактировать. До них точно дойдет, что Мейли устранил именно я. Я бы не хотел, чтобы мой первый разговор с Верховными был на суде."
Йэн перенёс свой взгляд с портрета и далее не спеша ходил по залу, рассматривая портреты далёких предков.
"Мать Мейли звали Лорэйн. Отца - Лоренцо. Оба имели фамилию Фотейно, - вспоминал он, глядя на полотна. - И сам дед, на самых ранних портретах тоже носит это имя.
Но почему я, как и Мейли, тогда ношу фамилию Скьюро? Кто позволил деду сменить имя, и за что могут быть одобрены или получены такие перемены? С древнего языка это имя переводится как "тёмный". Зачем главе дома Света иметь фамилию, которая противоречит его роду? - Чуть ли не вслух возмущался он. - Если бы кто дал мне ответы на все эти вопросы."
Юноша нахмурился и посмотрел на часы. Прошло ещё полчаса. Но он все еще не хотел спать. Йэн вернулся к портрету матери и сел на мраморный пол, обняв ноги и прислонившись к стене.
"Не возникали ли у моей матери такие же мысли как у меня? - Снова принялся рассуждать он. - Не желала ли она убить своего отца? Он же, наверняка, мучил и её. И свою жену тоже"
Юноша посмотрел на совместный портрет бабушки и деда.
"Бабушка… Мейли, думаю, точно ее мучил. А после моего рождения она неожиданно пропала. Наверняка дед убил её за непослушание, больше чем уверен."
Йэна мучила туманность прошлого. Он хорошо знал историю далёких предков, но, что странно, биографию Мейли, бабушки и матери знал только по редким рассказам самого деда. И, конечно же, юноша был уверен в том, что Мейли многое недоговаривал и умалчивал, а то и вовсе лгал.
Несколько минут посидев на полу, Йэн расслабился и вовсе лёг на холодный мрамор. Попытался вздремнуть, но голова кипела от мыслей. Видимо, мятный чай не сильно помог.
Вялым взглядом он снова посмотрел на часы. Увидев, что прошло всего пять минут с того момента, как он попытался задремать, юноша разозлился.
"О матери я знаю немного, но об отце не ведаю ничего, кроме того, что его звали Адриан, - продолжал размышлять Йэн. - Кто он такой, если я не имею честь знать хотя бы его фамилию? И почему Мейли его так ненавидит, что не хочет о нём говорить настолько, что я одно только имя узнал от него постоянными и упорными просьбами…"
Не так давно юноша перерыл весь дворец, кроме покоев деда, в поисках документов и записей, но не нашел ничего. Спрашивал у слуг, у дворецкого - все отвечали гробовым молчанием. Мейли, видимо, хранил все бумаги у себя. И это было ещё одним поводом убить его. Йэн безумно хотел знать, кто он такой.
Поерзав на полу, юноша все же лёг поудобнее и умиротворенно закрыл глаза. Мысль о том, что, возможно, скоро он все узнает, успокаивала его.
Наконец, у него получилось вздремнуть. Йэну так и ничего не приснилось - видна была сплошная темнота. Он дремал как убитый, не двигаясь и еле дыша.
Когда он проснулся, пробил второй час ночи. Потянувшись, Йэн грациозно встал с пола и поправил причёску.
Если убивать Мейли, то это делать надо скоро. Иначе, повторится то, что случилось этим вечером. Юноша побежал к себе, где достал перо с бумагой и принялся писать завещание, подделывая почерк деда.
Он испортил так целых три листа. Избавляясь от улик, он сразу же сжигал их. И когда приемлемый текст был написан, Йэн аккуратно свернул заветный лист. После направился в оружейную комнату, где он намеревался взять меч. Но сперва ему нужно было надеть плащ, чтобы было где спрятать оружие. С этим он справился быстро, зайдя по пути в гардеробную и захватив его.
Оружейная была недалеко и идти туда было недолго. У юноши были ключи от нее, поэтому пробраться туда не составило труда.
Зайдя в помещение, юноша прищурился. Было ужасно темно, так как это помещение было без окон. Йэн закрыл дверь и включил свет. Затем, его взгляд устремился к витрине, украшенной кованым серебром, где лежал меч деда на бархатной подушке. Мейли не пользовался им уже почти двадцать лет. Йэн не спеша открыл стекло и с восхищением достал оружие. Меч был одноручным, но он, очевидно, был гораздо тяжелее, чем шпага Йэна, которая висела на другой стене. У него была резная ручка из бурого дерева и лезвие из крепкой стали, украшенное золотым орнаментом. Меч был красив, с чем не мог не согласиться юноша. В какой-то степени он даже и не хотел пачкать его кровью. Йэн взял меч за рукоять и попробовал им размахнуться. Несмотря на то, что клинок был тяжёл, он хорошо лежал в руке, и это нравилось юному Скьюро.
После этого он попытался отрепетировать свой удар. Но это было несколько бессмысленно, потому что юноше придется зажимать меч в руке деда, а полноту этого действия Йэн не мог имитировать в точности.
Тяжело и медленно вздохнув, он погасил свет и вышел из оружейной, держа за пазухой меч.
Крадучись, он подошел к опочивальне деда.
Юноша тихо постучал, чтобы удостовериться, что дед спит. На стук не было ответа и Йэн решил войти. Дверь была открыта.
Он медленно подошел к кровати. Мейли мирно спал, лёжа на спине и укрывшись одеялом. Но его руки были под тканью. Йэн осторожно и медленно стянул одеяло. Он старался, чтобы дед ничего не почувствовал. Освободив Мейли от ткани, юноша увидел, что тот спал без одежды. Это смутило юношу. Отбросив дурные мысли, Йэн аккуратно взял руку деда и положил в неё меч. После отвёл на нужное расстояние. Прицелился в грудную клетку, в сердце… и молниеносно, но грациозно, нанёс сильный удар, вонзая меч. Вместе с этим послышался хруст ломаемых костей и тонкий, едва слышимый звон, на который юноша не обратил внимание От неожиданности, Мейли припадочно раскрыл глаза, приподнялся и хрипло проговорил, схватившись за рукоять меча другой рукой:
- Золотце?
Мейли сделал свой последний вздох и закрыл глаза. Его сердце больше не билось.
Из груди деда рекой полилась кровь. От её вида Йэн безумно ухмыльнулся. Он не до конца верил в то, что дед уже мёртв. Ожидание этого момента было утомительным, но само действие было быстрым. Юноша застыл от коварства и ужаса содеянного, но он понимал, что ему нужно как можно быстрее уходить. И поэтому вышел из комнаты так непринужденно, насколько это было возможно.
Йэн с трудом дошёл до своих покоев. Ноги его не слушались, и каждый раз он чуть-либо не падал, постоянно спотыкаясь. Уже у себя, с непосильным старанием, он дополз до своей кровати и упал на неё вниз лицом. После чего зловеще и безумно рассмеялся в подушку. Он начинал осознавать, что совершил. Он хохотал и хохотал, и никак не мог остановиться. Безумие овладело им. И когда ему уже не хватило дыхания, юноша поднялся и засмеялся с новой силой. Веки Йэна были опухшими, а полные слез глаза светились холодным жёлтым светом. Словом, выглядел он кошмарно и одичало. Зловеще рассмеявшись во все горло, Йэн сбил своё дыхание и закашлял. Кашляя, он постепенно начал приходить в себя. Его зрачки вернулись в нормальное положение и вновь предательски заслезились глаза. Это убийство было страшным делом для Йэна и только что от этого он чуть было не потерял рассудок. Юноша вовремя остановился. Ему было важно не стать таким же безумным как Мейли.
Внезапно ему в голову пришла мысль снять с себя одежду. Обнажившись, он сложил ее и отнёс далеко в гардеробную, чтобы потом сжечь. Но в гардеробной он не стал ничего брать и, совершенно нагой, пошёл к кровати. Он решил попробовать, каково это, спать без одежды, ибо обычно он надевал легкую пижаму. Йэн лёг на кровать и легко накрылся одеялом. Но он не смог лечь спать. Как можно спать спокойно, если только что он убил своего родного деда, единственного, как думал Йэн, близкого родственника! Юноша, словно поражённый молнией, вскочил с постели, после чего принялся нервно расхаживать по своей спальне из стороны в сторону. В его ушах стоял гул, а голова была пуста от шока, испытанного им. Он бездумно посмотрел на часы, была половина третьего. Вдруг, у Йэна возникла мысль распахнуть окно и потянуть трубку. Да, юноша сказал, что решил бросить это. Но он не знал, как успокоиться.
Он подошёл к своему туалетному столику, открыл ящичек и достал оттуда резную трубку из черного дерева и курительную смесь. Ему нужно было нечто, что бы успокоило его. Юноша зажёг трубку и, делая длинную затяжку, направился к окну.
Распахнув его, юноша сел на подоконник, забросив на него ноги. Лёгкий прохладный ветерок обволакивал его тело. И вдобавок ко всему, Йэну было приятно делать затяжки и медленно выдыхать дым, что было для него странно. Юноша чувствовал, как ему становится лучше и температура его тела понижается. Ему было хорошо и теперь он думал о произошедшем в позитивном ключе. Теперь-то он был свободен, как ему казалось.