Глава девятая.
Когда-то зелёные листья, вырванные с деревьев сильным ветром, лежали на асфальте, позволяя мимо проходящим людям наступать на себя, втаптывать в грязь, принижать перед теми, кто смотрел свысока, кто оставался зеленеть на деревьях. Это выглядело жалко, убого и омерзительно, но правдоподобно.
Иногда на месте этих листьев Каролина представляла себя. Не то, чтобы её втаптывали в грязь лицом, да в детстве ей часто доставалось от сверстников, которые не упускали возможности принизить девчонку, наговорить ей гадостей и даже ударить. Со временем ей пришлось смириться с тем, что окружающие дышали к ней чересчур ровно, за исключением близких ей людей. Будучи взрослой, всё казалось куда проще, и вроде всё утихло, но осадок на душе остался.
Она давно забыла тех, кто когда-то сделал ей больно, просто потому что было невозможно спокойно жить, изо дня в день держа обиду на сердце. Это быстро выматывало. Поэтому сейчас, когда кто-то нажимал лезвием на её старые раны, француженка стискивала челюсти и улыбалась, затем прикладывала к ранению проспиртованную ватку, ругаясь от острых ощущений, тем самым позволяя им затянуться вновь. Всё было просто и куда лучше, чем самостоятельно причинять себе вред.
Рома сделала шаг в сторону, когда кто-то позади посигналил, хоть она и шла по обочине, соблюдая правила безопасности, девушка всё же решила перестраховаться. Гудок раздался снова, да так, что прохожие стали оборачиваться и бросать осуждающие взгляды в сторону девушки, словно она являлась виновницей. Что, транспорту не хватало дороги, чтобы объехать? Ни одна машина ей так не сигналила, как эта, и тут, пожалуйста! А, может быть, водитель был в нетрезвом состоянии.
Когда раздался сигнал в третий раз, Романова не вытерпела и обернулась, всем своим видом выражая недовольство. Автомобиль не был ей знаком, а лица водителя невозможно было разглядеть из-за яркого света, слепящего глаза. Блондинка продолжала идти вперёд спиной, а транспорт пристроился рядом, отчего ей тут же стало не по себе, почему она отвернулась и ускорила шаг, выискивая уголок, куда можно было завернуть.
Казалось бы, когда кто-то среди белого дня задумал точить зуб на девчонку, окно задней дверцы медленно опустилось, и страх сменился негодованием.
— Ромка! – приветливо воскликнул Николай, высунувшись на четверть из окна автомобиля. — Куда почапала? Садись, подвезём.
— Вы в своё уме?! – постучала по светлой головушке Каролина, не пытаясь скрыть свои негативные эмоции. – Так меня напугать!
— Прости, не хотели, - извинился Коля, кладя руку на сердце для пущего убеждения. — Давай, прыгай в машину, Каролина. Мы не обидим, подвезём, куда скажешь.
— Я и сама в состоянии дойти, - резко отрезала Романова и прежде, чем отвернуться и продолжить свой путь, тихо выдохнула и провела руками по волосам, убирая их назад. — Спасибо, не стоит.
— Уверена?
— На все сто.
Рома спокойно продолжила свой пут, довольствуясь тем, что ребята быстро от неё отстали. А ведь остались ещё мозги! Она дёрнула уголком губ, когда автомобиль остановился позади, но насторожилась, когда его дверцы хлопнули. Возможно, Николай вышел из салона в надежде нагнать девчонку, чтобы поговорить о недавнем поцелуе, тему которого она поднимать не хотела. К тому же, место и время были неподходящими.
Обернувшись назад, Каролина хотела было открыть рот, чтобы сказать о том, что стоять и разговаривать посреди посёлка, ей сейчас было некогда, но резко схвативший её за плечи Иванов тут же заставил её передумать. Он развернул её к себе спиной, а лицо накрыл локтем, чтобы та не смогла даже пискнуть, позвать на помощь. Удивительно, но никого эта ситуация не волновала, словно происходящее было нормой. Парень легко потянул француженку за собой так, что та смогла только поднять пыль на асфальте, распинывая ногами воздух. Она смогла увидеть открывающего им дверь Жуковского, когда её толкнули в салон.
Каролина только чудом не нырнула головой вниз, мимо сиденья, когда её толкнули, и больно ударилась головой об чьи-то колени. Она подняла глаза и заметила перед собой Максима Пшеницына, который улыбался, довольствуясь картинкой. Француженка быстро приподнялась и села ровно, потёрла ушибленный лоб, затем посмотрела вперёд и заметила за водительским сиденьем Германа. Так, вот, чья это машина! Данила и Николай заняли свои места, а Александров нажал на педаль газа.
— Совсем уже долбанулись?! – почти взвизгнула Романова, метая гневный взгляд от одного парня к другому. — Какого чёрта вам от меня надо?! – она слабо ударила по водительскому сиденью, на что Александров бросил недовольный взгляд в зеркало заднего вида.
— Успокойся, Каролина, всё нормально, - довернувшись вполоборота назад, Данила протянул руку к девчонке, намереваясь её успокоить. — Мы просто пошутили. Это несерьёзно.
Рома резко отдёрнула руку товарища от себя, словно та могла обжечь её. Жуковский скорбно поджал губы, расстроенный подобной реакцией, и отвернулся, уткнувшись в лобовое стекло карими глазами.
— Я на вас заявление напишу, если не отстанете от меня, - пригрозила Каролина и вжалась в спинку сиденья между Пшеницыным и Ивановым. — Что вам от меня нужно? Ну, неужели нельзя просто взять и забыть обо мне? – сглатывая подходящий к горлу слёзный ком., она мысленно взмолилась о том, чтобы её не вывезли в лес для плотских утех.
— Это очень сложно сделать, солнышко, - ласково отозвался Максим, и аккуратным движением хотел было заправить светлую прядь волос девушки за ушко, на что та судорожно дёрнулась. Он усмехнулся, находя это забавным.
— Что вам от меня нужно?.. – обессилив от бури эмоций, за считанные секунды которые успели вскипеть и остыть, тихо спросила Романова, опустив голову.
Герман бросил взгляд в зеркало заднего вида, встретившись со светлыми глазами Коли и Макса. Поэт лишь сжал и разжал руку, желея о том, что позволил друзьям совершить этот поступок.
— Ничего нам от тебя не нужно, - подал голос спереди Александров, чуть прикрыв окно, чтобы ветер перестал бить позади сидящих. — Мы действительно хотели пошутить. Приносим свои искренние извинения.
— И приглашаем на завтрашний дискач, - вставил свои три копейки в разговор Николай, чем перевёл на себя всё внимание. — Вообще-то, мы все здесь именно за тем, чтобы позвать тебя на дискотеку.
— Это сейчас была шутка? – Рома посмотрела на впереди сидящих парней, но те промолчали и не осмелились посмотреть в её сторону. Она дёрнула уголком губ в ироничной ухмылке и пригладила волосы. — Если да, то я попрошу остановить машину. Сейчас же.
- Это не шутка, Лина. Иванов правду сказал, - признался честно Данила, но так и не осмелился посмотреть подруге в глаза, потому что чувствовал стыд. И правильно сделал.
- Так… - шумно выдохнула Каролина и на секунду опустила голову, давая себе время поразмыслить. Она очень сильно хотела поставить этих парней на место, но боялась, что выйдет ей это через не самое лучшее место.
- Соглашайся, и тогда мы тебя отпустим, - словно прочитав ее мысли, Максим закинул руку на спинку сиденья так, чтобы в случае чего легко схватить девчонку. – Мы ведь тебя не в лес зовем, а в клуб, где будет куча народа.
- Ты там будешь не единственной девчонкой, да и я приду с Дианкой, Колька тоже с девчонкой подтянется, - подал голос Герман, останавливаясь на светофоре, во время чего он успел повернуться назад и встретиться с любимыми глазами. – Макс у нас там кого-нибудь найдет, а ты будешь с Поэтом. Не нужно нас бояться, Ром. Все ведь давно в прошлом, не так ли?
- Мы не дадим тебя в обиду и сами этого не сделаем, - поддержал товарища Николай и легонько похлопал девушку по коленке.
- Ладно, - неожиданно для перестройщиков согласилась Романова и поджала губы, пару раз кивнув для достоверности своих слов. – Я буду там, если вы этого так хотите. Я прошу только не болтать об этом всем подряд и ни на что не надеяться, - спокойно попросила она и устремила свой взгляд на Жуковского, которому по большей части были адресованы слова. – Теперь, я надеюсь, вы выполните свое обещание. Не хочется разочароваться в очередной раз.
Светофор все еще горел красным цветом, пропуская перпендикулярный ряд машин. Герман посмотрел на таймер, что находился на противоположной стороне дороги, после чего кивнул одному из товарищей. Иванов вышел из машины и придержал двери, когда из салона быстро выскочила Каролина и, не сказав ни слова, направилась подальше от темно-синего «Москвича».
Желание придушить хотя бы одного из компании мальчиков-зайчиков возрастало с каждым днем, а оставаться в родном поселке, зная, что каждый день она может встретить одного из их, наоборот. Она думала, что приехав к отцу, отказавшись от светской жизни, у нее получиться начать все с чистого листа. Но она ошиблась. Ошиблась, думая, что за два года люди здесь поменялись.
***
— Не знаю, как я буду жить дальше…
Каролина отдалённо слушала, что говорила ей Лидия, но не вникала в суть её рассказа. Вроде бы сообщала последние изменения, произошедшие за два года, или делилась впечатлениями о проведённом на днях выпускном вечере. Это было неважно, ведь думать француженка могла лишь о том, что произошло с ней этим утром.
Компания перестройщиков, название которых произошло от слова «перестройка», что прямо говорило о их мании переворачивать всё с ног на голову, в пух и прах стёрли границы дозволенного. Слишком многое они начали себе позволять, наплевав на личное пространство людей, их принципы. Они просто брали то, что им было нужно, а если сделать этого не удавалось, то добивались своего любыми способами. Это больше всего раздражало окружающих, выводило из себя.
Романова, подперев голову рукой, ковыряла чайной ложечкой земляничное варенье, выковыривая из густой жидкости любимые ягодки. Матвеева хлопотала у плиты, готовя обед к приходу супруга, пока их сын отсыпался, будучи совушкой в этой области. Хотелось поделиться с женщиной своими переживаниями, но девушка боялась, что за это время их связь могла угаснуть, боялась, что та расскажет отцу или вовсе не сможет понять. В конце концов, у них теперь не было ничего общего, за исключением тёплых воспоминаний, когда учительница состояла в отношениях с Владимиром Андреевичем.
— Каролина?
— М?..
Рома подняла на Лидию Ивановну невинные глаза и встретилась с её - ожидающими, по всей видимости, ответа. Рыжие волосы женщины крупными локонами ниспадали на плечи, и блондинке они показались такими красивыми, что ей самой захотелось прокраситься в столь яркий цвет.
— Ты меня слушаешь?
— Конечно, - согласно кивнула Каролина и тут же отправила в рот землянику в приторном сиропе. Она положила ложку в кружку с уже тёплым чаем и переместила руки на свои колени. — Ты говорила о том, что следующий год обещает быть загруженным и…. И ты бы не хотела, чтобы…
— Направление верное, но я имела в виду совсем не это, - покачала головой Матвеева и, тихо выдохнув, села за стол напротив своей гостьи. Она вытерла руки о кухонное полотенце и отложила его в сторону, пробежалась изучающим взглядом по поверхности мебели и его содержимому. — У тебя что-то случилось? Ты сама не своя в последнее время.
Романова опустила глаза в тот же момент, зацепившись им за земляничное варенье. Крупиц ягод было столько же, сколько мыслей в голове девчонки, а их было очень много, и все они не были хорошими. Хотелось поделиться ими, рассказать о многом этой женщине, но страх перед тем, что та не сможет её понять, возрастал вместе с желанием выплеснуть всё наружу.
— Каролина, - мягко позвала свою гостью Лидия Ивановна и склонила голову, намереваясь заглянуть в её светлое личико. — Расскажи мне, что у тебя на душе. Ты ведь знаешь, что я всегда тебя выслушаю. Дело ведь в отце, так?
Владимир Андреевич был одной из причин её недугов, но главной головной болью она считала парней, что никак не могли от неё отстать. И она решилась поведать о некоторых своих проблемах.
— Папа тоже меня тревожит, но волнует меня сейчас совсем другое, - качнула головой Рома и подняла на женщину глаза. — Я надеялась, что за два года отношение людей ко мне изменится, но всё стало куда хуже. Конечно, детские забавы они переросли, но теперь их поступки стали нести взрослый характер. Я бы сказала, просто отвратный.
— Ты про мальчишек, что ли? – быстро догадалась Матвеева, а её улыбка стала ещё ярче, точно сказанное француженкой было смешным. — Отстать от тебя не могут?
— Они в детстве мне сильно докучали, да и я далеко не ушла, - согласно моргнула Каролина, скребя ногтями по ткани джинсов. — Я надеялась, что, будучи взрослыми людьми, мы сможем подружиться, но они только и делают, что пытаются мне навредит. Они нервируют меня.
— И в чём же заключаются их поступки? – чересчур спокойно поинтересовалась Лидия, сложив руки на столе.
— Как же! – на эмоциях фыркнула Романова и только чудом не закатила глаза, вспоминая совершенные парнями действия за последнюю неделю. — Например, Александров, продолжает делать то, что делал в детстве: бросается колкими словами, неадекватно ведёт себя по отношению ко мне, недавно чуть не прихлопнул меня.
— Не понимаю, в кого он такой, - пожала плечами Лидия Ивановна, рассуждая о мальчишке, которого выпустила пару годков назад. — Юрий Платонович очень приятный человек, и Герман явно пошёл не в него. Наверное, он никогда не изменится.
— Он идиот, - пробубнила Рома. — Пшеницын только и делает, что раскачивает меня на эмоциональных качелях: то сделает для меня что-то хорошее, то пошлёт на все четыре стороны. Честно говоря, я не понимаю, что это значит. А не получил ли он травму головы в армии? – она на секунду прервала свой рассказ, чтобы перевести дух, иначе всё, что накипело в душе, грозилось выйти наружу. — Иванов, с которым у нас завязались более-менее хорошие отношения, поцеловал меня. Хорошо, что этого никто не видел, а то б я шагу из дома не сделала.
— Мне так кажется, что за простыми издёвками скрывается куда более серьёзные причины столь нехороших поступков, - высказала свою мысль Матвеева и откинулась на спинку стула, продолжая подталкивать мозговые шестерёнки в нужном направлении. — Что насчёт Жуковского? Он тоже к тебе плохо относится?
— Нет, - призналась честно Каролина, а на её щеках промелькнул румянец. — Данила мне нравится. Он замечательный, по крайней мере, таким кажется. Он хорошо ко мне относится, защищает меня, ничего не требует. У нас даже было одно свидание, и я бы хотела, чтобы в будущем у нас что-нибудь получилось, - она тихо выдохнула, прикусив изнутри губу. — Но он всегда с ними. Даже сегодня, когда они силком затащили меня в машину, он был с ними. Он открыл дверь. Я не знаю, чисты ли его намерения ко мне, но пока он с ними, я не стану ему доверять. Но я не хочу так жить. Мне это не нравится.
Кончив свой небольшой монолог, Каролина лишь на секунду опустила голову, чтобы смочить горло слюной и хорошо подумать прежде, чем сказать что-то ещё. Лидия ничего не ответила на исповедь своей некогда неофициальной падчерицы, только заправила прядь своих рыжих волос назад, дабы те не мешались. Эта тишина напрягала, хотя после подобного должна была успокаивать.
— Это сугубо моё мнение, и тебе не за чем с ним считаться, но я думаю, что тебе стоит обходить этих ребят стороной. Я знаю их не так хорошо, как, возможно, ты, но из нашего с тобой разговора я сделала определённые выводы, - призналась честно Матвеева и, смерив гостью ласковой улыбкой, вышла из-за стола. — Да, с Жуковским тоже стоит оборвать связь, потому что, пока ребята рядом с ним, покоя вам не будет. Конечно, ты могла бы заставить его выбирать между тобой и друзьями, но…. Во-первых, это некрасиво с твоей стороны, во-вторых, он выберет друзей, как бы грустно это не звучало.
— Да-а… - печально выдохнула Романова, полностью соглашаюсь с мнением женщины, ведь то, что она говорила, было правдой. — Я попробую, но вряд ли у меня получится, зная уровень настырности этой четвёрки.
— Меньше контакта, больше притворства, и всё у тебя получится, - посоветовала Лидия и отвернулась к плите, где ей ещё предстояло достаточно работы. — А лучше сама хорошо всё обдумай, а потом поступи так, как знаешь. Нечего слушать всех подряд.
Рома улыбнулась впервые за это утро и решила допить полу остывший чай, ибо было бы невежливо со стороны гостя оставить угощение нетронутым. После разговора с понимающим человеком о проблемах, тревожащих душу, стало легче, не говоря уже о том, что воздух вокруг перестал быть тяжёлым.
***
Простой карандаш прокатился по дубовой поверхности письменного стола и глухо упал на застеленный коврами пол. Странно, но вот уже последние два года Герман не притрагивался ни к альбомным листам, ни к карандашам и краскам, но малейшее шевеление стен заставило письменный предмет покинуть своё место.
Поднимать карандашик парень не собирался, лишь сильнее вжался головой в уголок дивана и продолжил буравить взглядом входную дверь, в которую мог войти кто угодно, но никто пока не посмел. Здесь ему было так спокойно, а жертвовать умиротворённым состоянием ему не хотелось, даже ради наведения порядка.
Александров не хотел никого видеть, хотел побыть один. Эта комната, бывшая когда-то его мастерской, а теперь ставшая подобием кладовой, привлекала его с раннего детства. Тогда он любил здесь пакостить, после рисовать, теперь же просто размышлять. Сделать это он мог и в своей комнате, но там не было такой атмосферы, как здесь. В этих четырёх стенах он мог остаться наедине с самим с собой, и никто не смел его тревожить.
Юрий Платонович не разговаривал с сыном последние несколько дней, за что его нужно было поблагодарить, ибо как такового напряжения после семейных бесед в доме не было. Мачеха тоже обходила пасынка стороной, что было ещё лучше, ведь, какой скандал она могла закатить только от одного грубого слова в её сторону…. Наверное, по большей части ссоры происходили на почве неумения уступать.
Герман прикрыл глаза и глубоко вздохнул, погружаясь в лёгкую дремоту не на самом удобном диванчике, но слишком родном, чтобы от него избавиться. В голове тут же всплыл образ умиротворённой сном парочки, что недавно провела ночь в этой комнате. Именно молодой хозяин тогда застукал их здесь, разлучил людей, что неплохо смотрелись в объятиях друг друга.
И это раздражало его больше всего.
Александров раздражённо выдохнул, издав подобие рыка, и быстро поморгал, пытаясь избавиться от омерзительной картинки перед собой. Он попытался перенаправить свои мысли в другое русло, подумать о Диане, что работала вдали от него вот уже несколько дней, о предстоящей в ближайшие дни работе, но всё было без толку. В голову лишь лезли мысли о девчонке, которую он ненавидел больше всего на свете.
Каролина, чьё имя ему было тяжело произносить до сих пор, попадалась ему на глаза всё чаще и чаще, как бы он не пытался обходить её стороной. То она в подъезде до него докопается со своими никому ненужными правилами, то на вечеринку с его другом придёт. Уж когда она из одного вагона с армейцами выпрыгнула, он с трудом сумел сохранить рассудок.
Да, он оставил глупый спор после довольно тяжёлого разговора с Ивановым, который сумел вправить ему мозги, и решил, что Боженька сама накажет тех, кто этого заслужил. А Романова заслужила большего, чем просто наказание. Александров хотел, чтобы она захлебнулась в горе, которое когда-то посетило его самого. Именно из-за неё у него когда-то были серьёзные проблемы, по её вине он страдал.
Диана помогла ему подняться на ноги. Ей он был благодарен за то, что она в тяжёлые минуты оказалась рядом, за то, что она поддержала его, позволила выговориться. Ковалёва была полной противоположностью Ромы, она была выше её, чище сердцем, душой, а тело… Неизвестно, чем занималась француженка за время пребывания заграницей.
Возможно то, что в комнату постучали и без разрешения вошли в неё, спасло парнишку от кровожадных мыслей. Екатерина Георгиевна показалась на пороге, заставив парнишку приподнять голову и посмотреть на неё. Реакция была предсказуема: он закатил глаза.
— Ого, ты научилась стучать не только моему отцу, но и по дереву? Это что-то новенькое, - хмыкнул Герман и спустил ноги с дивана, на что мачеха и ухом не повела. — Что тебе нужно?
— Отец хочет тебя видеть, - ответила женщина и посмотрела на мальчишку таким надменным взглядом, что тот почувствовал лёгкое помутнение в желудке. — Он у себя в кабинете. Сказал, что это срочно.
— А ты теперь у него на побегушках? – съязвил Александров, но в ответ услышал только звук закрытых дверей.
Странно, что мачеха не воспользовалась моментом и не высказала всего того, что у неё было на душе. Герман был бы не против поставить ту на место в очередной раз, и сам хотел послушать оскорбления в собственный адрес. Таким уж энергетическим вампиром он уродился.
***
Данила взял в руки кусочек хозяйственного мыла, содержимое которого оставалось на несколько процедур, и тщательно намылил им руки, намереваясь отмыть их от мазуты и других едких веществ. Холодная вода спасала от жары, но ненадолго, потому что с каждой минутой солнце пекло всё больше и больше, а воздух в помещении, пропитанный бензином и машинным маслом, становился всё суше. И работать в подобной обстановке было крайне тяжело.
Отмыв руки от грязи, Жуковский умыл лицо от пота и на пару секунд сунул горячую голову под струю холодной воды. Влажные дорожки потекли по обнажённому телу и осели на кафельный пол, где почти моментально высохли. Ум понемногу стал проясняться, а кровь остывать после того, как её хозяин умудрился сделать пару глотков прохладной жидкости.
Вечерний автобус отъезжал от остановки с минуту на минуту, а Поэт не торопился в силу энергии, которую потратил за сегодня. Пешком идти было слишком далеко, а подвезти сегодня никто не мог, так как начальник заезжал редко и обычно утром, а больше из бригады никто транспорт не водил. Сам же перестройщик водить автомобиль умел, но на учёбу никогда денег не хватало, как и на саму машину. В подростковом возрасте его научили друзья, иногда доводилось брать на себя руль у младшего Александрова.
— Жук!
Данила устало закатил глаза, заслышав кличку, ненавидимую всем сердцем. В детстве он с трудом смирился с Поэтом, к которому успел привыкнуть, принять. А вот позволять называть себя насекомым, ему было не по нраву. А кому понравится быть противным тараканом?
— Что?! – отозвался тот, вытирая руки об грязный комбинезон, который нужно было бы постирать, да всё руки не доходили.
За пределами санузла раздались шаги, а через несколько секунд дверь распахнул Васька, который успел переодеться в гражданскую одежду и даже отмыть руки от мазуты с помощью тряпки, пропитанной бензином. Достаточно было просто чиркнуть спичкой, чтобы мужчина смог загореться.
— Ты домой-то собираешься? – поинтересовался рабочий, закинув рубашку на плечо. — Обычно ты вместе со всеми уходишь, а сегодня завис чего-то. Не хорошо, что ли?
— Жарковато что-то, - признался честно Жуковский, повернувшись к собеседнику лицом. Он тяжело выдохнул и пару раз встряхнул руки, избавляясь от остатка влаги на коже.
— Всем жарко, - хмыкнул Василий, прислонившись плечом к дверному косяку, и пробежался взглядом по товарищу. — Так, ты идёшь домой или нет? Мне одному скучно. Думал, ты составишь мне компанию, по пути ведь.
Поэт на секунду прикрыл глаза и дал себе время подумать над предложением друга. С одной стороны, в такую жару разговор с товарищем мог спасти от случайного солнечного удара, а с другой стороны, хотелось побыть наедине со своими мыслями.
— Я только переоденусь.
— Если что, я буду во дворе, - предупредил того Васька и, указав в сторону выхода большим пальцем, направился в том же направлении.
— Ага.
Поэт вновь обратился к умывальнику, на этот раз сунув голову под струю прохладной воды. Жажда уже не так сильно тревожила, учитывая, сколько было выпито жидкости из-под крана, а вот спать захотелось куда сильнее.
***
Красная помада, которой Каролина пользовалась редко, ибо подобный цвет особо не подходил блондинкам, выскользнула из рук девчонки, когда та перебирала косметичку, намереваясь избавиться от ненужных ей вещей. Из Парижа ей удалось привести много разных интересных штучек, несмотря на то, что собиралась она довольно быстро и кидала в чемодан всё, что попадалось под руку. В Союзе бедной она не осталась, ибо отец, отправляя дочурку в другую страну, забрать с собой многое ей не позволил, да и она не успела настоять.
— Ёпта… - выругалась Романова и присела на корточки, чтобы поднять помаду. Содержимого в ней оставалось достаточно, чтобы пользоваться ей ближайшие месяцы, если делать это ежедневно. Выкинуть вещицу рука у неё не поднималась.
Дверь в комнату девушки была приоткрыта, так что Владимир Андреевич, ходивший туда-сюда, мог прекрасно услышать, как ругалась дочь, хоть делала она это негромко. Конечно, ему бы это не понравилось, но то, что в последнее время тот совсем расклеился, включая испорченность речи, судить её было не в его интересах.
— Я всё слышал! – крикнул с кухни мужчина, а вслед за его голосом звякнула тарелка.
— Я ничего не сказала! – отозвалась в ответ Рома, поднявшись во весь рост. — Следи за посудой, папенька, а то скоро есть будем из рук! – прибавила она, ехидно хихикнув себе под нос.
Ей нравилось подшучивать над родителем, особенно сопоставляя его прошлые принципы с нынешними. Теперь Романов стал проще ко всему, что происходило. Он перестал давать советы, в которых нуждались люди. Он стал жить сегодняшним днём.
Владимир Андреевич показался на пороге через несколько секунд после того, как блондинка выложила содержимое косметички на свою кровать. В руках он держал стакан, по граням которого бежали крупные капли вниз, оседая в волокнах светлого ковра, что вызвало лёгкое неуважение к труду маленькой хозяйки.
— Я разбил всего одну тарелку, а ты выкинула аж несколько штук, - заметил Владимир Андреевич, внимательно наблюдая за дочерью, что упала рядом с косметикой, распластав ту по постели.
— Потому что, извините меня за столь красноречивый язык, они были засраны, - ответила в свою защиту блондиночка и подняла взгляд на родителя. — И ты капаешь на мой ковёр, папа. Хочешь его замарать? Что у тебя в стакане? Водка?
—Помилуйте, королева, - прохрипел учитель истории, — разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!
— Ха-ха, Господин Булгаков-тире-Романов, хороший каламбур, - съязвила Каролина, но не смогла сдержать улыбки. Она тут же присела, смекнув, что со стороны этики её положение выглядит не очень. — Но мне приятно, что тебя это веселит.
— А мне приятно, что ты не забываешь советскую литературу, - признался честно Владимир Андреевич и вместе с этим сделал глоток прохладной жидкости из стакана.
— Как же тут её забудешь?
— Мало ли, - пожал плечами мужчина. — Я видел, что пару дней назад ты читала роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Ты перешла на французскую классику?
Девчонка усмехнулась и открыла одну из помад, оттенок которого переходил от розового к оранжевому или наоборот. Ей всегда нравились подобные цвета, и ей они шли больше, чем красный или тёмно-кирпичный. Не то, чтобы она не любила примерять на себя новые образы, используя при этом тонну штукатурки, просто здесь она хотела быть самой собой, как в детстве, а не выставлять себя изо дня в день на продажу.
— Я много чего читаю, и французская классика исключением не стала, - заверила Романова и положила помаду в чистенький мешочек для косметики. — Так, в твоём стакане всё же вода?
Владимир Андреевич повёл уголком губ в ухмылке и принюхался к содержимому своего стакана. Он поморщился, словно что-то едкое ударило ему в нос, и тихо посмеялся.
— Не кривляйся, - упрекнула отца француженка не без улыбки. — Я уже сама поняла, что там вода, иначе бы ты не отшучивался. Не пей только холодную в такую жару, а то горло заболит.
— Это станет поводом твоих ухаживаний за мной, - подмигнул девчушке Романов и вновь сделал глоток жидкости.
— Какой нахал, - фыркнула Рома и опустила голову, сделав вид, будто полностью погрузилась в своё дело. — А теперь иди, не мешай мне, - она махнула в его сторону тыльной стороной ладони, после чего отбросила в кучку пару ненужных ей вещиц.
— Слушаюсь и повинуюсь, моя королева, - историк низко поклонился, при этом умудрившись не пролить ни капли на ковёр. — Не забывай, что я жду тебя к ужину, так что долго не засиживайся.
— Je me souviens, papa.
Владимир Андреевич повёл бровью, хотя Каролина прекрасно знала, что отец её понял, ведь не зря он изредка пролистывал русско-французский словарь, да и в университете посещал курсы иностранного языка. Когда же мужчина исчез в коридоре, девушка качнула головой с улыбкой на лице, умиляясь тому, каким мог быть самый уважаемый учитель в районе, и повалилась на мягкие подушки.