Глава седьмая.
Солнце встало уже давно, но Данил не торопился подниматься со своей теплой кровати, наплевав на все и всех вокруг, в том числе и время, ведь впереди его ждал выходной день.
Он чувствовал приятный запах с кухни и слышал звон посуды каждый раз, когда Людмила Валерьевна пыталась достать что-то с той или другой полки. Но даже это не мешало парню спать, так как после тяжелой рабочей недели и вчерашних довольно ментально утомительных посиделок с Александровым восстановить силы за прошедшую ночь не удалось. Каждый раз, когда он пытался открыть глаза, те закрывались, словно веки находились под тяжелым грузом. Каждый раз, когда он пытался приподняться на кровати, его тело ослабевало, а сила притяжения работала куда сильнее, чем обычно.
Жуковский никогда не думал, что жизнь его повернется в один момент так, что худо станет только ему. Конечно, родители его погибли еще десять лет назад, но складывалось такое ощущение, будто с каждым годом эта утрата становилась все сильнее и сильнее. Работать, отдавать свою молодость труду ему пришлось по той же причине, потому что бабушкиной пенсии не хватало, какие-то копеечные социальные выплаты ничего не значил и, а ведь растрат было много, и все они несли огромный смысл для их маленькой семьи. Чтобы купить качественную обувь, приходилось много трудиться, жертвовать выходными и дополнительными расходами, включающиеся в себя малейшие развлечения.
Жуковский с большим трудом нашел в себе силы, чтобы перевернуться на спину и продрать глаза. Комнату, где он жил, бывшую когда-то залом, залило ярким летним светом солнца, на что карие радужки глаз почти полностью поглотили в себе зрачки. Вставать совсем не хотелось, да было нужно, ибо единственный выходной, в который можно было переделать кучу дел, проходил мимо. В такую жару под одеялом становилось невыносимо, но даже это не поспособствовало полноценному пробуждению молодого человека.
Сегодня ему приснились мама и папа, про которых он старался не думать в последнее время, да и некогда было особо. Зато Данил не мог не улыбнуться, вспоминая подробности своего сна, где он видел своих родителей молодыми и живыми, а себя – маленьким и счастливым. Там они снова были вместе, дарили друг другу свою любовь, смеялись, радовались мелочам и дурачились. Но здесь, в реальности он ничего подобного не чувствовал, а после пробуждения, так только пустоту на душе.
И сколько бы парень не старался прогнать от себя навязчивые и скорбные мысли, сколько бы он не пытался жить настоящим и думать о хорошем, он всегда возвращался к мыслям, разъедающим его изнутри. И не было еще того человека, который бы заставил его мир перевернуться с ног на голову в лучшую сторону, почувствовать себя лучше и позабыть обо всем, что так тревожило его голову.
И семья была ему не так близка, как хотелось бы.
Каролина.
Вот кто была близка юношескому сердцу.
В последнее время Данила часто думал об этой девушке, и причиной тому было не их удачное свидание и не их случайные встречи во дворе или на лестничной площадке, а что-то такое, что он не мог себе объяснить. Он не понимал, что именно чувствовал по отношению к Романовой, но знал, что со временем все его чувства и эмоции перерастут во что-то сильное, от чего он просто не сможет отказаться и избавиться. И как бы сильно он не отпирался от этого всего, он хотел и даже жаждал утонуть в этом, забыться и почувствовать себя счастливым.
Но было ли это возможно?
Жуковский считал, что Каролина была одной из тех девушек, кто без красивых ухаживаний и пристального внимания к себе не станет смотреть в сторону такого, как он. И вроде бы оно так и казалось, как говорили его друзья, но на самом деле все было по-другому. Романова только казалась на первый взгляд иностранной особой, что смотрела на всех с высока и не терпела в кругу своего общения таких людей, как перестройщики или другие ребята с района обычного поселка.
Но это было не так, и Поэт прекрасно это понимал.
Каролина была искренней девчонкой с открытым сердцем для тех, кто того заслуживал, что показало его общение с ней в спокойной обстановке. Она не терпела классовое различие и унижение людей любых возрастов, будь то пожилой мужчина или маленькая девочка с соседней улицы. Это он тоже понял, когда видел, как она общалась с людьми на улице и даже с теми, кто, казалось бы, были равнодушны к ней и даже больше. Нечего уж было говорить о ее красоте, потому что звучало это банально, но…
Но, если уж говорить честно, касаясь внешности блондинки, ему до ужаса нравились ее длинные светло-русые волосы: послушные и совершенно противоречивые ее характеру, пахнущие чем-то мятным и сладким и, наверняка, очень мягкие, какими казались.
Жуковский не торопился признаваться в своих чувствах и хотел немного подождать, дать время себе и Роме, ибо неделя общения не могла перекрыть годы не самых лучших отношений, какие были между ними. Говорить о своих намерениях друзьям – все равно, что выставлять себя на посмешище. Именно поэтому ему хотелось подождать.
Кто знает, какие приключения должны случиться, чтобы они оба могли понять, что происходит между ними и нужно ли это им?
Поэт понял, что окончательно проснулся, раз его голова так светло функционировала, и поднялся с постели. Он потянулся к потолку, чувствуя, как сладко тянуло его мышцы и как хрустели косточки. Он почесал затылок, волосы на котором больше походили на иголки ежа, и даже подумать не мог о том, что ждало его впереди.
В тот момент младшая сестренка бесцеремонно открыла дверь в его комнату, нарушив тем самым покой юноши. София не удостоилась постучаться в чужие покои, что сделал бы любой другой человек на ее месте.
Поэт вдруг задался вопросом, а родная ли она ему сестра?
- Чего тебе? – с ходу поинтересовался Данила, пока младшая Поэтесса не опередила его и не сморозила очередную чушь.
- Бабушка завтракать зовет тебя, - на удивление спокойно отозвалась Жуковская, заправляя темную прядь волос, выпавших из косы, за ушко с материнской серьгою.
И тогда Данила подумал, что ошибся на ее счет и поторопился с выводами, решив нагрубить ей первым. Все-таки, сколько бы конфликтов между ними не произошло, он все равно продолжал любить Соню такой, какой она была.
Но поторопился с выводами.
Жуковская вышла из комнаты и оставила дверь за собой открытой, точно специально, назло брату. Спрашивается, зачем? Утро только началось, а девчонка на ровном месте собралась нарваться на скандал.
Или это была всего лишь случайность?
Оно и было видно.
Данила тяжело выдохнул и опустил еще вялые ото сна плечи. Босыми ногами он поплелся из комнаты и сам закрыл за собой дверь.
* * *
- Спать до обеда, Данечка, очень вредно, - в очередной раз ругалась Людмила Валерьевна, убирая со стола остатки свежего хлеба, что не был употреблен за завтраком. – Тебе нужен режим, милый мой, а то с такими выходными заработаешь себе болячку какую, связанную с головой. Это ведь не шутки, - говорила это она серьезно, но в голосе не было как таковой злости, обыденной для взрослых в подобных случаях.
- Ладно тебе, Ба, - отмахнулся Данил, отправляя в рот остатки овсяной каши, какой бабушка наварила целой кастрюлей, да вкусной, как всегда, почему парень с утра и навернул больше, чем его сестра и опекун. – В единственный выходной я имею право спать столько, сколько захочу. Голова от сердца всегда отдельно жила, так что моим болячкам соседи не страшны, - заявил скромно он, тайно надеясь, что слова старушки никогда не сбудутся.
Людмила Валерьевна вытерла крошки со стола и переключилась на мытье посуды, что волшебным образом всегда появлялась в раковине, сколько бы ее не мыли. Порой Жуковский сам брался за женские дела, намереваясь помочь больной бабушке, когда Соня изредка могла навести порядок в своей комнате или же подмести полы. Он не заставлял ее что-либо делать, но часто осуждал в глаза, чтобы втолковать хоть немного в ее маленькую голову то, что хорошо, а что плохо.
Это срабатывало, но не всегда.
- Ой, много я с твоим отцом намучилась, так и ты себя не бережешь, ¬ - беспокойно махнула в его сторону рукой Людмила Андреевна, натирая кухонный гарнитур так, что тот должен был блестеть от малейшего света. – Упрямые оба, как ослы! Скотину-то понять можно, она ж тупая, а вот люди с таким качеством характера очень глупые, - подметила старушка, поглядывая из-за плеча на внука.
- Нет, баб, - качнул головой Поэт и откинулся на спинку стула, вытерев молочные капли с губ тыльной стороной ладони. – Я упрямый, как мама, так что все нормально будет, ты за меня не переживай.
- Дай-то Бог, если упрямый, как мама будешь…
Брюнет любил горький чай горячим точно так же, как дремать до обеда под теплыми лучами солнца. Сделав очередной глоток крепкого напитка, Данил вытянул ноги под столом и посмотрел в кружку, где в темной жиже кружились чайные частички. На вкус они были противными, но, если зажмуриться и быстро проглотить, то можно было ничего не почувствовать.
Процедура была похожа на принятие лекарства, только от чая не было толка.
- Кстати, куда ты вчера выходил? – поинтересовалась вдруг Людмила Валерьевна, не оборачиваясь на внука, ведь куда важнее было следить за посудой, чтобы во время мытья ее не разбить. – К тебе кто-то пришел, да? – предположила та и оказалась права, если только ей кое-кто не доложил.
- А?.. – опомнился тут же Жуковский, отрывая глаза от чашки с чаем, которую оставил в стороне. – Нет! Нет, просто Александров проходил мимо, и… - он почесал затылок, не зная, что и сказать. Признаваться во всем ему не хотелось, потому что любая мелочь, которую он не мог объяснить, могла вызвать много вопросов.
- Уж, не к Романовым ли он заходил? – предположила бабушка, хмыкая что-то себе под нос, отчего у юноши волосы на голове встали дыбом.
Поэт побарабанил пальцами по краю стола, собираясь с мыслями. Это сделать ему не удавалось, потому что в голову лезли свои вопросы к этой особо интересной Госпоже. Во-первых, с чего вдруг Людмила Валерьевна решила, что Герман станет захаживать к Каролине? Во-вторых, почему она этим интересовалась? Неужели она что-то поняла?
- Не, Ба, ты что? С чего ты взяла? – тихонько возмутился парень, стараясь контролировать свои эмоции, чтобы хитрая бабуля ничего не заподозрила. – У Германа же девушка есть. Диана! Ты забыла?
- Данечка, ну, какая девушка? Когда одна возлюбленная мешала завести другую? – тихо посмеялась Людмила Валерьевна, после чего скорбно вздохнула, точно вспомнила что-то из прошлого, что когда-то тревожило ее сердце. – Я ведь прекрасно помню, что девочка Владимира Андреевича нравилась вам четверым. Не исключено, что кто-то из вашей бригады не начнет за ней ухаживать и сегодня.
- Так, стоп, бабушка, что-то ты сегодня разговорилась, - помотал головой Данила и взялся допивать остатки своего чая, заметая за собой следы растерянности и неловкости. – Глупости какие-то ты говоришь. Ко мне приходил Герман, ко мне! Умеешь же вывести на чистую воду.
Людмила Валерьевна звонко охнула и покачала головой, намыливая одну из тарелок в раковине. Жуковский, поднявшись с места, подошел к бабушке и поставил на гарнитур рядом с ней пустую кружку. Он видел, как женщина на него косилась, какая хитрая ухмылка красовалась на ее морщинистом лице. Короче говоря, она все поняла, не узнав при этом никаких подробностей.
- Всего лишь говорю, что думаю. Нельзя? – обратилась к внуку старушка, на что тот только покачала головой, и пожала плечами. – К тому же, не позвать ли тебе девочку в гости? Я бы с удовольствием с ней пообщалась. Глядишь, и за тебя словечко замолвим, уж я-то знаю, что к чему.
- Какое еще словечко, бабушка? – низко рассмеялся Поэт, открыто чувствуя, как его щеки заливаются румянцем от смущения. – Разве тебе хочется, чтобы какая-то девочка увела меня из семьи? Ты жестокая женщина.
— Почему же я хочу, чтобы тебя увели из семьи? – задалась вопросом Людмила Валерьевна и, поставив одну из вымытых тарелок рядом с раковиной, повернулась к внуку, окинула его оценивающим взглядом. — Квартирка у нас не такая уж и большая, но вместительная. Приведёшь девочку сюда, и будите жить в удовольствие. Я даже комнату вам свою уступлю.
Данила хмыкнул довольно громко, чтобы его можно было услышать за пределами кухни, но задумчиво. Идея бабушкина ему понравилась, ведь так ему не пришлось бы оставлять свою семью и искать жилье для себя с будущей супругой. Он ничего не имел против женитьбы, но всерьёз об этом пока не задумывался, ибо, наверное, не готов был.
Но вариант для прилежной супруги на примете всё-таки имелся. Вот только, насколько всё это было возможно?
— Не, Ба! – покачал головой Жуковский и улыбнулся, отталкиваясь от кухонного гарнитура, на который опирался во время разговора. — Мудришь что-то там ты. Вот, когда год повстречаюсь с девушкой, тогда и будет видно, стоит ли вступать в брак или нет.
— Главное, чтобы это была приличная девушка, которая будет с тобой и в горе и в радости, - тихо выдохнула себе под нос старшая Жуковская и, покачав головой с лёгкой улыбкой на губах, вернулась к незаконченному делу. — Смотри, Данила, не давай себя в обиду. Девушки – народ странный: от них не столько счастья для мужчины, сколько горя.
— Я понял тебя, бабуль.
Поэт провёл вдоль грубой спины Людмилы Валерьевна, которую был выше чуть ли не на полторы головы, и поцеловал ту в щёку. День обещал быть хорошим, если бабушка заводила подобного рода разговоры.
* * *
Иногда Жуковский жалел о том, что в детстве просил у родителей сестренку, а не братика. Сейчас бы жил припеваючи, как Максим Пшеницын со своим младшим, а не с местной Поэтессой, от которой лирикой и не пахло, разве что современной музыкой.
Данил вошел в свою спальню, уже приведенную в порядок, когда заметил на диване Софию, что, поджав обнаженные колени к груди, смотрела телевизор. На экране одна за другой сменялись яркие картинки, сопровождающиеся писклявыми голосами, что представляло собой полноценный мультфильм. Громкость была достаточно высокой, чтобы уши, не переносящие подобных децибелов, сворачивались в трубочку при вхождении в комнату.
И сейчас подобным занимались шестнадцатилетние девочки?
Поэт прикрыл за собой дверь, чтобы звук, выходящий за приделы зала, не беспокоил бабушку, не мешал ей отдыхать. Соня покосилась в сторону старшего брата, но особой реакции его появление у нее не вызвало, почему та спокойно продолжила свой просмотр мультфильма, надкусывая ногти.
- Умоляю тебя, - нарушил поток писклявых голосов, исходящих из функционирующей коробки, брюнет, проходя вглубь комнаты и присаживаясь на диван рядом с сестрой. – Давай переключим канал?
- Не-а, - отрицательно мотнула головой девушка, не взглянув в сторону старшего, нагло игнорируя его.
Что было в ее духе.
- Но я не могу это смотреть! – жалостливо простонал Данил, резко вытягивая руку в сторону телевизора, тем самым указывая на него.
- Ну, и иди тогда отсюда, - огрызнулась в ответ София, чуть ли не клацая зубами.
Жуковский закатил глаза к потолку, еле находя в себе силы, чтобы не вспыхнуть от нарастающей злости, и недовольно покачал головой. Он шумно выдохнул и провел руками по своему лицу, заставляя себя успокоиться.
- Тогда хотя бы убавь звук, - спокойно приказал сестре Поэт, надеясь, что она на этот раз его послушает. – Бабушка отдохнуть легла. Будь добра, пойди на уступки.
- Она мне ничего не сказала, - уперлась невидимыми рогами в такую же стену Соня, хватая сбоку подушку и кладя ее между собеседниками. – Если бы сказала, я бы убавила, а так, видимо, это твоя прихоть, так что ничего убавлять я не собираюсь.
- Не собираешься?
- Съебись отсюда, Ромео недоделанный.
Это было последней точкой кипения, пределом молодого человека. Соня, как считал Данил, перешла дозволенные ей границы, за которые бы он любому другому человеку давно бы снес крышу. Да и ему самому никогда не нравилось подобного рода к себе отношение, особенно со стороны семьи. Никому не нравилось.
Данила, выждав всего секунду, когда София перевела все свое внимание на экран телевизора, где разноцветные осьминожки крутились в море, прыгнул на нее всем своим телом, словно кот на мышку, и прижал хрупкое тело к дивану так, чтобы девчонка не смогла даже пошевелиться. Парень одной рукой прикрыл лицо, чтобы брюнетка не смогла зацепить его в попытке освободиться, а другой верхней конечностью схватил пульт, что лежал у изголовья.
- Придурок, ты что творишь?! – взвизгнула в возмущении Жуковская, хватая воздух ртом, словно ее душили.
- А нечего было выебываться! – тихо огрызнулся в ответ Поэт, сильнее наваливаясь своим весом на девушку.
Соня пискнула от тяжести брата, благодаря которой из грудной клетки вышел весь воздух. Ее всегда бледное лицо покраснело от давления сверху, а глаза вот-вот готовы были выпрыгнуть из орбит.
- Отпусти, или я сейчас закричу!.. – с трудом выжала из себя брюнетка и попыталась ударить старшего ногой, но тот быстро ее утихомирил, надавив на конечность там, где было нужно.
- Только попробуй и тогда точно целехонькой не вылезешь, - пригрозил той перестройщик и откинул пульт в конец дивана, чтобы второй рукой придержаться за мебель.
Соня последний раз схватила ртом воздух и пискнула прежде, чем Данила закрыл ей, как часто говорили в народе, варежку, приглушая визг. Им обоим не хотелось тревожить Людмилу Валерьевну, но еще больше оба жаждали выйти из этого конфликта победителями.
Поэтесса смекнула, что выйти из этой ситуации целой у нее все же получиться, поэтому, недолго думая, она приоткрыла рот чуть шире и укусила старшего брата за палец, что было силы. Конечно, привкус его крови она не почувствовала, но произвела эффект, которого и добивалась.
Жуковский резко отдернул руку от лица сестры, тихо бубня себе под нос все матерки, которые только знал, ибо больно палец было чуть ли не до усрачки. Он тут же подскочил и освободил от своей тяжести тело девушки, на что та с удовольствием и даже шумно втянула в себя желанный кислород. Краска от нее лица постепенно стала отходить, а мозг - включаться в ситуацию со здравой стороны.
Но все же борьба за пульт оставалась неизменной, и каждый из Жуковских это помнил. Пока Данила чуть ли не скакал на месте от ноющей боли в мизинце, Соня метнулась на другой конец дивана, когда старший брат схватил ее за шкирку и откинул назад, позаботившись, чтобы та не отбила себе последние мозги.
На этом можно было поставить точу.
- Идиот! – выплюнула девочка так, что на ее глазах показались слезы обиды, и хлопнула кулаками по дивану. – Гад ты, Данила! Засунь себе этот пульт, знаешь куда? В задницу! Урод вонючий.
- Но-но! – шикнул в сторону младшей сестры Жуковский, понимая, что поступать с ней так было нельзя, но проучить было необходимо, чтобы та наконец поняла, что к окружающим ее людям относиться нужно было с уважением, по крайней мере, к тем, кто любил ее. – Выражения-то подбирай. Я тоже много чего могу сказать, вот только не делаю этого из уважения к тебе, Соня. Успокойся и перестань плакать. Не маленькая уже.
- Я вижу, как ты меня уважаешь, - заметила София и, вытерев набегающие слезы, поднялась с дивана и быстро зашагала прочь из спальни. – Знаешь что?! – спохватилась она в дверях и повернулась в сторону брата. – Иди ты в жопу, Даня! Я сочувствую всем тем, кто с тобой общается. Они, видимо, еще не до конца поняли, какой ты, - бросила напоследок девушка и, хлопнув дверью, вышла из комнаты.
Поэт качнул головой и прижал к губам травмированный палец. Слова девчонки его никак не задели, ведь он прекрасно осознавал, что сказанное ею не было правдой. Друзья к нему всегда хорошо относились и были более-менее адекватными по сравнению с теми, с кем водилась его младшая сестра.
- Ну-ну, ну-ну, - с легкой ухмылкой на губах, больше похожей на издевку над самим собой, тихо парировал парень и поглядел на укус, оставленный одной наглой собаченкой, что сбежала на улицу, судя по хлопку входной двери.
Данила сел на диван и с удовольствием переключил канал. Мельтешение разноцветных осьминожек сменилось грузным телеведущим, что вещал свежие новости Советского Союза.
* * *
В шесть часов вечера, когда солнце еще не село, а слабый человеческий организм клонило в сон, будучи не взбодренным, Данила решил наведаться в когда-то излюбленное место, которое давно перестал посещать из-за нехватки времени, под коротким названием «СОК».
Спортивно-оздоровительный комплекс Жуковский часто посещал, будучи на пару лет младше себя настоящего, когда профессионально занимался борьбой, легкой атлетикой и футболом. Играть тогда на стадионе собирались большими компаниями, также заявлялись и девчонки, желающие посмотреть на мальчишек и поболеть за возлюбленных. Курс легкой атлетики вместе с молодым человеком посещал Иванов, которого заставила заниматься спортом матушка, - во-первых, потому что комплекс находился через дорогу, во-вторых, физическое развитие было необходимо для мальчишек, выходящих гулять только по вечерам.
Поступив на службу в армию, Данила познал всю суть тяжелых тренировок, которыми всегда себя ограничивал, потому что не хотел случайно травмироваться и угробить свое здоровье. Позже, когда у парня выявили серьезные проблемы с сердечно-сосудистой системой, того освободили от службы досрочно, настояли на том, чтобы бросить занятия спортом, и ограничили от какого-либо серьезного физического труда. И это было очень сложно поначалу, ибо зарабатывать себе на жизнь без образования приходилось только сложным трудом.
Теперь же парень планировал возобновить свои тренировки, потому что терять форму не хотел, да и ему это было нужно для души.
Было ради кого качать мускулатуру.
Жуковский вошел в здание и поздоровался с охранником, который пил чай в своей маленькой коморке, на что тот махнул рукой в сторону очередного посетителя и спокойно продолжил слушать радио. Юноша поднялся по крутой лестнице, свет на которую администрация не могла вывести до сих пор, и оказался на площадке, где ребята играли в настольный теннис, некоторые из которых обратили на новоприбывшего внимание.
Но путь тот держал именно в тренажерный зал и задерживаться с малыми спортсменами не собирался.
- Здорово, пацаны! – войдя в зал, крикнул во весь голос Поэт и вскинул руки вверх в приветственном жесте.
Присутствующие в зале, а особенно мужская часть, встретила бывшего спортсмена радостными возгласами и даже крепкими объятиями некоторых из ребят. Данила в тот момент даже подумать не мог, что здесь кто-то так сильно мог ждать его присутствия.
- Жуковский! – один из парней в баскетбольной форме, которую категорически нельзя было надевать вне занятий, потер казанками затылок бывшего спортсмена так, что темные волосы на его голове должны были загореться, на что тот только зашипел. – Какими судьбами, брат?
- Решил посмотреть, чем вы тут без меня занимаетесь, - тихо посмеявшись, отчитался Жуковский, придерживая за талию худенькую девчонку, что ожидаемо для всех повисла на нем. – Вы ж без меня здесь штангу выше десяти не жмете, зуб даю!
- Здесь никто выше восьми не жмет, Даня! – вмешалась в разговор девушка, русые волосы которой были собраны в два хвостика, превращающие ее в ребенка, что не сильно так привлекало противоположный пол. – Хорошо, что ты вернулся! Кроме тебя тут и спортсменов нет.
Кто-кто из присутствующих недовольно между собой переглянулись, кто-то печально присвистнул в стороне, но никто не осмелился возразить девчонке. Всем было ясно, что та желала обратить на себя внимание Данилы, и все здесь знали, в чем заключалась причина.
Крутила когда-то роман эта парочка.
- Ладно, - нарушил своим задорным голосом шум техники, музыки и прочего парень в баскетбольной форме, что похлопал Поэта по спине. – Поэт, пойдем, отойдем, поговорить надо.
Одним ловким движением молодой человек освободил товарища из объятий приставучей девушки и потянул того за собой в сторону, где занимались другие спортсмены или те, кто просто проводил свое свободное время за приятным разговором среди них.
Данила никак не отреагировал на этот властный жест со стороны товарища и просто последовал за ним. Ему не терпелось залезть на какой-нибудь тренажер и размять свои косточки или лечь под штангу и попробовать свои силы. Ходить раз в неделю было не самым лучшим вариантом, ибо толку от этого не было бы никакого.
Но, вот приходить в зал раз в неделю, чтобы поболтать с товарищами, - это было другое дело.
- О чем поговорить-то хотел? – поинтересовался Жуковский, отойдя на приличное расстояние от лишних ушей. Он облокотился на один из тренажеров и из любопытства обвел глазами территорию, что открылась перед ним.
- Просто не дал твоей бывшей подружке охмурить тебя снова, - запрыгнув на беговую дорожку, отозвался баскетболист и широко улыбнулся.
Поэт улыбнулся в ответ, что означало глубокую благодарность за содеянный поступок. Люська уже давно его не интересовала , да и, честно говоря, никогда сильно ему не нравилась. Так, переспали пару раз, погуляли, пообщались и ничего большего.
Но та, видимо, надеялась на что-то большее, по сей день.
- Поздно, - хмыкнул Данила и лишь на секунду скромно опустил свои карие глаза в пол, между расщелинами которого заметил плохо спрятанный фантик от конфеты. – Охмурила тут меня уже одна, так что Люське ничего не светит, - обосновал свой ответ тот, пытаясь контролировать лицевые мышцы, чтобы те не растянулись в улыбке.
Жуковский безумно хотел поделиться с товарищем тем, что на личном фронте все у него начинало налаживаться, да и не просто в лице какой-то девчонки с района, а в лице самой Каролины, дочки известного всем историка Владимира Андреевича Романова. И хоть все еще не было официально, но дело к тому шло, он был в этом уверен.
И сегодня он планировал вновь сделать маленький шажок к достижению цели.
- Реально? – спросил баскетболист, пытавшийся изобразить удивление, что получалось плохо, поэтому он тут же решил отбросить маску. – А, ну, да, я слышал, у тебя какие-то мутки с местной француженкой. А ты молодец, успел отхватить лакомый кусочек раньше остальных, - по-дружески хлопнув брюнета по спине, тот нажал пару кнопочек на панели управления тренажером и тихо зашагал по тронувшийся ленте.
- Спасибо, - отозвался Поэт, которому слова собеседника не пришлись по душе. Неприятно как-то ему стало.
- А перестройщики твои где? – спросил баскетболист, возвращая товарища в реальный мир, где Жуковский завис на короткое время. – Колька-то в зал возвращаться собирается? Поди, в армии тренировок ему на всю жизнь хватило!
- Мы как-то об этом не разговаривали, но, судя по всему, так оно и есть, - выдавил из себя улыбку Данила и выпрямился, отстранился от тренажера. – Если мать снова заставит, то точно прибежит.
Парни рассмеялись, вспомнив старую добрую шутку про Иванова, которую спортсмены часто оборачивали против того. А что, все ведь действительно было так, как рассказывал народ!
Жуковский поймал себя на мысли, что находиться в этом помещении ему больше не хотелось. Его задели высказывания баскетболиста насчет Каролины. Он не мог дать точные ответы на вопросы, связанные с перестройщиками, потому что ничего подобного они еще обсудить не успели. Да и Люся постоянно глазела в их сторону, словно хотела прожечь дыру в ровной спине своего бывшего молодого человека. Одним словом, давнее желание посещения комплекса обернулось потребностью сбежать оттуда.
- Ладно, Лех, пойду-ка я, - соскочил с темы Поэт и перешел к возможной заключительной части их короткого разговора. – Надо еще с тренером перетереть насчет кое-чего. Увидимся как-нибудь.
- Очень жаль, что не задержишься, - признался честно баскетболист, скорость тренажера на котором возрастала постепенно – теперь он двигался на месте в темпе легкого бега. – Реально, друг, возвращайся к нам. Здесь всегда найдется место для старого новенького.
- До скорого!
Парни обменялись рукопожатием на прощанье, и Поэт зашагал в сторону выхода из тренажерного зала. По пути назад он не упустил возможности перекинуться парой словечек с некоторыми из знакомых ребят. Поговорить с бывшим тренером у него не было необходимости, ведь это была всего лишь отмазка, чтобы сбежать оттуда, куда совсем недавно стремился попасть.
Солнце не собиралось уходить за горизонт, но луна уже заняла свое законное место в небе.
* * *
Жуковский не до конца осознавал, была ли хорошей идея позвать Каролину гулять на ночь глядя. Да и не просто на уединенную прогулку, а в качестве своей спутницы пригласить ту на мероприятие, вернее на дачу знакомого городского товарища, что находилась за железнодорожной линией, где ребята бывали редко.
У Данилы не было наручных часов, никогда о них не задумывался, но точно знал, сколько времени сейчас было. Ровно в десять часов вечера, когда луна висела высоко в небе, а молодёжь только-только выползла на улицу, парень оказался под дверью сорок второй квартиры, что находилась на этаж выше его собственной. В подъезде никого не было, что позволило парнишке потоптаться на месте и подумать прежде, чем нажать на кнопку звонка.
Поэт прекрасно слышал стук собственного сердца, что быстро колотилось и было готово выпрыгнуть из груди. Он не боялся пригласить девчонку на свидание, просто ему было жутковато, что дверь с той стороны откроет не маленькая хозяйка, а её отец. Его бывший и всеми уважаемый учитель истории.
И как бы он не гнал от себя эти мысли, чем больше человек чего-то боится, тем больше вероятность того, что именно это с ним и случится.
Владимир Андреевич открыл дверь не в самом лучшем состоянии, в каком его можно было застать, он был сонным, но, признаться честно, на первый взгляд Данилы тот выглядел намного лучше, чем в их последнюю встречу. Мужчина ознакомительно пробежался взглядом по молодому человек, отчего тот буквально окоченел на месте, почему не мог сказать ни слова, хоть и был готов вступить в разговор.
— Добрый вечер, Данила, - Романов поприветствовал бывшего ученика с доброй улыбкой на лице, а с души спортсмена как будто сняли камень. — Что-то случилось в столь поздний час?
Жуковский не знал, что ответить на подобный вопрос, потому что врать не хотел, а сказать правду было бы некрасиво по отношению к цели этого разговора. Он не желал говорить своему бывшему педагогу, что планировал увести его дочь на какую-то левую квартирку, к какому-то незнакомому для неё мужику, чтобы пропустить с ней пару бокалов алкоголя и позажиматься в тёмном углу. Нет! А для безобидной прогулки сейчас было не самое подходящее время.
Что же такое нужно было сказать, чтобы не подставить девчонку и себя за одним?
Попросить соли?
Ага, и его дочурку за одним!
— Нет, Владимир Андреевич, всё в порядке, - дёрнув уголком губ в подобии ухмылки, Поэт всё же нашёл в себе силы, чтобы развязать собственный язык. — Могу я видеть Каролину?
Владимир Андреевич на секунду поменялся в лице, как будто обдумывал, исполнять ли желание мальчишки. Он согласно кивнул и решился пойти на уступок, попросил немного подождать и скрылся за дверью своей квартиры.
Данила тихо выдохнул через нос и тут же усмехнулся собственным мыслям. Как только в свои двадцать лет он мог бояться подобной встречи! В конце концов, он же не прогулял урок у этого товарища, не двойку за контрольную схлопотал, чтобы при каждой встречи с бывшим учителем трястись, точно осиновый лист на холодном ветру.
На протяжении минуты Жуковский ничего не мог расслышать за дверями квартиры, словно там и не было никого, словно Владимир Андреевич позабыл о своём обещание и просто ушёл спать. Но дверь открылась, и на пороге показалась Романова, что, заметив друга, лучезарно улыбнулась, и вышла на лестничную площадку, чтобы с глазу на глаз переговорить с тем, чтобы их никто не смог подслушать.
В тот момент парень осознал, что они будут понимать друг друга с полуслова.
— Вечер добрый, - отозвалась Рома со светящимися от маленькой радости глазами и не смогла сдержаться, чтобы кокетливо не рассмеяться.
— Добрый, Каролина, - тогда и Поэт не смог сдержать улыбки, наблюдая за француженкой в тот вечер, что обязательно оставит след в его памяти, в его душе.
И как бы глупо эти двое не выглядели со стороны, они оба были рады этой встрече.
— Какими судьбами в столь поздний час? – поинтересовалась Каролина, прислонившись спиной к входной двери.
Парень быстро скользнул изучающим взглядом по Романовой и отметил, что в домашней одежде та смотрелась довольно уютно. На ней были лёгкие спортивные брюки и короткая футболка тёмного цвета, что идеально подходили под её габариты, что позволяли разглядеть её фигурку со всех сторон, но в то же время скрывали тело. Волосы её, вчера объёмные, были собраны в длинную косу, а ноги оставались босыми, хоть и были спрятаны в мягкой обуви.
— Ты прям, как твой отец, - усмехнулся Данила и в игривой манере увёл карие глаза в сторону. — Он точно так же обратился ко мне, как только меня увидел, - пояснил тот, не намереваясь задеть Рому своими словами.
— Ну, так, - фыркнула девушка, оправдывая тем самым слова молодого человека, и сложила руки на груди.
Подобных ощущений Жуковский никогда не испытывал, даже когда влюблялся в своих одноклассниц или других девчонок. Те чувства можно было назвать отголосками детской симпатии, потому что ничего серьёзного они не стоили. От своих сверстниц ему никогда не было нужно чего-то большего, чем проведённые вместе ночи или простое женское внимание. Каролина же смогла перевернуть его мировоззрение, вскружить и без того дурную голову и взбаламутить кровь.
— Тебя хотел увидеть, вот и пришёл, - с долей загадки в голосе, какой тот сам от себя не ожидал, ответил Поэт. — И пришёл сделать тебе очень интересное предложение, - подытожил тот, скрещивая руки на груди, частично отзеркалив позу собеседницы.
— Руки и сердца? – не упустила возможности скаламбурить Романова, хотя никогда подобным не раскидывалась, разве что могла съязвить или огрызнуться, будучи разозленной или обиженной.
Данила признал, что был сражён и поражён этой девушкой, и никак не ожидал услышать чего-то подобного от неё. Он приоткрыл рот, не зная, что и сказать, а после тихо рассмеялся, уводя беглые от смущения глаза.
— Не сегодня уж точно, - отозвался Жуковский, пряча подбородок в высоком воротнике спортивной кофты. — Ты не хочешь пойти погулять? Один мой товарищ приехал в посёлок и в честь этого закатывает скромное мероприятие, - наконец решился сказать то, зачем, собственно, сюда и пришёл.
Поэт видел, как Каролина на секундочку замешкалась, раздумывая над предложением друга. А он смотрел на неё и ожидал ответа, тихо надеясь, что тот будет положительным.
— Ты подождёшь, пока я приведу себя в порядок? – спросила Романова, нащупав ручку входной двери, за которую собиралась потянуть. — Не хочу появиться в гостях в подобном виде, - призналась она, скромно поведя плечом.
— Конечно подожду.
— Я быстро, обещаю.
Рома благодарно кивнула и скрылась за дверью своей квартирки, оставив товарища наедине со своими мыслями. А он был не против, потому что готов был ждать столько, сколько времени могло понадобиться.
Данила опустился на одну из ступенек и подпер голову рукой в ожидании. Место, где соберётся десяток, а то и больше людей, не было хорошим вариантом для свидания, поэтому остановился на том, что на их с Каролиной счёт прошло всего лишь одно. Немного позже у них обязательно произойдёт и второе, и третье, но не сейчас. Он чувствовал, что им обоим нужно время, чтобы переварить и принять то, что между ними происходит.