I
Застывший в ожидании лес сводил с ума своим безмолвием. Серые, поникшие от древности или тоски деревья уныло сбрасывали свой лиственный покров, усыпая безлюдную поляну пожелтевшим прошлым. Покачивание ветвей сопровождалось тонко слышимой трелью ветра, что сновал туда-сюда, подхватывая опадающие листья и кружа их в танце, последнем танце. Сама картина выглядела несколько отстраненно от целого мира, нагнетая и без того напряженную обстановку своим непреклонным, холодным спокойствием. Мрачный день. «Нет смысла сопротивляться естественному и нормальному», — подумалось бы флегматично настроенному обывателю, но только не существу, что предчувствовало свою скорую гибель, однако при этом всё так же отчаянно цеплялось за свой шанс. За шанс в виде дара жизни. Какова вообще цена этого дара, пусть даже и краткосрочного? Для некоторых — неимоверно велика, для других вообще ничего не значит, но какое мнение из этих двух ошибочно? Это бывает так глупо — цепляться за порог, уже находясь в бездне, и уповать на то, что больше не вернуть. Но никто никогда не сможет прекратить это делать, как бы не пытался. Или всё-таки это возможно? «Надежда всегда умирает последней», — говорили они. А что будет, если в корне её уничтожить?
С резким звуком воздух на пару долей секунды разделился пополам, а потом вновь стал прежним. Стрела выпущена. Всё окончено. Охотник бесшумно вышел из своего скрытого листьями убежища и подошел к зверю. Оказалось, что даже находясь при смерти животное продолжало уповать, содрогаясь в предсмертных конвульсиях. Стрелок грустно усмехнулся, за шею поднял тушу убиенного и сжал ее своими пальцами, считая это лучшим милосердием. Послышался хруст костей. Теперь точно конец. Удивительно, как смерть кого-то иногда может дать шанс на выживание другому. Побеждают сильнейшие. Вопрос лишь в том, где награда за победу и нужна ли она.
Где-то вдалеке послышался вой охотничьих собак, чьи злобные морды не могли оставить безразлично-непринужденным абсолютно никого, и охотник понял, что ему пора уносить ноги, пока его не поймали на браконьерстве. Все знали, что будет, если тебя поймают в Королевском Лесу и на рожон уже давно мало кто лез. Все запомнили случай с одним «счастливчиком», что в итоге оказался висящим на тугой плетеной веревке, его повесили публично, в самом центре столицы. Мало радостного, что сказать. Но особо выбирать не приходится — тебя или повесят, или ты умрешь от бедности, голода или болезней. Люди крутятся, как могут, потому что их цель абсолютно идентична цели существа, что надеялось несколько секунд назад — выжить. Сейчас трудно приходится и ни у кого нет гарантий, что не так было в прошлом и не так будет в будущем. На государственных землях охотиться запрещено, но какое дело до закона? Законы пишут те, кто живет и так вполне себе неплохо, а что толку для остальных?
Стрелок затолкал свою добычу в интересной формы кожаный мешок, что и без того был наполнен почти доверху. Легко перемахнув через поваленный дуб, который раньше, наверное, и пять среднестатистических мужчин не обхватили бы, и, не издавая ни звука, в ускоренном темпе охотник побежал в сторону окраины леса, надеясь на главной дороге встретить какого возницу. Удобный способ передвижения — заплатил пару медяков добропочтенному, и едь с чистой душой, не опасаясь настырных расспросов или чрезмерного любопытства. Сейчас люди любым деньгам рады, вне зависимости от того, кто их им заплатил. Таковы уж реалии этого мира.
Белый свет быстро вертелся перед глазами, сменяя картинки одну за другой. Одни деревья оставались позади, другие виднелись вдалеке. Заметно изменились и листья, теперь их цвет сменился на фиолетово-красный, а форма стала куда причудливей. Это могло означать только одно — кромка леса уже близко, осталось сделать несколько рывков и дело сделано. Дальше, на главной дороге, можно было не опасаться погони. Да и, в общем-то, сейчас лай собак тоже заметно отдалился. Охотник остановился и оперся на дерево, тяжело дыша. Легкие то поднимались, то опускались в быстром темпе, а в горле что-то жгло. Стрелок пару раз кашлянул и достал из набедренного кожаного пояса с прицепом для всякой мелочи крепкую флягу с вином. Плохо дело, теряет былую форму. Человек снял маску, дабы облегчить себе утоление жажды. Сделав пару глотков и окончательно восстановив дыхание, он направился в ту же сторону, только теперь намного спокойнее. Тем не менее, его шаг до сих пор был довольно быстр — нельзя расслабляться.
***
Через некоторое время охотник добрался до главной дороги, окончательно вымотавшись. Тяжелая сумка за плечами мешала передвижению на легке и значительно замедляла процесс. Спина стрелка сильно болела от ноши и, выбравшись из лесу, он скинул сумку на траву, а сам сел рядом, надеясь на удачу. В крайнем случае, немного восстановив силы, он бы продолжил идти в сторону селения на своих двух, но точно не сейчас.
Немного усохшая трава была довольно-таки удобным местом для такого сладкого отдыха, а трели перелетных птиц перед тем, как они собирались в путь умиротворяли простую человеческую душу. Время от времени через дорогу перебегали рыжевато-коричневые белки, все время неся что-то в лапах. Охотник не был уверен, что в этом году пропитания лесным зверькам хватит, учитывая сухое лето и неурожай, но помочь ничем не мог. Всем сейчас приходится нелегко.
Человеческое обоняние учуяло пряный запах чего-то съестного и стрелок окончательно растворился в своих мечтаниях по поводу вкусного и сытного обеда. Но, увы, свой голод он смог бы утолить ой как не скоро, учитывая обстоятельства. Охотник откинулся назад и умостился прямо на сумку с добычей, используя ее в качестве подушки. Ветерок нежно колыхал в своих объятиях уже полусухую траву и щекотал оголенные участки тела. Человек поддел пальцем тканевую маску, и высунул наружу свое лицо, блаженно прикрыв глаза.
Он не знал, как долго пролежал в этом положении, но открыл глаза только тогда, когда послышался стук и скрип колес об дорожные камешки и песок. Тут же подорвавшись, стрелок закинул сумку на плечо и вытянул руку, таким образом давая понять, что нуждается в транспорте. Возница придержал коней, выкрикнув благородным животным немного оскорбительное для их сущности «тпру-у» и остановился прямо возле охотника.
― Добрейшего времени суток! Что такая красивая молодая леди делает одна в Королевском Лесу? Неужто со свидания спешит? ― старец добродушно улыбнулся, но поняв, что ответа ему не дождаться, оставил охотницу в покое. ― Ну что же, деточка, подвезу, так уж и быть.
Девушка запрыгнула на повозку и кони тут же тронулись. Дело осталось за малым. Охотница почувствовала облегчение от того, что ей не придется шлепать до города пешком. Правда и поездка таким способом доставляла не много удовольствия — ездя на повозке такого типа каждый раз оцениваешь все неровности местных дорог и ощущаешь каждую выбоину на своей пятой точке. Тем не менее, так значительно быстрее. В общем, из двух зол выбирают меньшее, так что жалобы смысла не имеют.
Судя по небесной панораме, в данный момент было около часа-двух пополудни, что не могло не радовать — девушка успевала. Ради небольшого заработка она хотя бы два раза в неделю выезжала на охоту в лес, а потом продавала свою добычу торгашам на рынке. Раньше же её промысел состоял в куда более опасном и неблагородном дельце, о котором сейчас охотница всячески пыталась забыть. И только некоторые знакомые знали о ее прошлом.
Кессиди, а именно так звали загадочную девушку, повернулась к своему спасителю. Возможно, звучит слишком громко и преувеличено, но в какой-то мере так оно и было — именно этот человек со своей повозкой уберег уставшую, обессиленную горе-охотницу от лишних десяти километров пути. На вид ему было лет шестьдесят-семьдесят, но по заостренным ушам сразу стало понятно, что на самом деле многим, многим больше. Добродушный старик оказался эльфом, отчего все прошлые предубеждения касательно этих мифических существ выветрились из головы Кес. По ее авторитетному мнению все эльфы — те еще нарциссы, самовлюбленные и мнительные гордецы и гордячки. Хотя кто из разберёт, вдруг это располагающее к себе поведение — просто дань прожитых веков? Как бы там ни было, старик нравился ей. А особенно залегшие под глазами маленькие морщинки. Говорят, люди с такими «отметинами» пройденного пути часто улыбались во время того, как по нему шли. Это звучит так воодушевляюще. В смысле, наверняка раньше всё было по-другому. Было лучше, чем сейчас. И люди, подобные этому добросердечному человеку, могли действительно по-настоящему радоваться жизни. От этой мысли охотницу посетило небывалое воодушевление. Если раньше люди были счастливы, то значит, что и в будущем этот мир снова сможет радоваться.
Тем временем добропочтенный заметил, что за ним наблюдают. Возница заинтересованно повернул голову в сторону Кессиди, ожидая, видимо, от нее каких-то действий или слов. В ответ же он только получил невозмутимо-дерзкое выражение лица, что вскоре отвернулось и начало смотреть вдаль дороги. Старик усмехнулся, а девушка мысленно упрекала себя за подобное поведение со старшими, но сделать ничего с собой не могла. Извиниться ей гордость не позволяла, а разум нашептал мысль о том, что всякие извинения в подобного рода ситуациях выглядят по крайней мере странно. Впрочем, уже через несколько минут ей было наплевать, ее привлек пейзаж и она ушла в воспоминания.
Кессиди поначалу не заметила, что стало несколько холоднее. Через некоторое время она странно передернулась, а на шее выступили мурашки — так часто бывало с ней в неожиданно прохладной среде. Дорога тоже изменилась — теперь выступы и камешки попадались на пути колес повозки гораздо реже, что не могло не порадовать. В небе звучали птичьи трели, что немного напоминали охотнице человеческие голоса. О чем переговариваются создания, наделенные даром летать? На их месте сама девушка бы, наверное, не тратила время на пустые разговоры и наслаждалась возможностью скрыться ото всех. Впрочем, несмотря на то, что крыльев у нее не было, она так и делала. Быть отшельницей и жить охотой — вот это благодать. И нервы в порядке.
Теперь уже сама Кес поймала на себе подозрительный взгляд эльфа. Его прищуренные в насмешке глаза почему-то ее нервировали, потому она с вызовом взглянула на возницу, выгнув левую бровь. Тот только хмыкнул, а стрелочница задрала нос еще выше. Показное высокомерие — не проявление глупости, а настоящий маневр, чтобы оттолкнуться от окружающего мира, отдалиться от толпы. Но, видимо, старик был абсолютно полярного мнения. Подумав об этом, девушка сама хмыкнула и вновь отвернулась, начав думать, что с ней бы стало, если бы она не «скрывалась». Иногда быть самим собой опасно. Не важно, что о ней подумают, ведь это будет ложь.
На пути все чаще начали появляться маленькие домишки и подготовленные к зиме поля, что было очень благоприятным знаком — город близко. Однако людей за всю поездку Кессиди не видела вовсе. Пригороды обычно малонаселенные, потому что они не перспективны. Поля принадлежат государству, а за каждый метр квадратный пригодной для выращивания чего-либо земли по закону требуется вносить налог. Практическое отсутствие какой-либо инфраструктуры и рабочих мест. Тотальная бедность. Крепостные. К слову о последних, крепостное право только недавно вернули. Каково людям, что родились свободными и вольными, а потом их заковали в цепи? О чем вообще думает Король? Поговаривали, что и Короля никакого не существует. Мутная история.
От раздумий девушку отвлекло не весьма приятное обстоятельство. Неожиданно на пути повозки возникла неровность, которую вознице не удалось удачно объехать. Кессиди высоко подпрыгнула и чуть не вывалилась прямо под ноги лошадям, но эльф мгновенно схватил ее за локоть. Охотница сухо поблагодарила возницу и решила на сей раз отбросить какие-либо мысли, подумав, что лучше она будет следить за дорогой — хоть как-то успеет вцепиться в деревянное «сидение».
***
Впрочем, такая мера предосторожности была лишней. Приблизительно через полчаса они проехали ненавязчивую табличку, на которой чем-то острым когда-то было выцарапано название города, без происшествий. Гельден. Один из самых больших городов Королевства, своеобразный мегаполис, окруженный лесами и долинами. Сразу же при въезде в город можно было ощутить особенную атмосферу, царящую там. Люди сновали туда-сюда, чаще всего с корзинами в руках или на голове. На крышах домишек из красного кирпича были флюгеры самых разнообразных форм и размеров. К примеру, Кессиди всегда забавляла жаба в короне на одном из хозяйств на самом краю. Подсмеиваясь над собой, она часто сравнивала себя в нею, считая это лучшей из возможных визуализаций своей сущности. Сейчас повозка проехала как раз возле этого дома и охотнице показалось, что старик тоже сходство заметил. Дети в переулках играли в игру, название которой Кес не помнила. Но больше всего ощущалось празднично-восторженное настроение горожан. Сегодня в корзинах были товары для ярмарки: сладости, украшения, крам, ткани, в особых случаях даже оружие. Торгаши со всего Западного Района съезжались на праздник Осени в Гельден, ежегодно. На площади расставили свои палатки шуты и бродячие артисты, готовлясь удивлять, устрашать и смешить до колик в животе. К «волшебникам» и прочим аферистам девушка относилась скептически, но не ей было осуждать этих людей. «Каждый вертится как может», ― в который раз за день напомнила себе охотница.
Улицы стали шире, а вдалеке виднелись артисты на ходулях и эльфы, что группками пристроились на ветвях вырощенных ими же крепких деревьев. Подождав, пока возможность сотворения пробки исчезнет, Кессиди тронула своими длинными холодными пальцами старика за рукав:
― Будьте добры, приостановите здесь, ― довольно вежливо, но без энтузиазма произнесла она, после чего эльф сразу же выполнил просьбу.
Охотница слезла с повозки и протянула руку к своей сумке. Как только одна из ее ручек оказалась у девушки в руке, возница тронулся, растворившись среди других повозок и людей. Стрелочница не успела даже заплатить ему за услугу.
Охотница задумчиво провожала взглядом повозку эльфа, пока та не скрылась за поворотом. Догонять возницу девушка не стала, рассудив, что это его личные проблемы. В общем, совесть девушки осталась чиста, а карман — хоть чем-то наполненным. Безусловно, поступок старика был странным, но Кессиди решила не уделять этому происшествию слишком много ненужного внимания. Вскоре ее взор обратился к происходящему вокруг.
Практически каждый гость праздника был облачен в специальный наряд, главным элементом которого обязательно была маска в виде какого-нибудь зверя, чаще всего лесного или волшебного. В народе ходило поверье о тотемных животных, которые по преданиям были у каждого человека или другого разумного существа. Тотемы по мнению многих оберегали своих хозяев, а сами избирались обычно по характеру или внешним признакам носителя такого оберега. Бывали также прецеденты так называемых семейных, или родовых, тотемов. Эти животные были хранителями целых семейств и знатных древних родов. Как раз по этому фактору гости праздника выбирали себе маски, но все равно находились недовольные своими оберегами, что так и норовили выбрать себе облик получше.
Стрелочнице нужно было спрятать свое оружие — многие прохожие испуганно или удивленно оборачивались при виде лука и колчана со стрелами, а местные воришки и ловкачи разбегались во все стороны, думая, что это стража Короля, или, как их называли в народе, ― месники. Лишнее внимание к своей персоне Кессиди на дух не переносила, для нее само нахождение в такой толпе чем-то напоминало картину со загнанным в клетку львом, что пытается вдавиться в угол, обессиленный и сломленный. И в этой истории львом была она, как бы неприятно ни было это признавать. Девушка подошла к лавчонке с масками и осмотрела предлагаемый товар. Ежегодно подобные изделия были бесплатными и доступными абсолютно каждому желающему — местные мастера особенно расщедрились специально ко Дню Осени. Правительство подобные «излишества» не одобряло, но помешать вольным торговцам-ремесленникам, не жаждущим прибыли, не могли. Взгляд зацепила маска ручной работы в виде белой лисицы, поблескивающая в лучах солнца. У изделия была интересная на вид фактура, кроме того довольно-таки приятная на ощупь, так что рука охотницы потянулась за ней. Окончательно скрыв лицо от лишних взоров под двумя «слоями» масок, Кессиди двинулась от главной улицы в сторону маленьких улочек и переулков, что вскоре должны были вывести ее к городскому заповеднику.
В этом местечке дичи никогда не водилось, потому не было даже соответствующего закона о том, что охота в этих краях запрещена. Чаще всего люди, чей достаток был выше среднего, эксплуатировали заповедник в целях выращивания и последующей продажи свежей рыбы — глубокие водоемы этого заповедника были идеальным местом для размножения мальков. Такие занятия были не из дешевых, но и прибыли приносили немало, так что фермеры-рыболовы могли бы даже сколотить на своем деле состояние. Кроме пригодных для разведения рыбы условий, край славился своей богатой и разнообразной растительностью, чей возраст по прикидкам исследователей давно перевалил за несколько сотен лет. Поговаривают, будто некогда здесь пролегало древнее поселение лесных эльфов, что холили и лелеяли этот тогда еще лес с помощью своих магических способностей. Сейчас мало кто из представителей лесного народца способен использовать эти заклинания и исполнять требуемые песнопения, так как на магию в Королевстве давно был наложен запрет. К сожалению, единственными отличительными чертами эльфов остались остроконечные уши, что так нравились легкомысленным дурнушкам, и долголетие.
Охотница, добравшись до места, ушла вглубь заповедника, попав в Дубовый его Район. Из растительного мира тут преобладали могучие дубы, чьи ветви давно не пускали свои почки весной, а изнутри давно высохли. В одном из таких деревьев девушка и скрывала свой тайник, что служил ей мини-складом оружия и прочей «утвари», предназначенной для охоты. Кессиди спустя несколько минут отыскала нужный дуб и сунула руку в его дупло. Оно было как всегда сухим, но необычайно теплым изнутри, будто бы по его жилах, древесной коре до сих пор струилась жизнь. Стрелочница положила колчан со стрелами в дупло, а лук старательно скрыла между крепкими извилистыми корнями, что глубоко зарылись в землю.
Девушка встала и довольно отряхнула руки — обошлось без происшествий. Поправив сумку на плече, она уверенно засеменила в направлении Большого Рынка, где собиралась удачно продать добычу. Как-никак, по праздникам торговцы весьма щедры, почему бы не попытать судьбу? Кроме того, самые важные новости переходили из уст в уста именно здесь, что было как нельзя кстати.
Приободрившись, стрелочница утратила бдительность и не заметила выглядывающую из-за соседнего дуба фигуру в черной маске. В тени ветвей сверкнули ярко-зеленые глаза, что внимательно проследили за удаляющейся охотницей.
***
Когда девушка ушла от Дубового Района заповедника достаточно далеко, ее зеленоглазый преследователь покинул свое укрытие и тут же устремился к выходу из рощи, срезав немалую часть пути, бежа не по кладчастой дороге, а по уже немного усохшей траве. Кое-где под ногами почти неслышно хрустели сухие опавшие ветки, но препятствий как таковых не было — в этом месте убирались очень часто. Вскоре мужчина добрался к самым ближним вратам, что выводили на так называемый ремесленнический квартал. В этом районе города обитали предпочтительно мелкие ремесленники и мастера, мануфактуры только начали своё существование и особой популярности не имели. Ремесленническая работа была пока что несколько качественнее.
Пробегать мимо магазинов с сукном и сапожных мастерских было легко — основная масса жителей города сейчас столпилась на главной улице с ярмаркой, так что ничто не препятствовало незаметному продвижению к городскому рынку.
Преследователь уже давно наблюдал за небезызвестной ранее в криминальном мире Королевства Эндертауер. Фамилию он узнал не так давно, ведь она некогда пользовалась псевдонимом Ворон, что усложняло поиски, потому что все считали (в том числе и он сам), что это мужчина. Причину выбора такого псевдонима Гранд понял только когда когда нашел Кессиди — ее иссиня-черные волосы переливались на свету точно как перья ворона. С тех пор он узнал о девушке практически все.
Пока что ему не было известно, знает ли сама Ворон о своём преследователе. Девушка никак не могла дать ответ Ричарду на этот вопрос. Она часто меняла место жительства, слонялась туда-сюда по стране, будто знала, что ее раскрыли. Но иногда она была слишком беспечной, как для человека, который в курсе, что его рассекретили.
На самом деле, Ричард не знал, почему он до сих пор гоняется за неуловимой Эндертауер. Да, ему требовалась некоторая услуга, о которой на улицах не кричат, но темноволосая бестия уже давно отошла от подобных дел. Это была одна из самых занимательных частей ее биографии.
Чего ради наемница прекратила свой промысел? Неужели проснулись моральные принципы? Незнание ответа на этот вопрос ставило все дело под сомнение, девушка могла и не согласиться… И почему он не нашел до сих пор человека, которого вычислить и убедить было бы проще? Отчего-то Гранду казалось, что лучше нее ему не найти.
Мужчина почувствовал, что задел на бегу кого-то плечом, предположительно, женщину. Даже не подняв на нее взгляд, он принялся собирать ее пожитки и горячо извиняться, а после, не дожидаясь прощения, устремился дальше, стараясь думать больше об окружающем мире, а не о предмете слежки последних месяцев.
За пазухой мужчина прятал письмо с местом и временем встречи для девушки. Он решил раскрыть все карты сегодня, ему казалось, что больше возможностей не представится — времени было не так уж и много. Его дело жизни было стихийным и больше откладывать было некуда. Нескольких месяцев дистанционного «общения» с Кессиди должно хватить для того, чтобы умело склонить Ворона на свою сторону. Он возлагал на это надежду.
***
К рынку Кессиди могла бы добраться быстрее благодаря смене пути. Охотница не решилась вернуться на главную улицу Гельдена, поэтому выбрала безлюдный квартальчик, через который добраться на рынок было скорее всего.
Воздух здесь был куда свободнее, погода прохладнее, а ноги не цеплялись за длинные юбки горожанок. Однако, Эндертауер всё чаще ловила на себе укоризненные взгляды женщин, что выглядывали из окон и по обычаю субботним днём развешивали чистое белье на веревках. Брючное одеяние Кессиди считалось дурным тоном для женщины, абсолютной безвкусицей и ужаснейшим нарушением этикета. Но на мнение общественности охотнице всегда было глубоко наплевать, девушка даже придерживалась мнения, что ей просто завидуют из-за стройных ног и в принципе подтянутого тела. Порой ею даже овладевало отвращение к женщинам, что никогда дальше рынка и центральной площади никогда не выходили. Ей было непонятно, как можно не любить лес, бояться звона клинка и опасаться за степень опрятности своих юбок.
Единственное, о чем иногда жалела Кес — количество крови на ее руках. Она стыдилась того, чем занималась когда-то. Ее клинок разил всех, без разбору, ведь заказчики редко делились тем, что им сделал человек, которого они заказали. Когда ты наемник, все, что у тебя есть, это твое орудие убийства и заказ. Больше ничего не имеет значения. Эндертауер часто истерзала себя мыслями о том, что она не имела права судить так жестоко этих людей.
Небо заслонили плотной дымкой металлического оттенка тучи. Погода будто отражала смену настроения самой девушки, чье лицо теперь было нахмуренным. Дамочки вокруг засуетились, кто-то тут же начал снимать недавно развешанное белье, угрюмо причитая, в то время как Кес безучастно пинала носком ботинка камешек, который, наверное, был осколком брусчатки. Та часто трескалась от древности и лошадиных подков.
Добросовестные хозяйки очень вовремя сняли остатки белья, ведь совсем скоро тяжелые капли с мощным звуком начали опускаться на землю. Но все же некоторые веревки до сих пор прогибались под весом одежды, которая станет сухой теперь не так скоро. Охотница ускорила шаг и сильнее натянула капюшон своего плаща на лоб. Она любила дождь, но в скором времени намеревалась покинуть Гельден, поэтому простуда была ей ни к чему. Кроме того, нужно было успеть добраться до рынка раньше, чем мясные лавки начнут закрываться из-за отсутствия потенциальных покупателей.
Уверенно шагая по лужам и чвакая крепкой подошвой ботинок по брусчатке, Кессиди вскоре добралась к пункту назначения. Многие лавки уже успели закрыться и их хозяева как раз запахивались получше в различные плащи, дабы по дороге до дома не промокнуть. Овощной отдел уже полностью опустел, а вот в мясном ряду была открытой лишь одна точка, так что охотница сразу посеменила к ней, зная, что ее ожидает тёплый приём.
Хозяйкой этого ларька была тучная женщина уже довольно преклонного возраста, но сама она уверяла, что ей меньше сорока лет. Милая старушка Мирабель всегда встречала любимого поставщика свежей дичи с улыбкой, а ее морщины возле рта и носа указывали на то, что женщина любила дарить людям свою улыбку. Если бы Кес встретила её просто на улице, она бы подумала, что Мирабель работает в кондитерской или и вовсе сидит дома и воспитывает внучат, никак иначе. Тем не менее, ее работа была связана с переламыванием костей, кровью и мясом убитых (хоть и не ею) животных.
Старушка не скупилась на деньги за дичь, да и ларёк арендовала куда приличнее большинства. По сути, он состоял из нескольких «помещений»: место для продажи, место для разделки и место для приема гостей и разговоров о том, о сем.
Завидев темноволосую и всплеснув руками, Мирабель по-доброму улыбнулась ей.
— Кессиди! Ну наконец-то, я уж думала, ты не придешь. Давно не слышала от тебя вестей.
Эндертауер улыбнулась женщине в ответ. Порой она воспринимала ее как родного человека, свою милую бабушку, которая всегда рада ее видеть. Настоящей у нее никогда не было, но если бы была, она определенно должна была бы быть хоть чуточку похожей на эту хозяйку мясной лавки.
Они быстро разобрались с товаром, Мирабель по привычке щедро отплатила за услугу, и вот уже они вместе сидели с кружками пахучего дымящегося чая с чем-то на подобии бергамота в руках. Старушка рассказывала о последних новостях в городе, а Кессиди внимательно слушала, время от времени хмурясь и кивая головой.
— Три дня назад месник выпорол на главной площади несчастного сиротку Альбрехта, мальчишку-то, да с особым пристрастием, просто потому, что тот случайно измарал его ботинок во время игры, когда бежал! Уму непостижимо, что они себе позволяют?!
Охотница в который раз за вечер нахмурилась, потом возмущенно вскинула брови и сжала в руках обжигающую чашку.
— Когда же на них найдется управа?.. — согласилась с Мирабель она.
— И не говори… — хозяйка покачала головой, грустно опустив голову вниз, но вскоре встрепенулась, будто вспомнив что-то. — Ты стала заходить все реже, намереваешься вскоре покинуть город?
— Да, Вы верно рассудили. Похоже, что кто-то вышел на мой след, следует быть осторожнее. Меня не покидает чувство того, что за мной следят, а я его не жалую. Нужно залечь на дно на какое-то время.
Мирабель понимающе кивнула.
— Сегодня захаживал ко мне один симпатяжка… — после этих слов старушки Кес прищурила взгляд, показывая, что она не весьма довольна этим. — Запыхался весь, но красоты ему это нисколько не убавило! — Мирабель смущенно рассмеялась, словно четырнадцатилетняя девчушка, что обсуждает симпатичного парнишку с подружками. — И очи такие ярко-зеленые, ух! На кота походит, цепкий такой взгляд, и в то же время такой обольстительный… Так вот, о чем это я… Он оставил для тебя весточку! — на этой детали женщина хитро усмехнулась. — Пора бы тебе остепениться, милая, красавица такая, поклонники всё бегают, а ты девуешь!
Несмотря на свою обеспокоенность, Кессиди улыбнулась старушке, не желая никоим образом ее обидеть. Вскоре Мирабель своими большими морщинистыми руками протянула бумагу на подобии свитка, Кес тут же приняла ее и спрятала во внутреннем кармане плаща.
После этого она поспешно допила чай и распрощалась с хозяйкой, которая поняла все без лишних слов. Длительный визит мог быть опасен в первую очередь для самой женщины.
Трусцой Эндертауер прибежала к овощному отделу и только тогда раскрыла свиток. Это было плачевно для пергамента из-за крупных капель дождя. Чернила очень быстро размылись, но общий смысл записки был понятен.
«Отель „У Джулекки“
Сегодня вечером, в восемь.
Буду ждать тебя, Ворон».
Часы на главной башне городского укрепления мрачным звоном начали вещать время. Кессиди навострила уши и начала считать удары. «Раз, два, три… семь». На дорогу ей оставался лишь один час, но это было неподалеку, так что она могла бы успеть, если бы захотела. Поразмыслив пару секунд, она скомкала в руке записку и ринулась в сторону главной площади, где и находился этот постоялый двор.